Ookami no Kakyoku

      Хираку никому не скажет, как испуганно сжалась в комочек Момидзи, когда грохочущая железная змея повезла её в неведомые дали. Разумеется, потому что в противном случае ему потом ещё долго ходить с нещадно искусанными руками…       Да и сам Хираку тоже немного растерялся, когда поезд тронулся и пол у него начал будто уходить из-под ног, и, быть может, только природная невозмутимость заставила его удержать себя в руках. И пусть путешествие закончилось спустя минуту, впечатлений, что у него, что у Момидзи, осталось предостаточно…       Задание было выполнено, и им вновь пришлось возвращаться к обычной жизни в Генсокё. Мини, конечно, был рад компании, но жить у него годами было бы не слишком прилично — это понимал даже Хираку, чьим другом Мини был уже давным-давно, и с которым можно было не скрывать себя за стеной любезностей. И потому тенгу, изгнанный из деревни на Ёкайской горе, принялся время от времени ходить исследовать горы за Магическим лесом на предмет того, чтобы, наконец, обосноваться там вместе с Момидзи.       Один раз она увязалась с ним вместе — и до самой ночи они бродили по скалам вдвоём. Поначалу Хираку показалось, что с Момидзи, которая была вечно недовольна теми местами, что они осматривали, будет только труднее… Но всё же им тут потом жить ещё сотни лет, так что и её мнение должно играть роль. Поэтому так будет даже лучше: вдруг она потом раскритикует его выбор, сделанный без её присутствия, и всё придётся начинать сначала?       Хираку уже хотел возвращаться обратно: сегодня они ничего подходящего не нашли, как и обычно, впрочем. Что ж, сейчас можно немного отдохнуть — и начать путь обратно, домой к Мини…       Присев на небольшой валун, Хираку перевёл дыхание и принялся изучать открывающийся отсюда вид.       Ночь уже давно вступила в свои права. Одинокие огоньки ещё мерцали где-то вдали, где в тёмных, почти неразличимых силуэтах зданий, кажущихся отсюда мелкими чернильными кляксами на большом тёмно-синем холсте земель, залитых светом луны, что висела над южной грядой Окраинных гор, угадывалась деревня людей. Ещё дальше виднелся знакомый сине-чёрный силуэт Ёкайской горы, когда-то бывшей домом для Хираку и Момидзи, но ныне представляющей собой лишь ещё одно примечательное место в Генсокё — среди десятков не менее примечательных. Словно миллионами даммаку-огоньков на небе блестело звёздное покрывало, которое широкой линией пересекал Млечный путь, такой яркий в это время года, и почти над головой у пары оставшихся здесь тенгу висели две яркие звезды.       Хираку задумчиво разглядывал пейзаж, когда почувствовал, как с другой стороны валуна села Момидзи — облокотившись на его спину.       Несколько минут они сидели в молчании, будто прислушиваясь к звукам, что доносил ветер с различных уголков Генсокё.       — Завтра Танабата… — Момидзи вдруг нарушила молчание.       — Э? И к чему…       — Ну, ты же знаешь эту легенду, — она посмотрела вверх, положив голову на плечо Хираку — и тот тоже проследил за её взглядом.       — Ты же знаешь, что это единственный день, когда Орихиме и Хикобоши могут встретиться друг с другом? — она указала руками на сияющие по разные стороны Млечного пути Вегу и Альтаир. — Всё время они разделены неприступной рекой, и только в этот день… — она слегка повернула голову, чтобы видеть глаза Хираку. — Мне всегда казалось, что нас тоже будто что-то разделяет, но когда ты взял меня с собой туда, в Ёмимуру, я наконец очень хорошо почувствовала, как нам это мешает… Мешает быть до конца честными друг с другом и с собой.       — М-м… Момидзи, ты… — Хираку отметил про себя, что она сегодня не похожа на обычную Момидзи, капризную и иногда выходящую из себя без повода. Но что-то ему подсказывало, что настоящая Момидзи — это именно та, какой она была сейчас.       — Я хочу, чтобы сегодня эта грань между нами перестала существовать.       — Э?       — Какие у тебя есть цели в жизни?       — М-м… Дай подумать, — Хираку, сбитый с толку странными словами подруги, постарался взять себя в руки. — Ну… Как минимум, я хочу, чтобы… например… — он похлопал себя по бокам, будто пытаясь что-то найти, и тут вспомнил о флейте.       — Я хочу понять ту самую мелодию, ну… Наверное…       Момидзи вздохнула.       — Ты порой бываешь несносным и думаешь о чём-то… Хотя, с другой стороны, если бы ты был другим, то это был бы уже не ты, — вздохнула она. — Ты задумывался, что будет после того, как тебе это удастся?       Хираку дёрнул ушами.       — Э-э… Ну, может, я хотел бы уметь сочинять песни так, как мама…       — Сочинять… Создавать нечто новое, верно? — Момидзи задумчиво поглядела вверх. — Скажи, Хираку, а не кажется ли тебе, что каждый из нас сам создаёт каждый свой день, из которых и складывается его жизнь? Ты, если так можно сказать, сочиняешь свой жизненный путь. Я, конечно, не настолько разбираюсь в музыке, но ты никогда не думал, что каждая твоя песня — это отражение того, во что ты хотел вложить часть прожитого?       — Э-э…       Момидзи поднялась, и встав перед Хираку, взяла его за руки. Она не замечала, как колышется её хвост от волнения, и вдохнув, она взглянула ему в глаза и произнесла:       — Я хочу петь песню нашей жизни вместе с тобой, Хираку.       Стащив его с валуна и усадив на траву, она улеглась рядом, и устремив взгляд в звёздное небо, тихонько пропела:       — …Between the past, between the now…       Хираку проследил направление её взгляда — она разглядывала Вегу и Альтаир, что сияли прямо над их головами.       — …Between the north, between the south…       Хираку вдруг почувствовал, как где-то в глубине его души зарождается еле заметная ответная мелодия. Он осторожно достал свою флейту, будто боясь необдуманным движением спугнуть это странное чувство.       — …Between the west, between the east…       Он взял флейту в руки, и приложив к губам, задумался, как он будет играть — но пальцы, казалось, сами подсказывали ему подходящие ноты.       — …Between the time, between the place…       Мелодия возникала словно откуда-то извне, оттуда, где не было ни времени, ни пространства. Хираку оставалось только ловить её пальцами, что нажимали на клапаны флейты и вкладывать эмоции, что она рождала, в дыхание, превращаемое флейтой в таинственную, магическую музыку, которая силой своего очарования могла сравниться, пожалуй, с немалым количеством спелл-карт.       — …Played by the heart       The song of the wolves…       Хираку задумался: неужели его мать так же сочиняла свои песни? Не полагаясь ни на что, просто играла то, что подсказывает ей сердце? Не задумываясь, переносила свою жизнь, свои переживания и ожидания в мелодию и текст?..       Словно мимолётное наваждение, ему показалось, будто в призрачном мерцании звёзд он увидел её улыбку. Как знать, вдруг она гордилась бы им сейчас?       — …Neither quiet nor calm       Searching for love again       My love…       Момидзи посмотрела на Хираку, и ему показалось, что куда-то исчезла вся её привередливость, капризность, импульсивность, что порой доставляла ему столько неудобств. Сейчас она была гораздо милее «обычной» себя.       …И у неё была та же самая улыбка. Та же, что и у его матери, в тот день, когда она прощалась с ним, та же, которая почудилась ему в звёздном небе…       Хираку с удивлением посмотрел на свои руки, держащие флейту — в самом деле, откуда взялась эта мелодия?..       — Что это было? — растерянно спросил он сам у себя.       — А что, что-то не так?..       — Но я никогда не играл эту мелодию раньше… Откуда она?       — Я думаю, просто мы сочинили её вместе. Над словами я тоже не задумывалась…       — Неужели… Неужели это…       Всё это время Хираку мог только играть запомнившиеся ему когда-то произведения. Но память ненадёжна, и со временем из неё пропадают как сама мелодия, так и все мысли, что были с нею связаны…       Но что, если она не пропадает, а появляется?       Что это за чувство, когда нельзя оформить словами то, что хочет сказать душа, но можно вложить все эти переживания в песню?       Почему он смог понять это лишь сейчас, когда Момидзи помогла ему это сделать — и когда он понял, насколько близки им двоим те темы, о которых им хочется петь?       — Моми-тян… Неужели я наконец-то понял смысл той самой мелодии?..       — Вот как?       — Когда я покинул свою деревню, я долго странствовал один, и никто не мог мне подсказать… «Печальный воин», баллада-колыбельная о том, кто, странствуя, ищет своё счастье в себе, в то время, как оно находится у него прямо перед носом… Нужно просто перестать обманывать себя, думая, что ты — это то, что ты должен, а не то, чем являешься… Мама, очевидно, сочинила её, глядя на отца, который напрочь забыл обо всём остальном, кроме своего долга, и в тот день, когда я покинул свой родной дом, она вручила мне флейту в надежде, что я пойму это…       — И ты понял? Ты больше не будешь прятаться от себя?       — Угу, — Хираку кивнул. — Обещаю.       — Тогда и я пообещаю тебе то же самое. И потому… Потому я хочу спросить у тебя ещё одну вещь. Я надеялась, что ты задашь этот вопрос первым, но ты — это ты… И мне кажется, что если не сейчас, то я вряд ли найду другой более подходящий момент.       Момидзи поднялась с травы и отошла на пару шагов. Хираку тоже встал следом, и она, вновь взяв его за руки и зажмурившись на секунду, чтобы собраться с духом, посмотрела ему в глаза и проговорила:       — Готов ли ты, Хираку Ооками, быть со мной рядом, делить грёзы и мечты, беды и несчастья, радости и удовольствия, петь одну песню со мной с этого момента — и до конца жизни?..       Он ни разу не слышал подобной словесной формулы — но не мог не догадаться, что эти слова значили для неё и для него. И каких трудов ей стоило их произнести, и насколько долгим ей сейчас кажется ожидание его ответа…       Именно сейчас и только сейчас он должен дать ответ, что определит их дальнейшую жизнь. Несмотря на то, что он тщетно убеждал себя, что это лишь слова, которые ничего не значат, он почему-то всё время убегал от возможности их сказать. И если бы тогда, шестьсот лет назад, когда он впервые встретил Момидзи, они бы показались глупой шуткой, то сегодня и сейчас уместнее их не было.       — Готов, Момидзи Ину…       Она прикрыла ему рот рукой и подойдя ближе, тихо, будто заговорщическим тоном, прошептала:       — …Теперь — Момидзи Ооками.       Хираку со слегка растерянной улыбкой посмотрел на неё — и не в силах более сдерживать чувства, крепко-крепко обнял её, прижав к себе.       — Задушишь, дурак… — пробурчала она, уткнувшись в его плечо.       В этот момент он понял, что лучшего места для их с Момидзи деревни, чем это — им не найти. И пусть, быть может, есть места и лучше с архитектурной точки зрения, именно здесь две их жизни стали одной, и уже это, без сомнения, будет для них гораздо важнее всего остального…       …На многие последовавшие за этим годы.       — …Угу, да, ждём вас снова, заходите ещё, — Рейму прокричала в сторону двери. — Уф, ещё часок и можно закрываться, главное, чтобы Ююко опять под вечер не пришла, и нам не пришлось закупаться опять как на целый месяц после её визита, — она сгребла деньги со стола и упрятала их в ящичек где-то в глубине.       — Сегодня, быть может, спокойный день будет… — нараспев продекламировала в ответ Мистия, пронося несколько тарелок и стаканов на подносе в сторону кухни.       — Ой, достала уже. Эдак последних посетителей распугаешь, и весь этот час будет потрачен зря, — проворчала Рейму ей вслед.       — Если кого-то ждать — стоит ли горевать? — пожала плечами разносчица и исчезла где-то в глубинах служебного коридора.       — Эх, — Рейму покачала головой. — Вот знала б я раньше… Ой! Добро пожаловать в «Рейму-бургер!» — увидев стоящих на пороге посетителей, она вдруг приветливо улыбнулась и помахала рукой. — Ого, вы прямо… Привет, Хираку, Момидзи, и, м-м-м…       — Эйни-кун, — Момидзи кивнула в сторону одетого в миниатюрное белое кимоно маленького ушастого создания, что сейчас держалось за её руку и с интересом разглядывало обстановку, что есть силы мотая из стороны в сторону своим не по возрасту пушистым хвостом.       — Привет, Эйни-кун, — когда они подошли, Рейму перегнулась через стойку и потрепала малыша по голове. Он довольно прижал уши, и только Рейму убрала руку, он, широко раскрыв глаза, уставился на неё:       — О-о! Тётя! Красная тётя! — потянув к ней руки, он умудрился схватить Рейму за рукав и немедленно отправил его край себе в рот.       — Э! Эйни! Немедленно отпусти! — Момидзи, растерявшись, попыталась отобрать у ребёнка кусок рукава Рейму, впрочем, удалось ей это отнюдь не с первой попытки. Когда, наконец, слегка пожёванный рукав вернулся его законной владелице, а Момидзи принялась объяснять Эйни, что не стоит начинать знакомство с кем бы то ни было путём изучения вкусовых качеств его одежды, Хираку слегка усмехнулся:       — Это всё твоя наследственность, Моми-тян… — он тут же встретил сердитый ответный взгляд.       — Кажется, ты опять хочешь эту мою «наследственность» ощутить на себе, нет? — она обиженно дёрнула его за ухо, оскалив зубы, и Хираку замолчал со слегка виноватым видом. Впрочем, они тут же заметили, как Рейму едва слышно, прикрыв себе рот ладонью, хихикает над их перепалкой: обстановка была скорее смешной, чем угрожающей.       — Давненько вы не заходили что-то. Какими судьбами-то?       — Да вот, прогуливались тут, а потом этот вот заявил, что устал и до дома не дойдёт, и потащил нас сюда, — Момидзи улыбнулась, кивнув в сторону Хираку.       — Ну когда весь день таскаешь камни и брёвна, всё-таки устаёшь. Надо ж потихоньку деревню достраивать. Да и после позавчерашнего ливня всю дорогу размыло, и мне в одиночку пришлось её восстанавливать, так что…       — Ну ладно тебе, ладно, хватит. Вон, годиков через шестьдесят тебе помощник вырастет, будете с ним вместе строить.       — Ладно, это, вы заказывать-то что-то будете, или просто поболтать пришли?       — А, ой, точно. Это… — Момидзи начала разглядывать меню, висящее рядом с Рейму на стене, а неугомонный Эйни тем временем забрался на руки к Хираку и принялся болтать хвостом прямо перед носом хозяйки заведения, у которой от такого появилась навязчивая идея за него дёрнуть и посмотреть, что будет…       Она тут же поймала себя на мысли, что давно не развлекалась, провоцируя разных ёкаев. Те времена, когда можно было каждого, кто бы ни попался ей на пути, объявлять виновником инцидента и устраивать с ним весёлую даммаку-перестрелку, прошли: теперь решением инцидентов занималась преемница Рейму, Рика, и, надо сказать, достаточно успешно: ей ничего не стоило почти сразу определить виновника и добиться того, чтобы всё решилось тем самым образом, что устраивал всех. Даммаку-битвы с момента принятия Рикой обязанностей хакурейской жрицы превратились скорее в развлечение, чем в средство выяснения отношений. И пусть Генсокё стало заметно более мирным ещё тогда, когда Рейму разработала систему спелл-карт, но сейчас даже те времена казались достаточно суровыми…       Момидзи тем временем определилась с выбором, и ткнув пальцем в некоторые строчки, показала желаемое: она была редкой посетительницей, и потому Рейму вполне могла ожидать, что гостья потратит много времени на изучение меню. С ней не было так просто, как с какой-нибудь Эйрин, которая, даже не подходя к стойке, говорила «как всегда», или Сырно, которой было без разницы, что выбирать, и Рейму всегда пыталась всучить ей самое дорогое мороженое из имевшихся в наличии — благо фея, считавшая себя сильнейшей в математике, запросто выкладывала столько, сколько говорила Рейму, даже не считая. И хоть наличие денег у феи казалось странным, какая разница, где она их берёт, пока они у неё есть?..       — Ага, спасибо, ваш заказ принят, отправляйтесь во-он туда, — она махнула рукой в сторону большого столика у окна. — Моко! Два больших, три сока, «сакуру» и детский!       — Ща, без проблем, — послышалось с кухни пренебрежительное бормотание.       — И чтоб в детском всё на месте было!       — Да будет, чё ты так взъелась-то…       Момидзи и Хираку тем временем уселись на лавку около столика. Эйни забрался к Момидзи на руки, а Хираку осторожно обнял её со спины.       — Отпусти, дурень… — завозмущалась она, но вырываться не стала.       Мистия уже спешила с подносом к ним, как…       — Рейму! Рейму, знаешь что скажу, зе? — дверь с грохотом распахнулась, и громкий голос, с самого детства знакомый хозяйке, прокатился по залу. — Сегодня день рождения Мадоки Канаме, девочки-волшебницы из Внешнего мира, поэтому сегодня ты просто обязана обслуживать всех девочек-волшебниц, в том числе и меня, бесплатно! — на пороге, как обычно, с улыбкой до ушей, шляпой, съехавшей набекрень, и метлой в руках стояла Мариса.       — Во-первых, в твоём возрасте называть себя девочкой уже странно, да и вообще скорее ты похожа на ведьму, а для них это отнюдь не праздник. А во-вторых, специально для тебя за дверью висит табличка, что дни рождения любых магов и волшебников, дни независимости любых магических государств и дни открытия заклинаний какой угодно направленности, как и любые другие поводы, не являются основанием для бесплатного посещения моего заведения.       