Уходя, закрывайте дверь

Юнги идет рядом с Чонгуком, нисколько не стесняясь его разглядывать вблизи. Парень опускает взгляд, похоже, слегка вымотан за день. Они неделю проводят время вместе, ходят по улицам, в кино, даже побывали на выставке какого-то сомнительного современного искусства. Идут по мокрой после дождя улице. На темном асфальте отблески разноцветных огней и аура вокруг какая-то неземная. Юнги очень хорошо умеет отличать друг от друга атмосферу земли и неба. И та, которая их окружает - не является соотносимой к чему-либо. Ангел целый день наблюдает за Чонгуком. Как тот ест попкорн, как пьет колу из трубочки, как смущается, когда Юнги платит за него, как пару раз спотыкается и чуть не падает. - Так ты даже ничего не рассказал о себе, Юнги, - Ангел отводит взгляд и принимается разглядывать красивые огоньки города на мокром асфальте. Он пожимает плечами. Не то чтобы он ничего не хотел рассказывать, наоборот. Внутри него, что Ангелу было совсем не свойственно, даже зародилось такое желание, он просто не знал, с чего начать и что именно сказать. Он, правда, был даже не против что-то рассказать. О себе. - А что ты хочешь услышать? - Ну, например, о твоей работе. Ты ведь спасаешь жизни многих людей. Наверное, ты чувствуешь себя как-то особенно. - На самом деле, нет, людей я не спасаю, - Юнги снова пожимает плечами. Они идут по малолюдным улочкам, кажется, специально оттягивая время расставания. - Я вообще не из этого города. Теперь Чонгук смотрит на Ангела. - А почему ты мне соврал? - Юнги жмет плечами. - Наверное, просто так. - Тогда чем ты занимаешься? Ты сказал, что помогаешь людям. - На самом деле, им от меня не так уж много пользы. Я не знаю, как сказать. - На лице Ангела появляется улыбка, и он поворачивает голову в сторону Чонгука. - А если я скажу, что Ангел? Чон сразу закатывает глаза и отводит взгляд. - Ты все надо мной смеешься. - Я не смеюсь над тобой, - Чонгук как-то невольно ускоряет шаг, а Юнги, сам того не замечая, подстраивается под темп Чонгука, стараясь того догнать. Почему-то неприятно. Конечно, Ангел уже не один раз сталкивался с подобной ситуацией, но в этот раз задело. Задело глубже, чем во все прошлые разы. И это сподвигло Юнги задать глупый вопрос: - Почему ты мне не веришь? - Чонгук остановливается и внимательно вглядывается в лицо Ангела. Он пытается разглядеть на нем хотя бы маленький признак насмешки или шутки. Но старший серьезен. Он ощущает внутри себя совершенно несвойственное чувство. Отчаянное желание того, чтобы ему поверили. - Пожалуйста, не шути надо мной, - голос Чонгука поникший. Юнги это тоже неприятно царапнуло в груди, поэтому он, не особо задумываясь, отвечает: - Я садовник. Я просто садовник, который работает всего лишь раз в неделю, - только для того, чтобы голос Чонгука не был таким. Только потому что воображаемое чувство насмешки над ним Юнги било сильнее неверы человека. И волна облегчения окатывает Ангела, он чувствует ее мурашками по своей спине. Потому что Чонгук верит ему, больше нет того блеска обиды в глазах. У него очень красивая улыбка. Даже если всего лишь краешки губ слегка потянутся вверх. И она уже не кажется Юнги открытой улыбкой. Это та самая улыбка, как чей-то доверенный не каждому секрет. Это и волнительно, и радостно, и ново. - Ну вот. Что такого, чтобы быть садовником? Это тоже замечательно. Ты постеснялся, да? - Теперь усмехается Чон. Юнги выдавил из себя улыбку. - Все хорошо. Я тоже всего лишь продавец цветов. Юнги задумывается над словами "всего лишь". Чонгук сам по себе "всего лишь" человек. Простой человек, как те, что находятся за переулком. Как те, которых на земле не счесть. Но вместе с тем он, почему-то стоящий на мокрой траве (кончики его кед потемнели от воды и приобрели грязный оттенок, ноги, скорее всего промокли), сейчас был далеко не "всего лишь". Даже если всего лишь человек или всего лишь продавец цветов. И Юнги повело вперед невидимой силой или же собственным неосязаемым желанием, а возможно, порывом, и