Пятьдесят оттенков Златогрива

– Три, два, один… снимаем! – дала отмашку лисица-суфлер, и Леодор белоснежно улыбнулся в камеру, стоя на фоне тающих от жары стеклянных футуристических небоскребов Сахара-Сити. – Итак, что мы знаем о воде? – патетически изрек он. – Вода это жизнь. Все мы вышли из воды, и без нее не сможем протянуть и дня. Отсутствие воды – это большая проблема. Глобальное ожирение… – Стоп! – Твою мать, – зарычал лев, бухнув себя лапой по морде. – Глобальное ожирение… Что я несу. – Потепление, господин, мэр, потепление, – устало вздохнула лисица. – Да, знаю я, черт побери. Перерыв! – скомандовал Леодор. Едва добравшись до удобного выездного фургончика, он тяжело рухнул в кресло и высунул язык, остужая его под вялым напором настольного вентилятора. Новостей от Патрика не было, из-за волнения и жары в голове Леодора царил полный бардак. – Глобальное потепление – угроза, к которой мы сейчас не готовы. Проблемы орошения – ключевая задача, которая должна стоять на повестке дня, – раздраженно зачитал он шпаргалку. – Оросил бы я кого-нибудь… Он ощутил жар не только в гриве, но и внизу живота, при мыслях о Китнисс. Вот посмеется дочка, когда он скажет, что назвал главное проблемой Сахара-Сити «глобальное ожирение». Как она выразится? «Ты родил мем»? Дурацкий сленг, почему не говорить «ну и прикол ты отчебучил» как во времена его юности. – Господин мэр! – услышал он блеющий голосок. – Заходи, Барашкис. Овечка просочилась в трейлер, цокая копытцами, услужливо улыбнулась и бухнула на стол две увесистые папочки. – Я принесла аналитику за последний период, – довольно заявила она. – Опять цифры, – рыкнул Леодор, копаясь в маленьком холодильнике. Кроме чизкейков, профитролей и пирога с синими ягодами он ничего съедобного не нашел. Опять эти дурацкие пироги, как же хочется большой сочный стейк средней прожарки. Смартфон завибрировал, и лев поспешно пригляделся к экрану. «Новости посмотри» – гласило сообщение от Патрика. – Я хотела обсудить одну идею, – пролепетала овечка. – Минуту! – отмахнулся Леодор, повернувшись к ней спиной, и принялся быстро листать новостные сайты. Долго искать не пришлось, все статьи начинались примерно с одним заголовком: «генеральный прокурор Зверополиса съеден матерым уголовником!» Лев ощутил, как пересохло в горле, а лапы будто приросли к полу трейлера. Со всех фотографий на него глядели две морды: одна мышонка, другая его убийцы – опасного с виду леопарда со шрамом на глазу. «– Мы спросили мистера Генджи, что подвигло его совершить этот страшный проступок. Рецидивист ответил, что был пьян (что является нарушением УДО), и хотел лишь припугнуть важную шишку. – Не, ну а чо он думает, им там все можно, – ответил нашему репортеру этот заклятый враг свободы и закона. – Ну, поймали меня и поймали. Чо делать, котик к успеху шел, не вышло, не фартануло». Леодор почувствовал, как внутри взрываются фейерверки, и еще несколько мгновений не мог поверить собственному счастью. Он постарался незаметно для Барашкис глотнуть холодного виски из маленькой фляги. – Разумно ли пить в такую жару, господин мэр? – ласково пожурила секретарь. – Я знаю, что мне разумно, а что нет, – рассеянно отозвался Златогрив, и аж скрипнул зубами, подумав, как же глупо звучит. – Не сомневаюсь, – мягко поддержала овечка, и, к его удивлению, уселась прямо на стол, свесив копытца. – Простите мне такую фамильярность, господин мэр, но сидячих мест я здесь не наблюдаю, а ножки уж очень устали. – Ничего… – пробормотал Леодор, неожиданно для самого себя ощутив к ней нечто вроде сострадания. Забавно, я постоянно забываю, что она самочка, – осенило его, а взор невольно скользнул от большого белого пупона на ее голове к складкам длинной красной юбки и черным копытцам. – Не хотите выпить, мисс Барашкис? – услужливо осведомился