Вечер весны

      Хочу стать для окружающих пушистым и тёплым котом, мурлычущим мантры, которые исцеляют больные и измождённые души.       Себя сделать счастливой я не в состоянии, никто не в состоянии, разве что с этим мог бы справиться Бог или Дьявол. Но я в них не верю. Да, я не могу сделать счастливой себя и поэтому мне хотелось бы сделать счастливыми окружающих. Я бы хотела приносить маленькие радости в их жизни: дарить подарки без повода, угощать сладостями, раздавать объятья и улыбки. Короче говоря, я хочу быть донором. И я не про кровь. Чтобы быть донором, не обязательно отдавать свою кровь, можно делиться и энергией.       Но так уж вышло, что я не стала ни донором, ни котом. (По поводу кота я расстраиваюсь особенно сильно.) Нет, мне семнадцать, я постоянно жалуюсь своим друзьям на всё, на что можно жаловаться и на всё, на что жаловаться нельзя. А вместо того, чтобы делиться со всеми энергией, я поглощаю её у окружающих. Всех своих друзей-скептиков я, сама того не желая, заставила поверить в существование вампиров. Энергетических вампиров.       У меня была теория о том, что родинки — это места, в которые нас в прошлой жизни ранили. А у меня две родинки на шее, похожие на укус вампира. Не удивительно, что в этой жизни я высасываю у всех энергию. Правда, ещё у меня есть другая теория, о том, что родинки — засосы, оставленные от поцелуя с солнцем. А я для солнца та ещё любовница. Но мы немного отвлеклись.       История, которую я хочу вам рассказать, будет историей о вампире, вечно ноющем и жалующемся на всё подряд. История будет обо мне. Меня зовут Анна, мне семнадцать, и я пока ещё не алкоголик. Но зато мне нужно было переписывать в школе тест на зависимость учащихся, потому что я портила положительную статистику. Я, конечно, не говорю, что с системой образования что-то не так, но, что думать, решайте вы сами. Читая книгу, можно узнать гораздо больше, чем там написано. Уясним сразу: мои хозяева — вы. И только вам решать, что я хотела сказать, набирая ту или иную строчку.       Ваше дело судить, а моё дело остаётся за малым. Мне остаётся заниматься тем, что я люблю больше всего на свете, мне остаётся писать. И я пишу не для успеха, не для славы, только для вас и себя. Я пишу для людей и не на что не рассчитываю. Мне просто-напросто глупо на что-то надеяться. Если делаешь что-то, что любишь, то это ещё не гарантия того, что тебя ждёт успех. Но зато тебя обязательно ждёт радостное и приятное времяпрепровождение. А это гораздо важнее всего остального.       Так о чём же будет эта книга? И для чего она написана? И как мне пришла идея написать её? О, сейчас я всё объясню, сейчас всё будет расставлено по местам. Шагая как-то по тропинке через лес, наблюдая за садящем солнцем и по привычке своей упиваясь горем, я думала о людях, заставляющих меня страдать. Я думала о моих чудесных друзьях. О, они те ещё садисты, хотя сами того и не знают. Но в моём мирке, в мирке, который не принадлежит мне, но которому принадлежу я, мои друзья исполняют (и исполняют довольно прилежно) роль палачей и мучителей.       Тут, пожалуй, нужно притормозить с объяснениями о книге и приняться за объяснения роли дружбы и друзей в моей жизни. Большая роль. У них очень большая роль. Но, вот в чём дело, — друзьями я называю только тех людей, которые заставляют меня страдать, а моё сердце разрываться от тоски и боли. Я люблю этих людей, и ближе их у меня никого нет. Безразличный мне и чужой человек никогда не сможет заставить меня плакать, бросив пару слов. И только друг на это годится. Поэтому я измеряю дружбу пролитыми слезами. Но, не переживайте, они не так уж и часто делают мне больно, не так уж и часто, да.       Наверное, в моей любви к тем, кто делает мне больно, есть что-то нездоровое. Но сладкие люди мне просто-напросто не нравятся. Я терпеть не могу сахарных людишек, пахнущих ванилью и являющихся сладкими маковыми булочками. Понимаете, мне нравится, когда меня разочаровывают и изредка расстраивают. В этом гораздо больше человеческого, чем в постоянной дружелюбности и ласке. Сладкой водой жажду никогда не утолить. Вот так же и с людьми.       