Вовсе не скучно...

      К половине второго люди начали подтягиваться к площади перед Президентским Дворцом. Всегда и во все времена капитолийцы любили зрелища подобные казням, поэтому ввести Голодные Игры в систему государства трудов не составило. Никто уж и не помнит, чтобы этот народ мог сожалеть, сочувствовать или скорбить. О чем может идти речь, если они из похорон делают гулянку? Капитолий полностью пропитался циничностью, как тряпка, брошенная в лужу. В этом городе нет места человечности и пониманию — только лживые улыбки, море денег и смерть. Дождь перестал капать с неба, лишь оставил после себя тяжеленные тучи, которые заволокли собой верхние этажи высотных зданий. Каждый сантиметр зеленой травы усыпан желтыми, оранжевыми, багряными листьями, а солнце спряталось где-то меж облаков, как в клетке, не проявляя попыток к бегству. Хеймитч с Эффи и Джоном тоже пришли на площадь. Им, как почетным гостям, уступили место в первом ряду в двух метрах от виселицы, проход к которой преграждает черная атласная ленточка. На Ватсоне нет лица; он угрюмый и практически безжизненный. — А у меня никогда не было наклонностей к мазохизмку, — с полунасмешкой выдает он, скрестив руки за спиной. — Думаешь, я здесь из-за тяги к развлечениям? — сведя брови, язвительно спрашивает ментор, положивший руки в карманы пальто. — Перестаньте, — мягким голосом вмешалась Эффи, выглядывая из-за плеча мужа, — мы сделали все, что могли. — И тем не менее, Шерлоку предназначена смерть, — добавил Джон, устремляя взгляд на миротворца, накидывающего веревку на балку, сжимая руки в кулаки. — Слушай, Ватсон, я не пойму, если ты будешь ныть или причитать, что-то измениться что ли? — с нотками раздражения возмущается Эбернети, повернув голову в сторону доктора. Тот ловит этот проницательный, сверкнувший молнией взгляд и ничего не отвечает на резкий выпад. Подул сильный ветер, распахнув полы пальто, слева послышался топот и звенящий звук автоматов. Вся толпа повернула головы и увидела Шерлока Холмса, шагающего по ровной дороге в окружении шести вооруженных миротворцев; капитолийцы замерли. Они не могли оторвать взгляд от человека, который идет на верную смерть, не понурив головы, не уйдя в агонию. Шерлока покинули любые мысли о деле, о всех делах, которые только могли его касаться, вся жизнь его мелькала кинолентой перед глазами, которые даже не тронула горечь или страх. Снаружи он выглядел привычно: черные волосы, голубые, смотрящие сквозь время глаза, бледная кожа, руки засунуты в верхние карманы длинного, уже легендарного пальто, на шее — темно синий шарф, словно ему умирать не впервой. Изменилась только походка: она теперь никуда не спешит, ни к чему не стремится, не имеет цели, заставляющей пылать. Его ноги размеренно сгибаются и разгибаются в коленях, заставляя брюки собираться складками в такт, а верхняя часть тела зафиксирована. Губы сомкнулись меж собой, заключив все звуки внутри рта, а глаза то и дело медленно моргали, чуть щурясь от дневного света, нахмурившись.       Холмса привели к ступенькам на виселицу, он послушно встал, не дернув какой-либо жилой, и посмотрел на трибуну перед дворцом. На нее поднялась президент Пэйлор в бежево-красном пальто, жители столицы принялись хлопать, и только трое людей в первом ряду стояли неподвижно. Хеймитч поднял на нее глаза и вспомнил речь Койн, после которой та оказалась мертва. Джон вспомнил про Рейхенбахского героя, которого все-таки смерть догнала, про созвучного с послденим Ричарда Брука. Он вспомнил фальшивую смерть друга и свою злость за этот обман, все свои чувства и хотел было засмеяться над ироничностью ситуации, но смеху помешал вылететь противный ком, сковавший горло. Справа от президента стоял министр связи — Плутарх — в черном одеянии. Ему впервые было совестно и не по себе