Вечер весны

      Говорят, единственное средство, способное привести человека к преображению, заключается в принятии себя таким, какой ты есть. Чёрта с два! У всех нас есть свои демоны, и мы просто обязаны их контролировать, сдерживать и, возможно, скрывать. Если хочешь перерезать соседям по комнате глотки, лучше пойти против самого себя, и притвориться кем-то терпимым, а не психически нестабильным подростком. Быть самим собой — не всегда хорошая идея.       Нет, резать глотки я никому не хочу. И я психически стабильна (насколько это возможно в моём возрасте и в моё время). Но иногда я чувствую себя плохо от того, что приходится делить комнату с тремя другими людьми, хотя по большей части мне на них плевать. Игнорировать я умею.       Но таракана, с которым я встречалась каждое утро, мои соседи убили. А этот таракан был мне как друг, поэтому мне хочется отомстить за него. Конечно же, я шучу. Но доля правды в этой шутке заключается в том, что я не терплю насилия ни в какой форме и мне не важно, к какому живому существу оно относиться. Этот таракан никому не мешал. Его бы не убили, будь он бабочкой. Люди такие мерзкие в этом плане и здесь им не важно, о таракане идёт речь или же о человеке.       Внешности уделяют так много внимания. Я и за собой замечаю, что отказать в просьбе симпатичному человеку сложнее, чем некрасивому. И сидя у Ани в гостиной, грея руки о кружку с горячим чаем, слушая о её любовных похождениях в академии, я всё больше начинала сомневаться в своей внешности. Как это так вышло, что я ни разу не держалась с парнем за руку, а она уже давно перешла простые поцелуи?       Хотя чему я удивляюсь? Вы не представляете, как же она хороша. А я даже не на любителя, я ниже среднего, ничего прекрасного во мне нет. И, наверное, если бы мы были конфетами, начинка Ани не была бы хуже моей, она была бы даже лучше. Вся моя глубина, пожалуй, фальшивая и прогнившая. Вся её общительность и уверенность сияют золотом и дарят тепло.       Может быть, я слишком правильная? Мои друзья посмеялись бы, но смеётесь ли вы? Стали ли мы уже настоящими друзьями? Я не могу вас узнать, но зато я позволяю вам узнать меня так, как могут лишь немногие. И я просыпаюсь в 6:20, чтобы к восьми быть в университете, хотя между ним и общежитием всего две станции на метро. Но я лучше приеду раньше, чем опоздаю. Я не пропускаю ни одной лекции, потому что я хочу слушать то, что поможет мне узнать о мире больше. (Поможет ли только?) И из-за этого меня не понимают.       Если быть правильным и безукоризненно точным, со стороны окружающих последует больше недовольства, чем если бы ты был бестолковым дебоширом. Но даже если и есть те, кто любят точность и «правильность», я всё равно не стану им симпатична. Я замкнутый человек. Очень замкнутый. Замкнутый, как круг жизни, по которого мы бегаем без остановок.       Во мне чертовски много недостатков, как и во всяком другом человеке. Но если другие, может быть, ещё пытаются как-то их справить, я давно опустила руки. Бигуди не завивают мои волосы, а тональник не маскирует несовершенства. Я не могу быть кем-то ещё, кроме себя. Знать бы только, кто я и что значит это «себя»? Мне так легко быть собой и так сложно пытаться быть кем-то другим. Потому что, что бы я ни делала, я всё равно не понимаю, на кого я похожа и кем я являюсь. Я являюсь собой, но я не знаю, что значит слово «собой». Кто кроется за ним? И зачем я так усердно ищу это?       Анина мама принесла мне домашний пирог и оставила нас двоих в комнате. Громкость на телевизоре возросла (вспоминаю, как Коля так делал, когда рассказывал про депортацию из Польши, и понимаю, что Аня собирается рассказать что-то жутко интересное и важное) и её голос стал тише. Да, от парней у неё отбоя нет. А они ухлёстывают за ней, хотя и состоят в отношениях. Кто-то чувствует себя любовницей, кто-то изменщиком, кто-то не о чём не подозревает, а кто-то даже не держался с парнем за руку. И обо всех этих людях речь идёт в просторной Аниной гостиной, пока блондинка на экране телевизора кричит во весь голос навязчивый припев из песни про любовь.       