Владислав

Еще несколько недель прошли без приключений – к немому удивлению Тани и всех преподавателей. Гроттер, впрочем, была уверена, что Влад притих лишь для того, чтобы выкинуть очередной фокус аккурат под Новый Год, и чем меньше часов до него оставалось, тем больше она начинала нервничать. Таня сегодня была по-особенному красива. Рыжие непослушные волосы расчесаны, на губах – ярко-алая помада. Струящееся платье в греческом стиле великолепно подчеркивает фигуру и открывает хрупкие плечи. Высокий разрез до середины бедра демонстрирует при ходьбе стройные ноги. Золотая вышивка, идущая полосками по верху и под грудью, а также длинные, до одури широкие рукава добавляют в образ очаровательной женственности. В новогоднюю ночь академик решил дать бал, на который, как по мановению палочки, слетелись выпускники. «Как мухи на навоз», - выразился было Ягун, но тихо: идея с балом и приглашениями была его. - Моя школа, - одобрила Гробыня, с гордостью глядя на менталистку, - все же, хорошо влияет общение с малюткой Склеппи! Гроттерша – и похожа на человека! - Я могу пригласить твою маму на танец? - поинтересовался Глеб, глядя на Владислава. Тот хмыкнул и кивнул. Вздрогнув, Таня подала руку и последовала в центр зала. Глеб в честь праздника в кои-то веки сменил свои черные одеяния на светло-серый смокинг с черной рубашкой, и теперь притягивал задумчивые взгляды половины зала. Оставшаяся половина зала была мужская. - Красивая пара, - зачарованно сказала Ягге. - А хорошо, что у нее тогда с Ванькой не получилось... Коль помирятся, тут вечность будет на двоих, и любовь, про которую в сказках только пишут. - Ты о чем? - не понял Соловей. Богиня загадочно усмехнулась. - Узнаем скоро. - А может, пригласить?.. - задумчиво произнес Жикин двумя минутами ранее, глядя на Гроттер. Горьянов гоготнул. - Чтобы из тебя потом сделали азу по-некромажьи? Либо ее сыночек, либо его папаша, либо вместе разом? Не, семейные посиделки, конечно, объединяют, но - себе дороже. - Бейбарсов, что ли? Так они вообще не разговаривают... Я узнавал, - как-то мечтательно отозвался Жора. Танцевали они молча; наконец, Глеб склонился к ее уху. - Он знает, - негромко произнес Бейбарсов, - с первого дня. Во время занятия мне пришлось отлучиться... и мальчишка решил обследовать кабинет. - И обнаружил там мои портреты? Некромаг кивнул. - Об этом и так судачит вся школа. Предупрежден - значит, вооружен... - В его случае, "вооружён - значит, жди трупов", - мрачно ответила Таня. - Он слишком на тебя похож. Глеб хмыкнул. - За последние четыре месяца еще ничего не случилось. А ты сегодня прекрасно выглядишь. - Ты тоже. - Как смотришь на вино? - На крыше Башни привидений? – с иронией поинтересовалась девушка. - Можно и там, но я предпочитаю более удобные места… - его губы защекотали шею Гроттер. – Не злись. Предлагаю просто пройти к фуршетному столу. - Я... хорошо, - прозвучал спустя какое-то время задумчивый ответ. Музыка убаюкивала, объятия приятно грели, мягкий баритон его голоса завораживал. Таня чувствовала, что еще немного – и на ее уклонении от этих отношений можно будет ставить жирный и насмешливый крест. Нужно было прекращать, немедленно прекращать... Рядом из ниоткуда нарисовалась Гробыня. Поначалу обрадовавшаяся менталистка краснела с каждым последующим словом телеведущей. - Голубки, я, конечно, все понимаю, но пока вы здесь разговариваете, третий танец закончился, - насмешливо шепнула Склепова. - Вроде всего десять лет прошло, а постарел ты, некромаг - так долго волынку тянешь. Брал бы Гроттершу в охапку, да и тащил в спальню. Потом, правда, три месяца слушал бы её нытьё на тему "муки выбора святой Татьяны", зато дело бы с мертвой точки сдвинулось. Тем более, что выбирать ей больше не из кого. Прежний Душимышкин бы долго не раздумывал. Таня наградила Гробыню мрачным взглядом. - Да ладно, Танька! Накроются романтические