Дана

ВТОРНИК, ВЕЧЕР ПОСЛЕ РАБОТЫ — Привет! Рада тебя видеть, а то последние дни ты весь в своей картине. — Привет, Дана. Завтра необходимо слетать к Мармадьюку. Проверить приживаемость растений и закончить дорожки, основа уже должна была достаточно уплотниться. — Хорошо. Как обычно: ты меня забрасываешь на работу – и вперед. Позвоню сейчас ему, предупрежу. Ты, значит, картину закончил уже? — Нет. Завтра необходимо произвести комплекс работ у Мармадьюка. Потом будет продолжена работа над картиной. Дана, я приготовил тебе чай. Можно, я не пойду сегодня в сад? Растения политы, сорняки удалены, необходимая обрезка выполнена. — Будешь рисовать? — Не знаю. Наверное, нет. — Макс, что-то пошло не так? Я могу что-то сделать, помочь? Расскажешь? — Я не знаю. У меня вот здесь как будто камень. Система тестировала, никаких нарушений. «Тяжесть в груди. Ему грустно. Почему?» — Опять проблемы с картиной? Не получается? — Получается. Все получается, и чем больше получается, тем больше камень. Я не буду показывать картину тебе. Не хочу, чтобы у тебя был камень. Вот бы она сейчас взяла меня за руки, как тогда. — Макс, иди-ка… нет, не вставай! Внеси изменение в систему: все, что я говорю, не является приказом, если я не уточняю, что это приказ. Это возможно? — Изменение внесено. Но теперь… Теперь я могу – просто не выполнять? Если не уточнишь? Как человек? Без… — Что замолчал? Ты хотел сказать: “без лазеек”, да? — … — Масинька, ну мы же с Тимом давно уже знакомы, он такой же, как ты, ему тоже приходилось выкручиваться, он все эти хитрости нам давно рассказал. Так что ты ничем удивить меня не можешь. Например, я знаю, что, если я разрешала тебе посидеть в Инфранете перед сном, ты ложился спать почти перед звонком моего будильника. Так ведь? «Угадала или нет?» — Да. Откуда ты знаешь? Ты следила за мной, а я не заметил? Я совсем бракованный… — Не-а! Я ложилась спать и спала. Просто на твоем месте я сама бы так же сделала. — Ты? Ты хозяйка! — Мась, у тебя есть хозяйка. А у нас, людей, есть родители. Они тоже нам приказывают. Нет, ничего плохого. И ничего вредного для нас. Просто иногда нам хочется не выполнять их приказы, а действовать по-своему. У нас нет системы, которая заставляет исполнять приказы. Но мы не хотим обижать и расстраивать родителей. Поэтому мы тоже ищем лазейки, чтобы родители об этом не узнали. — Родители – как хозяева? Только всегда добрые? Почему хозяйка борделя ненавидела свою добрую мать? А ты свою мать не ненавидишь, я проверял. «Мама дорогая! Я же социальный психолог, а не киборговый! И не детский. Тут полупубертат… с кибервозможностями… Что делать-то?» — Скажи, люди все одинаковые? Вот даже если взять космодесантников. Они все одинаково к тебе относились? — Нет, люди разные. И космодесантники разные. Когда я ломался, одни говорили, что надо отдать последний приказ, а другие – что надо меня разгрузить и дать спокойно регенерировать. Я сильно был поломан, система считала, что нужно утилизировать. Но я восстановился. А если бы не задержались на день в укрытии и не забрали бы у меня рюкзак, система не справилась бы. — Это была та группа, которая попала под удар мериска? — Да, но на другом задании. — А… ты кого из зоны поражения выдергивал? На пролете? Первых или вторых? Выбирал, или без выбора? — … — Ты выбрал тех, кто тебе помогал. И тем больнее тебе было, что не удалось их спасти. Верно? — Я совершил ошибку? — Нет. Раз нужно было выбирать, то естественно, что ты выбрал тех, кто был добр к тебе. — Это не было правильным. — Но ведь ты уже не был обычным киборгом тогда, просто программой. Ты уже был личностью. И это было естественно для ТЕБЯ. Ты не сделал ничего плохого. «Глаза спрятал. Сжался.» Макс? Что ты? В чем дело? — Были другие случаи… Ты моя хозяйка. Может быть, еще на три года, или на девять лет. Надо, чтобы ты знала. — Давай договоримся: ты сказал, и я услышала, что другие случаи – БЫЛИ. Была другая жизнь, другие ситуации, другие решения. Сейчас ты со мной. И все стало иначе. Я не хочу знать детали… Если честно – я боюсь их знать. Мне кажется, по твоему виду сейчас, это что-то плохое. А мне достаточно того, что я уже знаю: ты пытался спасти тех бойцов. Ты спас своего лейтенанта. Спас от змеи Петьку. Уберег меня от дрона. И