ломка

она не спит ночами больше месяца, пока мать не начинает ругаться из-за черных мешков под глазами и ее осунувшегося вида. она лежит в кровати, бездумно глядя в небольшой кусочек неба, открывающийся ей в уголке незадвинутых до конца штор, она гладит ладонью пустые простыни рядом с собой и перед глазами ее - луна. луна улыбается ей самой красивой своей улыбкой, держит ее за руку - и лексу бросает в дрожь от отсутствия ее горячей ладони в своей. она надеется, что луна там в порядке, у луны все хорошо, что луна-то по ночам спит. ей не хватает воздуха. ей не хватит всего воздуха в мире, если не дышать им на двоих. она вдруг особенно сильно чувствует то, о чем говорила рыжая, - кандалы у себя на ногах, стальной ошейник, затянутый до тяжелого хрипа, не_свобода. и эта любовь к луне, огнем все еще горящая в ее сердце, отчего-то выжигает все остальные эмоции - она не может думать, не может желать чего-то, кроме ее рядом, не может связывать слова в предложения. в четыре утра - стабильно - лекса хватает телефон, разблокируя экран, и минуту пялится в него, разрываемая желанием позвонить. номера нет, нет ничего, что напоминало бы о луне, кроме единственной фотографии, и она причиняет себе боль раз за разом, вглядываясь размытым от слез взглядом в ее красивое лицо. "я так хочу ее обратно, мам". это несправедливо - так любить и так уничтожать себя этим. она думает: "вдруг луна не помнит меня?" от таких мыслей что-то острое колет ее изнутри, и она сворачивается калачиком, прижимая к животу подушку, зная наверняка, что не сможет заснуть до самого утра. лекса закрывает глаза, и чертова память подбрасывает ей воспоминания: луна сидит по-турецки на ее кровати, своим сильным грудным голосом вытягивая высокие ноты. луна перебирает струны на гитаре линкольна, и дрожащие ноты умирают где-то под потолком, вибрирующим звуком отзываясь в их сердцах. луна рвет струны и облизывает окровавленные пальцы, луна поет про прощание и прощение, луна тянет свое немецкое грубоватое "р" и улыбается. луна тянется вперед, чтобы поправить выбившуюся косичку лексы. луна тащит ее на крышу и поет то громко - для всего мира, то тихо - только для нее, луна срывает голос на надрывных песнях и долго-долго молчит, перебирая струны. - забери меня, - тихо напевает себе под нос лекса, подтягивая колени ближе к груди. - забери меня с собой, забери-и-и, пока я еще не один. забери меня туда-а, где я буду свободен... она плачет. горько, давя всхлипы в ткани подушки, плачет злыми слезами, ненавидя себя за нерешительность. *** - ты в порядке? - спрашивает линкольн, придерживая ее за локоть, когда она сбегает мимо него по лестнице, и она согласно мычит, не собираясь открывать рот. у лексы на сегодня большие планы: посидеть дома, пореветь и пострадать, жалея себя. - идем сегодня в бар, я хочу тебя с кое-кем познакомить. лекса в бар не хочет. лекса не хочет ни пить, ни говорить с линком, ни знакомиться с кем-то, нет. она просто хочет сидеть дома, сдавливая созданный собственными руками ошейник на своем горле, и задыхаться от невозможности увидеть свою бывшую девушку. они же расстались, да? она вдруг вспоминает, что об этом они не проронили ни слова в их последнюю ночь, и вместо надежды это приносит ощутимую горечь на языке. - я занята, - сухо отвечает она лучшему другу, вырывая руку из его хватки, но он моментально ловит ее влажную от пота ладонь, тяня к себе. линкольн смотрит серьезно, серьезнее чем когда-либо, и от этого взгляда темных глаз, так чертовски похожих на глаза луны, ей становится душно. - тебе придется отпустить ее, лекс, - говорит он так, будто сделать это так просто. ей хочется ударить его за это. она сдерживается, только выдыхает сквозь зубы злое и безутешное: - я уже сделала это. к черту линкольна и его дурацкие советы. она потеряла самого родного человека в своей жизни, человека, который, собственно говоря, и делал ее жизнь полноценной. и это так сложно, потому что в один момент - ты целый, цельный, живой, а в следующий - теряешь себя самого вместе с кем-то и существуешь. она видит луну в каждом прохожем, она готова