он взял холодную руку Чонгука. Глаза у парня блестели в темноте белым огоньком, кололись немного, защищались, может, смущались или даже просили. Возможно, сигнал, а возможно что-то еще. Юнги так сильно хотел это понять и осознать в своей голове, так четко и определенно, что желание от него ускользнуло незаметно. И он уже без особого смысла смотрел в глаза Чонгука. Просто потому что ему нравилось и это было красиво. Это пробуждало от чего-то или к чему-то. Порой, когда так сильно хочешь сосредоточиться на чем-то, основная мысль ускользает с ловкостью плывущей по теченью рыбы. И то, что ноги тоже промокли, - не важно. Важно становится совсем другое, совсем новое и еще такое странное. Ангел сжимает руку парня покрепче, свободной наклоняя к себе за шею, сам чуть приподнимается на носочках. Чонгук не робеет, но и никаких признаков страсти не выдает. С непривычной для Юнги нежностью и глубиной, обвивает руки вокруг талии, прижимается к его губам своими, доверчиво закрывая глаза. Он ничего не боится и, кажется, доверяет Ангелу уже с самых первых секунд их знакомства под какую-то красивую песню из фильма. Интересно, помнит ли ее? А обратил ли вообще на такой, может, даже пустяк? Но Юнги почему-то обратил. Они целуются за чьим-то высоким домом и на чьем-то газоне. Ночью. Совсем близок приглушенный шум ночного города. У Чонгука ладони внезапно теплые и неожиданно трепещущее сердце Юнги в руках. Этот поцелуй затягивает Юнги, он незаметно сам для себя начинает растворяться в этом занятии и немного теряется в пространстве. Губы Ангела становятся немного быстрее и чуть чувственнее зажимают нижнюю и слегка влажную губу Чонгука, который по-прежнему не робеет, но по-прежнему не проявляет никакой инициативности. Он дает вести Ангелу. Внутри Юнги, в самой груди, такой трепет, которого никогда не было. Так нещадно клокочет, так просится куда-то на волю, так скребет. Младший прижимается крепче, теснее и становится совсем тепло. Затылок потеет. Ладони в чужих ладонях потеют. Это кажется волнительным, но внутри все встает на свои места. Ангел аккуратно проникает языком в рот Чонгука, получая зеленый свет и разрешение на многое. Но зачем сейчас многое, когда так приятно это малое? Потому приятно, что сейчас не кажется малым. Языки Юнги и Чонгука сплетаются, и кто-то из них судорожно выдыхает. Оба открывают глаза и встречаются взглядами. Это настолько неловко, что они спешат как можно скорее погрузиться в темноту, не прерывая близости. Ангел немного углубляет поцелуй, откровенно наслаждаясь приятной мягкостью и влажностью. А Чонгук уже сам крепко сжимает руки Юнги. Между ними два вдоха - как один. И они смотрят друг на друга, уже отстранившись. Постепенно вокруг Юнги снова появляется мир. Он слышит остро, как и раньше, чувствует, что промокли ноги стоять в этой траве. У него бешено бьется сердце. Мокрые и горячие ладони, капелька пота стекает вниз по шее и попадает за шиворот. Жарко, но ветер осенний и холодный. Юнги - Ангел и правая рука Бога. У него никогда не было никаких жалоб на свое положение, лишь плачевные воспоминания прошлой жизни. Он, когда открыл глаза, уже не чувствовал никакой боли. Ногти на руках и ногах были целы, ни одного перелома, а тело совершенно легкое. И почему-то он сразу понял, кем он стал, что должен делать и за чем следить. Он открыл глаза уже с этим осознанием. И все было как было. Он смотрел, как заканчивалась середина девятнадцатого века, начинался и длился двадцатый и как начался двадцать первый. На небе он самый старший и несменный. Ангелы вокруг него менялись, время на земле менялось, а он просто смотрел. Иногда сверху вниз, иногда оказывался в самом центре событий. Юнги пробовал все. Ни к чему из каждой эпохи не привязывался и достаточно легко отпускал. Пробовал еду, музыку, одежду, красивую мебель, живопись, архитектуру, литературу, женщин и мужчин разных возрастов. Он остановился лишь на мысли, что за людьми интересно наблюдать. И этим, собственно, и занимался последние