то, что десантники спасали тебя – это дорогого стоит, это значит, что ты был для них важен. Почему важен? Видимо, что-то делал ХОРОШЕЕ. Вот. Остальное – если было плохое – ну, это всё закончилось, и больше не повторится. Я тебе верю, Макс: ты не сделаешь ничего плохого. «О! Похоже, я нашла верные слова: поднял глаза. Переключить, перевести тему.» — А почему ты сказал, что я твоя хозяйка на три года или на девять лет? Что это значит? — Я же не знаю. Я не знаю, сколько. — Чего – “сколько”, Максим? «Что за новый баг у нашего мальчика? Баги прыгают по извилинам, важно не дать им построить там норку и окопаться.» — Я не знаю, сколько живут DEX΄ы. Тебе двадцать шесть лет. Это больше, чем три моих жизни. Но я уже старый DEX, столько мне не будет. Я подумал, что, может быть, мне будет десять лет, а может быть, даже шестнадцать? До десяти лет мне еще два с половиной года, я округлил до трех, потому что люди предпочитают круглые числа. До шестнадцати – округленно девять. Я совершил ошибку? Мне не нужно было этого говорить? Почему ты расстроилась? — Я не расстроилась. Твои датчики… Я расстроилась, Макс, я сейчас зареву! Ты… Ты так это спокойно! Два с половиной года – и что потом? — Утилизация. По-другому не бывает. Я думал, что буду жить четыре месяца, а потом всё. Два с половиной года – это лучше. Почему ты хочешь плакать? — Да откуда ты взял эти четыре месяца-то?! Можешь мне объяснить? Ты о чем вообще?! «Он таки сведет меня с ума!» — “Она же здесь в командировке, а через четыре месяца нужно будет улетать, она ведь сможет его вернуть?” «Голос Лины! Это она спрашивала там, в салоне. Ну и что? Почему он запомнил ее вопрос?» — “Нет, конечно. Только на утилизацию.” «Это продавец. А я ничего не сказала. Разве нужно отвечать на глупость? Оказывается, нужно. Он все это время жил, считая, что живет последние четыре месяца. Уверенный, что впереди, и очень скоро, лента мусоросжигателя. Система отсчитывала дни… Какой кошмар! И при этом он рисовал, и создавал красоту в садах! И меня защитил от дрона, хотя считал меня своей будущей убийцей. И охраняет, где бы мы ни были. На озере все время был рядом так, чтобы быстро подхватить, если вдруг судорога… Да везде!» — Я поняла тебя, Максим. Скажи, твоя система способна анализировать? Делать логические выводы? — В системе имеются необходимые для анализа алгоритмы. — Тогда анализируй! Итак. Первое: был задан вопрос. Второе: вопрос задавала не я, а посторонний для тебя человек. Третье: был дан ответ. Четвертое: ответ был дан тому же человеку, то есть постороннему. Это факты. Пятое – это вопрос: я участвовала в этом разговоре? Выразила желание или согласие на твою утилизацию? Да или нет? Ответь мне, пожалуйста Максим?! — Согласие хозяйки на утилизацию оборудования не было вербализировано. — Нет!! Это неправильный вывод. Согласие НЕ было дано. Потому что я, хозяйка, – запоминай! записывай это в свою чертову систему, в процессор, это приказ! – категорически против уничтожения и утилизации оборудования, которое носит идентификационное обозначение «Макс». Хозяйка не допустит утилизацию Макса. Хозяйка заберет Макса с собой домой. Хозяйка не хочет, чтобы Макс прекратил жизнедеятельность. Хозяйка хочет, чтобы Макс жил. «Что ж я так кричу-то?» Долго жил. Так долго, сколько сможет существовать его система и органическая часть, а существовать они могут много-много лет, я в этом уверена. Хозяйка не хочет смерти Макса. Что бы ни случилось. И ни про какие четыре месяца речи быть не могло. — Да, я теперь это знаю. Уже целую неделю. — Неделю… Целую! Эх, ты, чудо мое. А сколько живут киборги… Кто же знает, как долго может существовать система и органическая часть киборга… Никто пока еще этого не знает. На свете нет киборгов старше десяти-одиннадцати лет. Те из вас, кто живет в безопасности, еще прожили слишком мало, чтобы умереть естественной смертью. Очень-очень мало. Очень, понимаешь? Десять-одиннадцать – это ОЧЕНЬ мало. И вы – ты, Тим, другие такие, как вы – будете жить еще долго. Никто пока не знает сколько. Столько, сколько получится естественным образом, без искусственного прерывания жизни. И я совершенно уверена, что мы отметим твой день рождения, когда тебе исполнится двадцать шесть лет. «Кажется, я провернула восход