броситься наперерез кому-то с рыжими кудрявыми волосами и разбиться осколками о чужое незнакомое лицо. - сердцем отпусти, - линк замирает, но тут же подается вперед, оказываясь совсем близко, - ты изводишь себя. - она себя изводила ради меня, почему же я не могу? - с вызовом она делает шаг назад, подальше от его понимания и сочувствия. она их не ищет, но линкольн только грустно усмехается краешком губ, прежде чем сказать абсолютную правду: - у луны хватало сил на это. у тебя их нет. это сбивает с толку. - чего ты хочешь? - лекса устает от разговора и не хочет обсуждать это с кем-то, пусть даже и с лучшим другом. то, что она переживает сейчас, слишком личное, слишком острое, колкое, чтобы кто-то, кроме нее, знал об этом. - ладно, я пойду с тобой в бар. он хочет сказать что-то важное, но осекается и выдает только: - в девять у эрни. приходи с хорошим настро... приходи. просто приходи. *** в баре шумно и тесно - он единственный в городе, не считая маленьких забегаловок и кофеен, так что наплыв посетителей в пятницу вечером удивительным не кажется. за столиками сидят студенты, храбрящиеся друг перед другом, уставшие от бесконечных будней рабочие, тихо разговаривающие о чем-то своем, бармен размеренно курит тонкие сигареты, кажущиеся в его больших руках почти игрушечными. лекса бары не любит. нет, не так, лекса любит бары только тогда, когда можно спрятать лицо у луны на шее под ее тихий смех, можно обнять ее за плечи, можно развернуть ее к себе лицом, безосновательно ревнуя к собственным подругам, и грубо поцеловать. бар без луны ее угнетает - тут веселые люди, она не веселая. линкольн что-то увлеченно рассказывает их общим друзьям - мерфи и монти, и взволнованные взгляды их на ее лицо приводят ее в чувство. у нее хорошие друзья, на самом деле: монти приезжает с другого конца города на велосипеде, чтобы привезти им с луной минералку после удачной ночи, мерфи чинит гитару луны, когда та совсем уже перестает выдавать что-то, кроме жалобного визга. к сожалению, кроме ее друзей, за их столом сидит блондинка. лексе она не нравится от слова "совсем": чуть полноватое лицо, слишком широкая челюсть, не самый красивый нос, выражение лица, изменяющееся от "ничего не понимаю" до "не понимаю ничего". блондинку зовут кларк, и лекса отчаянно не понимает, почему линкольн так хотел их познакомить. - лекса!.. - ладно, голос у нее красивый, если можно считать хоть какой-то звук красивым, когда в памяти выжжены те жаркие надрывные песни джейс. - пойдем покурим? она не хочет, но все равно встает, чуть пошатываясь от количества выпитого пива, и идет к выходу, придержав дверь для семенящей следом кларк. сигарет почти нет - и вуд грустно пялится на почти пустую пачку, закуривая от торопливо поднесенной зажигалки. в темноте вечера лицо кларк даже не кажется некрасивым, и она, пьяная, неуверенная уже ни в чем, зачем-то касается подрагивающей ладонью чужих волос. - ты же знаешь, зачем нас хотел познакомить линк? - спрашивает светловолосая, затягиваясь, и лекса хмурит брови, подозревая ответ. линкольн - дерьмо. но она такая пьяная и... она так ненавидит луну сейчас, если честно. просто за то, что бросила, оставила, не у м е р л а ради нее тут, за все бессонные ночи, за этот чертов брошенный берлин. всегда была рядом, проехала полмира - ради того, чтобы оставить? это и есть пресловутая любовь? - думаю, мы обе знаем. кларк улыбается в ответ. зачем? зачем она улыбается, если все вот так вот плохо? лекса вдруг думает, что, может быть, смогла бы в кларк влюбиться, если бы увидела ее года три назад. глупые мысли лезут на нетрезвую голову, но проблема еще и в том, что она своим мыслям верит. - твоя бывшая тебя бросила? - сочувствующим тоном произносит блондинка, и ладони лексы сжимаются так сильно, что ногти врезаются в кожу: - это дело только мое и моей... - слово "бывшая" из ее губ так и не слетает. - только мое. кларк пожимает плечами. дальше курят они молча. *** профиль луны в инстаграме не обновляется вот уже год, но лекса все равно заходит, проверяет в тихой надежде, что та выложит хоть что-то, даст знак, что