лет пятьдесят. Не так долго. Время потерялось для Юнги. Для Ангела, который должен был следить за хранилищем душ, за появлением новых протеже и не нарушать установившиеся уже до него правила воспитания. Он, конечно, тоже мог взять себе приемника, но почему-то этого не делал. Ему было ничего не нужно от неба, потому что, как он думал, у Юнги и без него было все и не было ничего одновременно. Когда плечи ломаются от гнущего тело изобилия, оно не остается таким уж бесценным. Оно теряет ценность. Юнги знал такие слова, но сильно не вдумывался. Осознание того, что Юнги теперь понимает все, пришло только сейчас, когда он посмотрел на улыбающееся розовощекое лицо Чонгука. Он склонил голову на бок, а глаза были слегка прикрыты, блеск их перестал призывать к каким-либо действиям, блеск в них притупился и стал более мягкий, но оттого пронзал сильнее. Юнги забыл, а может, даже из прошлой жизни не знал еще, что такие чувства бывают. Он, открыв глаза наверху, почему-то даже не подумал, что может внутри себя что-то ощутить. Почему-то не подумал, что на такое он тоже способен. Он способен как люди. Чонгук смотрит на него, как на Ангела еще никогда не смотрели. Это поражает, это пугает и в это хочется зайти поглубже. Больше не смешно. Больше над Чонгуком не хочется смеяться, больше он не забавляет. И другие люди со своими заурядными действиями неинтересны. Интересны движения исключительно Чонгука. И было интересно абсолютно все: как он менял воду цветам, закрывал со второго-третьего раза дверь, подметал, протирал прилавок, даже когда чесал затылок. Как он улыбался другим людям и помогал с выбором. Было приятно осознавать, что Гук улыбался другим тоже, но по-иному, как улыбался Юнги в первый день. Этот Чонгук хранил в себе так много секретов, которые разгадать Юнги даже за неделю не удалось. Он смотрел, как Чонгук спит, пробираясь в его дом. Смотрел, как завтракает и как ждет от него сообщений, как принимает ванную и постоянно забывает постирать шторы в небольшой гостинной. Столько всего было, что бешенной стрелой пронзило Юнги и осталось внутри, растекаясь по всему телу, и оттого было так сложно воспроизвести слова даже в своей собственной голове. - Знаешь, тогда я, на самом деле, очень нервничал, - Чонгук покрепче сжимает руку Юнги. - Я не был уверен в том, что ты... ну, что я тебя заинтересую так, как ты меня заинтересовал. Ангел немного не здесь, наплыв множественных ощущений и осознаний поглотили его целиком. Взгляд у него расфокусирован, а рот слегка приоткрыт. - Юнги, что-то не так? - Старший переводит взгляд на парня и тоже ему улыбается, приходя в себя. Он, когда по улице уже шел один, понял, что нуждается в постоянном доме. Нуждается, потому что слишком хочет привести к себе Чонгука. Непонятно почему и зачем, но когда он остановился у входной двери дорогой гостиницы понял, что входить туда он больше не будет, не хочет. И ему, наверное, нужно зарабатывать деньги, да? За одну ночь Юнги сделал себя владельцем трех домиков, один из которых оставил для себя, а два остальных решил сдавать людям, таким вот образом получая деньги. Он решил, что это будет последний раз, когда у него берется что-то из неба. Домик был наполовину пустой, но на втором этаже в спальне был красивый вид из окна, и это по большему счету и подкупило Ангела. За одну ночь он сделал для себя то, что человек не может сделать для себя за всю жизнь. Когда протирал тряпочкой пыль с окна, встречая рассвет, очень живо представлял себе картину того, как Чонгук в своей домашней пижаме (которую он подглядел на парне, когда молча наблюдал за ним в его доме) открывает это окно, смотрит немного на улицу еще сонный, а потом вспоминает, что опаздывает и резко срывается с места, забыв про окно. А Юнги закрывает за ним. Смотрит, как Чонгук торопливо чистит зубы, причесывается, одевается. И только Ангел никуда не спешит, потому что ему, по сути, некуда спешить. И неизвестно откуда на лице появляется улыбка. Юнги протирает это окно тщательнее. - А