находиться на своем посту. Когда вся элита собралась на трибуне по обе стороны от госпожи Пэйлор, к микрофону подошел главный миротворец Воттерман, который был хорошо знаком победителю и всем остальным, и начал говорить: — Дорогие друзья! Сегодня мы собрались здесь, чтобы казнить ужасного преступника, держащего в страхе все дистрикты. Наконец, в Панеме настанут мирные времена и все мы сможем не думать об уровне преступности. Вы можете быть уверены в своей безопасности, и я смею вас заверить, что отныне и впредь Шерлок Холмс, — это имя прогремело во всех колонках, раздавшись эхом, — не сможет никому причинить зла. Джон, с замиранием сердца слушая речь, теперь опустил голову вниз, понимая, кем выставили его приятеля; он подумал про тот трюк Мориарти. Эбернети с Холмсом переглянулись и незаметно друг другу кивнули сквозь легкую с элементами грусти улыбку, как бы говоря: «Нет хуже врага, чем бывший друг.» От произнесенных слов Воттерамана по спине Эффи пробежался холодок, завладевший ее телом на секунду, принудив его передернуться. Хеймитч пристально смотрел на детектива и думал, как ему помочь, потому что шансы для выживания равны 0,001% Миротворцы, окружающие сыщика, возобновили движение, показывая, чтобы тот поднимался по ступеням. Другие встали спинами к толпе в предостережение всяческих попыток вырваться к месту казни. Холмс со спокойным, умиротворенным выражением лица встал на определенное место, а один из миротворцев накинул ему петлю и закрепил так, чтоб она обвивала его тонкую шею. Ватсон почувствовал, как внутри у него сердце завязалось в узел и издавало словно последние вздохи. «Не может быть.» — шептал одними лишь губами он, изредка поглядывая на ментора. Хеймитчу вовсе не нравилась эта картина, но не он художник, чтобы исправить ее. Эффи ощутила, что слезы наполнили глаза и вот-вот скатятся по румяным щекам. Она давно не чувствовала такой несправедливости, не ощущала чувства к почти незнакомому человеку. Однако, Шерлок ей не незнакомец, он спас жизнь ее мужа, стал приятным собеседником, а теперь на его шее эта мерзкая пеньковая змея.        Ветер завыл где-то вдалеке, срывая своим порывом оставшиеся листья. Солнце постаралось блеснуть хоть раз, но не могло пробиться через пелену ватных туч. Женщина поймала себя на мысли: несколько недель назад и подумать не могла, что будет присутствовать на казни великого британского детектива, и эта мысль нисколько не веселила ее. У всех четверых душа оборвалась и полетела куда-то вниз с горькими слезами на глазах, она падала, желая скорее разбиться, но полет казался нескончаемым. «Игра окончена.» — решил доктор, скрестив руки на груди. GAME OVER. — Начинаю обратный отсчет, — раздался голос миротворца из динамиков, привлекая к себе больше внимания, — пять… Солдат, стоявший рядом с детективом, подошел к рычагу и взялся за него белоснежной перчаткой. Глаза ментора забегали повсюду, изучая окружающих. Они все чаще и чаще стали натыкаться на широкую спину впереди стоящего миротворца. — Четыре… Холмс вытащил руки из карманов и опустил их вдоль туловища, повернул голову в сторону своего друга, почувствовав, как веревка неприятно потерла шею, оставив красный след. Ветер взъерошил его курчавые волосы, а губы расплылись в улыбке, которая показалась всем сумасшедшей. — Три… Хеймитч опустил глаза на пояс миротворца и узрел нож, медленно высвободив руку из кармана, отпустив жену, он огляделся и потянулся к оружию. Эффи не посмела ничего сказать, лишь затаила дыхание. Она не знала, что задумал ее муж, не знала, чем это обернется, но отсеяла страх и пыталась проявлять невозмутимость. — Два… Эбернети, вытащив острый, холодный клинок, перехватил его за лезвие и резким движением, забыв обо всем, глядя только в цель, на выдохе выпустил его вперед. Люди затаили дыхание, женщины