«Я знаю только одну причину разрушившихся отношений, она совсем не связана со штампом в паспорте. Недосказанность. Все начинается с нее. Слова, эмоции, подозрения, сомнения сдерживаются, остаются внутри, гниют. Так может продолжаться несколько лет, потом взрыв – и ничего, кроме пустоты...». — Эльчин Сафарли, «Мне тебя обещали».
До окончания нашего «Голоса» остались считанные минуты. Совсем скоро будет объявлен победитель, а «золотой состав» навсегда покинет эту площадку. Если честно, я даже и не думала, что будет настолько тяжело расставаться с проектом. Ещё каких-то полгода назад я вообще не планировала сюда возвращаться, наивно полагая, что мой путь здесь действительно завершен. А сейчас моя душа ноет от банального осознания того, что всё это происходит последний раз. Казалось бы, мы ведь не прощаемся друг с другом, но зато мы прощаемся с проектом. Это тоже больно, от этого тоже грустно. Оглядывая с робкой улыбкой на лице весь зал, я лишь отдаленно слышала «прощальную речь» Агутина, с тоской понимая, что вот-вот настанет и моя очередь. Как же так? Неужели и вправду расстаёмся? Неужели сейчас нужно не просто подвести итог очередного сезона, но и сказать свои последние слова в этом кресле? Но, как? С этим местом, со всеми этими людьми связано столько воспоминаний... — Наша очаровательная Пелагея, слушаем тебя, — обращаясь ко мне, Нагиев улыбнулся своей фирменной и уже привычной улыбкой и указал ладонью в мою сторону. Что ж, начинаем... — Александр Борисович и Леонид Николаевич уже, наверное, всё за меня сказали, но, позвольте, я добавлю ещё кое-что и от себя, — слегка прокашлявшись, я привстала со своего кресла, ощущая, как в помещении резко становится жарко, а в уголках моих глаз начинаются скапливаться слезы. — Дорогие мои коллеги, дорогие наши ребята, все те, кто сидят сейчас в этой студии и те, кто находятся за её пределами, я хочу сказать вам огромное спасибо. Спасибо за весь совместно пройденный нелегкий путь. То, что мы создаём, создавали здесь, действительно можно назвать каким-то, не знаю, чудом, что ли. За эти годы этот проект стал для меня большой частью моей семьи, моим домом. Я уже не буду оглашать все фамилии, мои коллеги сделали это за меня, но хочу, чтобы каждый из вас знал, что, как бы не сложилась наша дальнейшая судьба, мы никогда не перестанем быть одной семьёй. Хоть мы и сидим в этих горячо любимых креслах последний раз, в других креслах, например, у кого-нибудь из нас на кухне за чашечкой чая, я уверяю вас, мы вместе посидим ещё достаточно, — смахивая одинокую слезинку со своей щеки, я плавно повернулась в сторону Градского и Агутина. — Александр Борисович, Леонид Николаевич, вы сами знаете, я вас бесконечно и безмерно люблю и, самое главное, я считаю, уважаю. Вы оба были для меня примером все эти годы, и я хочу, чтобы примерами навсегда и оставались, — от моей уже затянувшейся, но трогательной речи зал бурно аплодировал, а я с трясущимися коленками повернулась к Билану, который все это время внимательно смотрел на меня. Я чувствовала. — Дима... — вдыхая побольше кислорода, я от волнения облизала сухие губы, чувствуя, как по щекам потекла уже новая порция слез. Ханова, ты стоишь здесь последний раз, соберись! — Наша история... история нашей с тобой дружбы... — черт, почему так тяжело говорить? — Всё началось благодаря этому проекту, благодаря всем этим замечательным людям. И я хочу, чтобы ты знал, что... — зажмурившись на пару мгновений, я уже не стала вытирать нескончаемые слезы, а просто смирилась и приняла тот факт, что сейчас вот такую Полю, заплаканную и зареванную, видят все телезрители. И пусть. — То, что мы вдвоём с тобой создали, для меня не ограничивается только рамками этого проекта. Мы никогда больше не увидимся в этой студии, но это не значит, что мы больше не встретимся вообще, — сквозь уже слипшиеся ресницы я видела, как Дима нервно потёр ладонью губы, а после и вовсе прикрыл рукой рот. Эти минуты, эти беспощадные секунды, что я говорила свою речь, стали, наверное, самыми откровенными и сложными за последнее время. — И я надеюсь, что за все эти несколько лет нам все же удалось с тобой... «прирасти плавниками», — и это лучшее, что можно было сказать, Ханова! Засмеявшись сквозь слезы от своих же слов, я уже хотела присесть обратно на своё место, дабы мои колени в один момент не отказали и я не упала на пол, окончательно опозорившись. Однако Дима, резко вставший со своего кресла, элементарно не дал мне этого сделать. Билан за секунду преодолел расстояние между нами и, как только оказался рядом, тут же прижал меня к себе. Не знаю, для чего и почему это было сделано: для жаждущих