И мне становится страшно: а что если парни моего типа вымерли? Настоящих мужчин уничтожили автоматические двери. В большом городе эти двери попадаются мне на глаза едва ли не каждый день, и я постепенно пришла к выводу, что они уничтожили джентльменов. Парням было бы всё же полезно, придерживать и открывать перед девушками двери. (Хотя не буду врать, в метро и у центрального входа в мой университет джентльмены встречаются и встречаются довольно часто.) Да, я люблю выдвигать теории. Вот такие странные и абсурдные теории. Не удивительно, что не все люди меня правильно понимают. Я странная. Аня (университетская подруга) сказала мне об этом на осенней аллеи, только вот её это восторгало, а меня, вроде как, расстраивает.       А, кстати, почему это я сижу у Ани в гостиной, как в старые-добрые времена, когда мы были школьницами и жизнь была совершенно другой? В первые выходные ноября я приехала домой. Седьмое ноября (государственный праздник) выпало на понедельник, и поэтому у меня был настоящий полноценный выходной — всё воскресение я провела рядом с друзьями.       Перед тем, как пойти к Ане в гости, я пригласила к себе Рыбку. Она ответила мне отказом, что меня дико расстроило. Во-первых, мы ни разу не были друг у друга в гостях, а что это за друзья такие, которые не были друг у друга в гостях? Во-вторых, я ужасно хотела покормить её папиными макаронами (в субботу вечером, по приезду домой, я сделала выбор между продуктами для макарон и арбузом в пользу овощей и мяса), поиграть с ней в старенькую приставку, показать мою комнату, мои фотоальбомы, шуфлядки моих столов, одним словом — я хотела показать ей сторону моей жизни, которую она ещё не знала. И в третьих, мне совсем не хотелось бродить по холодной и мокрой улице родного, но всё-таки довольно серого и тесного города.       — Я не люблю ходить в гости. Мы можем поговорить по скайпу, если ты так не хочешь встретиться в центре, — жестоко сказал мне нежный и добрый голос из телефонной трубки.       — Как ты можешь? Всё так плохо, а ты меня добиваешь! Я красила прядь в красный, а она прокрасилась не так, как я хотела. Родители вчера ругались, будто не могут этого делать, пока меня нет в доме и я на учёбе. Я не смогла найти заначку, которую спрятала в прошлый раз. И ты ещё не хочешь прийти ко мне в гости! Ну, пожалуйста, я этого очень хочу.       — Нет.       Я сдала позиции, и через полчаса папа вместе со мной заехал за Рыбкой, а потом завёз нас в центр. Мы много обнимались, я держала её под руку, впитывала в себя её светлую и тёплую энергетику, параллельно рассказывая о последних событиях из моей жизни, вроде дружбы с тараканом и тем, как его убили на моих глазах, а я за него даже не вступилась. Если будут убивать моих настоящих человеческих друзей, если их будут оскорблять, я что, тоже вот так промолчу? Надеюсь, что во мне найдутся силы закрыть их своей спиной. Надеюсь, ширины моей спины хватит на всех, кому нужно, чтобы их прикрыли.       — Мои соседи по комнате меня категорически не понимают, это ужасно! Недавно ко мне подошла одногруппница, она приходится для всех кем-то типа мамочки, и спросила: «Ань, тебя соседки по комнате не обижают?» Я отвечаю: «Нет, а почему ты спрашиваешь? Такой странный вопрос». А она говорит, мол, совсем не странный. Я так и не расспросила её подробнее, а теперь сгораю от любопытства. С чего это она вдруг решила спросить такое? А у тебя как? Как Оксана, всё такая же, как была в школе? А вторая соседка?       — У меня тоже всё плохо. Даже с Оксаной. А вторая соседка всё продолжает везде оставлять свои длинные волосы. Находить волосы Ани в учебниках, когда мы с ней сидели за одной партой, было хотя бы как-то приятно. Мне просто невыносимо делить с ними моё личное пространство. Хотя какое там личное пространство, — и она вздохнула.       — Да, тебе, наверное, сложнее приходиться. Я хотя бы отдыхала в летних лагерях.       Рыбка посмотрела непонимающе, а я принялась разъяснять:       — Летние лагеря готовят детей к жизни в общежитии. Только я вот и в летних лагерях никогда не была популярным и всеми любимым ребёнком. Хорошо хоть хотя бы одного друга завела, — это я говорила про Аню. — Кстати, я кое-что для тебя принесла!       И я достала и протянула Рыбке свёрток из тетрадного листа в клеточку, внутри которого был молочный улун (эта рыбка точно захотела бы плавать в аквариуме, полном чая, я вас уверяю). Улун мне принесла попробовать Аня, а я ей принесла через несколько дней попробовать чурчхеллу. Аня продолжала покупать мне пирожки в буфете, а я продолжала поддерживать её и угощать яблоками, захваченными из дома. И я до сих пор не поняла, насколько наша дружба зависит от моего желудка, заставляющего вилять хвостом каждому, кто готов протянуть вкусный и горячий пирожок.       