все в порядке. ничего не происходит, не меняется за два месяца, которые прошли, как не меняется и состояние вуд. она чувствует себя угнетенной маленькой девочкой, не знающей, как решить проблему, вставшую прямо перед ней. и однажды вместо того, чтобы зайти на профиль луны, она заходит на профиль кларк - то ли случайно, то ли не очень, но так или иначе - она это делает. кларк в инстаграме не похожа на кларк в жизни: отредактированные скулы, узкая челюсть, преувеличенно яркий голубой цвет радужки. лексе даже смешно с того, как кто-то так сильно старается казаться тем, кем не является. кларк дорого одевается: томми хиллфигер, костюмы от шанель, тяжелые байки "assc" и джорданы. ее тошнит от этого. *** а потом однажды выходит так, что линкольн задерживается на работе, а лексе чертовски надоедает сидеть дома под грустные песни. ей хочется гулять, забраться на крышу и встретить там рассвет так, как это было с луной, но делать это одной лексе не хватает сил. ей нужно с кем-то поговорить, вылить это все на кого-то, на ком-то сорваться и кому-то выплакаться в плечо. монти нет в городе - он уехал к родственникам в мехико, мерфи обкурился травой и наотрез отказался выходить из дома. лекса и не настаивает - мерфи все равно не из тех, кто согласился бы слушать ее сопли и подтирать их. поэтому она находит чудом сохранившийся в контактах номер кларк и набирает его, не до конца понимая, что и зачем делает. та отвечает почти сразу же, все тем же веселым голосом интересуясь, что нужно. лекса не врет. кларк соглашается. и вот они сидят на крыше, ежась от порывов холодного ветра и кутаясь в безразмерные байки, и голос лексы уже почти сорван от непрерывного рассказа, а в груди все сжимается и ноет от череды воспоминаний. кларк кажется ей сейчас удивительно красивой - тени эстетично лежат на ее лице, обращенном к вуд в профиль, и она слушает так внимательно, что лекса благодарна ей. нытиков никто не любит. лекса сейчас тот еще нытик. - почему ты не уехала? - кларк прикуривает сигарету, и огонек слабо освещает ее лицо. - то, что ты мне сейчас говорила, это... знаешь, это отговорки. - мне было страшно, - на удивление легко признается вуд, и понимание этого захлестывает ее с головой, топя в стыде и вине. - я боялась бросить все ради несбыточной мечты. это же глупо. - глупо вариться в этой каше спустя столько времени, - качает головой гриффин, немного уставшая и замерзшая, а потом приподнимается, подсаживаясь ближе, и притягивает лексу к себе за плечи. руки у светловолосой холодные, почти ледяные, но тело теплое, и вуд машинально поворачивает голову, уткнувшись девушке носом в шею. от кларк пахнет дорогими цветочными духами. она втягивает носом этот запах, и слезы ее стекают по щекам в неконтролируемом порыве, срываясь с подбородка и капая на черную ткань кофты кларк. - ты себя загнала. она гладит лексу ладонью по голове, чуть покачиваясь и шепча что-то, что уже не имеет ни для кого из них никакого значения. голос гриффин успокаивает, но успокаивает недостаточно, и вуд никак не может остановить собственную подкатывающую истерику. ей плохо. ей так сильно плохо. ей так сильно нужна луна рядом, что хочется заснуть, а проснуться рядом с ней. она не может дышать, не может смотреть, потому что если дышать - то с ней, если смотреть - то на нее. они сидят так до самого утра, пока не занимается рассвет - холодный и волнующий, и ей вдруг становится очевидно: луну не вернуть. луну не вернуть, потому что слишком много боли вырвалось наружу, слишком, чтобы выстрадать все это еще раз. это больно, это ранит, но у лексы больше нет ее красивой, умной девушки, отправившейся навстречу свободе. лекса ее отпускает. упускает. - сходим завтра в бар? - дрожащим от пережитого голосом спрашивает вуд, все еще сидя вплотную, и кларк смеется у нее над головой - открыто и очень красиво смеется: - ты же не думаешь, что я откажусь? *** линкольн выглядит невероятно счастливым, когда лекса перестает мучить себя, спит по ночам и днями напролет гуляет с кларк. линкольн - чертова сваха, думается ей каждый раз, когда она вспоминает лицо