ахнули, хватаясь за руки своих кавалеров, их глаза распахнулись. — Один… Нож, преодолевая расстояние и воздух, касается веревки, разрывая несколько волокон пеньки, и вонзается в деревянную вертикальную балку. Тем временем солдат дергает рычаг, пол уходит из-под ног детектива, но веревка не выдерживает его веса и обрывается; Холмс падает на землю в невозможности поверить, что он остался жив. Он немедля снимает с шеи «ожерелье» и, разведя руки, раскрыв широту груди, выпрямляется перед людьми, как фокусник, удачно завершивший свое представление. Толпа разрывается аплодисментами, радостными возгласами, которые обычно раздаются в цирке или на всяких развлекательных шоу, миротворцы в шоке. Ментор облегченно выдыхает, не сдерживая улыбки, которая светится искренней радостью. Ватсон моментально оживает, его глаза начинают блестеть от накрывшей его радости, он тут же обнимает Эбернети, не произнося слов, с благодарностью сжимая его плечи, похлопывает. Тот отвечает взаимностью, уверяя, что так должно было быть. Эффи не знает, что ей делать, как реагировать, поэтому вслед за Джоном обвивает шею мужа руками, прижимая его к себе. — Ты спас его, — возбужденным от неожиданности и ликования голосом твердит она, — я не могу верить! — Я просто решил проверить не разучился ли ножи метать, — смеясь, отвечает ей Хеймитч и целует. Ватсон нагибается под ленточкой, пока Холмс принимает всеобщие овации, подходит к нему и видит, что Шерлок развернулся к нему с открытыми объятиями. Они по-дружески обнимаются. — Ну и гад же ты, Шерлок! — восклицает Джон, хлопая друга по плечу. Тот улыбается и ничего не отвечает. Пока все радуются сорвавшейся казни, миротворцы хватают детективов и Хеймитча, который, развернувшись к ним спиной, укрывает жену. Воттерман разворачивается к президенту и изумленно спрашивает: — Что будем делать, госпожа Пэйлор? Его лицо наполнено страхом, недоумением. — Оставьте их уже, — бросает она и покидает свое место вместе со свитой. Воттерман дает знак, их отпускают.       Вчетвером они едут в Двенадцатый под шумные разговоры, обсуждение и дискуссии. Холмс с Ватсоном решают, что им лучше в Англии, что там сама природа бережет их от всего. Поезд мчится с неимоверной скоростью, рассекая своим носом воздух, пролетая бескрайние дремучие леса, бурлящие полнотой жизни реки, полные города людей, и летит, летит, летит. Теперь ничто не угрожает их жизням, ничто не тревожит сердце. Пока мозг детектива стоит планы на будущее, на душе становится так легко и безмятежно с пониманием того, что это кончилось. А вообще, всему приходит конец, и не нам решать, когда этому время.        Утром на местный аэродром прилетает самолет, присланный британским правительством. Небо снова затянуто серыми сгустками облаков, а все участники последних происшествий молча идут по асфальтированному плату, наслаждаясь такой приятной осенней погодой. Шерлок поднял воротник своего пальто, расправил плечи и положил руки в карманы. Вот он прежний Шерлок Холмс, тот, кого знает весь мир, кем можно восхищаться, кто порождает чувство гордости. Рядом его верный друг доктор Ватсон со своей своеобразной походкой и простым солдатским лицом, не выражающим чего-то определенного, умеющий ценить. Это те люди, чью дружбу пыталась разлучить даже смерть. По другую сторону идет Хеймитч, знающий цену жизни, своей вальяжной, раскачивающейся походкой. Он снова выжил вопреки всему, справился со всем, что приготовила судьба и справиться еще, покуда под руку с ним идет эта женщина. Та, кто любит его всем сердцем, дарит свою теплоту и верит в него больше, чем он сам. — Эффи, Джон, — обращается Шерлок привычным голосом, — вы не будете против, если мы с Хеймитчем немного уйдем вперед от вас? Те переглядываются и чуть замедляют шаг, заводя собственный разговор, позволив тем