страстей телезрителей или же в порыве эмоций, но такой заряжающий прилив энергии я не ощущала давно. От одного только прикосновения по всему телу пробежался ток. Спустя столько времени полнейшего игнорирования друг друга эти объятия показались мне чем-то нереальным и невозможным. Мне казалось, что весь мир вокруг просто замер и мы стоим сейчас только вдвоём. Такое вообще возможно? Я чувствовала на своей шее учащенное дыхание Димы и окончательно понимала, что я не хочу его отпускать. — Прости меня, — сказав это максимально тихо и крепко вцепившись кулачками в чёрный мужской пиджак, я ещё сильнее прижилась к Билану, ощущая, как тот в свою очередь аккуратно вытер мои слёзы своей щекой. — Дима, прости меня, пожалуйста. Прости... — мне так хотелось прокричать эту фразу на весь зал, на весь телецентр, чтобы её услышали даже в самых укромных уголках здания, чтобы он знал, что я признаю, я осознаю свою вину. Со стороны наши объятия, возможно, выглядели как что-то привычное и вполне себе ожидаемое, но явно не для нас самих. — Дети мои, у нас время, — синхронно поворачивая головы к сцене, мы все же нехотя выпустили друг друга из тёплых объятий под громкие аплодисменты зала, осознавая, что не имеем права занимать лишние минуты. Дима ещё несколько секунд держал мою руку в своей, а после, неоднозначно улыбнувшись, всё же отпустил. Присаживаясь обратно в своё кресло, я никак не могла унять легкую дрожь в ногах и успокоить своё непослушное сердцебиение. Сейчас «прощаться с проектом» настала очередь Билана, и я искренне надеюсь, что он сделает всё правильно. Для нас обоих правильно. — Который год уже говорю эту речь, а сегодня даже как-то в несколько раз волнительней, — замечая, как певец задумчиво кидает взгляд на пол, я едва приподняла уголки своих губ: тоже нервничает. — В первую очередь, я хочу поблагодарить всех наших участников, которые не побоялись, пришли на этот проект и, я уверен, получили и необходимый опыт, и положительный заряд эмоций. Все создатели, все люди, которые когда-либо принимали участие в создании этого шоу, которые помогали нам, которые подготавливали нас к съёмкам, вы просто невероятные люди. Мы с каждым из вас общались, контактировали, да, и я, честное слово, получал от этого только сплошное удовольствие. Как сказали ранее мои сослуживцы, для нас это не просто проект – это наш второй дом. И я хочу, чтобы он всегда им был, — поворачиваясь в нашу сторону, Дима посмотрел сначала на меня, а потом и на Градского с Агутиным, сжимая при этом перед собой пальцы в замок. — Вас, любимые товарищи, я вообще не могу назвать просто «коллегами», у меня язык попросту не поворачивается. Какое-то неподходящее слово. То, через что мы с вами прошли, оставило у меня в душе отпечаток. Светлый отпечаток. Я благодарен вам за эту историю и за этот путь. Надеюсь, что, как подметила Поля, мы действительно не раз ещё соберёмся все вместе, — неожиданно сталкиваясь с Биланом взглядами, я задумалась о том, что сейчас, возможно, будет обращение и ко мне отдельно. Делая недолгую паузу, Дима, видимо, сомневался и несколько раз ещё передумывал, что конкретно нужно сказать в данный момент, отводя в конечном итоге свой взгляд в сторону. — На смену нам сюда обязательно придут другие, новые наставники. Это будет уже совершенно иная история, но, я уверен, она будет ничуть не хуже нашей. Мы создали вот такую коллаборацию, да, показали её телезрителям, в следующих сезонах она будет другая. Я безмерно благодарен этому проекту за то, что он мне за всё это время подарил и за то, что успел отнять. Я прошёл определенный путь взросления на глазах всей страны, я учился здесь совместно со всеми участниками. И после всего пережитого никак нельзя забыть или вычеркнуть всё то, с чем мы здесь столкнулись. Однако, как бы горько это не звучало, проект закончился, эта история, наша история, — мое сердце замерло, когда его карие глаза вновь вернулись ко мне, — тоже закончилась. И я предлагаю не жить прошлым, а идти дальше, получать что-новое, изучать то, что ещё не изучено. Как мне кажется, лучше вовремя расстаться со «старым» и получить взамен «новое», чем бесконечно жить этим самым «старым», дожидаясь, когда же оно сожрет тебя изнутри. Я с великим облегчением отпускаю этот проект, эту историю. Пусть всё останется лишь в наших сердцах, — невольно приоткрыв рот, я безотрывно смотрела на до сих пор стоявшего певца и просто не понимала... До меня будто категорически отказывался доходить смысл сказанных им слов. История закончилась... Дима, скажи, что мне послышалось, пожалуйста. Нет. Ничего же ещё не закончилось. Я же здесь! Мы с тобой всё ещё здесь![...]