Но вернёмся ко мне, шагающей по узкой тропе и глядящей на оранжевый закат. Я думала о своих друзьях-садистах. Я думала о том, как мне повезло, что они меня любят. Я о многом думала, но в основном только о них. Моя лучшая подруга, подруга, которая была рядом со мной все школьные годы, потрясающая львица. Да, именно львица — ей довелось родиться в августе, так что Лев стал её знаком Зодиака. И она ему соответствует. Блистает и купается в лучах всеобщего внимания. Кстати, у нас с ней одинаковые имена, по-моему, именно из-за этого мы и стали подругами, когда нам было шесть лет. Ведь всё-таки довольно приятно встретить человека, который носит твоё имя, и носит его с достоинством и благородством, как и подобает львам.       Другая моя подруга — её зовут Дашей — совсем не похожа на львицу Анну. Она не блистает и не купается в лучах всеобщего обожания, она находится в тени спокойствия и равновесия. И, знаете, это её вполне устраивает. Я даже и не замечала её (это длилось приблизительно 8 лет), пока однажды не обнаружила, что в школе она сидит прямо у меня за спиной. Так мы стали друзьями, и так я узнала, что этой незаметной девочке нравятся биты, кастеты, стрельба из лука, эльфийский язык, гейский секс и прочие довольно милые вещицы.       Потом я подумала о Дарине, которую я не замечала ещё дольше Девочки-невидимки, сидящей за моей спиной. О, они похожи, но всё же есть кое-какая разница между ними. Если Дашу все считали чудесным и милым послушным ребёнком, то маме Дарины учителя частенько советовали сводить её к детскому психологу, а то и к психиатру. На уроках она безучастно дремала на парте, но работы писала удивительно хорошо, она не отличалась многословностью, постоянно хотела спать и являлась, не побоюсь этого слова, эталоном пассивности. Но мы сошлись, и я узнала, что кроме всего вышеперечисленного, она любит держаться за руки и обниматься, любит быть откровенной и говорить обо всём так, как есть, она кормит бездомных котов, а дома у неё целое кошачье царство.       А ещё есть Анжела, которая проучилась вместе со мной всего год, а потом сменила школу. Но, удивительно, мы остались друзьями, не смотря на это. Она не была популярна, да и я тоже никогда не пользовалась такой популярностью, как моя подруга — блистательная Львица. Я подружилась с ней из любопытства, ведь она переехала к нам из другой страны, а это, знаете ли, не шутки. И я ещё не разу не пожалела о том, что она мой друг. Кажется, в ней вместо крови течёт позитив, смешанный с пошлостью, глупыми шутками и детской наивностью.       Я шагала и думала о своих друзьях. На самом деле тропинка эта не длинная, и мысли мои были точны и молниеносны. Моя лучшая подруга — та самая девушка, которую знает едва ли не вся школа. Даша — уравновешенная и спокойная девушка, в воображении которой во время урока воспроизводится (в поразительной точности) клип популярной мальчуковой группы или, что куда вероятнее, идёт война между двумя кланами эльфов. Дарина — загадочная девушка, просто загадочная девушка, этого будет достаточно. Анжела — по-детски наивная пошлячка, которая не падает духом и не позволяет упасть им остальным.       И вот тогда, именно тогда, я задалась вполне логичным вопросом: а кто же тогда я? Без замедления, я ответила себе мысленно: «Я мечтатель!» И я даже не сомневалась в этом… первые три секунды. Ну, конечно же, конечно, я мечтатель! Когда главный электрик выключит свет во всём мире, я запросто выдумаю новый. И поделюсь им со всеми, разумеется, если люди этого захотят.       Но нет. Я не мечтатель. Мечтатель — Даша, незаметная девушка, которой не нужно говорить с вами, чтобы занять себя чем-то. Ей достаточно того, что происходит в её голове. А я какой-то неправильный мечтатель, мечтатель-горлопан. Мне нужно орать на перекрёстках о том, что я себе вообразила, мне нужно заставить всех верить в то, что я выдумала. И это мечтатель?       Я просто слишком громкая, чтобы быть мечтателем. Мечтатели не должны быть громкими. Но я не стану тихой только для того, чтобы найти себя. Неа, не стану, извольте. Мир слишком неискренний и без тихой меня. Да, мир не искренний. О какой искренности можно говорить в мире, где люди от боли не кричат, а молчат, сжимая зубы сильней и сильней. Но знаете что? Я буду кричать за всех. Я буду кричать за всех, кто почему-то молчит и сжимает зубы так сильно, что сводит челюсть.       