своего лучшего друга при виде их с гриффин вместе. лекса все еще считает кларк далеко не самой красивой, но учится признавать ее ум и харизму. сначала ей просто интересно и скучно. к тому же, когда она одна, мысли о луне накатывают с новой силой, а думать о джейс она больше не хочет. не потому, что разлюбила - дерьмо, она любит ее так сильно, что сложно представить; потому что кларк медленно, но верно возвращает ей веру в саму себя. лекса все еще чувствует себя то виноватой, то преданной, но одинокой - уже никогда. и как-то так случается, что без кларк становится невозможно. *** - эй, лекс! - кричит гриффин, стоя у нее под окном, и когда лекса выглядывает из него, машет ей шикарным букетом из алых роз. - лекс! будь моей девушкой! и в этот момент вуд влюбляется. на самом деле, влюбляется в ее искреннюю улыбку, в ее плоские и глупые шутки, в ее аккуратную прическу, в ее яркие голубые глаза. это происходит так просто, что она понимает это даже не сразу, но кларк терпеливо ждет и понимающе ей улыбается. может быть, лекса влюбляется в ее холодные руки и полное неумение играть на гитаре, может быть, в ее понимание и обаяние. лекса не знает. не хочет влюбляться. но влюбляется. *** ... *** жить в незнакомом городе оказывается далеко не так просто, как казалось сначала, и пару раз луна даже думает вернуться назад, к лексе и родным, но это проходит быстро. она устраивается на работу барменом в небольшом кафе рядом с такой же небольшой квартирой, где живет в съемной комнате. комната маленькая - пара шагов туда, пара обратно, но стоит настолько смехотворную сумму, что луне даже не приходится выбирать. и все же, денег хватает едва-едва. за месяц она теряет больше семи килограмм, и недавно маленькие вещи висят на ней теперь так, что люди на улице показывают пальцем. у нее все еще нет полезных знакомств, если не считать гея-парикмахера, живущего этажом ниже и иногда подбрасывающего ее в центр на своем новеньком бмв. - два латте, - бросает деньги перед ней кто-то, и она растерянно моргает, возвращаясь в рутину будней. девушка - женщина - перед ней хмуро ждет, пока луна пробьет заказ на кассе, и рыжая пару раз бросает на нее взгляд: загорелая, высокая, узкоглазая и скуластая, с острым подбородком и широкой челюстью. длинные светлые волосы собраны в высокую косу, и луне видно начало татуировки на шее, но что именно там изображено, она разобрать не может. - можно быстрее? "нельзя", - хочет она сказать, но ей нельзя так разговаривать с клиентами, поэтому луна просто мотает головой, неискренне извиняется и даже не пытается ускориться. - я попрошу книгу жалоб, - злится женщина, и джейс делает испуганный вид, вспоминая, что не так уж и хочет терять эту работу, найденную с таким трудом. - делайте чертов кофе быстрее. луна меланхолично кивает, отворачиваясь к кофе-машине, ставит стаканчик и разворачивается снова, искоса глядя на светловолосую. серые глаза той отражают только нетерпение и надменность. джейс дорисовывает на пенке одного латте сердечко, а на втором тщательно выводит слово "вежливость", с силой ставя их на поднос. - ваш кофе, - ей даже почти удается произнести это с любезностью, в которую никто из них так и не верит. - хорошего дня, - это она уже произносит с таким количеством яда в голосе, что женщина закашливается от неожиданности, и взгляд ее становится оценивающим. но разговор на этом заканчивается - подходит нейт, обещавший ее сменить, и луна со всем возможным пафосом уходит пусть и не в закат, но в подсобку. *** - слушай, если я тебе так не нравлюсь, ходи в кофейню напротив, - смеется луна, когда видит нахмуренные брови женщины напротив, и ей на миг даже становится легче. может быть, она даже не представляет за собой лексу в этот момент, не пытается прожить те самые непрожитые жизни, в которых они все еще вместе. она просто смеется, улыбается и делает латте. один. - у нас не самый вкусный кофе. сероглазая все так же хмуро интересуется: - разве ты не должна говорить по-другому? - она забирает у луны горячий стаканчик, вертя его в ладони, благо что больше посетителей в кафе таким ранним