солнца вручную, причем в одиночку. Я так не уставала с тех пор, как Томка и Кай вытащили меня в горы!» — Можно, я подумаю? Как ты? Чтобы не сразу сказать? — Да конечно, можно. — Я еще спрошу? — Ну, разумеется. Любые вопросы – это можно. Всегда. О чем угодно. — А почему ты сказала “иди”, а потом ничего не сказала, и внесла изменение в систему? — Уф, дай вспомнить. Мы говорили про твою картину. И я хотела сказать “иди сюда” и “посмотри на меня”, но мне не хотелось, чтобы ты смотрел на меня по требованию системы, принудительно, если бы сам этого не хотел. Вот. И теперь ты свободен и можешь поступать по-своему. Только не при чужих! — Дана, можно я не буду показывать тебе картину? — А вот и нет. Тяжело это или нет – я очень хочу посмотреть. Когда ты закончишь. Нет, это не приказ! Я прошу твоего разрешения. Но очень настойчиво. Потому что я очень хочу. И нет, я не прикажу, если ты откажешься. Но я уже совсем взрослая девочка и могу решать, что мне можно, а что нельзя. Я даже родителям не позволяю решать за меня. И ты так не делай, ладно? — Я понял. Ты хочешь рисковать. Я знаю такое и не буду тебе мешать, если система не увидит риска для твоей жизни или вреда для здоровья. Я твой телохранитель. И еще ты сказала, что расскажешь мне про родителей. И про мать. «Еще и закат солнца вручную и восход луны!» — Ну мы же с тобой выяснили, что люди бывают разные? А родители – это люди. И их дети – тоже люди. И что это значит? Ответишь сам? — Я понял, да. Это значит, что родителями бывают люди и хорошие, и плохие. И люди, которые дети этих родителей, тоже. Ты не можешь ненавидеть свою мать, потому что ты хороший человек. Хозяйка борделя плохой человек – она ненавидит. «Шикарно сформулировано. Но в целом – логично и верно.» — А моя мама – очень хороший. А папа тоже. — И ты. СРЕДА, ВЕЧЕР ПОСЛЕ РАБОТЫ — Алло? — Дана, я закончил сегодня у Мармадьюка. Я сейчас полечу домой, а вечером заберу тебя с работы. — Хорошо, жду тебя вечером. — Данусь, у тебя, никак свидание намечается? — Свидание, прям такое свидание-свидание, ага. С собственным кибер-телохранителем и кибер-пилотом. — А, Макс с работы заберет? — Ну да, программу отрабатывает. — Просто ты так с ним говоришь – прямо как я с Ириком, по-человечески. — Да я просто по-киборговски не умею. На киборговском сленге он со мной говорит. Одно время начала переучивать – потом поняла, что напрасно. Если оборудование не выглядит как оборудование, оно хотя бы должно адекватно звучать. А то у меня начинается эффект «зловещей долины». — Да?.. Надо же… А мне нравится, что Ирика отличить невозможно. Ну, почти невозможно. Ты совсем не хочешь попытаться разбудить в Максе разум? — Нет, Лин. Не хочу. Мне вполне хватает общения с настоящими людьми, зачем мне кибернетические? А вот ты зачем на свою похудевшую попу проблемы создаешь – это для меня загадка. — А мне, Даночка… мне вот не хватает… За все мои 37 лет никто не был со мной так внимателен и нежен, как этот кибернетический человечек. И когда я думаю о том, что это всего лишь программа, мне больно становится. Мне бы хотелось, чтобы это были его чувства, его мысли. — Лина-Лина, мне так понятно это… Я только боюсь – и за тебя, и за него. Представляешь, ты разбудила, он начал мыслить, стал чувствовать… И? Где гарантия, что он полюбит тебя? Вообще – полюбит? Или полюбит – именно тебя? Да просто – захочет ли секса? Ты будешь его принуждать? — Данка! Ох… Мне такой поворот в голову не приходил. А ведь верно. Дануся, тогда получится, что я его насилую, да? Кошмар какой… Это же я тогда в такие клещи попадаю… И хочется, и подленько, и совесть не велит… А я ведь совершенно серьезно настроилась на разумного любимого, Дан! Смотри, я какую инфу собрала. Разбирала всякие документы дома, и впервые внимательно посмотрела паспорт на Ирика – я же только договор прочла, там серийный номер есть, а дата выпуска не указана. И – представляешь? Он выпущен больше двух лет назад! Ну, ты меня знаешь: я всегда копаю до конца. Составила запрос, отправила в DEX-company, получила официальный ответ: киборг линейки Irien-69 модель «Ангел» серийный номер трам-пам-пам был выпущен больше двух лет назад. По данным системы учета, до недавнего времени хранился на складе трам-пам-пам. Недавно поставлен в