двоим пойти на обгон. Каблучки Эффи медленнее стучат по поверхности земли, когда они с доктором отстают. — Это была прекрасная партия, мистер Холмс, — идя плечом к плечу, говорит ментор, повернувшись на детектива. — Вы правы, — так же официально отвечает тот, — это была игра. Отсроченная, безупречно продуманная, непревзойденная игра некого Джеймса Мориарти. — Думаешь, он? — хмурится Эбернети, лишь слегка понимая о ком речь. — Уверен, — без объяснений кивает Шерлок. — Теперь с этим покончено? — задает вопрос наставник. — Да, — говорит Холмс, прищурив глаза, словно прокручивая в голове варианты ответа. — Знаешь, что я тебе скажу? Ты успешный человек, Шерлок, а, как известно, за любым успешным мужчиной есть любящая его женщина, — намекает Эбернети и иронично улыбается, сделав бровями движение вверх. В голове детектива мелькает мысль о Молли, которая всегда оставалась в тени, но вечно даровала ему повод приходить в лабораторию, продолжать свою деятельность, жить. Но он, отдав свои размышления мозгу, решает быстро отбросить их до прилета в Лондон. В это время они подходят к белому самолету, который уже опустил дверь в ожидании своих пассажиров. — Эта ситуация многому научила нас, — продолжает диалог Хеймитч, встав на месте, — именно ты научил меня, что всему, кроме чувств, можно найти логическое объяснение. — А ты научил меня, что нужно всегда подавать руку помощи, — улыбаясь, подводит итог сыщик, — спасибо, что спас мне жизнь. Он протягивает ментору раскрытую ладонь, тот отвечает на рукопожатие, следом они обнимаются. В одно мгновение к мужчинам подходят Эффи и Джон. Они тоже начинают прощаться. — Спасибо за все, Эффи, — обнимая ту, произносит детектив. — Ты спас Хеймитчу жизнь — тебе спасибо, — отвечает она, положив руки на плечи Шерлока. Они расходятся и тепло улыбаются друг другу. — Я очень благодарен тебе, Хеймитч, — обняв, говорит тому Вастон. — Я должен был сделать так, потому что прекрасно тебя понимаю, — ответил Эбернети. Хеймитч встает рядом с женой, приобняв ее за плечо, а Ватсон рядом с Шерлоком. Они вчетвером смотрят друг на друга. — Ждем вас в гости, — говорит доктор с улыбкой. — О, спасибо, Джон. Как-нибудь обязательно, вряд ли это будет в ближайшее время, потому что Эффи станет бабушкой… Компания засмеялась, а Эффи еще и взглянула на своего дедушку. Буквально пару дней назад никто и подумать не смел, что сегодня, в этот час они будут стоять на аэродроме дистрикта Двенадцать и смеяться. — Нам пора, — произнес Шерлок. — Счастливого пути, — улыбается женщина, помахав рукой. Мужчины заходят в самолет. Они с мужем отходят и наблюдают за ревом двигателей, которые заводят ветер, приглаживающий покров травы, напоминающий в этот момент море, видят как черные шасси приводятся в движение, самолет выезжает на полосу, подхватывает порыв, как воздушный змей, и вмиг взмывает в небеса, разрезая своим носом воздух, издавая неимоверный гул. Ментор смотрит на уходящий в облака силуэт огромной железной птицы, потом на свою жену и улыбается. — Знаешь, дорогой, — начинает она, заставив его несколько смениться в лице, — мы поступили правильно, что не сдались. — Не понял, — поднимает брови он. — Не стоит сдаваться перед сложностями, ведь самолет тоже взлетает против ветра. Шерлок, сидя в самолёте, положив руки на мягкие подлокотники, задумался о том, что привело его в Панем, и вспомнил дело миссис Локкер, которая по воли Джима Мориарти оказалась в психиатрической больнице. Он ни разу не вспомнил о ней, не подумал ради чего это все. Однако это осталось вторым планом, потому что именно её история завлекла детектива сюда. И что бы он ни делал, кого бы не ловил, с кем бы ни боролся, Мориарти всегда будет рядом, говоря: «Я нужен тебе. Без меня ты никто. Не бывает сказок, где нет старого доброго злодея.» И окажется прав.