утром нет. нейт принимает товар возле подсобки, и его раздраженный голос неплохо дополняет атмосферу. луна на пару мгновений задумывается о том, сделать ли себе самой кофе, пока никто не видит, но решает потерпеть до обеда. - мне платят за обслуживание, а не за рекламу, - пожимает она плечами, когда взгляд женщины становится слишком уж напряженным. ей хочется спать - и хочется спать сильно, учитывая привычку гулять по городу ночью. это остается еще с прошлой жизни маленьких улиц, и она просто не может избавиться от того тянущего ожидания чужого звонка в четыре утра с вопросом: "ну и где ты шляешься?" потом джейс вспоминает, что не оставила номер. иногда она жалеет об этом, на самом деле, иногда даже думает, что, может, стоит вернуться, дать новый номер, увидеться, узнать... но если вернется - уже не уедет. останется. мысли об этом заставляют сердце болезненно сжаться. луна почему-то знает точно: лекса все так же не спит до утра. лекса наверняка хватает телефон по привычке и звонит на ее прошлый номер. а может, лекса вспоминает за секунду до звонка, что луна уехала, и откладывает телефон в сторону. она знает точно, что вуд плачет по ночам, вспоминая то, как они были вместе, она знает это, потому что сама едва сдерживает слезы, когда становится очень уж сложно. - не подвисай, - удивительно мягко говорит ей сероглазая, и она согласно кивает. - луна, так ведь? - на бейджике прочитала? - джейс фыркает, отталкиваясь ладонью от барной стойки, и женщина растягивает губы в опасной улыбке: - я все еще могу подать жалобу на неподобающее поведение персонала. - не нравятся, когда спорят? - спокойно поднимает бровь она, уверенная, что это - всего лишь пустые слова. - раз уж ты знаешь мое имя, может, скажешь свое? та смеется. красиво приподнимает верхнюю губу, обнажая белые зубы, морщит нос, и голос ее то меняет тональность, то остается ровным. луна вдруг впервые за то время, что находится здесь, удивляется чужой странной красоте. ее это почему-то пугает: ей кажется, будто этими своими мыслями она подводит лексу и все, что у них было. это поражает ее так сильно, что улыбка сходит с ее губ, и в груди что-то так сильно щемит, что становится больно. сероглазая замечает это сразу же: - работники должны улыбаться клиентам. - клиенты не должны переступать рамки вежливости, - парирует луна, потеряв настроение спорить, и та, словно почувствовав это, забирает свой кофе: - аня. "мне уже плевать", - говорит ей мысленно луна. она вспоминает лексу, она видит лексу в уходящей из кафе женщине, она даже надеется, что та обернется - и это окажется лекса. она надеется, что однажды выйдет на улицу, а там будет стоять вуд с этим сопливым романтичным настроением, вуд, приехавшая к ней, чтобы остаться навсегда. нейт зовет ее откуда-то с улицы, и она отчаянно сжимает зубы, чувствуя подступившие к глазам слезы. джейс плакать не будет. она и плакать-то позволяла себе только при лексе в моменты их общей слабости. боже. больше всего ей хочется сейчас сесть на пол, уткнувшись носом в колени, закрыть глаза и представлять ее рядом. но луна работает. работа все еще важнее собственных эмоций. *** луне становится проще жить, когда в очередной из вечеров, проведенных в поисках открытой крыши, все заканчивается найденной на этой самой крыше громкой компанией молодежи. она не помнит имен большей части из них, но помнит этот вечер, как самый странный в своей жизни: кто-то дает ей гитару, кто-то угощает пивом. и она играет, играет и поет, сочиняя на ходу новые песни под старые аранжировки, и кто-то подпевает ей невпопад. она рвет душу и сердце, она мечется от "оставь меня с собой" до "одинокой свободы". и гитара плачет в тот вечер под ее пальцами, гитара стонет, гитара бросает их всех в эмоциональную пропасть, пока голос луны вьется где-то над ними, поднимаясь в безоблачное фиолетовое небо. кто-то находит еще одну гитару, кто-то - скрипку, и вот уже сразу трое сплетаются в странной вязи звуков, и только ее голос перекрывает все. она вскрывает старые шрамы, чтобы затянулись правильно, она ломает себя, чтобы вернуть себя целую, она