***
Прошло немало времени, прежде чем Сара поняла, до чего же замёрзла; её мысли были лишь об удобстве матери. Сара уложила голову задремавшей Линды себе на колени, укрыла её складками своего платья, но для неё самой остались лишь холод и чувство покинутости, которые с каждой проходящей минутой становились всё нестерпимее. – Итак, – голос Джарета эхом разнёсся по пустой комнате за секунду до того, как Сара решилась позвать его. Она увидела мутное отражение его фигуры в хромированных дверцах кабинок и плитке, покрывающей стены. Лишь его тень. – Всё кончено? – Я сказала тебе подождать, – пробормотала Сара. Её мать завозилась у неё на коленях. – Она жива? – с негодованием спросил Джарет. – Ты… – прохрипела Линда. Она вдруг выпрямилась, цепляясь за Сару своими безобразными костлявыми руками, и тяжело опёрлась о её плечо. – Это всё твоих рук дело! Мерзкий раб. Смотри, что ты сотворил со мной! – Ты вызываешь лишь жалость, женщина, – ответил голос Джарета. – Мне доставляет удовольствие видеть тебя такой разбитой, и потому я буду смотреть. Не путай это с покорностью. Что-то, похоже, случилось с твоим голосом. Должно быть, ты растеряла все свои силы. – Не навсегда, – прокаркала Линда. – Не навсегда, – согласился голос Джарета. – Сара, почему она до сих пор жива? Хочешь, чтобы я сам прикончил её? С радостью, и я даже не попрошу ничего взамен. Она найдёт способ вернуть утерянное, и тогда, я уверен, мы оба пожалеем, что ты не дала мне добить её, пока мы ещё могли. – Ты и пальцем её не тронешь! – крикнула Сара. – Я хочу предложить тебе сделку, Чиарет, – оскалилась Линда. Её платье мешком висело на опавшей, высохшей груди, длинные жёлтые зубы скрежетали друг о друга. – Возьми мою дочь. Используй её так, как душе угодно. Используй её, иссуши её, влей её силы обратно в меня, и я одарю тебя сыном. – Твоё предложение заманчиво, – задумчиво проговорил голос. Сара ощущала его колебание в том, как тепло вдруг окутало тело Линды, окутало – и вдруг вновь отступило. – Но Сара – взрослая, и она – ведьма. Она не принадлежит тебе, чтобы ты могла отдавать её по своему усмотрению. Нет, женщина, я ничего для тебя не сделаю. – Это потому что он видит, как ты могущественна, – сказала Линда, поглядела на дочь и вцепилась в её плечо с такой силой, что Сара испугалась, как бы та не пропорола ей кожу своими когтями и не вырвала ключицу. По-старчески влажные глаза Линды наполнились слезами ярости. – У тебя есть всё, а у меня нет ничего. Он использует тебя, осушит до самого дна. А ты по-прежнему не можешь контролировать его. Но, если ты дашь мне чуточку сил, которые украла у меня, я научу тебя тому, что знаю сама. Научу тому, чему научил меня он. Как взрастить семя мужчины, как сотворить из него дочь, чтобы заново создавать себя и жить вечно. Я не буду искать мести. Клянусь кровью моей утробы. – Господи, мама, – слабо воскликнула Сара. Она поднялась на ноги, несмотря на то, что мать повисла на ней ужасным весом, а её руки тянули Сару вниз, не давая свободно двигаться. Они встали, покачиваясь, а потом Линда уже стояла самостоятельно, припадая к плечу дочери так, как мог бы это делать ребёнок. Она закрыла глаза, открыла, и в них Сара увидела ту юную девочку, которой Линда некогда была, всю её свежесть и прелесть, которые погребли под собою годы, – прожитые, но никогда не отражавшиеся в облике её матери. Сара увидела в них собственное будущее. – Нет, – сказала она. Линда выпустила её из цепких объятий. – Что ж, вы предпочли мне друг друга. Так пусть же ваш выбор будет горек. Год и день и неделю, пусть ядом станут ваши речи о любви. Проклятье прокатилось по комнате эхом, загрохотало, закружилось, точно бешеная ледяная буря. Сара содрогнулась, а Линда поковыляла от неё прочь – медленно, но верно, поддерживаемая силой своих злых чар. «Лучше бы ты умерла», – Сара почти произнесла эти слова вслух. Но Джарет был рядом, он внимательно слушал и с готовностью ухватился бы за шанс исполнить её желание, потому Сара держала рот на замке. Тень, отражавшаяся в