Вечер весны

      Всё в этой жизни постигается от меньшего к большему. Познавать от большего к меньшему алогично, а мыслящий человек одержим логичностью своих действий. И поэтому меня так пугает моё стремление познать себя, познать смысл своего существования. Это так похоже на путь от меньшего к большему. И что же тогда это самое «большое»? Вы чувствуете масштабы? Чувствуете этот неудержимый трепет перед чем-то, что невозможно даже представить?       Я много думаю. Наверное, если бы я по вечерам наслаждалась низкокачественной музыкой и таким же алкоголем вместе со своими соседками, я бы думала меньше. Я бы вообще не думала о тех вещах, которые меня так волнуют. И, может быть, я была бы, как и они, счастливой в своей поверхностности. Но только мне нужна глубина.       Я не претендую на звание интеллектуально вдохновляющего новатора. Если я и пишу умные вещи, то до меня кто-то их уже не просто писал, а публиковал и сдавал в печать. Но разве это должно меня волновать? Я пишу именно для тебя. Я пишу для человека, который случайно (или нет) добрался до этих строк. Именно тебе я хочу открыть то, что таится в глубинах моего разума. А если тебе не понравится, я расскажу историю из моей жизни, историю, которую можно было видеть со стороны. На самом деле почти каждый из нас пасует перед глубиной и стремится к поверхностному. Даже те, что кричат о Марианских впадинах своей души.       Представь, что мы гуляем по осенней аллее. Или лучше представь, что мы пьём чай с молоком на уютной кухоньке поздно вечером. Представь то, что ассоциируется у тебя с прослушиванием чьих-то историй. Вспомни своё детство, когда твой друг так здорово придумывал всякие небылицы. Или подумай про дедушку, чьи истории ты просто обожаешь. Но если в твою голову так и не заглянул какой-то конкретный образ, то представь меня. Меня, рассказывающую тебе историю своей жизни, сплетая её из маленьких несвязанных друг с другом рассказов.       Я ехала в метро. О, моё любимое метро: неповторимый запах, напоминающей что-то из прошлых жизней, сменяющие друг друга лица, желание прыгнуть под поезд и мысли о терактах. Да, я ехала в метро, а рядом со мной в вагоне сидела девушка с обнажёнными руками. И на левой её руке были шрамы от лезвия. Конечно же, мне это было знакомо. И, конечно же, я не могла закрыть на это глаза… на мои собственные шрамы окружающие слишком долго закрывали глаза. И я не стану повторять их ошибку.       «Я должна её обнять! Прямо сейчас! Но нет, здесь столько людей! И вдруг она не любит объятья, как Лапка или Рыбка. Тогда я должна сказать ей что-то! Ну же, давай, сделай это! Но я не могу. Мне страшно», — думала я, то краснея, то бледнея, а моя станция тем временем приближалась.       И я решила: я не умею говорить красиво и уверенно, когда переживаю, да и вообще я не так уж и красноречива. Но я умею писать. И именно этим я и должна заниматься. Словно клинок у убийцы, в моей руки из ниоткуда (из сумки) возникла ручка с блокнотом. Прямо сейчас я буду убивать несправедливость и безразличие к чужим страданиям. Чернила и дрожащая рука в своём неловком и прекрасном танце оставляют на бумаге следы. Следы сливаются в буквы, а буквы в слова, миссия которых заключается в том, чтобы залечить раны души, а не шрамы на коже. «Жизнь стоит того, чтобы её прожить. (Хотя иногда и бывают тёмные времена) P.S. Ты красивая! — заботься о себе -», — такие вот простые и банальные вещи написал ваш покорный слуга, жутко краснея и чувствуя, как коленки танцуют джигу, а ладошки лихорадочно потеют.       И до чего же мне повезло! Эта девушка вышла на той же станции, что и я, чтобы пересесть на другую линию. И её сумка была из разряда тех странных сумок, которые не имеют застёжки. Поэтому, примостившись в толпе людей за спиной незнакомки (так за ней должен ходить её ангел-хранитель, а не я), мне удалось забросить записку в её сумку. Это конец истории. Больше мы с той девушкой не виделись. Я не знаю, как она отреагировала на записку. А она не знает моего имени, потому что я не подписала внизу «Анна», как делаю это обычно. У этой истории нет морали. Я ни к чему никого не побуждаю. Я просто хотела рассказать историю из моей жизни. Историю, которая вполне заслуживает быть написанной в книге. Потому что человеческая жизнь ВСЕГДА достойна стать историей, напечатанной в тысячном тираже.       