он. – Ой, что вы, мистер Златогрив, я не большая любительница спиртного, – рассмеялась барашка, протирая большие толстые очки салфеткой. – Я хотела кое-что обсудить с вами. – Дай угадаю, это как-то связано с политикой и голосами избирателей? – усмехнулся Леодор, машинально погладив белый пупон на ее голове. – Куда ж без этого, господин мэр, – улыбнулась Барашкис, от удивления воздев глаза к его лапе. – Вы ведь помните, что почти восемьдесят процентов населения Зверополиса – травоядные? – Как же об этом забыть, мисс Барашкис, – Леодор прищурился, его сознание куда-то уплывало из-за жары вокруг и виски внутри. – Когда вы назначили меня секретарем, ваш рейтинг вырос на двадцать три процента. – Славно, славно, – ничуть не понимая, о чем она, шептал Златогрив, облизывая сухие губы. Как же душно. Мысли плавятся. Гриву едва овевает вентилятор, за окошком трейлера желтеют пески Сахара-Сити. – Сейчас наш штаб из шкурки выпрыгивает, чтобы урвать еще пару-тройку процентов, но я подумала, господин мэр, а не стоит ли пойти навстречу избирателям… – Навстречу, да… навстречу, хорошо, – пытался поймать нить разговора лев, все больше нависая над маленькой секретаршей. – Если столько горожан обрадовались, когда вы взяли меня секретарем, можно только предположить, сколько голосов мы получим, если я… скажем гипотетически… получу пост вице-мэра… – Барашкис, – хрипло и утробно протянул Леодор. – Да? – склонила мордочку овечка. – Хватит слов, – тихо прорычал он, легко опрокидывая ее спиной на стол, и махом лапы задрал ее юбку до груди. – Господин-мэр… – глаза овечки под смешными очками стали еще больше, копытца обхватили его лапу, но не тут-то было. – Вот же заладила, господин да господин… – рассмеялся Златогрив, и рывком сорвал с нее милые белые трусики. – Ох, Барашкис. – Ммм, – проскулила овечка, совсем оторопев. – Да ты хороша, – лев утробно рыкнул, закидывая ее копытца на грудь, и пригляделся к манящей розовой щели внизу ее брюшка. Его большой палец скользнул по ее лепесткам, тронул подушечкой бусину клитора в их глубине, углубился в томный коридор узкой но очень мягкой и скользкой плоти. – Черт. Я смотрю, ты уже озадачилась вопросом собственного орошения, – хрипло хохотнул он, одной лапой снимая с себя штаны, а другой массируя ее нутро. Его стержень наконец выпрыгнул на свободу и устремился к цели. Она оказалась такой же тесной как Китнисс, но гораздо более податливой. Будто в масло вошел, как бы банально не звучало. Леодор довольно оскалился, разводя ее мягкие бедра по сторонам, и ускорился, насаживая ее на всю длину. Глаза Барашкис закатились, копытца от испуга уцепились за стол, а золотой бубенчик звенел в такт львиным вторжениям – сильным, глубоким, голодным. Ощущать трение ее меха на пояснице было невероятно приятно, а член утопал в тесном, но мягком коридоре ее лона, скользил легко и быстро. Она что-то тихонько блеяла, но лев не слушал – слишком увлеченный и распаленный, он плыл на волнах душной страсти, ощущая, как стягивается все внутри в предвкушении оргазма, слюни капали на овечью мордашку, тяжелые яйца шлепались о ее подхвостье. – Господин мэр? – раздалось снаружи. – НЕ СЕЙЧАС! – взревел Златогрив. Дзынь, дзынь, дзынь – звенел бубенчик на шее Барашкис. Очки ее запотели от горячего львиного дыхания, копытца хватались за могучие локти Леодора, красная юбка волнами покрывала ее грудь. – О дааа! – зарычал Златогрив, насаживая ее в последний раз, и повис сверху, сжав ее маленькие груди в лапищах. Овечка мило стиснула зубки, откинула голову, ощущая, как фонтанчики львиного семени наполняют нутро. Лишь когда последнее эхо страсти утихло, Леодор рассеянно покачал головой, поглядел на распластанную на столе барашку с задранной юбкой и стекающей на пол спермой, и комично округлил глаза, будто не до конца веря, что