И вот тогда я всерьёз задумалась над тем, кто же я такая. Нет, не скажу, что вопрос этот был для меня неожиданным. Из-за него я год провела в депрессии. Ну, знаете, это когда ходишь раз в неделю по средам к психиатру, которого ты, в сущности, не интересуешь ничуть, балуешься с лезвиями и собственной кожей, помышляешь о самоубийстве каждый день и не идёшь в школу, потому что плохо себя чувствуешь ментально, а не физически. Так, ничего особенного.       Если честно, то меня этот опыт никогда особо не пугал. Шрамы на руке до сих пор довольно заметны, но пусть будут, раз уж они есть. Меня они ничуть не смущают. Глупо было бы сожалеть о том, что со мной было. Да, сожалеть о полученных когда-либо ранах глупо, они ведь не были смертельными. А о смертельных ранах ты сожалеть никогда не будешь, потому что тебя самого не будет. Сожаление — само по себе глупое занятие, уж лучше исправлять ошибки и набираться опыта, чем сожалеть.       Депрессия прошла, а вопрос о том, кто я такая, на какое-то время забылся. И вот он снова всплыл. Кто же я такая?       Можно сказать, что я вне рамок. Я лучшая подруга популярной девушки, которая всегда в центре внимания, и я лучший друг непопулярной девушки, о которой могут съязвить и пошутить грубо. Я чувствую себя никем. Я друг для удивительной мечтательницы, которая не привлекает к себе лишнего внимания, но мысли которой, когда их откроешь, поглощают тебя целиком. И я друг для загадочной девушки, которая является матерью всем бездомным кошкам и всем забытым и потерянным книгам. Но сама по себе, без своих удивительных друзей я никто.       С тех пор, как я осознала, что мир можно пытаться постичь, я поняла, что центр вселенной находится не внутри меня, а в каком-то другом месте. Или он вдруг сместился, когда я начала вести осмысленную жизнь. Так или иначе, я вдруг начала мыслить, вот тогда-то всё и началось. Тогда я поняла, что не все люди от меня в восторге, что я не самая красивая и умная девочка в мире, что детишек моего возраста пруд пруди, а я довольно посредственный экземпляр. Я поняла, что, в сущности, не несу в себе мирового значения, а жизнь моя не примечательная и скучная. Вот так я поняла, что я человек. До этого то я считала себя божеством, что естественно для детей. Но нет, я всего лишь человек, и перетерпеть подобное понижение в должности мне было очень сложно.       Наверное, именно поэтому я сходилась в дружбе со всеми, кто сам этого хотел. Мне интересно смотреть, как живут другие. Потому что, осмелюсь сказать, меня окружают интересные люди, меня окружают люди, которые заслуживают стать книжными персонажами, а это уже о многом говорит. Да, за ними чертовски интересно наблюдать, я этим и занимаюсь, потому что прежде чем жить, мне нужно определиться, зачем я буду это делать, так что пока я просто посуществую и посмотрю, для чего живут другие люди.       А другие люди живут для разнообразных вещей, для которых я, однако, жить бы не стала. Мой блистательный Лев хочет славной жизни с большим достатком, красивым домом и чудесным мужем (путешествия по миру включены). Даша (кстати, её я часто называю Рыбкой; это она, двенадцатый знак Зодиака, открыла мне мир астрологии) готова любить в жизни все чудесные мелочи. Если в этом мире есть чай, то она уже готова любить этот мир.       Мне кажется, что я понимаю Рыбку. Из множества маленьких радостей можно создать что-то, что будет во много раз лучше одной большой радости. Играли в детстве с калейдоскопом? Так играйте же теперь так же с маленькими радостями жизни, создавайте из незначительных кусочков что-то важное и прекрасное. Но мне жить для маленьких радостей совсем не хочется. И жить затем, чтобы зарабатывать много денег и быть, как они выражаются, успешной мне тоже не хочется.       Но зато мне хочется жить для моих друзей. Их опечалила бы на какое-то время моя смерть. Они бы даже плакали. Может быть, сделали бы мою смерть какой-нибудь особенной страницей своей жизни, не знаю. Знаю только, что, когда Рыбка однажды сказала мне, что не плакала бы на моих похоронах, меня это расстроило. С тех пор прошло много времени, и я сделала так, чтобы она ревела громче всех, но, зная её, уверена, что она бы делала это в подвале или где-то, где её бы никто не увидел.       