Но, что было интересным, так это то, что Рыбка в ответ протянула мне две резинки для волос с блестящими прозрачно-молочными камнями.       — Вот, увидела их и вспомнила, как сильно ты любишь всё блестящее.       — А ты вспоминаешь меня, когда видишь заправки? Я вчера пересаживалась в Моло и думала о том, что ты всегда садишься на автобус до дома там же, где это делаю и я. И я смотрела на свет фонарей, на огни заправки и, боже, как же это красиво! А ещё с моей близорукостью, когда все огни такие размазанные…       — Нет, я не вспоминаю тебя, когда вижу те заправки. Только заправка около твоего дома, напоминает мне о тебе, — а потом она как-то замолчала и выдала вдруг с этакой приятной для меня тоской в голосе: — А вообще я часто о тебе вспоминаю.       И я прижалась к её руке и сказала, что я тоже часто вспоминаю и думаю про неё. И мне было так радостно, что я отдала ей вкусный чай, а она подарила мне эти резинки с блестящими камнями. Как же много радости могут вмещать в себя такие вот простые и маленькие знаки внимания, боже мой!       Интересный факт: в моём родном городе резинки для волос называют «махрушками».       Менее интересный факт: соседка по комнате смотрела на меня, как на инопланетянина, когда я сказала, что мне нравятся её махрушки, а я не понимала, что сделала не так и чем заслужила этот взгляд. (Только потом после обсуждения этой истории с Рыбкой, мы поняли, что слово «махрушка» не выходит далеко за пределы нашего городка.)       То, что ты хочешь подарить что-то — это акт доброты. Я это так воспринимаю. Наверное, поэтому я прихожу просто в дикий восторг, когда кто-то мне что-нибудь дарит или наоборот, я могу что-нибудь кому-то подарить. Даже если даришь жменьку чая, которого хватит всего на пару чашек, — это не бессмысленно. Доброта н и к о г д, а не бывает бессмысленной и бесполезной.       Я о доброте много думала, и вот, что по этому поводу было записано в моём блокноте: «Добрые поступки, совершённые нами, мы быстро забываем, но всё зло, сделанное нами, останется в памяти до последних дней, до последних минут. Оно всегда будет в наших воспоминаниях, оно всегда будет рядом. А вот поступки, совершённые по отношению к нам имеют обратные свойства: все обиды тают под действием времени, но подаренное нам добро укореняется в душе и памяти и подбадривает нас даже в самые тёмные времена».       — О, Рыбка, я на самом деле счастлива там. Я полюбила физкультуру, так приятно чувствовать свои мышцы, прислушиваться к тому, как они напрягаются, какие они сильные. Я добавляю в еду чеснок, чтобы не болеть и пью отвар из брусники. Я так хорошо чувствую себя физически. И я так спокойна духовно, учёба не напрягает меня, мне интересно учиться, я словно снова в первом классе. Мне так хочется узнать больше, мне так интересно! И я развлекаюсь, мы с Дариной ходим в музеи, когда вход бесплатный, или на недели бесплатного кино, или встречаемся и сидим где-нибудь в торговом центре, или просто ходим по парку! Мне так нравится город! — у меня дыхание перехватывало, когда я ей это рассказывала. — Он такой большой, улицы широкие, столько простора, я чувствую себя такой свободной. А здесь улицы давили на меня, здесь мне было тесно и душно. Кажется, я не из тех людей, которых большой город приводит в стресс.       — Рада, что ты хорошо себя чувствуешь, — и она искренне этому радовалось, потому что так друзья и делают: радуются и печалятся друг за друга.       — Что за странное выражение, кстати, — заметила я и совершенно отвлеклась от рассказа про свою студенческую жизнь. — Хорошо себя чувствуешь? Пф! Когда нам хорошо, мы ничего не чувствуем. То есть вот смотри: если мы чувствуем почку, значит, она болит. А когда мы её не чувствуем, то с ней всё хорошо. Поэтому сомневаюсь, что можно чувствовать себя хорошо.       — Как я соскучилась по этому, — она улыбнулась и выдохнула серое облачко пара в холодное осеннее небо.       Решение разойтись принимала она: ей нужно было ехать домой, рисовать плакаты против СПИДа, алкоголя и курения. Я промолчала о том, что у меня тридцать пять биллетов по анатомии, которые нужно выучить к среде.       — А что ты будешь делать? — спросила она.       — Пойду к Ане.       — Может, позвонишь ей?       — Можно, но это совсем не обязательно. Конечно же, она будет рада меня видеть. Она-то любит гостей, — это я добавила, уже немного надувшись.       — Я тоже была очень рада тебя видеть.       — Я знаю.       