Внимательно рассматривая заведение, в котором мы на данный момент находились, я про себя отметил, что это хоть и только-только открывшийся, но довольно неплохой караоке-бар. Весь интерьер выполнен в современном черно-белом стиле. Сразу видно, что к созданию подходили ответственно и со вкусом. Два просторных этажа, внушительных размеров танцпол, изящная лестница на больцах, удобные диванчики и стулья, которые идеально сочетались с тёмными стенами, увешанными минималистичными картинами. Кухня здесь также была на достойном уровне. Блюда приносили быстро, а готовили их вкусно. Да уж, Аксюта точно знал, какое место выбрать для «прощального» корпоратива. Юрий Викторович снял оба этажа, так что посторонних людей здесь сегодня не будет, и это не может не радовать. Хотя, в принципе, кто-то ещё здесь бы и так не поместился. Чёрт, даже как-то непривычно осознавать, что это наша последняя вечеринка в таком составе. Я стоял на втором этаже караоке-бара, облокотившись на перила, и смотрел на практически полностью заполненный танцпол, находящийся прямо подо мной. Большинство моих коллег отрывались под зажигательную музыку, как могли. Кто-то просто танцевал, кто-то даже выкрикивал отрывки из песни, а кто-то умудрялся и пить во время танца. Среди танцующих я заметил и Пелагею, которая двигалась в такт музыке в темноте, пестрящей вспышками разноцветных софитов. Она была одета в элегантное чёрное обтягивающее платье с открытыми плечами. Волнистые волосы были собраны в низкий аккуратный хвостик, из которого были выпущены несколько прядей. Я не следил за тем, сколько она выпила за этот вечер, но, как я понял, среди «непьющих» она тоже не осталась. Удивительно, но, смотря на неё сейчас, я не чувствовал абсолютно никаких негативных эмоций. Я просто видел перед собой человека, с которым когда-то меня связывало нечто серьезное и тёплое. Когда во время прямого эфира Поля сегодня шептала мне на ухо: «прости», я вдруг осознал, что я уже простил. Прошла во мне та глубокая обида, прошла боль. Пришло лишь необъяснимое желание понять её в чем-то и отпустить. Отпустить всё то, что было связано с ней и с нашей историей. В конце концов, у каждого из нас уже своя личная жизнь. — Я смотрю, с баром ты сегодня на «вы», — поворачивая голову направо, я был прилично удивлён, увидев рядом с собой Гагарину, которая, видимо, только-только подошла. Она встала в ту же позу, что и я, и смотрела на меня сейчас в упор. Мы не виделись с этой безумной женщиной ровно с того дня, как я заявился к ней домой и высказал всё, что я думаю о ней, об их с Полей вранье, да и вообще обо всей ситуации в целом. — Ты, я смотрю, тоже сегодня не особо налегаешь, — кивая головой на стакан, наполненный почти до самых краев соком, который Полина держала в своих руках, я ехидно усмехнулся, отпивая свою апельсиновую порцию. — Пелагея попросила забрать её сегодня. Сказала, что хочет расслабиться. Пришлось приехать, — Гагарина обхватила уже обеими руками ярко-красный стакан и отвела взгляд куда-то в сторону, а я в это время заметил, как её брови едва нахмурились, а глаза сощурились. — А её муж уже не..? — даже спустя время неприятно вспоминать о том, что моя Поля с кем-то другим. Пора избавляться от этого. — Они развелись. Ты не знал? — не дав мне договорить, Полина словно резанула меня блеском своих светло-голубых глаз, на что я лишь неуверенно покачал головой. Вот это действительно неожиданно. Никаких слухов, никаких новостей в СМИ, вообще ничего. Да даже сама Пелагея... Никому ничего не сказала. Хотя, кого я обманываю? Возможно, я просто не слушал. — Тринадцатого ноября их брак был официально расторжен. — Решилась всё-таки, — задумчиво взглянув на Ханову, до