Я, кстати, часто перед сном представляю свою смерть и реакцию людей на неё. Вот предстоит мне дальняя дорога, и я уже воображаю, как автобус переворачивается, и я умираю. Жаль только, что нельзя, умерев, увидеть того, как плачут друзья, какие милые вещи они говорят. Ведь, пока ты жив, ты не заслуживаешь нежности, нежности заслуживают только смертью, а такая нежность теряет всю свою прелесть и значимость.       Люблю, очень люблю своих друзей, ведь они делают меня несчастной. Понимаете, нельзя быть по-настоящему счастливым, если равновесие твоей души хоть в какой-то степени зависит от окружающих людей. Ещё Будда твердил, что привязанности ни к чему хорошему не приведут. Будде я бы не понравилась. Мне кажется, что я легко привязываюсь к людям. Именно для этого и затеяна вся эта идея с книгой. Мы посмотрим, легко ли мне будет избавиться от своих привязанностей.       Мне семнадцать, я окончила школу и мне предстоит поступить в университет, уехать жить в чужой город, где никто не знает о моём существовании. Но в университете уж точно кто-нибудь станет мне другом. И я жду и жажду только этого.       О, как бы я хотела познакомиться со всеми ныне живущими людьми и разделить их радости и горести! Я бы так хотела окунуться во все слои общества! Хотела бы быть другом графу, живущему в горном поместье, и парню в адидаске, щёлкающему семечки у подъезда. О, ради этого стоило бы жить! Вот только, понятное дело, это невозможно, невозможно стать другом всем.       Чего же я хочу? Зачем пишу это? Только ли для того, чтобы узнать, кто я? И как я собираюсь это сделать? Жаль, что тебе настолько неинтересно, что вопросы приходится задавать мне самой. Но я на них отвечу, меня раздражают вопросы, остающиеся без ответа.       Мне семнадцать. Сейчас самое начало лета. Я буду писать до начала моего восемнадцатого лета. Каждый раз, когда месяц будет близиться к своему концу, я буду писать о том, чему научилась и что узнала о себе и о мире. И я почему-то уверена, что летом следующего года, я буду писать иначе, я стану совсем другим человеком, изменится так много вещей, что я даже и не подозреваю.       Разделю книгу на четыре части, ибо четыре — моё любимое число, так уж как-то сложилось, уже поздно отворачиваться от этой цифры. Лето, осень, зима, весна. В каждой части будут три главы, как три месяца каждого сезона. Неоригинально, знаю, но так будет удобнее всего. Не вам, мне. Уж если я и смогу поступить в университет, то мне, знаете ли, придётся там (не за что не поверите) учиться. Поэтому писать новую главу раз в месяц было бы довольно удобно для меня. Да и я ведь девушка, так что мне к такому не привыкать. Раз в месяц? Это я выдержу.       Я, как и вы, не имею не малейшего понятия о том, что будет на следующей странице. Надеюсь, там будут чудесные персонажи, которые полюбят меня и станут мне верными друзьями. Надеюсь, там будут вечеринки, потому что, так уж вышло, что мне семнадцать, а я не была на стоящих вечеринках ни разу. Надеюсь, что будут истерики и будет бешеная радость. Но их я делить не с кем не хочу, таким мне делиться с друзьями не очень хочется, это единственное, что делает мою жизнь, жизнью. Я иногда изменяю своей политике существования. Иногда мне хочется жить, и это нормально, ведь я молодая, здоровая и сильная, нормально, что иногда мне хочется жить. Не нормально, что я ищу, будто извиняясь, этому желанию оправдания.       Но ещё я очень боюсь, что вместо захватывающих историй про побеги от милиции и драки на закате, будут истории о том, как я пью валерьянку и учу ненавистную химию или другой предмет, понятия не имею, чему в университетах учат. Но мне открыты лишь медицинские университеты, а врачей натаскивают, как псов, поэтому весёлая жизнь мне кажется чем-то сомнительным. Уж не станет ли эта книга короткой версией первого курса медицинского университета? А даже если и станет, кто может знать, вдруг когда-то вам понадобится знать первый курс медицинского университета? Будущее не так предсказуемо, как я.       