где твоя семья? - Чонгук поправляет рюкзак на плечах. Еще вечер, но уже темно. - У меня нет семьи, Чонгук. - Как? Совсем-совсем нет? - Чонгук приближается к Ангелу. Уже две недели прошло со дня их знакомства. Чонгук задает много вопросов, Юнги смотрит за ним очень внимательно, а обнимая парня, незаметно лечит от всех возможных болезней, водя руками по телу. - Совсем. - А что с твоими родителями? - У меня их нет. - Я сильно лезу, да? - Да, - усмехается Юнги. - Но это ничего. Главное, что у тебя есть. - Юнги, тебе не одиноко? Ну, то есть, ты каждый вечер приходишь за мной на работу, я... хотел спросить, не скучно ли тебе? У тебя просто немного нечитаемые эмоции. Я слегка не понимаю, когда тебе грустно или весело. - Юнги просто молча берет холодную руку Чонгука, нисколько не стесняясь подобного проявления чувств на улице. Чон больше ничего не говорит, только сжимает руку Ангела покрепче. Юнги чувствует слишком много последние две недели и это делает его счастливым. Сам того не подозревая, он становится все больше и больше похожим на человека. Они останавливаются у дома Чонгука, но тот все никак не отнимает руки, просто задумчиво смотрит на дверь, видимо, решаясь с мыслями. - Не хочешь зайти? Ты замерз. Мы могли бы выпить чаю. Хочешь? И Юнги, не задумываясь, кивает. Он уже раньше бывал много раз в доме Чонгука. Как, например, сегодня утром. Он выключил плиту за забывчивым Чоном, закрыл окно на кухне и вытер все мокрые тарелки. Ангел слишком хорошо успел выучить этот дом, чтобы с уверенностью сказать, где постоянно Чонгук оставляет полотенце после того, как умоется. Но все равно это даже немного волнительно. Чонгук на кухне ставит чайник, а Юнги внимательно рассматривает каждый изгиб дома, прикасается к деревянному дверному проему в спальню, приоткрывая дверь и незаметно улыбаясь. На кафеле в ванной было немного воды, Юнги вытирает ее тряпкой, что лежала под ванной. Ему нравилось обходить так вольно дом, в котором он был уже так много раз. Это вселяло в него несколько детскую радость. Чонгук зашел как раз тогда, когда Юнги снял в гостиной штору. Хозяин дома удивленно приподнял бровь. - Что-то не так? - Здесь есть пятнышко. Его нужно застирать. - Ах, пятнышко, - Чонгук заметно сконфуживается. Ему ужасно неловко, и румянец смущения затмевает собой румянец с улицы. Юнги сказал это, руководствуясь одной единственной мыслью. Ведь Чонгук просто напросто постоянно забывает об этом пятнышке, говорит вслух. Когда вспоминает о нем, то почему-то нет времени, Чонгук куда-то обязательно опаздывает. Но, похоже, Ангел не сделал хорошего дела, а только смутил Гука. - Это ничего. Ты, наверное, о нем просто забыл? - Да, ты прав. Удивительно, но я о нем слишком быстро забываю всякий раз. Нужно поставить. Извини, мне неловко, - и Чонгук выходит из комнаты. Юнги идет за ним следом, рассматривая его плечи, на которых висит тоненькая черная водолазка. Ангел подходит совсем близко, когда Чон тыкает на машине кнопочки, цокая, потому что дверца на ней плохо закрывается. Нужно сначала подержать ее немного, тогда все будет хорошо. Юнги уже знает. Чонгук поворачивается и еле вздрагивает. Он не почувствовал присутствия Юнги за своей спиной. Мягко улыбается. - Ты напугал. Иногда ты бываешь совершенно бесшумным. - Да, иногда бывает. Они вместе пьют горячий чай, согреваясь, сидят напротив друг друга. Чонгук рассказывает о новинках кино, что ему нравится из старого. Спрашивает Юнги, и он отвечает ему, особо не задумываясь. - Юнги, удивительно. Ты знаешь столько фильмов, - Гук улыбается. - Столько музыки знаешь. И книг ты много читал. Тебе всего двадцать пять, а ты, - Чон усмехается, удивленно качая головой. Ангел не чувствует себя каким-то слишком образованным в плане культуры. Ну просто у него было время. Было намного больше его, чем есть у каждого человека. Чем есть у Чонгука. Ангел не думал и не хотел думать о жизни человека, сидящего напротив. - Может, ты хочешь посмотреть что-нибудь из старого? Мы можем посмотреть