дверцах и плитке, обрела телесность – яркое, пламенное ядро – и Джарет подхватил Сару прежде, чем она рухнула на пол. – Я говорил тебе, – сказал он. Король Гоблинов покачал головой и закусил губу, но его руки, обнимающие Сару, были тёплыми, как и он сам. – Тебе так нужно говорить о ней? – спросила она. – Нет, – ответил он, и на его человеческом лице появилось совершенно человеческое выражение глубокой усталости. – Не сейчас, да и, наверное, никогда. Я бы лучше забыл обо всём этом. Сара привалилась боком к Джарету – или это они оба привалились друг к другу, помогая и поддерживая? – и они шагнули в мир. – Почти наступил рассвет, – сказал Джарет, когда они присоединились к общей очереди за медицинской помощью. Сара поглядела на окна: там, где раньше темнели чёрные провалы или сияли неоновые лампы, теперь на стёклах виднелся легчайший отблеск голубого – признак приближающейся зари. – Отведи меня наружу, – попросила она. – Хочу увидеть его. – Снаружи холодно, а твоё пальто мы уже не найдём, – предупредил Джарет. – Мне всё равно, – сказала Сара. – Ты достаточно тёплый для нас обоих. Согревай меня, Джарет, согревай меня, и я прослежу, чтобы ты никогда не испытывал голода. Это – сделка? – Да, – ответил Король Гоблинов. Он поднял её на руки и, как невесту, перенёс через порог мира, где солнце поднималось из-за горизонта, свет заливал белые, скованные льдом улицы, и рассвет всех оттенков пламени разверзался над городом. Это был день солнцестояния, восток разгорался всё ярче, и долгая ночь подошла к концу.***
Много позднее Сара, размышляя, думала, до чего было бы удобно, если бы история завершилась на этом моменте: все пленники освобождены, выжившие радостно встречают новый день, а злобная карга-ведьма – её мать – понесла соответствующее наказание. Проблема лишь в том, что настоящая жизнь не столь аккуратный рассказчик. Работники скорой помощи налетели на Сару, стоявшую на холоде, диагностировали ей шоковое состояние, лёгкую гипотермию, несколько ожогов второй степени, трещину в челюстной дуге, растяжение связок лучезапястного сустава и назвали несколько других непонятных медицинских терминов, которые совершенно не задержались у неё в голове. Джарета все кругом не замечали – то ли считая, что он имеет полное право находиться рядом, то ли попросту не видя. Это было так забавно, что Сара не смогла сдержать смех. Затем её и ещё нескольких обожжённых молодых людей с разными не угрожающими жизням травмами погрузили в машину скорой помощи и отправили в местную больницу, где Сара, вымотавшаяся до предела и неспособная соврать хоть в слове, назвала номер телефона своего отца. Прошло несколько часов, наполненных тыканьем, ощупыванием, бинтованием и уколами, и её оставили одну в палате на этаже отделения неотложной хирургии с рукой, привязанной к груди и странной затвердевшей жвачкой на обломанном зубе – необходимо было дождаться специалиста-стоматолога. Сару окружало тепло, благословенное тепло, а Джарет в облике совы дремал под одеялом в изгибе её бедра – тихий, спокойный, в полной безопасности. Это было лучше пяти тысяч оргазмов, потому что Сара изнемогала от усталости и теперь, наконец-то, могла отдохнуть. Она погрузилась в сон, но через некоторое время резко проснулась, ощутив на себе чужой взгляд. Напротив светлого окна силуэтом стоял мужчина. – Привет, стрёмная, – произнёс он. Голос звучал чуть глухо из-за повязки, скрывающей половину лица мужчины. На его носу красовались шина, и всё это вместе делало его похожим на бюджетную версию Призрака Оперы. Сара резко выпрямилась, забарахталась в одеяле, опутавшем ноги. Она почувствовала, как вздрогнул Джарет, и предупреждающе коснулась его под одеялом, призывая затаиться. Остальные пациенты остались недвижимы и продолжали смотреть свои сны – вероятно, не совсем естественного происхождения. – Привет, Полли, – настороженно поздоровалась Сара. – Ты здесь, чтобы навредить мне? – Нет, – ответил тот, – я пришёл поговорить. Он подошёл ближе и вручил ей пульт управления кровати. Что-то