Мариса состроила обиженное лицо — как и всегда в такие моменты: Рейму уже устала считать, сколько раз она начинала свой визит сюда с подобных заявлений. Но стоило ей только заметить посетителей…       — Ого, кого я вижу! — она подбежала к столику, где собралась семья хакуро-тенгу, и плюхнулась прямо на лавку напротив. — Здесь не занято? А впрочем, уже занято, уфуфу! О, а это кто?       — Эйни-кун его зовут, — ответил Хираку, пока Момидзи пыталась как-то удержать непоседливого мальчика, что собрался лезть через весь стол изучать Марису. Впрочем, та, кажется, была только рада.       — У-у-у, какой лохматый!       — Эйни, тётя Мариса тебя плохому научит! — Рейму, уже выбравшаяся из-за стойки и подошедшая к столу с целью последить, как бы Мариса чего не утащила, предупредила мальчика, но кажется, он не слушал: его мысли были захвачены разноцветными огоньками, которыми переливалось мини-хаккеро волшебницы, что она с довольной улыбкой демонстрировала ему.       Впрочем, огоньки заняли его ненадолго. Вскоре он перевёл взгляд на саму Марису, а затем внимательно рассмотрел севшую рядом Рейму и вдруг выдал:       — Мам, мам, а почему у тёть нет ушей и хвоста?       Рейму с Марисой удивлённо переглянулись — и захохотали, а Момидзи принялась рассказывать:       — Потому что тётя — человек, я же тебе читала про них. Помнишь ту сказку, где братец-волк пытался спасти заблудившуюся в лесу девочку-человека от коварных лап сумасшедшей бабушки, что требовала носить ей пирожки через лес, полный опасных для девочки ёкаев? Где в конце ещё ему пришлось её съесть, чтобы спасти от нашествия страшных жриц, что экстерминировали всех подряд?       — Угу… — Эйни, задумавшись, засунул палец в рот, пусть и к неудовольствию Момидзи, а Рейму в ответ недоверчиво посмотрела на троих тенгу.       — Кхем-кхем, что-то у вас в сказках всё наперекосяк. И вообще, что это за «страшные жрицы»? Я, к слову, тоже ещё недавно была жрицей, и, — Рейму посмотрела на Эйни, что испуганно прижался к Момидзи, — и я вообще никого не экстерминировала не за дело. Да в общем-то, и за дело тоже — экстерминировать ёкаев занятие скучное, так что не бойся, Эйни-кун.       — Ага, наша Рейму подобрее тех жриц из сказки будет, зе! — покачала пальцем Мариса. — Хотя если вспомнить, как она меня в молодости чуть в лесу не пришибла…       — Хватит рассказывать ребёнку всякие глупости! Говорю же, плохому его научишь.       …За то время, пока они сидели здесь, сюда успела неожиданно зайти Пачули — застав здесь Марису, она, её коллега по филиалу института Чародейства и Волшебства, что несколько лет назад начал свою работу около Ёкайской горы, лишь сообщила ей, что Эйрин завтра ждёт её с утра и хочет обсудить с той кое-какие вопросы, и, так и не обнадёжив Рейму заказом, ушла так же неслышно, как и появилась. Вскоре после неё пожаловали Мини и Окуу, и увидев Эйни, беззаботная дзигокугарасу лишь спросила Мини: «О, а у нас такие будут? А когда?..» — тем самым заставив его по уши покраснеть и утащить её прочь со словами «М-м-м, Окуу, давай с тобой об этом потом поговорим, ладно?» Мариса увязалась за ними, а чуть позже к Рейму заявилась Юка, и в процессе уплетания заказанной ею котлеты долго и с выражением рассказывала хозяйке о том, как она не любит вегетарианцев и что бы она с ними сделала, если бы не привыкла держать себя в руках — и Рейму в очередной раз отметила про себя, что цветочной ёкайке вряд ли когда-то удастся избавиться от прозвища «абсолютное воплощение садизма». Нет, Юка, конечно, потом как бы между делом сказала, что «это шутка была», но Рейму почему-то не отметила шутливости в её голосе… И наконец, когда хозяйка заведения уже готовилась вешать на дверь табличку «закрыто» и идти считать дневную выручку, попутно выпроваживая засидевшуюся семейку тенгу, в дверь буквально влетела пёстрая многочисленная компания.       — А-а-а! Что под закрытие посетителей-то объявилось столько? — Рейму, вскочив, разглядывала нагрянувшую толпу. Прямо перед ней вилась радостно улыбающаяся Сырно; отбившаяся от компании Риггл, усевшись на коленки, задумчиво изучала дырку в одной из досок пола, то ли увидев там своих товарищей-насекомых, то ли надеясь самой спрятаться туда; Дайёсей заинтересованно разглядывала меню на пару с Норико, не так давно пожаловавшей в Генсокё маленькой русалкой из подводного Дворца Бога-Дракона, ныне нашедшей пристанище у Юки; а в дверях, застенчиво сложив руки перед собой, стояла Мирай, про которую Рейму помнила только то, что она — какой-то странный ёкай чего-то там связанного с огнём и звёздами из Внешнего мира, что, впрочем, не мешало той иногда ночевать у Рейму — потому что так бывшая решательница инцидентов скрашивала своё одиночество после того, как оставив обязанности жрицы барьера Рике, покинула свой храм.       — А мы не посетители! Мы Мистию-тян забрать пришли! — гордо провозгласила ледяная фея. Сегодня мы будем искать сокровища в озере у храма на Ёкайской горе, да!       — У-у! Мам, сокровища! Я хочу с ними!       — О? — Сырно только что заметила ещё одного маленького посетителя. — Хей, парень, а ты кто? Я Сырно, ледяная фея, умнейшая, сильнейшая и вообще самая-самая в Генсокё!       — Э… Я Эйни! Я тоже хочу искать сокровища!       — Отлично, ты нам подойдёшь! — Сырно похлопала его по плечу, даже не поинтересовавшись, чем он будет им полезен.       Рейму и Момидзи переглянулись: ситуация развивалась очень неожиданно…       — Э-э, — мать Эйни останавливающим жестом подняла руку. — Приличные хакуро-тенгу не…       …Приличные хакуро-тенгу не водятся со всякими феями и прочими мелкими ёкаями, ведь верно же? Они живут в отдельных деревнях, с детства учатся военному ремеслу, становятся опытными бойцами и защитниками родных земель. Они не должны быть легкомысленными, им важно ощущать силу и ответственность, долг для них превыше всего…       …По крайней мере, для «приличного» тенгу. Но он никогда не сбежит из своего дома, никогда не предпочтёт музыку боевым тренировкам, справедливость — приказу, свободу выбора — семейному долгу, а путешествия в неизведанные места вдвоём с таким же, как и он — жизни в родной деревне.       Так может, это и не так плохо?..       Момидзи замолчала на полуслове и сначала задумчиво посмотрела на Хираку, а затем перевела взгляд на Рейму. И та, кажется, поняла, о чём задумалась эта парочка тенгу…       — Ну, я думаю, с ними ничего не случится, если они не будут досаждать Санаэ и её богиням. Особенно вот эта вот летающая морозилка, — хозяйка ткнула пальцем в Сырно, и та от неожиданности отлетела немного назад. — Так что…       — Ладно, Эйни, можешь отправляться с ними, — Момидзи махнула рукой, и мальчик, счастливо виляя хвостом, спрыгнул с её колен и подбежал к Сырно. Уже снявшая свой фартук и косынку Мистия, как раз появившаяся из двери с надписью «служебное помещение», попрощалась с Рейму — и шумная компания покинула зал.       — Уверена, они поладят. В конце концов… Эх, когда я начинала свою карьеру жрицы, я даже не знала, насколько родным за эти десятки лет мне станет чуть ли не каждый более-менее приметный ёкай тут. И что меня больше всего радует — они не чувствуют различий друг между другом. Фея и тенгу, русалка и воробей, ёкай света и темноты и ёкай огня и звёзд… Какая им разница, кто они, если им друг с другом весело?       — Я хотела бы на это надеяться, — Момидзи поправила свои растрёпанные волосы и тяжело вздохнула, будто устав от всей этой мороки с Эйни. — В конце концов, мы с Хираку воспитывались в деревне, где царила строгая иерархия и с детства привыкли видеть разницу даже между нашими сородичами, не то, что между нами, тенгу, и другими ёкаями…       — Угу, но это, как оказывается, не единственный путь: тот же Мини, наполовину тенгу, нисколько не скучает по обществу и иерархии, ему одной Окуу с головой хватает, — хитро улыбнулся Хираку. — И с Нитори или Пачули у него вполне тёплые отношения, что было бы странно, будь на его месте другие тенгу из прошлой нашей деревни, да и мы сами с Моми-тян выяснили, что не так уж и плохо жить отдельно от своих прошлых товарищей. Тяжеловато, конечно, многое приходится делать самому…       — Если бы ты ещё и не ленился всё время, то…       — Да ты на себя посмотри, какое лениться?       — Я, вообще-то, как приличная волчица, забочусь о потомстве, так что не надо!       — Ну ладно, ладно, перестань. Так вот, может, мы, и правда, сможем воспитать Эйни так, чтобы он относился к другим ёкаям, обращая внимание не на то, какие они ёкаи, а на то, какие они личности? А, Моми-тян?       — Надо же, ты прямо мои мысли озвучил, — она с улыбкой почесала его за ухом, и Хираку удовлетворённо прикрыл глаза.       — Эт, слышь, Рейму, я тоже пошла. Надо глянуть, чё там как в Бамбуковом лесу, ничё там не случилось за сегодня, и всё такое. Так что давай, до свидания, — Моко, вслед за Мистией покинувшая кухню, махнула рукой хозяйке и вышла — даже не потрудившись закрыть дверь, что несколькими секундами позже сделал за ней внезапный порыв ветра.       Сразу повисла меланхоличная тишина.       Рейму, посидев так чуть-чуть и вздохнув, поднялась и, подойдя к своей стойке, взяла с неё уже приготовленную табличку с надписью «закрыто». С этой табличкой в руках она отправилась было к двери, но та открылась на мгновение раньше, чем Рейму дошла до неё. На пороге стоял незнакомец, укутанный в плащ с капюшоном — странная одежда для пока ещё тёплого и солнечного начала октября.       — Прошу прощения, мы уже закрыты… — начала было Рейму, но незнакомец вежливо поклонился и проговорил:       — Я не займу много времени, мне просто хочется сказать кое-кому пару слов… — он прошёл к столику, где сидели Момидзи с Хираку. — Я присяду?       Так и не дождавшись ответа, незнакомец уселся напротив тенгу — и откинул капюшон с головы, с улыбкой посмотрев на своих соседей по столу, что только и смогли, что удивлённо ахнуть.       Эти тёмно-сиреневые волосы, этот неизменный мудрый и снисходительный взгляд, эта добрая улыбка, токин на голове…       — Тэмма-сама!       — Ну что ж, приветствую вас, Хираку Ооками, Момидзи Ооками. Я рада, что вы, несмотря на те проблемы, всё же выполнили мою просьбу, и хочу поблагодарить вас за это…       — Тэмма-сама, но вы же…       — Говорила, что не буду иметь с вами дел? Верно. Но обменяться парой слов с вами мне никто не запрещает. Сегодня я к вам пришла не как представитель нашей деревни, а как ваша давняя знакомая, только и всего. Так что с этим проблем нет. Просто хотела узнать, не жалеете ли вы о том, что вам довелось сделать?       Хираку и Момидзи переглянулись, и после мгновения замешательства отрицательно покачали головой.       — Великолепно. Мне нравится, что те, кто когда-то жил в нашей деревне, пусть даже и покинули нас, всё равно ни о чём не жалеют. Я надеюсь, что ваша новая деревня изберёт свой, особый путь, и лет через тысячу или две станет такой же организованной и развитой, как наша, и быть может, вы получите право участвовать в конвенте лидеров тенгу так же, как и я. Мне бы хотелось, чтобы вы доросли до такого уровня — чтобы я могла, несмотря ни на что, гордиться вами. Можете считать это моей последней просьбой.       — Слушаюсь, Тэмма-сама! — хором ответили Хираку и Момидзи, на что Тэмма звонко рассмеялась.       — Вы уже давно не мои подчинённые, но по-прежнему не можете забыть моё отношение? Ах, как мило. Ну ладно, это, пожалуй, всё, что я хотела вам сказать, разве что, Хираку Ооками, тебе, наверное, будет интересно знать: твой визит в Ёмимуру волей случая принёс в неё надежду, и Синдзи принял наше предложение о переносе деревни в Генсокё. Кроме того, я написала об этом ему в письме ещё тогда, но сейчас я в этом уверена: обязанность семьи Идзуми может быть снята с них, поскольку Генсокё с недавних времён располагает силами, что способны запечатать врата Ёми навечно и лишить их необходимости охраны. И если тогда я просто надеялась на Рейму Хакурей-сан, то сейчас, учитывая сказанное Юкари-сан, я знаю, что Рика Хакурей гарантированно сможет это сделать.       — Э, это что же, означает, нам ждать очередной инцидент с пришельцами из Внешнего мира? — Рейму, до того пусть и с неудовольствием, но молча наблюдавшая за разговором тенгу, наконец решила дать волю своему негодованию. — Я против!       — Рейму-сан, вовсе не обязательно появление третьей деревни тенгу окончится инцидентом. Даже наоборот: между двумя деревнями гораздо проще может ни с того ни с сего возникнуть противостояние, чем между тремя. Так что делу сохранения баланса в Генсокё это только поможет. Ну а если что-то непредвиденное и случится — на это же есть Рика-сан, верно?       — М-м-м… Ну пусть, но всё равно…       — Благодарю за то, что выслушали меня. И прощайте, — Тэмма вновь накинула капюшон на голову и вышла — и Рейму наконец-то смогла повесить на дверь табличку, что всё это время держала в руках.       — Что всё это бы… А, ну его, ладно. Пора расходиться, что ли, — намекнула она, вернувшись обратно к столу. Давайте, — Рейму собрала со стола посуду, — отнесу, что ли, на кухню, завтра Мистия с ней разберётся.       Пока Рейму относила посуду на кухню, тенгу выбрались из-за стола и начали прощаться с хозяйкой.       — Благодарим. И, ну, Рейму, ты это, заходи к нам, если что, — предложил Хираку.       — Ну, если вы меня прогонять не будете, как Момидзи меня при нашей первой встрече, то ждите в гости, да.       — Да не прогоняла я, а исполняла свой долг по защите деревни, хватит уже, ты меня каждый раз этим попрекаешь, — обиженная тенгу надула губы и недовольно дёрнула хвостом.       — Ой, ладно, просто накатывает на меня иногда — хочется прошлое вспомнить. Ёкай побери, сколько в Генсокё успело измениться с тех времён, что я помню? Когда-то тут не было ни вампирского особняка, ни храма на вашей горе, ни всяких мавзолеев или гейзерных центров, да что там — мой храм вообще был единственным. Сколько всего из Внешнего мира к нам успело попасть, скольких странных личностей я успела узнать и со сколькими из них подружиться? А ведь, смотрю я, грядут ещё большие перемены. Я-то, конечно, до них не доживу — короток наш людской век, но многие из вас, может быть, их смогут застать. Вон, тот же ваш Эйни-кун совсем не похож на тех, с кем мне доводилось встречаться. Быть может, когда он вырастет, он станет первым из тенгу, что не будут закрываться от Генсокё в своих деревнях, и если он сотрёт границу между разными ёкаями — то там недалеко вообще то того, чтобы и границу между людьми и ёкаями тоже стереть! И хоть Юкари говорит, что это чуть ли не основное правило, на котором построен наш мир — в конце концов, разве Рика не доказала мне недавно, что любое правило можно нарушить, если так будет лучше? Да и я сама, похоже, тоже всю жизнь подсознательно хотела этого: даже сейчас злые языки распускают слухи, что тут какая-то ёкайская забегаловка, а не приличный, как там Юкари говорила, фаст-фуд, даром, что не в центре деревни людей, а на краю, ну как и про мой храм тоже всё время так же говорили, и хоть место сменилось, а я всё такая же, и места, где я чем-то занимаюсь, тоже таковы… Ох, а ведь всё из-за того, что я стараюсь не думать о разнице между людьми и ёкаями. Вот правда же: вдруг когда-то настанет тот день, когда люди не просто будут жить в относительном мире с ёкаями, а когда они вообще не будут задумываться, человек ты или ёкай, и будут верить в вас не потому, что когда-то боялись, а потому что не верить в друзей — глупо? Как бы мне хотелось, чтобы эти времена когда-нибудь наступили!..       Рейму, кажется, заностальгировалась до того, что готова была чуть ли не расплакаться, и Хираку, повинуясь внезапному порыву, подошёл и заключил её в объятия. Уже потом он подумал, что Момидзи, наверное, будет недовольна…       Но даже она сейчас была совершенно не намерена ругаться. Пусть в другое время Хираку за подобное ждало вы суровое наказание — зубы Момидзи за эти пару десятков лет совсем не потеряли своей остроты, — но сейчас даже она поняла важность момента. Пару мгновений она ещё раздумывала, но потом, ласково улыбнувшись, тоже подошла — и обняла их обоих.       Пройдёт ещё совсем немного времени, и Рейму отправится в Хиган вслед за Сакуей и бесчисленным множеством других людей, что когда-то жили на просторах Генсокё. Да и время, отпущенное Хираку и Момидзи — тоже не бесконечное. Пройдут годы, и многие из тех, кто сегодня наслаждаются счастливой жизнью в Генсокё, исчезнут, и хорошо, если в чьей-то памяти останутся их следы. А мир так и продолжит нестись в вечность по нескончаемой стреле времени. Сотни, тысячи, миллионы лет…       Но быть может, принципы, что заложили те, кто жил здесь в эти времена, определят тот путь, по которому пойдёт развитие этого мира. И даже если история не сохранит их имён, в ней останется нечто более важное — то, что они сделали для будущего.       И потому стоит хотя бы поблагодарить судьбу, что она когда-то столкнула вместе двух необычных хакуро-тенгу: того, что был способен отказаться от своего предназначения ради поисков себя, и ту, которая справедливость поставила превыше обязанностей.