планы на вечер – составишь компанию нам с Гуней, лопоухим комментатором и его женушкой. У нас тихая семейная посиделка – даже у детей своя тусовка образовалась. - Ты – и решила ограничиться посиделкой? - Я же теперь степенная мать семейства, - хихикнула Гробыня, скромно поправляя платье на две ладони выше колена. Менталистка проследовала с Глебом к столу, выпила бокал вина и в лучшем своем стиле смылась при первой же возможности – когда Бейбарсов отвлекся на разговор с Леной. Позорно, в другой конец зала – подальше от этого гипнотизирующего магнетизма. - Жанна, а ты как живешь? Ну, чем? – вопросила Пупсикова, преданно глядя на медноволосую некромагиню. – С Глебом и Леной все понятно, а про тебя мы ничего не знаем... Аббатикова с недовольством посмотрела на пухленькую Дусю, но ответила. - В Болгарии живу. Замуж вышла недавно. Чем живу – держу ритуальный салон. Занимаюсь, так сказать, любимым делом, - хмыкнула Жанна, - захочешь – я тебе по скидочке памятник оформлю. - Какой памятник? – побледнела Пупсикова. - А на кладбище. Даже с бальзамированием помогу – или ты кремирование предпочитаешь? Вновь сбежав от некромага, Таня переоделась в более удобную юбку и легкую блузку. Новогодняя ночь была в самом разгаре, и девушка планировала ответить на приглашение Склеповой: кто-кто, а Гробыня умела выбивать ненужные мысли – а именно это и было нужно сейчас нелюдимой Тане. Рыжеволосая почти вышла в коридор этажа, как почувствовала, как попадает в стальной захват. Дверь хлопнула. - Глеб, что ты... - Следую совету твоей подруги, - ответил некромаг, вжимая ее в стенку прямо у порога. Глеб удерживал тонкие запястья над ее головой, даже не напрягаясь. - Бейбарсов! Голос Тани охрип; другая его рука деловито скользила по бедрам. - Что, дорогая? - Немедленно прекрати, слышишь?! - Не хочу, - возразил Глеб. - Ненавижу, когда ты так делаешь, - повинуясь давней привычке, произнесла Таня, предпринимая очередную попытку вырваться. - Да неужели? – усмехнулся некромаг, коротким властным движением привлекая ее к себе. Черные омуты гипнотизировали и манили. Жадные губы дразнящее скользнули по ключицам, мягко прикусили яремную вену и остановились у уголка губ. Таня почувствовала, как внизу ее живота предательски потеплело. Все существо ее трепетало, как осиновый лист – и хотелось и прекратить эту бесконечную пытку, и поддаться ей, постанывая от наслаждения. - Не смей, - приказала менталистка, дрожа от ощущения горячего дыхания на коже, - я... - Ты. Только ты, - шепнул Бейбарсов. Поцелуй некромага сжигал. Поцелуи некромага не забываются – места, где Глеб касался ее кожи, горели, точно отмеченные каленым клеймом. Долгая, мучительная боль, приятная настолько, что невозможно было терпеть. Таня падала, взлетала, снова падала в какой-то бесконечный водоворот. Было тяжело дышать. Блузка девушки была безжалостно разодрана и сорвана, лиф спущен вниз. Следом слетел и другой предмет нижнего белья. Все, что осталось на Тане – юбка, под которой сновали вездесущие руки. Бейбарсов, продолжая удерживать девушку, целовал в шею и губы, мял ягодицы, проникал в нее пальцами. - Глеб, не надо, - взмолилась Гроттер в то время, как ее тело настойчиво требовало продолжения. - Уверена? - Уверена... Оставь меня. - Я совершил ошибку, решив, что тебе лучше будет без меня, - выдохнул Глеб, - и это меня будет грызть вечно. Не было ни дня, что я не думал о тебе... Не было ни ночи, чтобы я не вспоминал запах твоих волос, вкус и касания твоего тела. Каждый день, в течение десяти лет, - болезненный укус шею, от которого останутся следы, - каждый день я жалел, что отпустил тебя. Каждый день мечтал повернуть время вспять. Каждый день жил с надеждою, что ты счастлива. Что ты жива. Что ты... помнишь обо мне, Татьяна Гроттер. Менталистка выдохнула, наконец, прекращая сопротивление. Все напоминало ей о той ночи, после которой она родила Влада. Лучшей ночи в ее жизни... Той ночи, когда стерлись все грани между сном и явью, рассудком и сумасшествием. Ночи, которую она так и не позволила себе повторить с кем-то еще. - Я буду любить тебя вечно, Гроттер. Но раз ты так хочешь... Его зубы сжали ее сосок, заставляя выгнуться от возбуждения, пальцы скользнули по позвоночнику. - ...