сих пор танцующую где-то в толпе, я задумался: а почему она не сказала мне? Почему не сообщила, что всё же смогла пойти на такой ответственный шаг? Она же так сильно боялась этого, боялась осуждения и реакции окружающих. А сейчас? А сейчас развелась... Почему мы, люди, решаемся на поступки только тогда, когда их от нас уже не ждут? Что за парадокс такой? — А такси для неё не существует? — поймав на себе непонимающий взгляд Гагариной, я улыбнулся. — Пелагея на такси не может доехать? — На самом деле, я и сама была не прочь оказаться здесь, — оба наших взгляда вновь устремились куда-то вниз, в сторону танцпола, а атмосфера вокруг погрузилась в несколько секунд обоюдного молчания. Я так больше не могу... — Я скучал, Гагара, — блондинка медленно возвращает свои голубые алмазы ко мне, явно не догадываясь о том, что даже в этой темноте заметны подступающие слезы. — Я тоже по тебе очень сильно скучала, — молниеносно поставив свой стаканчик на ближайший столик, Гагарина в буквальном смысле кинулась на мою шею. Обнимая подругу в ответ, я старался как можно сильнее прижать её к себе и разом заполнить всю ту пустоту, которая образовалась после нашего конфликта. Как бы там ни было, мне её до ужаса не хватало. Гагарина всегда была, есть и, я надеюсь, будет для меня человеком, благодаря которому я заряжаюсь силами и энергией. Мы столько прошли с этим человеком, что у меня в голове категорически отказывался укладываться тот факт, что из-за какого-то вранья, не её вранья, вся наша дружба полетит к чертям. Да, было больно. Да, я готов был проклясть все те минуты, что Гагарина когда-то просидела со мной в больнице. Да, мое доверие было подорвано. Но наша связь с ней не может просто так взять и прерваться. Не имеет права. — Я очень виновата перед тобой, прости. Но я не могла... — целуя Полину в висок, я громко выдохнул. — Наверное, отчасти я должен просить прощения. Из-за меня и Поли ты стала просто жертвой в этой ситуации, — ухватившись за хрупкие плечи подруги, я заглянул в её глаза, ещё раз убеждаясь в том, что безумно скучал по ней. — Хотела помочь и ей, и мне... Мы впутали тебя в это, заставили... — Всё, хватит, — наконец-то улыбнувшись, Гагарина задрала носик. Черт, да я вечно готов смотреть на эту улыбку. Правда. — Я... — Дорогие мои люди, — услышав голос Пелагеи, которая взяла в свои руки микрофон, мы с Полинкой резко отвлеклись от нашего разговора, обращая всё внимание на Ханову. Вновь облокотившись на железные перила, я отыскал взглядом Полю и, заметив её на одном из диванчиков, приготовился внимательно слушать. — Я бы хотела исполнить песню одной просто невероятной, я считаю, женщины. Не знаю, насколько хорошо у меня это получится сделать, но... — едва приподняв голову наверх, блондинка посмотрела прямо на меня. Сначала мне показалось, что, возможно, её взгляд устремлён на Гагарину, но, как только на женский силуэт направили свет, мои сомнения в один миг развеялись. Благодаря такому освещению я вдруг внезапно заметил, насколько сильно похудела за последний месяц Пелагея. Вернувшись из Америки, она уже была на удивление стройная, но сейчас... Не знаю, как я не заметил этого ещё на съёмочной площадке, но в данный момент, видимо, чёрное платье и открытые плечи сыграли свою роль, я отчетливо видел её ключицы. — У неё всё в порядке? — изо всех сил стараясь унять предательское беспокойство, спросил я у Гагариной. — А сам ты как думаешь? — Полина с удивлённым видом посмотрела на меня, заставив лишь моё беспокойство ещё больше разбушеваться. Действительно, самый наиглупейший вопрос, Билан.Я хочу, чтобы во рту оставался честный вкус сигарет. Мне очень дорог твой взгляд, мне крайне важен твой цвет...
