В объятиях щупалец

Чем ближе период размножения, тем сильнее Лианейн волновалась. Даже ее проблемы с немалыми долгами уже так не беспокоили, как таинство, что им обоим с Эшем предстояло и про которое сам арига знал лишь в общих чертах. Страшно… Нет, конечно же, не из-за своего десятиножка, ведь ему можно полностью довериться, даже в самые нежные и сладкие моменты, он же никому не желает вреда, особенно любимой. Больше всего пугала сама неизвестность… Роковой период неизбежно приближался, как безумная гроза, гнавшая Лианейн когда-то прямо в объятия собственной судьбы. И с каждым новым днем ее избранник все сильнее менялся и сам страдал из-за этого. Его привычный окрас стал более темным, а спина так и вовсе покрылась почти черными пятнами. Он подозрительно часто стал приставать с интимными играми, пару раз даже схлопотал щекотку за неприличные намеки, свернулся в сконфуженный клубок щупалец и долго извинялся за проклятые инстинкты, сводившие его с ума. А за несколько суток до таинства он и вовсе перебрался в ванную комнату, чтобы уж точно не побеспокоить Лиа какой-нибудь глупостью, и высовывался из нее только на обед и ужин, старательно избегая свою половинку. Но вот этот день, что должен разрезать жизнь на «до» и «после», настал… — А сколько их будет всего? А я прямо сразу впаду в это полусонное состояние? — Лианейн от нервов, пытаясь отвлечься, засыпала вопросами Эштена, который вел ее за руку в их общую спальню. — От семи до четырнадцати, и… если честно, то я точно не знаю, когда ты впадешь в полусонное состояние, ведь делаю это впервые в жизни. — А куда денутся икринки, если мама для них не найдется? — Я не знаю… наверно, распадутся внутри меня. — Подожди-и, так формально ты, получается, девственник? — рассмеялась Лиа. — Нет! Д-да… Я не… Для меня все слишком сложно, — Эштен растерялся на миг, но тотчас собрался и открыл дверь в их родной и полутемный уголок. И вроде все было как всегда: магические лампы вполсилы разгоняли мрак, шкафы с книгами (безукоризненно чистые) стояли на своих местах и все те же матрасы с одеялами громоздились посередине комнаты, образуя постель для монстра. — Хорошо... так… а что мне делать? Раздеться, наверно, надо, да? — протараторила Лиа в такт собственному сердечку, бившемуся, как никогда, быстро. Эш перехватил ее ладошки, едва они потянулись к шнуру от платья, и мягко вернул их на место. — Лиа, не спеши. Я тоже очень волнуюсь, — он осторожно поцеловал губы Лиа и сам, не без помощи щупалец, принялся раздевать девушку. — О, ты мне больше не выкаешь, наконец-то, — Лиа лукаво улыбнулась. — Простите… я случайно. От волнения, наверно. Бывшая аристократка залилась озорным смехом, как сущий ребенок, даже забыла про свою одежду, плавно соскользнувшую на пол. Вот так, стоять обнаженной в свете ламп перед самым настоящим монстром, было уже совсем не страшно, особенно когда в горящих глазах видишь исключительно восхищение и нежность. — Так что мне делать? Или ничего не делать? — Не торопитесь. Нам не надо никуда спешить, — прошептал Эштен, обнимая отростками щиколотки, запястья и талию девушки, отчего она и не вздрогнула. Привыкла. Все происходило как и раньше: теплое дыхание на коже, осторожные касания, шелковые и в то же время стальные путы, в которых сразу ощущаешь себя любимой марионеткой. Все было как и всегда, кроме взгляда, заполненного грустью и даже отчаянием. — Ты как-то не очень рад, — растерянно пробормотала Лиа. — Я причиню вам боль… как этому можно радоваться? — Эш легко, совсем без усилий, приподнял девчушку над полом, разводя ее оплетенные коленки в стороны. — Ничего… я потерплю, — Лиа ловко спрятала собственное волнение и страх под улыбкой, в конце концов, о том, что оплодотворение