Наверное, ты хочешь, чтобы я рассказала ещё одну историю. Я могу рассказать про то, как в Минске проходил марш тунеядцев. И про то, как я на нём не присутствовала. Первая полноценная история, которую я написала, называлась «Анна Фаер», и она была о девушке, которая мечтала изменить политический строй в лучшую сторону. И я ассоциировала себя с той девушкой какое-то время. Я была уверена, что как только мне выпадет шанс поучаствовать в митинге и повлиять на историю хотя бы косвенно, я его не упущу. Но…       Если сотрудники милиции задержат студента на митинге, его исключат из университета. Работодатели, полагаю, придерживаются похожей политики. И именно поэтому мы продолжаем жить в том же дерьме, в котором жили до этого. И его уровень поднимается, скоро не будет видно даже наших макушек. И люди бояться потерять рабочие места, люди бояться потерять возможность получить образование. И я среди этих людей. Тем не менее, митинг состоялся. Следовательно, нашлись люди, которых не смогли остановить никакие угрозы. Там были и студенты, и рабочие, и старики. Среди этих людей была Анна Фаер. Вот так мы и застаём момент, когда я осознаю, что я всего лишь Анна. Не Фаер.       И эта просто Анна вместо митинга пошла с другой Аней (моя университетская подруга просто не могла иметь другого имени, ага) в только что открывшееся кафе с уйгурской кухней «У Гафура», что в десяти минутах ходьбы от учебного корпуса. Мы сняли стипендию (кстати, получили её в тот же день), и уже с карманами полными налички, вошли в заведение, напоминающие по интерьеру корчму из старого-доброго фэнтези. Устроившись у двери, мы стали листать меню с такими названиями, которые произнести может только лингвист. Единственное, что было простым — это самса. А остальное из моего заказа я была не в состоянии даже произнести, поэтому пришлось просто показывать официанту, что я хочу: вышло вполне естественно, думаю, никто даже не догадался, что я попросту не в состоянии выговорить уйгурские названия.       Пока мы ждали свои заказы, с нами заговорил мужчина азиатской внешности — директор этого заведения. Он поинтересовался, не дует ли нам от дверей, хорошо ли нас обслужил официант и бросил пару любезностей, приятных каждой девушке.       — Знаешь, я уже люблю эту место! — заявила я Ане, когда директор отошёл от нашего столика.       — А почему бы нам не заходить сюда с каждой стипендии? Сделаем такую традицию! Что думаешь?       — Думаю! Я думаю, что идея отличная! Это будет наше место! О боже, я так взволнована, у нас появилось наше место! Знаешь что?! Давай немедленно сделаем общее фото. Мы с осени знакомы, а у нас общей фотки нет! А мы ведь вместе вино пьём, у нас просто обязано быть общее фото!       И после десятка неудачных фотографий, после бокала вина и учпучмака, я уже жаловалась на свою жизнь:       — Ты представляешь, когда я сняла со стены её фотографию, то она повесила там две! Теперь там две надписи «Хозяин комнаты 212». И я тогда уже лежала в постели, они думали, что я спала, так что говорили, как есть. И она сказала, что если я их сниму, то там будет висеть три фотки. И так дальше.       — И что ты будешь делать? Всё равно снимешь?       — Нет, можешь снова распечатать «No gods, no masters» для меня? Её принтером я пользоваться не буду.       — Ой, не знаю. У меня, вроде, краска закончилась. Я точно скажу тебе, когда домой приеду.       — Может, нужно фразу изменить? Что-то более резкое.       — Что?       — Я не знаю. Остро отвечать я умею лишь самой себе, а с другими людьми я хочу быть хорошей.       — Даже если эти люди такие… мрази?       — Да. Я как святая, только веду себя так не из-за большого сердца, а из-за глупости. И мы весь вечер пытались придумать колкую фразу, но на наши слегка опьянённые головы так и не снизошло озарение. А когда я вернулась в общежитие, в моей комнате играла светомузыка, и пахло алкоголем похуже вина.       Я скинула с себя рубашку с галстуком, сняла штаны, и, одевшись в пижаму, забралась с головой под одеяло. И я не могла уснуть из-за шума. И когда все легли спать, я тоже не могла уснуть. И в три часа ночи, я всё поняла. Я поняла, что будет висеть на стене рядом с фотографиями шального Рака.       Территорию метят только животные.