Ookami no Kakyoku

      Все четверо покинули таверну далеко за полночь. Выбравшись на поверхность, они попрощались друг с другом, и Мариса, то и дело болтаясь на своей метле из стороны в сторону, резво отправилась в сторону своего дома. Её счастье, что ей не встретилась на пути Эйки: хиганская яма, пусть даже это и не входило в её обязанности, могла бы с лёгкостью арестовать её за управление метлой в пьяном виде, ибо со нравом Марисы не так уж и сложно случайно сбить какую-нибудь несчастную ночную фею, что ничего не подозревая, вылетела на прогулку в это время, и даже не заметить этого. Мини и Хираку же направились домой, благо волшебник не был против, чтобы изгнанный из деревни тенгу жил у него в одной из свободных комнат. Но Момидзи, повиснув на Хираку, увязалась следом за ними.       — Э-э… Моми-тян, тебе не надо в деревню? Если ты сама не сможешь добраться, я тебя провожу…       — Х-х… Хираку… Я больше там не живу…       — Э? Как?       — Ну… Я попросила Тэмму-сама разрешить мне, э-э… покинуть деревню…       — Что? — теперь уже не только Хираку, но и Мини удивлённо смотрели на Момидзи.       — И вообще… Хираку… Ну её, эту деревню… Я всегда мечтала о том, ну… Что мы с тобой, как это… Построим свою деревню, где-нибудь в уединении, тут же полно гор… А потом, когда у нас появятся… ну, знаешь, волчата, они будут жить вместе с нами… и может, ещё какие-нибудь бродячие тенгу…       Удивлённый до глубины души такими речами Момидзи, Хираку стоял, не зная, что ответить, и только глупо улыбался. И даже под неярким лунным светом было видно, что он покраснел чуть ли не от ушей до кончика хвоста… Мини тоже был искренне удивлён — и неизвестно, чем больше: тем, что Момидзи решилась уйти из деревни, или словами, что она сейчас говорила Хираку. Почесав затылок, он поправил шляпу, перехватил свой магический посох другой рукой и попытался вернуть их к реальности:       — Это, знаете, конечно, сегодня новости на меня сыплются, как из ведра, но всё же… Пошли уже ко мне, что ли.       — М… Мини, это, ты правда не будешь против Момидзи?.. — Хираку решил хоть немного соблюсти приличия.       — Ну, конечно, Мегуми будет удивлена, увидев вас у меня, но что уж там. В конце концов, Окуу тоже иногда у меня ночует, когда её отпускает Сатори-сама, — Мини отвёл глаза, постаравшись спрятать смущение, — так что она привычна к гостям, и думаю, не будет злиться на меня за это. Да и куда вас теперь, если не ко мне? Так что пошли уже, что ли…       Когда они добрались до дома, Мини показал им свободную комнату, при этом задумавшись, не захочет ли вдруг Момидзи спать отдельно, и не придётся ли искать тогда место для Хираку. Но кажется, в таком состоянии ей было всё равно, а изгнанник, давно известный среди друзей своей слабостью к противоположному полу, похоже, был только рад сложившимся обстоятельствам…       Наутро Момидзи, проснувшись, обнаружила, что лежит, укрывшись хвостом, на одном футоне с Хираку, устроившись головой на его плече и даже — о ужас! — обняв его. Сказать, что она была удивлена — ничего не сказать. Мигом выдернув из-под него руку, она вскочила и что есть силы забарабанила кулаками по его груди.       — Ты что себе позволяешь, мерзкий озабоченный щенок!       Вряд ли Хираку мог назвать такое пробуждение приятным, хотя уже наличие Момидзи рядом что-то да значило. Значит, всё, что произошло вчера — это не просто его пьяные фантазии, и может быть…       — Э-э, м-м, М-момидзи, останови-ись! Я, это, я ничего не…       Момидзи прекратила колотить несчастного товарища, и обратив внимание, что она до сих пор находится в той же одежде, что и вчера — похоже, её сил не хватило даже на то, чтобы раздеться перед сном, — немного успокоилась: по её мнению, было странно, что Хираку не воспользовался её беспомощностью.       — Ты, ты… Что ты вчера со мной сделал, гадкий щенок?       — Я… Я ничего, ты просто сказала, что тебе некуда идти, и Мини предложил нам переночевать у него…       — Переночевать? А ничего, что приличные девушки должны спать отдельно, и…       — Но ты сама вчера улеглась рядом и начала мне озвучивать, ну… всякие свои фантазии…       — Пф-ф… Э… Я ничего неприличного не говорила?       — Ну как тебе сказать… — Хираку улыбнулся, и Момидзи закрыла лицо руками, пробурчав:       — И если я что-то и сказала, это всё неправда и глупости, и вообще у меня стресс, и я могу не следить за словами, и вот так…       Хираку в ответ лишь многозначительно улыбнулся.       — Помнишь, ты сказала мне, что хочешь отправиться со мной в мою родную деревню, и я пообещал, что так и будет?       Момидзи нерешительно кивнула, и Хираку взял её руку в свою.       — Я повторю своё обещание: когда наступит день, мы отправимся туда вместе.       …И этот день вскоре наступил. Юкари согласилась на удивление быстро, узнав, что речь идёт о Ёмимуре. Вероятно, у неё тоже были какие-то планы на жителей той деревни, поэтому лишь только прошла очередная зима и первые цветы сакуры стали распускаться на ещё голых ветвях, как Момидзи и Хираку, взявшись за руки, уже шагнули в портал, что открыла перед ними Юкари в одну из ясных звёздных ночей.       Хираку ожидал, что им придётся сотни лет искать его родную деревню и приготовился к долгому путешествию, но Юкари, несомненно, позаботилась о том, чтобы они не тратили зря своё время. И пусть в этом таинственном Внешнем мире, где многое изменилось с тех пор, как Хираку видел это место в последний раз — к примеру, дорога, по которой тогда ездили повозки крестьян, сейчас была отделана каким-то шероховатым серым камнем, и по ней туда-сюда, разрезая своими громадными сверкающими глазами ночную темноту, с рёвом носились гигантские металлические черепахи, — очертания родной горы Хираку узнал сразу же, и тропу вверх, пусть ныне заброшенную и заросшую буйной растительностью, отыскать ему не составило труда.       Было очевидно, что люди уже давным-давно не поднимались на эту гору. И тем лучше — когда-то крупное и известное, а ныне находящееся на пороге забвения поселение тенгу могло отдохнуть от их излишнего внимания, хоть при этом и испытывало острый недостаток веры. И даже если бы люди знали о нём, они вряд ли бы поверили в тенгу вновь — скорее, наоборот, посчитали бы их каким-нибудь реликтовым видом, «снежными людьми» гор центральной Японии, и принесли бы им лишь разорение.       Добравшись до знакомой поляны, вид которой ныне пробуждал в Хираку давно забытые воспоминания, он вместе с Момидзи вылез из зарослей, которые когда-то были тропой к деревне тенгу. У камня, символизирующего собой границу деревни, сидела хмурая охранница в чёрной юбке с фиолетовым узором, обернув свой хвост вокруг ног и держа в одной руке нагинату. Они не успели подойти к ней и на пятьдесят шагов, как она, встревожено подняв уши, потянула носом воздух, и резко вскочив, воскликнула:       — Кто идёт, назови себя!       — Мы пришли с миром, я — Хираку Ооками…       — Я — Момидзи Инубашири…       — Нам поручено передать письмо Идзуми-сама!       Охранница осторожно подошла к ним.       — Сюда вряд ли должны доходить письма. И откуда вы знаете, как зовут нашего главу? В любом случае, раз вы слишком осведомлены о нашей деревне, то пока мы не выясним, кто вы и откуда, делайте то, что вам приказано, и тогда… — охранница вновь принюхалась и, удивлённо раскрыв глаза, всмотрелась в лицо Хираку. Секунду помедлив, она вдруг сменила тон — и Хираку услышал так давно знакомый голос.       — Не может быть… О величайший Сусаноо, возможно ли такое, что…       — Саки, это же ты?..       — Ичиро! — не справившись с нахлынувшими чувствами, охранница бросилась на шею Хираку, чуть не задушив того в объятиях, и Момидзи проводила нахмуренным взглядом нагинату, выпавшую у той из рук. — Ты не представляешь, как мы тебя долго искали… Мио, наверное, до сих пор ищет, она так и не вернулась, зато ты… Как же ты нашёл дорогу обратно? И… Кто это с тобой, и почему ты как-то странно представился? — Саки отпустила его, вновь оглядев их с попутчицей.       — И у меня тот же вопрос: кто это такая, это твоя подружка из родной деревни? — сурово потребовала ответа Момидзи.       — Э-э, Момидзи, не кипятись… Это моя сестра, Саки Идзуми. Саки, это Момидзи, моя, э-э…       — Просто подруга этого бестолкового щенка, — она закончила фразу за Хираку.       Поглядев на растерянную реакцию Хираку, Саки звонко рассмеялась.       — Вы, определённо, ладите друг с другом. Как я счастлива за тебя, Ичиро…       — Саки, я… С тех времён, как я покинул деревню, я уже не Ичиро.       — Э?       — Там, где я жил до недавнего времени, меня звали Хираку Ооками, и я был весьма доволен той жизнью, ты не подумай, что я что-то имею против вас, просто…       — Ничего, — хихикнула Саки. — Мама сразу говорила, что ты найдёшь своё счастье где-то в другом месте, и как я вижу, она оказалась права — ты не сгинул на просторах Японии, а нашёл себе место, которого ты был достоин. Эх, — вздохнула она. — Мама всегда понимала тебя лучше, чем все мы. Даже я, когда отец послал нас искать тебя, я увязалась вместе с Мио, хотя мама уговаривала остаться. И она была права — мы так тебя и не нашли…       — Скажи, Саки, а мама…       — Пойдём, — она вновь тяжело вздохнула и повела Хираку и Момидзи куда-то вглубь деревни.       Поселение изрядно обветшало, какие-то домики представляли собой груду развалин, другие создавали впечатление, что им тоже недолго до того, чтобы стать такими же развалинами. Дороги были неухожены, в покосившихся заборах зияли дыры. Над всем этим витал дух разрухи, и сложно было сказать, что когда-то это была крупная и оживлённая деревня, на жителей которой была возложена важная миссия охраны врат Ёми. Даже деревня в Генсокё, ютившаяся на тесных каменных уступах Ёкайской горы, казалась намного более благоустроенной, чем то, во что превратилась родина Хираку, занимавшая когда-то обширное горное плато.       Наконец они дошли до небольшой поляны, к которой вела короткая каменная лестница, и Саки молча показала ему на небольшой холмик. Хираку молча опустился на колени.       — Я так и не успел разгадать смысл той мелодии…       Момидзи присела рядом и поинтересовалась:       — Это та самая?..       Хираку кивнул.       Они некоторое время сидели молча, и Саки, похоже, решила хоть немного развеять эту угрюмую атмосферу.       — Ничего, братец, я знаю, когда-нибудь тебе обязательно откроется эта тайна, раз ты так хочешь её узнать… — она печально, но всё же с какой-то лёгкостью вздохнула. — Сколько времени прошло, а я всё равно помню, как мама играла нам с тобой и Мио по вечерам, когда мы были ещё совсем маленькими… Вдруг, вложив флейту в твои руки в тот день, она передала тебе и частичку своего дара? Мне хотелось бы в это верить…       — Уф… Не знаю, — Хираку покачал головой. — Она умела с лёгкостью сочинять песни, а я пока ни одну не смог, да и хоть я помню то, как она играла, сам сыграть могу лишь несколько десятков из них…       — Думаю, она всё равно была бы рада услышать, каким ты стал за эти годы.       Хираку посмотрел на сестру и, собравшись с духом, кивнул. Достав свою флейту, он осторожно заиграл тихую и спокойную мелодию, что постепенно набирала силу и скорость и, отдаваясь лёгким эхом в окрестных скалах, будто пыталась поспеть за скоротечным временем, которое так дорого для тенгу — пусть даже им и дано природой жить в десятки раз больше людей…       …Где-то далеко внизу по дороге, огибающей подножие горы, в неведомую даль бежала одна из тех железных черепах со сверкающими глазами, что недавно повстречались Хираку и Момидзи.       — Мама, мама, остановись!       — Э? Рен-тян, что случилось? — черепаха заморгала оранжевым глазом, и подобравшись к краю дороги, остановилась. Двое людей вылезли из-под её панциря.       — Мама, ты когда нибудь слышала песни тенгу?       — О-хо-хо! Рен-тян, ты слишком увлеклась чтением моих книжек. Нет, не слышала, хотя, веришь-не веришь, но мне хочется думать, что когда я была раза в три тебя постарше, мне довелось общаться с ними. Хотя, пожалуй, неважно. И ты попросила меня остановиться лишь для того, чтобы это спросить?       — Нет, мама, послушай, неужели ты не слышишь? Она звучит, словно музыка из другого мира!       — М? Нет, я ничего не слышу. Хочешь сказать, что ты…       — Угу! — Рен-тян кивнула и напела матери кусочек мелодии. — Я даже название придумала ей, пусть будет… «Бессонная ночь в восточной стране», вот!       — В восточной стране? — встрепенулась мать. — Ладно, Ренко, нам надо спешить, поехали, — она схватила ребёнка в охапку и усадила обратно в машину. Нажав кнопку автопилота и подтвердив маршрут, она откинулась на спинку кресла и погрузилась в раздумья.       «…Неужели это наследственное? И неужели ей, так же, как и мне, доведётся проложить дорогу в Генсокё, если она уже сейчас чувствует что-то такое?.. И ей придётся испытать то же, что и мне?.. Нет, определённо, не хочу я своей дочери такого. Лучшее лекарство от этого — наука. Надо будет, как вернёмся в Токио, подыскать ей хорошую школу с сильной физикой и математикой…» — думала она, пока её стальная черепаха прокладывала путь по ночной автотрассе.       — …Доброе утро, Ичи… Хираку. Отец ждёт тебя, — громко объявила Саки, заявившись в комнату, где спал её вернувшийся прошлой ночью брат. — Он готов принять вас с Инубашири-сан, так что поторопитесь.       Хираку, проснувшись, долго пытался понять, не снится ли ему дом, покинутый многие столетия назад, но вспомнив события последних дней, всё же сполз с футона и поплёлся умываться. Пригладив растрёпанные после сна волосы, поправив примятые уши и расчесав хвост, он решил, что готов, и подождав в коридоре Момидзи, направился вместе с ней к главному зданию деревни — всё так же, как и столетия назад, громадой, наполовину выступающей из скалы, возвышавшегося над центром деревни и являвшегося рабочим местом его отца.       …Несмотря на разруху, что царила в деревне, зал, в котором ждал гостей отец Хираку, выглядел всё так же величественно. Высокие гранитные колонны, висящие на стенах щиты, боевые топоры и молоты, мечи, несметное количество другого оружия. Знамёна кланов, что когда-то поклялись в верности семье Идзуми. Свод, разукрашенный разноцветными фресками, изображающими военные подвиги тенгу, совершённые тысячи лет назад сражающимися с вассалами клана Фудзивара членами семей Идзуми и Идзумо. Статуя Сусаноо, их покровителей. Широкая галерея, уходящая прямо в глубину скалы. И стоящие в самом её конце гигантские высеченные из цельного куска обсидиана врата, внутри которых колыхалась полупрозрачная фиолетовая дымка: в незапамятные времена именно через них дважды проходил Идзанаги в страну Ёми и из неё, и с тех самых времён члены клана Идзумо были поставлены охранять их. Однако они, будучи людьми, уже давно забыли о своих обязательствах, и вот уже многие тысячи лет прошли с тех пор, как Идзуми, тенгу, встали на их место. Казалось, многие из сородичей Хираку отдали бы что угодно, чтобы удостоиться чести родиться в этой семье…       А прямо перед вратами, за богато отделанным столом сидел Синдзи Идзуми — тот, на кого именно сейчас была возложена эта самая обязанность по охране врат. Изрядно поседевший, в очках, в пусть красивом и дорогом, но заметно истрепавшемся парадном кимоно, он с тяжёлым выражением лица глядел на пожаловавших к нему гостей.       — Э-э… Ну, доброе утро, пап…       — После того, что произошло, ты мне не сын больше.       — Э-м…       — Идзуми-сама, он просто… — попыталась было вступиться за него Момидзи.       — Тебе никто пока не давал слова, Инну… Инубашири, если я правильно помню. Если он претендует на то, чтобы зваться сыном семьи Идзуми, то пусть он сам отвечает за себя. Особенно после того, как предательски бросил нашу деревню, зная, что он — единственный наследник, которому положено право охранять врата Ёми.       — Но я не претендую!       — А? Повтори, Ичиро, что ты сказал!       — Я не претендую на то, чтобы возвращаться в семью, и не хочу быть никаким наследником!       Синдзи удивлённо вышел из-за стола, подойдя к своим посетителям. Он несколько мгновений вглядывался в лицо Хираку, после чего, презрительно фыркнув, развернулся, и заложив руки за спину и недовольно помахивая хвостом, из которого сыпались волоски, начал ходить из стороны в сторону.       — Вот, значит, как. Значит, это всё Кадзуко тебя испортила. Ещё тогда она говорила мне, что наследство защитников врат Ёми — не главное, и похоже, ты от неё и набрался этой чуши. Почему Мио-тян выросла достойной, а ты — нет?       — Пап, ты никогда не любил маму, правильно?       