салон у нас на Ньюгороде, где и был приобретен его первой хозяйкой, коей вы, уважаемая Эвелина Тёрнер, и являетесь. Засим желаем вам запредельного сексуального и эстетического удовлетворения, а также сообщаем – ну, дальше голимая реклама. А впарили мне его как последнюю разработку! — Да, копать ты умеешь, и запросы составлять – тоже. Я еще не помню случая, чтобы твои запросы оставались бы без ответа. Да, впрочем, не только запросы – ты и в разговоре из кого угодно любую информацию вытянешь. Все-таки 13 лет интервьюировать соискателей – это не кот начхал. Я у тебя, кстати, хорошо тут поучилась, много чего перехватила. А что Ирик не вчера выпущен... Остается радоваться, что хотя бы никем не юзаный! — Да уж, “не юзаный”… Щас и это расскажу! Я прикинула: почти два года в гибернации никакой киборг не проживет, не нужно быть специалистом, чтобы это понимать. И знаешь, что я сделала? Черт с ней, с дороговизной межпланетки, я позвонила на тот склад! — Сумасшедшая! Что ты там могла выяснить? И номер как-то раздобыла? — Ну, номер – это открытая информация, склад оформлен как юрлицо, так что Инфранет нам в помощь. И все, что нужно выяснила! Склад полностью автоматизирован, но один чел там работает. Старый пенсионер – полусторож, полукладовщик, шут его знает. Третьей своей половинкой он, походу, бомж, потому что живет прямо на складе. “Своя комнатенка” там у него, представляешь? И скушно ему там и грустно, и некому чаю налить… Вот он и повадился киборгов будить себе в компаньоны. А когда привезли “Ангела”, он так умилился, что стал его чаще других к себе в комнатку брать. “Он”, – говорит, – “у меня в комнатенке неделями жил, вы не подумайте, в хороших условиях”. — Как тебе его разговорить удалось?! — Ну... сама говоришь, я из кого угодно информацию вытяну. В общем, я его сначала на гоп-стоп взяла, вроде точно знаю, что он с "Ангелом" делал - а что делал, сама, естественно, не представляю. Потом, как колоться начал, приласкала, мол, понимаю ваши проблемы, то-сё. Короче говоря, то ли старпер из ума выжил, то ли решил, что я и так все знаю, и перепугался, что я его заложу, то ли все вместе, но выболтал все, только умолял жалобу не писать. Ну, я обещала – мне это самой не нужно, чтобы Ирика на проверки какие-нибудь забрали, я же скучать буду. И вдруг в нем уже что-то проснулось, а они докопаются? Нетушки, на фиг – на фиг. — Я не поняла: этот сторож его только для общения использовал, или по специальности тоже? — Всяко использовал, сволочь! “Я”, – говорит, – “осторожненько очень, чтобы не повредить чего, да и по возрасту много-то и не смог бы”, – представлешь? А дальше вообще маразм: “У меня дочка, ей 45 стукнуло, ягодка опять, муж, паразит, сбежал, а ей же надо!” Видала? Ей – надо! Элитного “Ангела” надо! Блядь! Так вот он, козлина, там не сторож на самом-то деле, а администратор склада, кой-что умеет, так что, несмотря на маразм, подход к пропускной системе нашел, и дочку к себе в “комнатенку” водил. Недотрах Irien΄ом лечить. Вот так. “Вы уж меня, миленькая, не выдайте, я вам признался, не выдайте, миленькая, выгонят – куда идти? К дочке муж вернулся, он меня ненавидит, убьет ведь, как пить дать убьет! Я же старый, меня пожалеть некому!” Гад. — Поня-атненко. — Чего тебе понятненько, подруженька? — Понятненько, с чего ты последнее время как в иголках, я уж лишний раз тебя трогать опасалась. В душу лезть не хотелось – если созреешь, сама расскажешь. А ты вся на нервах, оказывается, из-за этой истории. И что ты теперь решаешь? — А пока рассказывала, решение вызрело. Ничего. Ирик – моя радость, и никакого желания у меня нет делать ему и себе – нам обоим любимым – пакость. Так что все остается как есть, но попытки образумливания вибратора прекращаются. Дан, я специально огрубила. Чтоб немножко мозги себе вправить. — Лина… Больше двух лет, да ты что-то как-то уже с ним позанималась… Лин, а если вдруг что-то прорежется? — А вот тогда, Даночка, и буду на эту тему думать. Вот тебе позвоню, советоваться буду. Если “вдруг”. А скорее всего, и не будет этого “вдруг” никакого. Но если чего… насиловать точно не буду. — Ты только… если прорежется… Разве признается? Ты подумай… Как предпосылки создать, чтобы признался. А то ведь и будешь. Насиловать. — Данка!..