***

Бейкер-стрит, 221Б       Бурлящий город, шумная улица, неугомонная квартирка. Стол по-прежнему завален бумагами, в холодильнике чьи-то пальцы, на обеденном столе химические аппараты. В гостиной комнате царит хаос. Здесь и Лестрейд со своими людьми и Майкрофт, всюду носится бедная миссис Хадсон, которую пытается успокоить Джон, а маленькая Рози теребит руку спящего дяди Холмса. Все полицейские перерывают папки бумаг, стопки книг, вытряхивая их, исследуют компьютер, Холмс старший шарит по карманам брата, приказывая: — Список! Ищите список! После очередного возгласа Рози о том, что Шерлок просто спит, детектив открывает глаза, садится в кресле и чрезмерно удивляется всем присутствующим. Он что-то бурчит себе под нос, идет на кухню и отпивает воды из цветочной вазы, заставив всех остальных скривиться. — Чего вы сюда все приехали? — хмуро спрашивает он. — Может, ты нам расскажешь какого черта завалился спать в одиннадцать утра. Вот твой братец намекает на приход, — раздраженно выплевывает Ватсон. — А как это по-Вашему называется, доктор, когда человека не может поднять даже пушечный выстрел? — подняв со всей аристократичностью подбородок, вступает в спор Майкрофт. — Вообще-то признаки были бы на лицо, — встревает Лестрейд. — Я согласна, — взвизгивает Хадсон, уставив руки в бока, — Шерлок никогда себя так не ведет. — Плюс ко всему, он взрослый человек, и это его жизнь, — не уступает Джон. — Говорите так, словно Вам плевать, но не врите мне, мистер Ватсон, — продолжает Майкрофт, опираясь на зонт-трость, — Вы не ответили мне: как называется состояние… — Это называется сон! — криком указывает Холмс, которому уже изрядно надоела эта шумиха, — пошли все вон отсюда! Лестрейд забирает своих людей, миссис Хадсон всплескивает руками и тоже торопится вниз. Один Майкофт стоит, поставив руки на пояс, и недовольно смотрит на младшего брата, говоря всем своим видом: «Глупый, глупый Шерлок!» — И ты тоже выметайся! — вскочив с кресла, приказывает Шерлок, выдворяя брата за дверь. Он садится в кресло напротив Джона, который шепчет что-то своей дочке, она издает смешок, спрыгивает с отцовских колен и тоже выбегает за дверь. — А ты неплохо нас напугал, — спокойно выдает Джон. — Бывает, — безразлично отвечает тот и берется за скрипку. Он уносится в события своего сна, размышляя, что могло привести к таким ярким сновидениям. За окном льет уже привычный сентябрьский дождь, барабаня своими каплями по карнизу, будто наигрывая незатейливую мелодию, слышен шум живой улицы, смех проходящих мимо окна подростков. Раздается стук в дверь. Скрипка затихает. В дверном проеме появляется молодая женщина в сером шерстяном пальто, с белым конвертом в руках. Джон указывает ей на стул, она садится. Холмс медленно двигается к своему креслу, разглядывая одеяние женщины, садится в кресло. — Мистер Холмс, мне нужна Ваша помощь, — обратилась незнакомка, — Мое имя Линда Тир, я приехала сюда из Панема. Лицо Ватсона озаряет весьма сильное удивление, когда он видит загоревшиеся глаза и улыбку на лице приятеля. — Да! — восклицает Шерлок, не став слушать клиентку, — мы беремся за Ваше дело. Линда очень удивляется, не обращая внимания на то, зачем пришла. Джон поднимается своего кресла и, впопыхах хватая куртку, спрашивает: — Что это все значит, Шерлок? — Игра, Джон! Игра начинается!