это его лап и члена дело. – Ох, – только и фыркнул он, виновато вытирая ее мокрое липкое лоно платком, неуклюже расправил ее юбку. – Барашкис… Овечка ошалело посмотрела на него сквозь запотевшие очки, горло ее ходуном ходило. – Кажется, от этой жары я совсем потерял рассудок, – хрипло произнес лев, усевшись прямо на столе рядом с ней, глотнул виски, и закурил. Овечка прытко выхватила у него фляжку и крепко приложилась, затем откашлялась и прижала копытце ко рту. Видеть ее такой растрепанной было непривычно, и предательски забавно. Черт побери, – подумал Златогрив в ужасе. – Я только что выебал двадцать три процента своих избирателей. – Что ж, мисс Барашкис… кажется, наше продуктивное сотрудничество стало еще глубже, – ободряюще промолвил Леодор. – Вы… вы что-то хотели мне сказать? До того как… мы перешли к прикладной части. Барашкис рассеянно погладила щеки копытцами и глубоко выдохнула. – Да, господин мэр. Я говорила о травоядных-избирателях. Если вы, чисто формально, поставите меня вице-мэром, мы сможем… сможем… – язык ее заплетался от всего пережитого. – Короче, у нас куча голосов прибавится. – Хорошо, Барашкис, здорово, – ласково ответил Леодор, и осторожно погладил ее мокрый от своей слюны бубон. – Мне нравится эта идея. – Серьезно? – удивленно вскинула брови барашка. Она явно не была готова, что он так легко согласится. – Почему бы и нет, – пожал плечом Леодор, выпуская струю дыма из ноздрей. – Сделаем тебя вице-мэром. Будут отары Зверополиса звенеть бубенчиками от счастья. Да и что плохого может случиться? – прикинул он. – Должность сугубо формальная. Не метит же очаровательно-глупая барашка на его место. – Черт с ним, пора закончить это гребаное интервью. У меня вечером важная встреча. – Текст запомнили, господин мэр? – мигом ожила и вернулась в рабочее русло Барашкис. – Буду импровизировать, – отмахнулся лев, на ходу бросая окурок в мокром платочке в урну. – Леодор! – Чего? Барашкис выразительно показала копытцем куда-то вниз. – Да, точно, – улыбнулся Златогрив, застегивая ширинку. Когда Патрик припарковал «туарег» на стоянке загородной виллы Пенгаузов, начались сумерки. Леодор элегантно помог Китнисс выйти из авто, а сам наклонился к начальнику своей охраны. – Не знаю, как ты это все провернул… и, пожалуй, не хочу знать, – пробормотал он, благодарно сжав плечо волка. – Меньше знаешь – крепче спишь, босс, – ленно улыбнулся Патрик. – Как здесь красиво, – Китнисс на миг прижалась бедром к отцу, и тот довольно заурчал. Вилла Пекгаузов и правда вызывала зависть – белые колонны, мраморный фонтанчик, два просторных жилых коттеджа в атлантическом стиле. Балюстрады и беседки украсили красными бумажными фонарями с восточным узором. Но куда больше Леодору хотелось любоваться не архитектурными изысками банкира, а своей дочуркой, что ступала рядом с горящими от волнения глазками. По случаю такого приема она нарядилась в синее платьице на три четверти, в круглых ушках сверкали серьги, на лапках атласные ленты-браслеты. – Помнишь, что делать, маленькая соучастница? – осведомился лев, пощекотав горячим дыханием ее ушко. – Угу, – сверкнула белыми зубками львенка. – О, господин мэр! – Ричард Пекгауз восседал рядом с супругой на небольшом постаменте, чтобы лучше видеть гостей. – Здравствуй, Ричард! – важно приосанился Леодор, протягивая коготок, и кунь-банкир в качестве приветствия сжал его крохотной лапкой. – Решил показать дочери большой мир, ха? – осклабился юркий хищник. – Дорогой, что за манеры, – ласково пожурила его жена, гибко поддев боком. – Все хорошо, Матильда, – засмеялся Леодор, погладив плечо дочери. – Для Китнисс это первый прием такого уровня. – Тогда пусть он пройдет как можно ярче и вкуснее, – подмигнул кунь, и показал на длинные столы за спиной. – У нас сегодня супер-кухня, у шеф-повара