Услышав первые строчки, я сразу понял, какую и чью песню исполняет Поля. Более того, я даже прекрасно знал, почему она исполняет именно её. Земфира... Пелагея всегда восхищалась её глубиной, харизмой и неординарностью. И, видимо, сейчас она решила сама лично утонуть в этой глубине.Я умираю, когда вижу то, что вижу, И некому спеть. Я так боюсь не успеть, Хотя бы что-то успеть...
Ты и не успела, Поля... Очень многое не успела.Замороженными пальцами В отсутствии горячей воды, Заторможенными мыслями В отсутствии, конечно, тебя...
То, как дрогнул голос Поли, до дури резануло мне слух. Если честно, сразу же захотелось выйти на свежий воздух, а лучше – и вовсе уехать из этого караоке-бара. Я абсолютно всегда любил слушать то, как моя Поля поёт. Однако в этот раз я попросту уже не мог её слушать. Но и уйти прямо сейчас, не обсудив с Гагариной один вопрос, я тоже не могу.И я застыну, выстрелю в спину, Выберу мину и добрый вечер. Я не нарочно, просто совпало, Я разгадала знак бесконечность...
— Полин, — делая глубокий вдох и не отрывая глаз от Пелагеи, я почувствовал, как взволнованно на меня покосилась Гагарина. И не зря. Ей не понравится то, что она сейчас услышит. Я и сам окончательно не уверен в том, что мне всерьез нравится принятое мной совсем недавно решение, а что уж тут говорить о неприступной Полине... — Я скоро в Сочи уезжаю.Разочарованные фильмом, Очарованные небом глаза, Я не смогу объяснить, Но возвращаюсь назад...
— В Сочи? Зачем? Гастроли? — неужели ты действительно не поняла, Гагарина? Ты же так хорошо меня знаешь. Мы даже когда-то с тобой это обсуждали. — Полин, я насовсем уезжаю, — уже полностью разворачиваясь ко мне, блондинка смотрела на меня ошарашенным взглядом, по всей видимости, с трудом переваривая в голове услышанную информацию. Сегодняшний вечер не без повода можно назвать вечером шокирующих новостей. — Ты же сейчас несерьезно? — с некой хрипотцой произнесла подруга.— Нет, Дима, ты шутишь. — Не шучу, Полина, — переключая своё внимание с голоса Пелагеи на стоящую передо мной девушку, я неуверенно покачал головой. Гагарина, вечно не умеющая сдерживать свои эмоции, возмущенно цокнула и вскинула брови. — Дима, ты хоть понимаешь, что переезжать одному в другой... — опираясь руками на перила и сжимая железо изо всех сил, Полина однозначно не скрывала своего непонимания и отрицания сложившейся ситуации. — Я не один, — и да, я ждал этого убийственного и вопросительного взгляда. — Мы уезжаем вместе с Ирой.Проводи меня, останется Не больше, но и не меньше, чем звук. А звук всё тот же, что нить, Но я по-прежнему друг...
— С Ирой... — глубоко дыша, Гагарина грустно усмехнулась и обречённо покачала головой. Представляю, какие мысли всплыли у неё в голове. Когда-то Ира невольно стала началом нашего с Пелагеей конца, перевернула всю мою жизнь... А сейчас я заявляю, что бросаю всё и уезжаю с этой девушкой в другой город. — Дим, неужели она и вправду того стоит? — Стоит, — будто отрезав, я снова повернулся в сторону танцпола, ощущая на душе слабую тоску. Тоску от осознания того, что совсем скоро мне предстоит оборвать многие связи, со многими людьми. Точно так же, как год назад сделала и Поля...Замороженными пальцами В отсутствии горячей воды, Заторможенными мыслями В отсутствии, конечно, тебя...
Не помню, как я ушёл тогда из караоке-бара, как попрощался со всеми, как доехал до дома. Всё было, словно в тумане. В голове я лишь прокручивал по сто раз разговор с Полиной, представляя, как быстро о моем внезапном переезде узнает Ханова. Если честно, я сам хотел ей рассказать, порывался даже подойти к ней, пока она танцевала, но то ли трезвый разум, то ли чуждый страх помешали мне это сделать. Как говорят? Не судьба? Ну, видимо, действительно просто не судьба...И я застыну, выстрелю в спину, Выберу мину и добрый вечер. Я не нарочно, просто совпало, Я разгадала знак бесконечность...