А потом подъехал автобус, я показала ей средний палец, потому что у меня на стене в общежитии висит её плакатик с «Fuck off» в сердечке. К Ане идти было минут семь, и пока я шла, в голове родилась фраза, вечером перекочевавшая в блокнот: «Когда я тебя вижу, у меня встаёт средний палец». Это можно было бы использовать в какой-нибудь истории про двух парней, люто друг друга ненавидевших. Но эта явно не та история, которую я напишу, потому что пишу я эту историю. Свою историю.       Аня, правда, встретила меня радостно, я сидела у неё дома до позднего вечера, ужинала с её родителями, которые в детстве нашу дружбу не одобряли. Когда мы прощались, её папа дал мне с собой пакетик айвы, чтобы я добавляла её в чай (отвар брусники в моём случае) и не болела.       И на этом воскресенье не закончилось. За мной заехали родители, и в машине я позвонила Дарине, Лапке то есть, и предложила ей заночевать у меня. Она, как и Аня, не против внезапных предложений, так что согласилась моментально. Но папа не повёз меня сразу за Дариной, мы поехали к моему знакомому, чтобы тот сделал гравировку на зеркальце для Дня рождения Лапки (отдельная история).       А вот потом начался счастливейший вечер. Мы с Лапкой и Ураном играли в «собачку» снежками, потом ели чудесные папины макароны, потом пытались играть в приставку (она так и не захотела работать), а перед сном посмотрели мюзикл «Ромео и Джульетта», и я в очередной раз благодарила Дарину за то, что она открыла мне мир мюзиклов.       Перед сном нам болели животы — так мы объелись — поэтому мы просто лежали на спинах и разговаривали. И всё сводилось к тому, что обеим нам кажется, будто сейчас не холодный ноябрь, а горячий август, будто бы на улице лето, а мы и не школьники и не студенты. И всё было так хорошо. Потому что всё хорошо было тем летом, которое навсегда прошло и навсегда осталось в наших воспоминаниях.       О, это лето было прекрасно, хотя ничего особенного и не происходило! Но в моём рюкзаке я до сих пор нахожу пляжный песок. И мне до сих пор иногда слышится запах полыни, отдающий пряниками и докторской колбасой. В своих снах я вижу падающий звёзды и летние пушистые облака. Я помню, каково было сидеть в своём убежище, в палатке, и расчёсывать Дружка или медитировать. Но это всё позади, это не вернётся. По крайней мере, Дружок не вернётся точно.       Воскресенье прошло прекрасно, я успела повидаться со всеми друзьями, которых не видела месяц. Я провела много времени с родителями, показывала им фотографии из ботанического сада и из художественного музея, из Национальной библиотеки и с вечеринки в честь Хэллоуина. Боже мой, как же я их люблю, а ведь в шестнадцать, они меня бесили нещадно. Но, чёрт, как же сейчас хорошо, как же у меня с ними теперь всё хорошо.       А теперь про плохое. Не бывает такого, чтобы всё было хорошо. Не хочу лить мёд вам в уши, так друзья не поступают. Я буду честна, я буду сурова: есть добро, а есть зло — и каждый получает и то, и другое.       Если раньше поездки домой не занимали даже суток, то теперь у меня выдался целый день дома, да ещё и с хвостом, причём длинным и пушистым. И этого времени для меня оказалось слишком много: я так хорошо почувствовала, как сильно меня любят мои друзья, как сильно меня любят мои родители, мои питомцы и даже мой брат (Ваня был дома, а вот Коля остался в Минске), что по приезде в общежитие рыдать хотелось от недостатка любви.       Впрочем, в душе (не в той, что у меня внутри, а в том, что на первом этаже общежития) я этим и занялась. Ревела и мылась, а ещё беззвучно кричала. Очень рада, что умею так, это здорово помогает расслабиться. О, други мои и братии, это действительно очень тяжело психологически из царей опускаться в низы. Из общества, любящего и ценящего тебя, уезжать за тем, чтобы остаться наедине с собой. А я не могу оставаться наедине с человеком, которого не знаю. Незнакомцы что угодно могут выкинуть, как угодно могут с тобой обойтись. Вот именно поэтому мне так важно себя найти.       Кто я? Возможно, я искатель. И вот именно из-за этого я постоянно что-то ищу. В пятнадцать-шестнадцать лет я была искателем смысла жизни. Сейчас, в семнадцать, я ищу себя. Но может быть, мне надо искать не себя, а что-то другое или даже кого-то другого? Может быть, существует что-то, что ждёт, когда же оно будет мной найдено. Но почему-то я уверена, что это что-то — точно я. Я и искатель, и искомое.       И поэтому мне так сложно.