две звезды Мишлен. – Звучит потрясающе, – довольно похлопала в ладошки Китнисс, и, едва заметно подмигнув отцу, отправилась на разведку. Гуляя по красивым цветущим садам, ей то и дело приходилось кивать и лучезарно улыбаться комплиментам от гостей – публика на вилле собралась сахарная, и все хотели так или иначе подсластить знакомство с дочерью мэра. А вот за спиной разговоры были куда как интереснее. – Не думаю, что Златогрива затащат на второй срок, – хмыкнул ослик возле стола с шампанским. – Только если он пообещает отсосать у каждого избирателя, – хохотнул козлик, поддевая канапе копытцем. – Долго же сосать придется! И то не наберет пятьдесят один процент! Львенка презрительно прищурилась и опустила ушки, минуя шутников. Слопав на ходу пару восхитительных пироженок, она подхватила с подноса у услужливого пингвина в фартуке бокал шампанского. – Блин, а оно реально вкусное, – удивленно фыркнула она, осушив половину. – Это «Кристалл де Гранье», оно стоит как неплохой ноутбук, – пингвин оторопел от такого внезапного озарения львенки и тут же сунул ей второй бокал. – Неплохо должно быть живется банкиру, – хмыкнула Китнисс, озираясь, и глазки ее прищурились, когда она обнаружила цель. Сын Пекгауза одиноко восседал на перилах балкона, с которого открывался вид на ночной Зверополис. Поднявшись наверх, Китнисс тихо подошла сзади и уложила лапки на перила. – Какая красота! – нежно и достаточно искренне выдохнула она, ощутив на мордочке свежий ночной ветерок. – Хе, что есть, то есть, – равнодушно брякнул молодой кунь, вскинув ушки. – Простите, если отвлекла вас от созерцания, – львенка воспитанно улыбнулась. – Да забей, я тут сижу каждый вечер. – Здорово должно быть видеть город с такого ракурса, – промурлыкала Китнисс, уложив мордочку на ладонь. – Дивный свет луны на небоскребах и большие звезды в вышине. – В твоем изложении звучит куда лучше, чем есть, – кунь оправил пиджачок на длинном буром тельце. – Но когда что-то волшебное становится обыденностью, оно быстро надоедает. – Это так грустно, – обратила к нему задумчивую мордашку львенка, мило прижав ушки. – Иногда хочется стереть себе память ради того, чтобы пережить что-то вновь. – Звучишь как философ, – ухмыльнулся бурый зверек, стрельнув на нее глазами-бусинками. – Но к чему роскошь, если нет свободы. Мы живем в золотых клетках, как красивые певчие птички. А когда живешь в клетке, какая разница из чего сделаны ее прутья? – Разве мы живем в клетках? – невинно улыбнулась Китнисс, пробуя поймать нить разговора. – Многие только мечтать могли бы о такой жизни как у нас. – Да ничего они не знают, – поморщился кунь. – Им кажется, что если ты богат, то у тебя есть все. – А разве не так? – львенка ощутила, что от его меланхоличных рассуждений начинает закипать, разве что шампанское приятно охлаждало мысли. – Деньги не избавляют от скуки. Они только делают все сложнее. Тебе так не кажется? – Ох, еще бы, – неприкрыто хохотнула Китнисс. – Роскошные тачки, еда из ресторанов, путешествия по всему миру, шмотки из «DG» и «Leo Prada», – принялась она загибать коготки. – Да, ты прав, наша жизнь – одни мучения. Пойду, похнычу в своей комнате для грязи. Несколько мгновений кунь ошарашено разглядывал ее потешную мордашку, потом нервно хохотнул. – Да тебе палец в рот не клади, – нахмурился он, не зная, обижаться или поддержать ее браваду. – Да, мне ничего лучше в рот не класть, ик, – пьяненько качнулась львенка, и отставила пустой бокал. – Ой, и такое шампанское слааавное. – Смотрю, ты уже хорошенько его продегустировала. – Чуть-чуть, – Китнисс мило оскалила клыки, и провела ладошкой за ухом. Носик куницы постоянно пребывал в движении, глазки быстро скользнули от ее ладных песчаных лап к синему платью. – Хочешь, я тебе свою коллекцию манги покажу? Любишь такое? – Канешна, – хихикнула