скользнуло по ладони Сары – это был густой хвост отрезанных пепельно-светлых волос, зажатый в кулаке Аполлонера. Она вопросительно хмыкнула. Спинка кровати мягко поднялась. – Им пришлось их отстричь, – пояснил Полли, указывая на свой коротко остриженный затылок. Он уселся рядом с Сарой, беспрестанно поглаживая свои отрезанные волосы, точно им требовалось какое-то утешение. – Отрастут, – успокаивающе проговорила она и продолжила, не меняя тона: – Почему ты не собираешься мстить? Ты сейчас сильнее меня. Разве тебе этого не хочется? Знаешь, у тебя ведь, скорее всего, не будет другого шанса. Сова, укрытая одеялом, замерла, готовая вырваться вон, полыхая яростью и могуществом, но Сара накрыла её голову ладонью. Полли отвернулся к окну, за которым царил яркий день. – Нет. Я поклялся. В любом случае, даже если я и хочу, в чём смысл? Мои родители мертвы, и ничто уже этого не исправит. Он намотал волосы на кулак и сжал. – Быть может, ты спас чью-то жизнь этой ночью, – мягко произнесла Сара, прерывая недолгую тишину, для юноши наполненную страданием. – Возможно, много жизней. Это хорошо, Аполлонер, – она запнулась на его имени, но ей хотелось назвать его именно так. Тот лишь сухо рассмеялся. – Взываешь к моей совести? Оставь. Если уж мать и отец чему и научили меня, так это тому, то значение имеют лишь власть и бессилие. Победа и поражение. Этой ночью я проиграл, а ты выиграла. Медленно, мучительно Аполлонер опустился на колени. – Ты что творишь? – изумилась Сара. Аполлонер Ваан Кнехт на коленях был явлением вопиюще неправильным, странным. – Вручаю себя тебе. Теперь ты Королева нашего ковена. – Я не хочу! – запротестовала Сара. – Поднимайся сейчас же! – приказала она, но Полли боролся с её силами и оставался на месте, хоть его мышцы дрожали и дёргались. – Моя воля столь же сильна, как твоя, Сара Уильямс, – проговорил он, тяжело дыша. Хвост его волос упал на пол, но Полли не сводил глаз с её лица, дерзкий в своём повиновении. – Почему я? – в конце концов спросила Сара. – Ты искуснее меня в ведьмовстве. Я ведь даже не могу контролировать тебя. Это ты должен стать Королём, Полли! – Думаешь, я не хочу? – прошипел юноша. – Полагаешь, я никогда не мечтал о том, чтобы возвысить род Ваан Кнехт? Доказать всем, что мы не просто ошибка природы, не психи неправильного пола? Всё это почти в моих руках – сожми и окажется в ладони, – но я не могу! – Почему нет? Что тебя сдерживает? – Бутис, – ответил Полли, – демон моего отца. Теперь, похоже, мой. Не знаю, что ты делала на том алтаре со… своим, но я в тот момент думал только о том, чтобы спасти собственную шкуру. Все остальные заключали соглашения со своими фамильярами, нам на них никак не надавить. Думать не хочу, что случится, если я стану Королём ковена, и Бутис будет дёргать меня за ниточки. Мой фамильяр так же силён, как твой, и амбиции его столь же велики. Другие ведьмы в том же положении. Остались только вы двое, и твой демон – самый могущественный из всех, с кем ковены когда-либо заключали сделки. А ты заставила его подчиниться тебе, – Аполлонер покачал головой. – Ты нужна нам всем. Ты – единственная, кто сумеет удержать равновесие. Только у тебя есть такие силы – единственные силы, которые теперь имеют значение. Остальные духи преклонятся перед ним, а он подчинится тебе. Ты – свободна. – Хорошо, – сказала Сара, пытаясь подобрать верные слова и жалея, что в такой момент она прикована к постели. – Дерьмо. Да. Поднимайся. Ты мне не нравишься, я не верю тебе ни на грош, но ладно, я сделаю это. Я встану во главе ковена. Но мне понадобится твоя помощь. – Естественно, – ответил Полли, вставая. Волосы вновь оказались у него в руке. – Я останусь рядом, чтобы ты могла воспользоваться моими силами, когда это будет нужно, а потом, когда всё успокоится, мы снова созовём выживших и заново создадим ковен. У нас есть враги внутри и снаружи. Вместе мы будем сильнее. – Где Нан? Она?.. – запоздало поинтересовалась Сара, раздумывая. – Ни царапины. Те приманки, которые я нацепил на тебя, похоже, сработали. Она