рассказывает в этих новых, совсем не идеальных песнях свою историю - и вот уже несколько девушек плачут на плечах своих парней, задумчиво смотрящих вдаль. луна тогда не знала, что умеет т а к играть для кого-то, кроме лексы. это же было не для лексы. это было п р о лексу. а потом это входит в привычку: после работы она бросается домой за потрепанной гитарой, подаренной кем-то из ребят, чтобы метнуться на ближайшую крышу и сидеть до рассвета, свесив с парапета ноги. она пишет новые песни, черкая поверх старых строчек новые, наскоро придумывает мелодию, живет этим. это и есть свобода. вот эти несколько часов до утра - свобода. луна почти засыпает на работе, но все это резко перестает иметь значение, потому что ее способ справляться с болью от потери лексы так прост. - хэй, - они сталкиваются плечами с поднимающимся по лестнице беллами. у него теплые карие глаза с лучистыми морщинками от постоянной искренной улыбки, черные волнистые волосы и загорелое по меркам нью-йорка лицо. в руках его бережно покоится скрипка, и он улыбается луне в предвкушении вечера. - джас заскочил за пивом, роан обещал притащить аню. познакомишься с ней - офигеешь с того, как она играет. она крутая. - верю, - луна и правда верит, они знакомы не так давно, но в музыке белл разбирается получше многих студийных музыкантов. и он скрипач. его скрипка каждый раз вскрывает луне вены, наполняя их вместо крови болью, тоской и светлой грустью, чтобы потом отпустить. беллами талантлив. потом она вспоминает: аня? *** они впервые не грызутся, нарушая негласное правило их постоянных встреч, - аня просто усаживается напротив, деловито подкручивая колки на своей дорогой красивой гитаре, а потом они обе, не сговариваясь, затягивают что-то из альтернативы. беллами выжидает немного и подстраивается под ритм, ловко ввинчиваясь скрипкой в их противоречивый дуэт. парень по имени джек затягивает красивым низким баритоном песню, и луна все играет, не сбиваясь ни разу, и смотрит в глаза напротив. звуки их гитар сплетаются в одном общем порыве, и джейс все никак не может оторвать восторженного взгляда от высоких монгольских скул и внимательных, чуть насмешливых серых глаз. потом голос джека обрывается вместе с последним стоном скрипки, и кто-то из парней тихо просит: - ань, спой что-нибудь свое, пусть луна оценит. сероглазая ухмыляется - не так как раньше, нет, с наглостью и вседозволенностью, от которых джейс бросает в непонятную дрожь; сероглазая говорит: - оценишь, значит?.. - значит, оценю. аня глубоко вздыхает, прогревая горло, а потом трогает пальцами смолкшие струны - и гитара ее вновь начинает резко: - я репетировал жизнь, - ее мягкий, хрипловатый голос окутывает их всех, - играя вечную пьесу, не доверяя оркестру, следил, листая клавир... и луна слушает. и, кажется, даже немного плачет. и скучает по лексе, скучает так сильно, что готова бросить все и вернуться, но потом аня встает, отряхивая джинсы, переступает через чужие ноги и садится на корточки прямо перед джейс. и в тот самый момент, когда луна, кажется, собирается упасть обратно в собственную несвободу, она протягивает руку, властно обхватывая ее затылок, и притягивает к себе. у ани влажные горячие губы. аня берет то, что хочет. и луна буквально тонет в собственных слезах, не в силах успокоиться, она хватается пальцами за воротник чужой рубашки, сотрясаемая рыданиями. аня целует ее снова и снова, не обращая внимания на окружающих, и луна даже не пытается сопротивляться - она сдается, приподнимая голову, но все еще плачет. кто-то одалживает их гитары, начиная осторожно наигрывать что-то легкое, кто-то с громким хлопком открывает купленное шампанское, беллами все так же воодушевленно играет на скрипке. этот вечер меняет все. она просто... она просто находит свое место. и все, что ей нужно в этот вечер, - забыть про лексу, про несколько последних лет, и она как в бреду шепчет ане в губы: "не отпускай, только не отпускай", - путая иллюзии с реальностью. и она так никогда и не узнает, что такого было в ее голосе, в ее лице, в ее взгляде, что аня осталась, не отпустила. ей