какой-нибудь фильм, заказать пиццу. Я люблю чтобы было сыра побольше, а ты? - Да, я тоже люблю сыр. - На самом деле, Ангел пиццу ел только с Чонгуком. Ему просто было необязательно есть. Он делал это для собственного удовольствия. Или так, когда было скучно совсем. - Ты останешься? - Ему неловко это предлагать, но зато Юнги очень ловко согласиться с приглашением. Они ели пиццу и смотрели "Зеленую милю", которую Ангел наизусть уже успел выучить. У Чонгука ближе к концу, прямо с той самой цитируемой фразы Джона Коффи "Я устал босс...", сильно заслезились глаза. Он быстро вытер слезы краем рукава. А в конце все-таки проронил парочку слезинок перед тем, как успел их заметить. Он опасливо повернулся в сторону Ангела, в сердцах надеясь на то, что тот не смотрит на него, но когда их взгляды встретились, резко развернулся и даже чуть подальше отодвинулся. - Извини. Я просто давно не видел этот фильм. - Ничего. - Юнги просто все это время смотрел на Чонгука, лицо которого освещал голубой свет от небольшой плазмы. Он запомнил, как Чон царапал ногтем край кофты, в каких позах сидел, как подпирал локтем голову, как слизывал остывший сыр с пальцев. - Ты не замерз? - Как-то совсем глухо спросил Чон, поглядывая совсем робко с другого конца небольшого дивана. Юнги покачал головой. - Я немного замерз, - сказал парень к концу фильма. - Нужно достать плед, - Чонгук только встал с дивана, забавно потягиваясь, как Юнги невольно встал вслед за ним. Чон удивленно приподнял брови. Он снова еле улыбнулся. - Юнги, ты немного странный. Мне иногда кажется, что ты так внимательно следишь за мной, за каждым моим движением. Как будто глазами рисуешь. Может, мне кажется. А первые дни ты смотрел на меня с усмешкой. Ты надо всем мной смеялся. Что изменилось? Во мне что-то изменилось? - Чонгук не решался подойти ближе. И Юнги тоже не подходил. Они смотрели на лица друг друга в голубом свете. - Я не смеялся. Ты показался мне забавным. Думаю, что объяснить тебе это я не смогу. Я вообще этого объяснить не смогу. - Много всего было, что Юнги хотел сказать, но не смог. Он бы хотел подойти ближе, хотел бы сказать Чонгуку, чтобы тот улыбнулся для Ангела. Хотел бы поделиться частичкой того, что чувствует, но этого не передать словесно. Как можно передать что-то от Юнги, в котором есть столько слов и языков, диалектов? Ведь порой, имея в собственном вооружении столько слов, так трудно подобрать нужные. А когда высказываешься, то остаешься собой крайне недовольным. Испытываешь чувство неудовлетворенности от себя, от всего того, что ты сказал. Ты на деле не сказал, а только испортил. Испортил неподходящими словами. Слова редко бывают подходящими, когда ты столько чувствуешь. Лучше промолчать. Юнги вот и сейчас был собой недовольным. Он хотел бы сказать что-то большее, чем эти четыре непонятные предложения. Но Чонгук ему улыбнулся и подошел сам. Несильно обвил тело Юнги руками и уложил свою голову на плечо Ангела. Юнги обнял Гука в ответ и рукой зарылся в его волосы, вдыхая в себя их аромат. - Юнги, а я все еще не знаю твоего полного имени. - Мин Юнги, - он придумал заранее. Ангел не хотел врать парню, но так получалось, иначе не выходило. Тихо играла музыка Томаса Ньюмана в титрах "Зеленой мили", Юнги знал название, но почему-то сейчас не вспомнил. Возможно, потому что особо и не старался. Юнги прошелся руками по спине Чонгука, просто на всякий случай поправляя здоровье парня. Несмотря на то, что он решил больше не пользоваться своей силой... просто люди так часто болеют и они подвержены всякого рода простудам. Ангел для Гука этого не хотел. Даже боялся. - Знаешь, мне вот еще что кажется, - в самое ухо произнес Чон, - когда ты водишь по спине, то мне даже становится теплее. Правда. Я уже совсем не мерзну. - Это хорошо. - Юнги поцеловал Чонгука в щеку. - Я влюбляюсь в тебя все сильнее. Интересно, есть ли в этом какой-то подвох? - Чон говорит тише, прижимаясь теснее. Смущается немного. - Никакого подвоха. - Юнги закрывает глаза.