Раз ты так хочешь, я подожду, когда тебе надоест мучить нас обоих. Страстный, долгий, дразнящий и властный поцелуй, на который она, наконец, отвечает с жаром и желанием. «Еще», - кричит изголодавшееся по его прикосновениям существо, но Глеб прикусывает ее губу и, внезапно отпуская, покидает комнату. Дрожа, Таня опустилась на пол. Менталистку била крупная дрожь. Казалось, она не способна даже дышать, не способна мыслить. Все эмоции – страх, гнев, любовь, страсть – точно разом навалились на нее. - Гроттер, а что это Душипесиков такой злющий пролетел... – на пороге ее комнаты возникли Гробыня с Ягуном. Комментатор мгновенно покраснел, спешно отворачивая голову. Гроттер сидела на полу, пытаясь поджать длинные стройные ноги с задранной юбкой – ныне единственным предметом ее гардероба. Хрупкие руки пытались прикрыть небольшую аккуратную грудь; в беспорядке разметались роскошные длинные кудри. Девушка, наконец, задышала – с наслаждением, шумно и быстро. - Он тебе что-то... – вспыхнул было Ягун, но, подзеркалив незащищенные мысли менталистки, покраснел. – А что это тут происходит... - Любовь у нее, - ответила Гробыня, что-то прошептав ему на ухо. Комментатор покраснел еще сильнее и деликатно смылся. Склепова захлопнула дверь и телепортировала пару бутылок вина из Зала двух стихий. Телеведущая присела рядом, не обращая внимания ни на внешний вид Тани, ни на слезы, катившиеся по ее щекам. - Выпей, Таня, - Гробыня придвинула к ней бутылку. – Просто выпей. - Я его люблю, Склепова, - горько отозвалась девушка. – Я его люблю. - Так что же отталкиваешь? – мягко спросила Анна. Еще один глоток вина. - Потому, что за себя боюсь, и отталкиваю. И за Влада боюсь. Смотрю я на Бейбарсова – и боюсь, что сгорю... Таня всхлипнула и откинула голову к стене. - Сгорю... Любовь некромага сжигает дотла. Это сладко до дрожи, это горько до щемящей боли, это страстно до беспамятства... Да только страшно мне! Страшно мне, Склепова... Мне страшно, что я перестану быть собой. Мне страшно, что его тьма погубит моего сына. Мне страшно, что я так и буду жить... без него. А его сложно любить. Легко любить светлого Валялкина, легко любить знаменитого Пуппера, легко любить Урга! А Глеба... Глеба сложно. Эта любовь мучительна, Гроб... Я так его люблю – и мне так страшно... - Выпей, Таня. Просто выпей. В дверь постучались. Это был Влад – ощутив чужое присутствие в покоях матери, мальчик проявил деликатность и теперь терпеливо дожидался приглашения войти. Гробыня встала и выглянула за дверь. - Твоя мама очень плохо себя чувствует, - почти ласково ответила Склепова, - зайди завтра, хорошо? - Это из-за него? – ровным голосом поинтересовался Владислав. - Они немного повздорили. Ей просто надо подумать и разобраться в себе. Гробыня вновь присела рядом. - Выпей, Гроттерша. - Неужели это поможет? – горько усмехнулась Таня. Склепова покачала головой. - Не поможет, но отвлечет от мыслей. Выпей, Гроттерша. - Он хорош? – поинтересовалась Склепова час спустя. Шел третий час ночи, а однокурсницы все также сидели на полу. Рядом валялось несколько пустых бутылок; утро обещало быть тяжелым, но это никого не волновало. Первое января вообще было очень тяжелым днем... - Очень хорош, - улыбнулась Татьяна. – Я не думаю, что мне было бы так же хорошо, с кем-то еще. Если бы смогла. - Так он, выходит, единственный? Бывшая драконболистка кивнула. - И ты даже... - Даже не думала, - покачала она головой. - Верность хранила, значит. Склепова рассмеялась. - Выпей еще, Гроттерша. Все равно утром умирать – так пусть сейчас будет музыка. - А как это все же, Тань?... Ну, с некромагом… Любить его, спать с ним… Девушка прикрыла глаза и горько улыбнулась. - Это как будто ходишь по лезвию ножа – чуть что, рискуешь сорваться на холодное острие и обжечься от боли. Спектр чувств, он… он совершенно другой, нежели общаешься с обычным человеком. Вот смотри - когда я встречалась с Ванькой, любовь была чистая, теплая, спокойная. Сплошная тихая гавань, - что в чувствах, что в поцелуях. А здесь – вечное каление страстей. Если некромаг на тебя смотрит – ты кожей чувствуешь холод, при этом ощущение, будто стоишь без одежды, привязанная к столбу, и под тобой медленно разгорается костер. Если целует – ты проваливаешься в бездну от головокружения и бесконечно падаешь. Обнимает – прикосновения жгут. Слышишь его голос – чувствуешь трепет. А теперь представь это все вместе, всю эту смесь – и поймешь, как это – с некромагом… Нельзя просто любить некромага – ему отдаешься и телом, и душой, ему принадлежишь полностью. Гробыня присвистнула. - Вот уж действительно, поцелуй не забывается. А уж если не только поцелуй… - Проще повеситься, Гроб. - Выпей, Гроттерша. - Не кисни, Гроттер! И прикройся уже... Не сказать, чтобы меня смущал твой вид, но не будь тряпкой! Склепова оценивающе оглядела Танины формы, посмотрела на свои и хмыкнула. Таня притянула взглядом покрывало. - Ну не дали мне боги такие атрибуты... - Все у тебя нормально. Особенно спустя десять лет. Хотя, я действительно иногда не понимаю Душикошечкина – что он в тебе нашел? - Я сначала думала, что Бейбарсов любит не меня, а саму идею о том, что он меня любит. Атмосфера избушки на Алтае, смерть, мертвяки, а тут – девушка... Думала, что он сам себе придумал чувство. Гробыня хмыкнула. - Некромаги любят один раз в жизни. Какая разница, КАК появилось это чувство? Так, как он, тебя больше не полюбит никто. Отдохни, разберись в себе. И стань, наконец-то, счастливой. С Бейбарсовым или без него. - Без него уже не стать, - Таня снова разрыдалась. - Чего я не знаю? – взгляд Склеповой вновь стал серьезным. - Ну даешь ты, Гроттерша... Да, шикарная подстава. Кто знает? - Маланья Нефертити, - нехотя ответила Гроттер. – Мне надо было поговорить с кем-то, кто может... прокомментировать. Она, собственно, и сказала. Ягге, думаю, тоже догадалась. Телеведущая зацокала языком. - Обижаешь ты меня, подруга. Малашка в курсе, а несравненная Аннушка в неведении сидит и волнуется. Гроттер лежала на полу своей комнаты, подложив под голову футляр от контрабаса. Девушку безостановочно мутило. - Недостойная дщерь Гроттеров! – перстень ворчал уже третий месяц – а ровно столько прошло с ее прощания с Глебом и расставания с Валялкиным, - как! Как ты могла так опозорить свой род, отдавшись в объятия какого-то некромага! И ладно – некромага! Но поддаться греху, вне брака! И последствия… Горе мне, горе! - Дед, не бурчи, - морщась, попросила Таня, - и без тебя тошно! - Конечно, ей будет тошно! Ког… Кольцо полыхнуло искрой и заткнулось. Запас разговорной магии, к ее благу, иссяк. К горлу в очередной раз подкатила тошнота, преследующая ее теперь постоянно – после еды, после полетов, после… Таня побелела и рывком села. Началось это после их с Глебом ночи. Девушку смачно вырвало в наспех наколдованный тазик. Застонав, Гроттер рухнула обратно и схватилась за голову. У некромагов не бывает детей! Но… но… Но это объясняет все симптомы: тошноту, раздражительность, восприимчивость к запахам, слабость, головокружения… Гроттер плохо разбиралась в женских вопросах, но не настолько, чтобы не отличить симптомы обычного токсикоза. К Ягге, что ли, заглянуть? Нет, к Ягге нельзя. Это ребенок от некромага… А у некромагов не бывает детей. Никому нельзя сообщать. В лучшем случае ее запрут, в худшем… Учителя – не звери, но дадут ли ей жить, когда об этом узнает Магщество? Материнский инстинкт брал