ни за что не простит меня за это – разве только ты ей скажешь простить. – Полли, – позвала Сара, когда тот собрался уходить, – если бы ты знал об Эльфе, о Короле Гоблинов, обо всём этом до сегодняшней ночи, ты бы сделал всё то же самое? Ты бы так же повесил на меня те приманки? – Я бы повесил больше, – ответил Аполлонер. Из-за бинтов его улыбка вышла кривой. – Или убил бы тебя, как только увидел, – до того, как ты в себе разобралась. Но всё сложилось иначе. Кое-что ещё, Сара. Юноша помолчал, а потом вложил длинный хвост собственных волос в ладонь Сары. – Это – знак моего подчинения. С его помощью ты можешь навлечь на меня невероятные беды. Не позволяй Королю Гоблинов наложить на него лапы, и на себя – тоже. Сначала узнай, чем ты можешь быть без него. Может, сейчас он и не контролирует тебя, но, оставаясь так близко к тебе, как всю прошедшую ночь, он сумеет этого добиться. Ты не твоя мать. Не повторяй её ошибок. – Он сейчас здесь, – раздражённо проговорила Сара. – Он может слышать каждое сказанное тобой слово. – Как будто я этого не знаю, – легкомысленно бросил Полли. – Помни, если я понадоблюсь тебе, звони. Или потяни за волосы. Эффект будет не хуже. С этими слова Аполлонер исчез за дверью. Сара и Джарет не обменялись ни словом. Сара снова погрузилась в сон, спала и спала, зажав в кулаке волосы Полли, пока в палате не появился её отец с Тоби на руках, чтобы забрать её домой.***
– Уже предвкушаю поездку на машине, – проговорил Джарет, с неуместным интересом разглядывая Сару, которая с трудом натягивала на себя привезённые отцом футболку и штаны. Она оказалась последней из пациентов, выписанных из палаты, – Роберту понадобилось немало времени, чтобы добраться до неё. – Мне стать совой? Или маленьким угольком, тёплым, как вода в ванной, и уютно прижаться к твоему животу? Джарет терпеливо помогал ей надевать футболку, не тревожа пострадавшую руку, и даже умудрился не пялиться слишком откровенно на её обнажённую грудь. Пока он поправлял перевязку, Сара молчала. Она думала. Ей не хотелось делиться своими мыслями, но это было неизбежно. Предстоящий разговор с отцом был чреват вопросами, на которые Сара не знала, что отвечать, – разве что ложью. Она не хотела врать отцу, не хотела объяснять, кто такой Джарет. Хоть в форме уголька, хоть в форме совы, или мужчины, или столба пламени и тьмы, Король Гоблинов не мог быть в той машине рядом с единственными на свете людьми, через которых ей можно было навредить. – Тебе не стоит беспокоиться о поездке. Ты с нами не поедешь. Прекрати, дай я сама, – раздражённо сказала Сара, когда Джарет надевал на неё носки и ботинки – очередную ни к чему не подходящую пару. – Прошу тебя, – проговорил он, сидя на коленях у её ног и держа в руках её стопы. Сара поняла, что он тотчас догадался, что она решила. Джарет долгое время молчал, склонив голову. – Сара, пожалуйста, не бросай меня, – он поглядел на неё сквозь растрёпанные пряди волос. Его подбородок подрагивал. – Не снова. Не после всего, что я сделал ради тебя. Прошу. Не оставляй меня, – и Джарет склонился ниже и дважды поцеловал её ноги – благоговейно, испуганно, умоляюще. – Не будь таким драматичным, – воскликнула Сара сердито. – Я не бросаю тебя. Я не нарушу нашу сделку. Ты – мой демон, а я – твоя ведьма. Ничто этого не изменит. Но Полли прав – я слишком неопытная. Мне нужно время. – Сколько? – Три года, может быть, и четыре. Джарет вскочил и метнулся прочь, гневно мотнув головой и отказываясь смотреть на неё. – Или никогда? А как же я? Ты обещала, что я не буду чувствовать голода. Мне придётся голодать, пока мы врозь? – Когда я поцеловала тебя прошлой ночью, я дала тебе крови столько, что хватит и на десяток лет. Или ты использовал её всю, выстраивая вокруг меня ловушку? Если тебе недостаточно, вот, – Сара прошагала к нише в стене, сдёрнула с проволочной вешалки остатки своего окровавленного платья и швырнула их к ногам Короля Гоблинов. – Это тебе. – Этого недостаточно, – ответит тот угрюмо. – Сделай так, чтобы было