стыдно. стыдно от того, что ее место все же здесь, а не с лексой. она думает, что все еще любит ее, но травить душу больше не хочет, и целует аню уже сама - порывисто и резко под насмешливый смешок, вырвавшийся из губ напротив. ей нужно это чертово забытье, плевать, какую цену придется заплатить, она просто впервые за долгое время чувствует себя действительно живой. *** утро луна встречает в чужой квартире, полностью одетой валяясь на двуспальной кровати, и, даже не открывая глаз, чувствует на себе внимательный взгляд. на сердце почему-то тихо и спокойно, будто вчера этот поток слез вымыл всю гарь, всю боль, и она дышит ровно и глубоко, зная на этот раз, что все будет в порядке. она не должна и не может быть уверена, что это окажется правдой, но она, черт возьми, знает это. лекса далеко. она любит лексу так, как никого и никогда не полюбит больше, но быть с ней, умирать там от тоски, как дикий зверь в клетке... луна не сможет б о л ь ш е. не после этого вечера, не после этой одурманивающей свободы, от которой уже не отказаться. даже ради лексы. луна думает, что в первый раз выбирает себя, а не кого-то, и это сначала очень больно, а потом - невыносимо легко. - ты не спишь, - хрипло комментирует лежащая рядом аня, но вставать не подгоняет. просто говорит то, что есть. - когда тебе на работу? - к десяти, сколько сейчас? - она с трудом разлепляет тяжелые веки, тут же встречаясь взглядом с насмешливыми глазами женщины, и зачем-то дотрагивается пальцами до горячей кожи выпирающих скул. они кажутся ей такими острыми, что можно порезаться - словно выточенные из горного камня. ей вдруг хочется отдернуть руку, когда она вновь вспоминает о лексе, но желание уходит почти мгновенно. аня на миг отворачивается, глядя на часы: - шесть. - рано, - выдыхает луна, опуская ладонь на простыню, и сероглазая заходится хриплым низким смехом: - сделай мне кофе, бариста. - заплати. на этот раз смеются они обе - джейс со странным облегчением, аня с иронией. луне, на самом деле, совсем не интересно даже, что она делает одетая в чужой кровати рано утром. она помнит чужие жилистые руки с удивительно тонкими запястьями, приобнимающие ее за плечи, помнит, как поспешно прощался беллами, торопящийся встречать сестру с поезда, помнит расходящуюся компанию и собственное нежелание плестись домой в одиночестве. - спасибо, - вдруг уверенно выдает луна, и аня не спрашивает, за что. просто кивает, отчего ее взлохмаченные со сна волосы падают ей на глаза, и все тем же чуть насмешливым тоном начинает рассуждать о том, восколько надо встать, чтобы успеть на работу. про собственную профессию она не произносит ни слова, а луна и не нуждается в этом знании: - спой свое. сероглазая даже теряется на мгновение - зрачки ее неконтролируемо расширяются, прежде чем вернуться к обычному виду: - тогда с тебя кофе. - справедливо, - она закрывает глаза, ерзая на подушке, - пой, я сделаю потом. та не ждет больше, сразу же затягивая тихим голосом то, что заставляет луну рвано выдохнуть от неожиданности: - пусть договорено не было загодя – просто без повода возьми меня за руку. станут ли вещими былые пророчества, мы этим вечером вне одиночества... не хватает настойчивых звуков гитар, не хватает тоскливой тональности скрипки и переменчивых тарелок, но она почти не замечает этого, очарованная странной песней и чужим волнующим контральто. она слушает музыку, заново влюбляясь в собственную жизнь, и память играет с ней злую шутку, подбрасывая смешанные воспоминания: от теплой ладони лексы до вчерашних жарких рваных поцелуях. - ...