Синдзи на секунду остановился, как вкопанный, после чего, развернувшись к Хираку, закричал:       — Что ты вообще можешь понимать, а, Ичиро?! Ты так и не понял, да и не сможешь понять никогда, что такое быть наследниками права богов! У тех, кто поставлен защищать существование мира, просто нет другого выбора! Ты должен был быть рад, что оказался на этом месте, а ты тут начинаешь приплетать какую-то ерунду! Я принял эту обязанность от своего отца, и достойно её исполняю, и это всё, что должен знать наследник семьи Идзуми! Любил-не любил, какая разница? А ты… Ты так и остался отвлекающейся на каждую красивую тряпку мелочью, которой просто не должно было быть в моей семье! Почему именно ты — наш первый ребёнок, которому положено унаследовать призвание защищать врата Ёми, а не Мио, или хотя бы Саки?.. Почему? Ох, знал бы я тогда…       Момидзи удивлённо глядела на Хираку, который, к её удивлению, не мямлил что-то, сжавшись от страха, как обычно, а с достоинством отвечал на реплики своего отца — и не понимала: это ли тот глупый и наивный щенок, которого она привыкла видеть?       — Я не собираюсь ничего понимать, пап. Забудь про Ичиро Идзуми, того, кого так звали, уже, считай, нет. Я изменился, и теперь я — Хираку Ооками, и моё призвание не имеет ничего общего с защитой врат. Пусть это право принимает Саки, или Мио, когда вернётся.       Синдзи остановился и обернулся к ним, и Хираку, словно дразня отца, обнял стоящую рядом Момидзи за плечи, и несмотря на её возмущённый шёпот, закончил фразу:       — У меня есть нечто более дорогое, чтобы защищать, нежели твои врата, пап.       В зале на несколько мгновений воцарилась тишина. Даже Момидзи не могла найти, что сказать на такое заявление Хираку, что уж говорить о его отце. В конце концов Синдзи тяжело вздохнул и вернулся к себе за стол.       — Я ещё до твоего визита не желал иметь с тобой дел, а сейчас я только уверился в этом. В общем, выкладывай, с чем пришёл и проваливай вон из деревни.       — Я… Мне поручили доставить тебе письмо, — Хираку, вновь превратившись, как только волна их с отцом противостояния схлынула, в того самого, обычного, несобранного и теряющегося Хираку, которого Момидзи всегда видела в нём. Он подошёл к столу и положил письмо перед Синдзи, и тот, внимательно посмотрев на Хираку, а потом на письмо, решительно взял конверт в руки, и разломав печать, достал из него листы. Принюхавшись, он вдруг изменился в лице.       — Тэмма? Неужели…       Он начал читать, и с каждым мгновением гнев и раздражение на его лице сменялось воодушевлением, и может быть, даже радостью. Дочитав, он положил письмо на стол и обхватил голову руками. Он долго сидел в молчании, что не решался нарушить ни один из гостей — и лишь спустя несколько минут Синдзи, наконец, заговорил.       — Значит, вы из того самого Генсокё, которое все наши считают потерянным. И значит, деревня на Яцугатаке по-прежнему существует, да и более того — Тэмма согласна. И похоже, кое-какую проблему мы всё-таки можем решить… Осталось только как-то дождаться этой, как её, Юкари Якумо. Быть может, ты мне и не понадобишься больше, как тебя теперь, О… Ооками. Что ж вы сразу-то не сказали? Ладно уж, отпускаю вас с миром тогда.       — Спасибо вам, Идзуми-сама!       — Спасибо, пап.       — Ну и вам спасибо. Идите уже.       — Что это вообще сейчас было, э? — Момидзи возмущенно развернулась к Хираку, лишь только они покинули границы Ёмимуры.       — Э-э… Ты про что именно?       — Ну вот это вот всякое «защищать» и все дела. Ты нёс какую-то чушь и приставал ко мне. Как это понимать?       — М… Ну просто надо же было показать себя перед родственниками?       — Только и всего? То есть это всё было спектаклем?       — Нет, все было правд… Ааааауууааа!       Спрятав в очередной раз укушенную руку под мышку, Хираку остановился, но Момидзи была беспощадна:       — Чего встал, идём! Юкари-сан и так нам одолжение сделала, и мы должны вовремя добраться до этой, как она сказала, железнодорожной станции, ты же не хочешь остаться тут навечно?       И они вдвоём побрели вниз к подножию горы сквозь заросли.       …Мало кого удивил странный раритетный поезд, который безо всякой оглядки на расписание подошёл к полузаброшенной железнодорожной станции сродни тем, что ещё оставались в некоторых уголках Японии двадцатых годов XXI века. Вряд ли кто-то из здешних жителей видел, как пара странных личностей, которых в этом мире, вероятно, назвали бы косплеерами за характерные уши и хвосты, вошла в абсолютно пустые вагоны. И уж точно никто не был свидетелем того, как этот поезд за минуту до прибытия на станцию возник, будто из ниоткуда — а точнее, из пространственной щели, что раскрылась прямо на рельсовом пути, — и вскоре после отправления исчез в такой же щели.       Юкари любила спецэффекты, что поделать.