львенка, наблюдая, как он ловко соскакивает с перил на балкон. – Главное, чтобы манго было спелым, иначе оно не вкусное. – Ты смешная, – хрюкнул кунь, открывая пультиком дверь. – Меня Кори зовут, если чо. – А я Китти. Проходя в его комнату, она ожидала, что кровать куницы будет по размеру с львиную подушку, но там оказалось довольно просторное лежбище. – Ворочаюсь во сне, – хмыкнул Кори, запрыгивая на компьютерный стол возле стеллажей, забитых комиксами и фигурками. – Дверь заперла? – Ага, – соврала Китнисс, усаживаясь на кровать, и плавно перекинула одну лапку на другую. Глаза куницы сверкнули при виде ее мелькнувших на миг розовых трусиков, но он сделал вид, что ничего не видел. – А поставишь музычку? – вспомнила Китнисс наставления отца. – Да, конечно, – кунь пробежался по стереосистеме, и в комнату наполнили ненавязчивые электро-мотивы. – Панду-Берсерка читала? – Неа, – несколько минут Китнисс послушала увлекательные рассказы про необъятную коллекцию манги, незаметно отослала отцу сообщение в вацап, после чего потянулась, разминая гибкую спинку. – Как же хорошо, – промурлыкала она, откинув голову на большую подушку. – Хм, гхм, – Кори неприкрыто полюбовался лежащей львенкой, облизал маленькие губы. – Хочешь массаж? – Давааай, – протянула Китнисс, улыбаясь. Он забрался позади нее и принялся маленькими лапками тормошить ее ушки, и это оказалось действительно приятно – так что урчание львенки было неподдельным. – У тебя так хорошо получается, – растаяла она, безвольно вытягивая лапки по сторонам. – Какой кайф! – Это я только начал, – немного сипло ответил кунь, и его массаж стал медленнее, но сильнее. – А хочешь, кое-что другое помассирую? – Хи-хи, и что же? – деланно озадачилась Китнисс. – О таком не принято говорить вслух, – кунь скользнул по ее шее за ворот платья, просочился между упругих грудок, щекотно прополз по брюшку, и нырнул под трусики. – Знаешь, почему я кунь? – Почему? – охнула львенка, когда его прохладный носик коснулся теплых нежных лепестков ее лона. – Потому что я мастер куни, – хохотнул Кори, проникая носиком в тесный плен ее плоти. – Кори… – испуганно протянула львенка, лишь шире расставляя лапки. – Что ты делаешь… – Ш-ш-ш, расслабься, тебе понравится, – кунь уперся мордочкой в ее трусики и спустил их ниже, давая себе простор. – Ммм, ну, здрасти, мисс Китнисс. – Ой! – застонала львенка, когда его крохотный язычок принялся облизывать ее бусинку, а когтистые лапки оттянули половые губки по сторонам. Это было щекотно, и приятно одновременно – его язычок был по размеру едва ли больше ее нежного клитора, но зато он точно попадал им в самое сердце ее удовольствий. Львенка почти сразу ощутила жар внизу живота, ее соски стали твердыми, спинка изогнулась дугой. Шерсть куни щекотала ее плоть, язычок деловито блуждал по бусинке, а его маленькая мордочка все глубже утопала в ее влажнеющем коридорчике. Китнисс непритворно вздыхала и порыкивала, ощущая, как он погружает в нее буквально всю свою голову, не прекращая копошиться в ее лоне как в норе. Его хитрый смех звучал глухо из-за стен ее плоти, от трения меха о клитор и лепестки хотелось рычать. – О да, о да, – пофыркивал он, уже погрузив голову в тесный лаз плоти, и лизал, и исследовал там, а низ его тела подтянулся, спина гибко сложилась, отчего маленький тонкий колышек его члена скользнул ей под хвост. Какой проныра, – сквозь фейерверки в голове подумала Китнисс, и лапкой откинула прочь свои трусики. Тугая плоть подхвостья охотно пропустила его маленький агрегат, и кунь от удовольствия затряс мордочкой внутри нее, лишь усиливая томительную щекотку. Он одновременно вторгался в щель ее подхвостья членом, и глубже погружался мордочкой в лоно, крепко держась коготками за края ее бутона. Влага львицы заливала его мордочку, нежная