не будет приятным, она уже знала и морально к этому приготовилась, пусть и дрожала сейчас вся, словно испуганная мышка. Арига прекрасно это чувствовал, да и сам боялся не меньше, ведь впервые проделывал что-то подобное и мог руководствоваться только своими проклятыми и ненавистными инстинктами, которые невыносимо скручивались внутри него и царапались под кожей в последние несколько дней, стоило икринкам полностью созреть. Пока все было довольно обыденно. Прикосновения жаркие и нежные одновременно, сводящие с ума, тихий шепот, врезающийся в окружающий мрак, родные горящие голубые глаза ночного хищника, сильные и осторожные руки, обхватившие ее, как самую любимую и желанную хрупкую девочку… Лианейн плавилась от всего этого, забываясь в тугих путах, пока не ощутила вместо юркого щупальца нечто горячее и твердое, что настойчиво упиралось между возбужденных лепестков. Девушка и успела лишь пискнуть, когда родовой щуп неумолимо устремился внутрь, заполняя собой и заливая смазкой ее тело. «Нестрашно, совсем нестрашно… Непривычно и очень горячо, но, наверно, как-то так и должно происходить с обычными парнями», — проносилось то и дело меж разбросанных мыслей Лиа, пока отросток аккуратно вбивался все дальше, слегка растягивая нежные стенки, разминая их под себя, отчего она содрогалась в мертвой хватке, тихонько постанывая в такт уверенным и глубоким движениям, покорно принимая их. Вся ситуация полностью принадлежала Эштену, а ей, связанной, оставалось только подчиняться его правилам, о чем она и не жалела совсем. Пара глубоких заходов, и родовой щуп вошел до упора, заполнив собой, вжался в ее нежную плоть, пульсируя, отчего девушка вскрикнула почти во весь голос, пытаясь выгнуться, но это совершенно бесполезно сейчас, ведь монстр держал ее сверхнадежно. — Я… я не уверен, что смогу остановить… Это… это сильнее меня… — прошептал сбивчиво Эш на ухо, прижимаясь теснее и одновременно с этим, оплетая бедра несчастной так, чтобы она и на сантиметр не могла сдвинуться или отстраниться. Щупы вжимались в бледное хрупкое тельце до синяков, еще никогда Эштен не позволял себе ничего подобного. Вот теперь Лиа стало страшно до холодной испарины и пересохшего горла. По-настоящему. — Не… не надо останавливать. Все хорошо, — пленница попыталась подбодрить Эша дрожащим голоском, а заодно нежно пробежалась пальчиками по одному из отростков, сковавшему ее запястье, — я все равно буду тебя любить, правда! — она посмотрела прямо на арига, и ее взгляд был наполнен теплотой и огромной всепоглощающей любовью. А через секунду Лианейн громко вскрикнула, забарахтавшись в живых оковах, жмурясь и встряхивая озорными завитушками, когда острый полый шип впился в ее плоть, и не сбежать, не остановить этот кошмар уже. Лишь давиться всхлипами и дергаться в щупальцах, ощущая себя бабочкой, которую прокололи булавкой насквозь. Но дочка банкира быстро собрала всю свою волю и мужественно принялась давить собственные рыдания, стараясь выглядеть менее жалко, дабы ее любимый не изгрыз себя окончательно чувством вины потом. «Подумаешь, укололи… другие по 7 часов терпят родовые муки и ничего, а тут маленькая неприятность всего лишь… Эшу хуже пришлось во сто крат… Он заслужил своих детишек, как никто!» — Лианейн успокаивала себя же сквозь режущие страдания, жмурясь и глотая воздух, подобно выброшенной на берег рыбке. Каждая секунда была мучительнее и хуже предыдущей, а вместе они слипались в пульсирующий комок чистейшей пронизывающей боли внизу живота. — Я люблю тебя… — прошептала Лиа, дотянувшись до лица Эштена кое-как, хотя вряд ли он что-то слышал сейчас, кроме животных инстинктов, поработивших полностью его сознание. В горящем голубом взгляде монстра не блестело