свое. НЕЛЬЗЯ позволить причинить вред ее ребенку. А если сказать Глебу? Нет, бред. Он все решил. - Ты со мной, дед?.. – прошептала Таня, с отчаянием глядя на кольцо. Перстень полыхнул теплым зеленым светом. - Академик… - Таня переборола приступ тошноты и продолжила, - я бы хотела перевестись на заочное обучение. Сараданапал с изумлением посмотрел на любимую ученицу. - Таня, но почему? Гроттер присела на край дивана. - Мне тяжело оставаться в Тибидохсе, - с трудом соврала она, - извините. Здесь все связано с Глебом, с Ванькой… - Валялкина никто не гнал от тебя, - покачал головой академик. - Но я люблю не его. Мне больно, академик! - Таня, бросать учебу из-за того, кого ты любишь… Его даже здесь нет. - Это не из-за Глеба, - покачала головой девушка, - из-за меня. Я устала, я запуталась… Я хочу отдохнуть. Уехать. Прошу, позвольте мне перевестись на заочное обучение. Наработки по магспирантской диссертации буду присылать Медузии Зевсовне, с этим проблем не будет. Мне тошно тут находиться… Помедлив, директор кивнул. - Да, с этим проблем не будет. Если ты захочешь вернуться, Таня… в любой момент. Комната на преподавательском этаже будет тебя ждать. - Спасибо, академик, - поблагодарила Таня и направилась к себе. Улетела она на следующее утро, наспех попрощавшись с Ягуном и преподавателями. Гроттер грустно смотрела на письмо, сообщающее о присвоении ей желанной степени. Последние три года она общалась с преподавателями исключительно купидончиками, которыми отправляя им свою работу. Так не делают. Степень не присваивают без защиты – но «ее исследование было настолько хорошим», что академик пошел ей навстречу, надеясь, что она вернется. Девушка горько усмехнулась и поспешила в соседнюю комнату: Владислав, ее темное солнышко, потребовал внимания. Ребенку стукнуло два с половиной года. Влад был как две капли воды похож на своего отца: смуглая кожа, темные омуты глаз, черные волосы. Мальчик был достаточно спокоен и молчалив для своего возраста. Взгляд его был удивительно осознанным – порой Таня даже пугалась, насколько. Дар проснулся в шесть лет. Владислав долго смотрел на мать, любовно полирующей древко контрабаса – она давно не летала, но это занятие ее невообразимо успокаивало. Затем подошел, ласково обнял, и показал на окно. - Не грусти, мам. Смотри. Дохлый паук, три недели как почивший в углу подоконника, встал и оттанцевал чечетку. Девушка побледнела и поцеловала мальчика. - Молодец, милый, - дрожащим голосом похвалила она, - но больше никому не показывай, хорошо? Никому не показывай, что ты умеешь колдовать, а особенно – поднимать мертвых. - Почему? – в голосе ребенка послышалось возмущение. - Маги скрываются от людей потому, что так спокойнее жить. Но среди магов очень не любят тех, кто владеет магией смерти. Поэтому мы скрываемся, милый – потому, что тебе попытаются сделать плохо. И мне тоже. И тем, кто меня знает. - Так мы всю жизнь будем бегать? – спросил этот не по годам умный ребенок. - Нет, милый, только пока ты не подрастешь и не научишься владеть своей силой, - тихо ответила Таня. - И когда это?... - Твоему отцу было семнадцать, когда мы встретились. Но в детстве его похитила его ведьма, увезла в лес и обучала там некромагии. Потом отдала ему свой дар. Влад, - Таня опустилась перед ним на колени, - я не могу отдать тебя ведьме или кому-то еще. Я этого не вынесу, я слишком тебя люблю. Так что… Давай ради меня ты не будешь нарываться, хорошо? - Ты мне про отца расскажешь? - Когда-нибудь потом, - попросила девушка, - мне сейчас очень тяжело его вспоминать. *** В глазах мужчины полыхало бешенство. Провернув трость, выпустил другой рукой струю темно-синего огня: чистейшая, сильнейшая концентрация некромагии невообразимой мощи. От такого не ушел бы невредимым ни Сарданапал, ни страж, ни молодой Мефодий Буслаев в бытность наследника Кводнона. Некромаг на несколько мгновений