теплая плоть приятно давила на шею. Горячо выдыхая, Китнисс услышала его победный рык, кунь на миг со всей возможной силой прижался к ее подхвостью, стреляя в нем струйками семени, и вместе с ним томно зарычала львенка. Ее сознание смыло прочь волнами оглушительного оргазма, и одновременно с ним Кори вынырнул из ее лона, а затем бессильно вытянулся длинным телом на кровати рядом с ней. Сквозь пелену застилающую взор львенка увидела, что вся его мордочка блестит от ее влаги, а глаза томно прикрыты. Из коридора донеслось эхо тяжелых шагов, кунь вскинул ушки. – Кто-то идет! – округлил он глаза в смятении. – Разве? – деланно удивилась Китнисс, растягивая время. – Ой, блин! – Надо спрятаться, скорее бери… – закончить мысль Кори не успел. Дверь распахнулась, и на пороге возникли две очень разные фигуры их отцов. – Китти?! – артистично воскликнул Леодор. – Кори… – Ричард Пекгауз стыдливо прижал лапки к мордахе. – Папочка, это не то, что ты думаешь, – испуганно залепетала Китнисс, бросаясь к трусикам, лежащим почти у его лап. – И что я должен думать?! – в ужасе простонал Златогрив. – Лео, прости, это не она виновата, – старший кунь оскалился, разглядывая застывшего в ужасе сына. – Опять ты за старое, альфонс недобитый?! – Пап… – сжался под его пылающим взором Кори. – Да у тебя вся морда в её… в её… в ней… – сморщил маленький носик банкир. Китнисс быстро натянула трусики и бросилась в объятия отцу. – О чем ты только думала? – сокрушенно промурлыкал Леодор. – Папочка, мы ничего такого не хотели, просто общались, мы сидели вот тут, читали комиксы… – оправдывалась она, запинаясь, похныкивая, мило прижав ушки и хлюпая носиком, а Леодор поглаживал ее дрожащий загривок, внутренне восхищаясь, в кого у него такая талантливая актриса. – Комиксы читали, да? – едко осведомился Ричард, хватая сына за ушко, и потащил к двери, несмотря на его сопротивление. Было смешно смотреть, как две куницы в деловых костюмчиках борются на дорогом ковре, вереща и извиваясь гибкими тельцами. – Ричард, друг мой, ну будет тебе, – царственно разнял их Леодор, приподняв кончиками пальцев за загривки. – Мы сможем это уладить, главное, никто не пострадал. Китти, ты в порядке? – Да, пап, – утерла носик львенка. – Не ругайте Кори, пожалуйста, он ничего плохого не сделал. – Да ему всегда все с лап сходит, – рыкнул банкир, отряхивая пиджак. – Он ломает, я чиню. Чего застыл?! А ну марш мыться! Мисс Китнисс, дорогая моя… – Я тоже пойду, умоюсь, наверно, – промямлила львенка. – На первом этаже еще одна ванная, очень хорошая, – выдохнул старший кунь, провожая сына свирепым взглядом, после чего поднял глаза на Златогрива. – Лео, у меня слов нет, это ужас… – Ричард, Ричард, – покачал головой Леодор, доставая из потайного кармана плоскую флягу, наполнил крышечку виски и протянул кунице. – Мы деловые звери, не будем драматизировать. Пусть это маленькое недоразумение станет первым шагом к большой дружбе. – Лучше и не скажешь, – охотно чокнулся с ним крышкой Ричард, и залпом осушил ее. Весь обратный путь по холмам Китнисс любовалась огнями ночного Зверополиса в окне внедорожника. – Выглядит так, будто вы довольны, господин мэр, – улыбнулся в зеркальце заднего вида Патрик. – Встреча прошла хорошо? – Очень даже, – усмехнулся Златогрив, поглаживая кисть хвоста Китнисс в лапах. – Много звездочек слетелось на прием? – Вся королевская рать, – Леодор положил лапу на коленки дочери, наклонился, и прошептал, так чтобы услышала только она. – Но из всех звезд сегодня ты была самой яркой. Китнисс тихонько мурлыкнула, повернув к нему довольную мордашку. Серьги ее бледно сверкали в свете неоновых огней. – Как для тебя не светить, папочка, – невинно проворковала она, притянув его ладонь к носику, и медленно провела по ней языком, не сводя с отца хищно-блестящих глаз.