возьми меня за руку... - неожиданно заканчивает аня, откидываясь обратно на подушку с тяжелым выдохом: - это так непонятно. в один момент я со своей девушкой жду кофе от нерасторопного баристы, а а другой - бросаю ее и сижу на крыше, дорывая струны. луна делает единственно правильное в этот момент: берет аню за руку. на пару мгновений не больше, а потом поднимается с кровати, чтобы сделать себе и ей кофе, и вдогонку ей летит короткое, но очень искреннее: - спасибо. *** - ты уверена? - напряженным срывающимся голосом интересуется аня, когда они оказываются на небольшом дворике за кафе после очередной долгой ночи на крыше, и руки ее чуть подрагивают на талии луны от нетерпения. аня очень дерьмовый человек, на самом-то деле, она срывается на всех и каждого, она психует из-за ничего и может ударить, но луна не сомневается в своем ответе: - да. одного короткого слова хватает, чтобы сорвать все цепи, и в следующий миг джейс болезненно бьется затылком о стенку, когда чужие горячие губы накрывают ее рот, вдавливая в бетон. с лексой было не так, успевает подумать луна, а потом уже не успевает сравнивать: аня прикусывает ее нижнюю губу, руками подхватывая под бедра. без опоры оказывается чертовски сложно, и луна изо всех сил сжимает ногами стройную талию женщины, прижимая как можно крепче. острые тазовые кости болезненно впиваются в кожу, но она не обращает на это внимания, чувствуя, как губы ани спускаются к основанию шеи, оставляя за собой ноющие алые следы. и она забывает все: и лексу, и усталость, и работу, и давящее чувство в груди. аня здесь, аня целует ее, аня обещает быть рядом. *** - ты любишь ее, - безо всякого укора в голосе говорит аня, когда речь случайно заходит о лексе, и у луны достаточно мозгов, чтобы не спорить. аня говорит это так просто, уверенно и спокойно, что на миг все в сердце ее поднимается волной чувств. она никогда ее не забудет, как не забудет и тесные маленькие крыши, сильные загорелые плечи, полные губы, касающиеся ее губ, невероятные зеленые глаза. она думает об этом часто, запирая все в себе. - да, - соглашается луна, мягко касаясь напряженной спины светловолосой, и та ощутимо вздрагивает, оборачиваясь. им обеим сейчас страшно, догадывается джейс, и это знание будто делает ее сильнее - сильнее и увереннее. она больше не смотрит на аню, но взглядом проводит по комнате: никаких фотографий, обезличенное место, но ставшее до невозможности родным. ей и не надо большего, луна, к сожалению, отказаться от своей любви к лексе не может, как бы ни старалась, но ане того и не надо. - но я с тобой. аня спокойно улыбается, без капли нервозности: - а если она приедет сюда? луна молчит, уже зная ответ. ответ, который появился сам собой, когда лекса осталась где-то там, среди серых людей и серых улиц, ответ, которого она не желает. она просто думает, что ей надоело бегать по первому зову, ждать от ночи до ночи, жить от встречи до встречи. любовь основательно потрепала ее нервы, и луна не уверена, что выдержит так еще раз. она ушла однажды. она не из тех, кто возвращается. - пусть приезжает. тебе-то что? аня пожимает плечами, немного неловко поворачиваясь к ней лицом, и осторожно касается длинной узкой ладонью ее подбородка. глаза ее насмешливо прищурены, и джейс буквально читает в них то, чего они никогда не скажут друг другу. аня вытащила ее с самого дна ее собственной мечты, толкнула в реальную жизнь, но не оставила. они кричат и срываются друг на друга двадцать четыре на семь, иногда они даже искренне не понимают, зачем они нужны друг другу, но посреди всего этого - боли, ссор, оскорблений, необъяснимой злобы и свободы - рождается что-то, что держит их обеих на плаву. луна не ревнует аню к ее подругам, как ревновала лексу - только дотроньтесь, мое, руки оторву; аня ничего не говорит на вечные приставания к луне окружающих. они подходят друг другу в этом. - не хочу, чтобы тебе опять разбили сердце, - откровенно признается аня, и искренность ее заставляет луну тихо выдохнуть. - я сама ушла. она не виновата. - она держала тебя с собой слишком долго, - отрывисто говорит женщина, подаваясь вперед и упираясь лбом в лоб луны. у ани хреново выходит говорить о чем-то серьезном, утешать, у ани вообще хреново с поиском подходящих слов, но аня сильная, сильнее, чем кто-либо. джейс видит ее поддержку во всем. она видит и то, что этот их разговор, так неожиданно и сумбурно начавшийся, так же сумбурно заканчивается прямо сейчас. раньше она могла говорить о лексе часами, разрываясь между тоской по ней и желанием дышать без цепей. теперь не может. разучилась. может, это и есть с в о б о д а.