Я не знаю, каким человеком буду через год. Я не знаю, каким человеком буду через месяц. Рыбка верит, что люди не меняются. А я думаю, что люди меняются, меняются постоянно и без остановки. Разве что происходит это медленно. Каждый день мы что-то узнаём, видим что-то новое и чему-то учимся, именно это и формирует в нас личность. И сформировавшаяся личность — это точно не то, чего я хочу. Личность, которая формируется на протяжении всей жизни — вот моя цель. Не нужно останавливаться, особенно учитывая, что какой-то умный философ миллионы лет назад сказал: «Жизнь — это движение».       Возможно, я сопьюсь и стану наркоманкой. Мне так легко стать зависимой, согласно тому тесту, который меня заставили переписать. Возможно, я обрету себя, найду причину, чтоб жить и перестану перед сном думать о том, что будет после моей смерти. Возможно, но маловероятно, я влюблюсь. Мои горячо любимые друзья всегда советовали мне влюбиться. Но зачем? Я и так люблю их, зачем мне любить кого-то ещё больше, чем друга? Любовник — это на ранг ниже, чем друг. Уж скорее я стану сразу с кем-то любовниками, а потом мы поднимемся до друзей. Возможно, я брошу университет с кем-то таким же безалаберным, как я, и уйду путешествовать по стране с палаткой за спиной и верой в то, что дом и машина не то, чего я хочу. Всякое может быть, у меня впереди целый год, чтобы сбросить с себя покров и остаться обнажённой.       Почему же я решила узнать себя именно сейчас? Тот период, когда у меня была депрессия (а была ли?), был тоже вполне подходящим для подобного рода исследования, поставленного на самой себе. Но нет. Мне семнадцать, я, если хотите, юная дева, трепетная лань, которая занесла ногу над долиной взрослой жизни. Когда мне будет восемнадцать, я смогу пуститься во все тяжкие. Я уже не буду ребёнком. Я смогу выйти замуж, смогу купить в магазине пять бутылок водки, смогу курить на улице, ругаться матом, распутствовать, одним словом, смогу делать всё то, чего пока ещё делать не могу. Вопрос только в том, а захочу ли я этого?       И всё-таки перемены страшат. Мне кажется, я не смогу принять будущее достойно. Моя голова полна «а что если». А что если я не смогу найти себе новых друзей? Но нет. Я хорошо уживаюсь в коллективе, особенно если он состоит из двух человек, включая меня. А мне придётся делить комнату в общежитии явно не с одним человеком. И я немного растеряна, но не напугана. Я не их тех, кого просто напугать.       И всё же меня пугает перспектива новых знакомств. На опыте я знаю, что они даются мне легко. Я кажусь весёлой и глупенькой, а от потенциальных подружек зачастую именно это и требуется. Но вместо всех своих достоинств, при первой встрече я начинаю рассказывать все поступки, за которые мне стыдно, смеясь при этом глупым смехом. Почему я прячу в себе всё самое лучшее? Да потому что у меня никогда не было полок! Понимаете, я никогда ничего не выставляла напоказ, я хранила всё в ящиках стола или в шкафу, но на полках — никогда. Возможно, полки, а точнее их отсутствие, уничтожили всё моё будущее.       Пожалуй, мне пора закругляться. Подведём итоги. Нас ожидают четыре части, в каждой из которой будет по три главы. Я, равно как и вы, не представляю, что нужно ожидать от следующей страницы, поэтому мне кажется, что я такой же читатель, как и вы. За год нам предстоит разобраться с тем, что случается, когда ребёнок становится взрослым. А ещё (это уже интересует по большей части меня) мы узнаем, кто же я такая. Мне нравится быть другом замечательным и исключительным людям, но я не хочу быть чьей-то тенью, я хочу открыть в себе себя.       И да, в этой книги будет два предисловия. Как и два послесловия. Сейчас объясню. Одно предисловие будет настоящим, его я напишу в самом начале. Но другое будет фальшивым, его я напишу, когда закончу книгу. Не судите меня, на самом деле очень сложно писать предисловие, когда понятия не имеешь о том, что будет в самой книге.       То же самое и с послесловием, только наоборот. Одно из них будет написано в самом начале, когда ничего ещё не закончилось. Зачем писать послесловия, когда сама книга ещё не написана? Да затем, что я люблю симметрию. Если есть два предисловия, то и послесловий тоже будет два.       Итак, теперь, когда я ввела вас в курс дела, самое время начинать историю.       Май подошёл к концу. Началось лето.