и частички разума в данный момент, а в полумраке то и дело раздавалось тихое и глухое шипение. И если бы Лиа могла видеть ночью так же хорошо, как и ее избранник, то смогла бы рассмотреть звериный голодный оскал на его морде. Арига смачно прошелся языком по алеющей щеке, слизывая соленые дорожки слез. Даже теперь в этом создании все равно чувствовалось что-то родное, и не будь стальных пут из щупалец — Лианейн точно бы обняла его шею бесстрашно и поцеловала. — Очень… люблю… и все равно буду любить… — всхлипнув, едва различимо прошелестела она, уже балансируя на грани между реальностью и спасительным обмороком. Или это уже был не обморок? Лиа терялась в собственных ощущениях, которые почему-то стали угасать и стираться. Вся реальность, все образы, звуки и даже страдания, пронзавшие ее раскаленной иглой, исчезали, как в тумане, даруя долгожданную передышку. Бывшая аристократка обмякла и просто повисла в оковах, она уже почти ничего не чувствовала, погружаясь в небытие. Правда, сквозь вязкую пелену еще пробивались глухие ритмичные вспышки боли внутри ее чрева, но уже такие незначительные… странные… К счастью, природные механизмы, помогающие виду арига выживать, быстро запустились, окутывая девушку спокойствием и сном, а еще — притупляя боль и позволяя без особого ущерба поместить икринки, что в обычных условиях, обернулось бы еще той невыносимой пыткой. А так, остались лишь полуразмытые и тихие покалывания, которые довольно скоро окончательно стерлись, вместе со всем миром.

☆☆☆

Ганс, как обычно, следил за происходящим в доме Эштена через магический артефакт, сжимая его в руках и проклиная его же за медлительность. Ничего интересного в мутном зеркале не отражалось, поэтому пришлось себя развлекать изучением кладовой, кухни и ванной. Снова. Из всех помещений именно ванная комната привлекала больше остальных. Хотя бы тем, что, по неизвестной причине (видимо, по требованию самой Лиа) там, стояло больше ламп, освещавших вычищенную до первозданного блеска светло-голубую плитку, полочки с целым легионом флаконов (большая их часть появилась с приходом малышки в дом) и ванную, огромную, добротную, в которой монстр мог поместиться целиком вместе со всеми своими отростками. — Ну-с, позыркаем на кафель, раз сладкой парочки нигде не видно, — сам себе предложил слуга, направляя невидимое око. Каково же было его удивление, когда в комнатке он отчетливо увидел Эша! Он, судя по всему, кого-то купал именно в той самой роскошной ванне. Ну, понятно кого… Только девушка выглядела не очень: лежала в воде без сознания, волосы ее непривычно растрепаны и всклокочены, а еще… Еще ее тельце, которое наполовину спрятала мыльная пена, покрывали темные синяки. Особенно сильно досталось запястьям и торчащим из воды коленкам. — Вот так номер. Эштен, какого хрена, а? Ты же нормальным парнем был, мать твою! — искренне возмутился Ганс, почти скрежеща зубами от ярости. Странно, если присмотреться к лицу этого темно-бирюзового садиста, то он сам не рад произошедшему. Монстр аккуратно, бережно купал любимую, как ребенка, не позволяя себе ничего лишнего, пробегался мочалкой по ее коже, стараясь не задевать синячища, и что-то шептал, полуприкрыв горящие глаза, полные скорби. Он действовал осторожно, словно омывал фарфоровую куколку. Собственно, для него Лиа точно фарфоровая. Ганс все ломал голову над произошедшим, но ответ сам ворвался в его мысли совершенно внезапно, когда девушку вытащили из ванны и по ее почти черным от огромных синяков бедрам побежали струйки мыльной воды. В этот момент можно было отчетливо разглядеть чуть округлившийся животик. — О боги, — Ганс едва зеркало не выронил, от удивления, — когда Келгар узнает, то от счастья точно скончается!