прикрыл глаза. - Хочешь ее вернуть - будь нежным, но не давай сомневаться. Ей нравится ощущение надежности и умиротворения - девчонкой она считала, что именно этого тебе и не хватает. Но, не смотря на то, что она там считала, Таня предпочла надежности властность, черные розы и игру с огнем. Бейбарсов оглянулся. На крыше, скрестив руки, стоял подрагивающий от холода Валялкин. - Советы даешь, маечник? - хрипло поинтересовался он, - МНЕ? Некромагу? - Таня - моя подруга. А после того, как ты разорвал связь Тантала, личных претензий практически не осталось. Я не думаю, что был бы с Танькой счастлив так же, как… с Лизой. Валялкин осторожно присел на край парапета. - И что еще посоветуешь? - Ну... Ей нравится романтика и ваша игра в охотника и жертву. В глубине души ей очень хочется быть загнанной... но Танька привыкла быть сильной и не готова сдаваться - а после рождения Влада, подозреваю, это обострилось еще больше. Хочешь получить ее - будь рядом. Люби ее, демонстрируй ей это, не давай себя забыть. Окружи заботой. При этом будь собой - она тебя полюбила таким, каким был. Однажды, думаю, она сдастся. - Такими путями - лет через пятьдесят, - пробормотал некромаг. Ветеринар хмыкнул. - Это - Танька. Никто не обещал, что с ней будет легко. - Было бы легко, я бы ей не заинтересовался. Склепова вот посоветовала просто затащить в постель. - Не совсем вариант. Ты же хочешь привязать к себе Таню, разве нет? Лучше пойти путем более медленным, но надежным. Поддержкой сына заручился? Глеб кивнул. - В процессе. Кажется, я докатился: сижу на крыше, с лишь по недоразумению неугробленным в молодости бывшим парнем матери моего ребенка и обсуждаю с ним, как ее вернуть. Ванька весело рассмеялся. - Еще немного, тебе и Сарданапал с Поклепом будут психологические сеансы проводить. - Ну уж нет, - скривился Глеб, - если нашего завуча я еще как-то смогу перенести в качестве советчика – все же, больше десяти лет брака с русалкой – то старых академиков нам не надо. Насоветует из самых благих побуждений, и разгребай потом. *** - Зачем нужно было это делать?! - Ягун буквально ворвался в покои некромага. Первоначальное желание, которое он испытал при виде Тани - начистить Бейбарсову морду - мигом испарилось, когда он окунулся в омут ее мыслей и эмоций. Комментатор содрогнулся, испытав этот бушующий накал страстей. Упрямство, раздражение и нежелание уступать шли под руку с дикой жаждой отдаваться и душой, и телом. Бесконечная боль, неуверенность, страх, - и при этом безумное, отчаянно щемящее чувство любви. Трепет от звука голоса, удары током от прикосновений, адский голод здорового женского тела, и... нежность. Все существо Тани раненой птицей рвалось к этому мужчине. Так нельзя любить. Нормальные люди так не любят... Некромаг с недовольством покосился на нахала, нарушившего его уединение. Может, если бы не его дружба с Таней, Ягун уже валялся бы с остановкой сердца, но... нет. За восемь лет Птолемей Селевк Первый стал и для некромага чем-то вроде приятеля. - Зачем надо было ТАК с ней? - повторил комментатор, наблюдая, как карандаш в руках Глеба автоматически рисует портрет девушки, - Бейбарсов, это же Танька. С ней так нельзя. - А как можно? - устало отозвался декан Темного отделения. В глазах его отразились горечь, злоба, страсть и - любовь. Любовь странная, темная, всепоглощающая, но - какая есть. - КАК можно? - повторил он. Ягун тяжело вздохнул. - Вы друг друга загубите, - покачал головой комментатор, - пошли пить с Гломовым. Гробка сейчас с Таней, а Катька с детьми однокурсников возится. При словах о экс-Лотковой голос его заметно потеплел. - Некромаги не пьянеют, - покачал головой Глеб. Напиться хотелось - пожалуй, впервые в жизни. - Я тебе настойку одну дам, от Ягге. Не сможет не пробить. - Убить меня не хочешь разве? - мрачно поинтересовался Бейбарсов. - Хотел, пока не прочитал мысли Таньки.