достаточно! – выкрикнула Сара и продолжила уже мягче: – А когда станет голодно, приходи ко мне, и я дам тебе то, что нужно. Разве ты не понимаешь? Это не ты недостаточно хорош для меня, это я тебя недостойна. Я эгоистичная и легкомысленная, мне важнее победить, чем быть доброй и справедливой. Полли прав. Чёрт, моя мать была права. Мне нельзя тебя доверить. Я боюсь, что наврежу людям. Боюсь, что сделаю больно тебе. А ещё боюсь… что ты сам мне в этом поможешь. Джарет поднял перепачканный бурыми пятнами тюль и прижался к нему щекой. – Если я соглашусь, то что ты дашь мне? Сара задумалась. – Надежду, – ответила она. – Я никогда не полюблю мужчину так, как люблю тебя. Никогда. Ты – мой. Мой родной. Как в той языческой поговорке: радостно встречайтесь, радостно расставайтесь и вновь радостно встречайтесь. – Сентиментальщина, – фыркнул Джарет. – Но я понял суть. Ты обещаешь не бросать меня? Обещаешь? Ты не забудешь меня? Не засунешь в ящик, не закроешь на ключ, не уберёшь с глаз долой, как ненужный хлам? Прошу, мне нужно знать. Я умру без тебя – без преувеличений. Если только не найду другую ведьму, чтобы она заняла твоё место, но это причинит мне боль… почти столь же сильную. Сара обняла его, едва справляясь с искушением отказаться от сопротивления, от своих страхов, но Джарет сам когда-то научил её: что сказано, то сказано. – Никогда, – проговорила Сара. – А теперь поцелуй меня, если это порадует тебя. Заставь меня пожалеть. Король Гоблинов обхватил её лицо ладонями, легко провёл пальцем по щеке, которая ещё ныла после удара об асфальт, и целовал её, целовал так, будто не мог насытиться. Он был для неё точно пламя, и Сара тонула в нём, ощущая, как его сила окутывает её, наполняя до самых кончиков волос, щекочет нервы, обжигает и тут же унимает боль волной расплавленного золота. Едва начавшись, всё закончилось, и Джарет исчез во вспышке огня и водовороте перьев.***
– Вот же чёрт, – выругалась Сара после двухчасовой поездки домой, которая, казалось, тянулась бесконечно. – Что такое? – Роберт Уильямс тут же ухватился за возможность поговорить со своей непривычно молчаливой дочерью. – Что случилось, милая? – Ничего, – Сара вздохнула. Она оставила тётушкину книгу в Нью-Йорке. – Хотела бы я забрать её, – пробормотала она себе под нос. Сара поглядела в окно на заснеженный пейзаж, на мелькающие вспышки дорожных знаков, деревья и погребённую под сугробами траву. Тоби радостно заугукал из своего детского кресла позади, изъявляя желание принять участие в беседе. Сара принялась заправлять нитку в свою перевязку и обнаружила что-то гибкое и длинное, спрятанное между её рукой и грудью. Это оказалась «Кровавая комната». Страница, где начиналась новелла «Лесной царь» (история, которая и много лет спустя награждала Сару припадком неудержимого смеха – так её всегда веселило возмездие, настигшее короля) была заложена её шифоновой лентой для волос. – Что это? – спросил Роберт терпеливо-добродушным тоном, когда дочь раскрыла книгу и уставилась на необычную закладку. На ней у самой кромки были выжжены слова: миниатюрные, чёткие, благоухающие пряностями. ЛЮБОВЬ МОЯ. МЫ СЫГРАЕМ В НАШУ ИГРУ В ТРЕТИЙ РАЗ. НА СЕЙ РАЗ ЖДИ МОЕЙ ПОБЕДЫ. ЖДИ МЕНЯ. Д. Сара прошептала под нос проклятье – Король Гоблинов отыскал лазейку в их договоре. Он ведь и не обещал не исполнять её желаний. А если Сара позовёт его, то её передышка тут же и закончится. Она попыталась не задумываться о неясном будущем, о том, как ей придётся следить за каждым своим словом. Сара так надеялась на эти три года – три года, в течение которых она сможет повзрослеть, стать мудрее и могущественнее… Три года, чтобы подготовиться к своему неминуемому проигрышу. Эти мысли не вдохновляли. – Пап, – тихо проговорила Сара, растирая ленточку между пальцами, – я хочу рассказать тебе о том, что случилось прошлой ночью, хочу рассказать тебе всё. Это было и странно, и ужасно, и прекрасно. Я очень хочу, но я боюсь того, что ты подумаешь. – Не бойся, – тепло сказал ей отец. – Но что, если ты больше не будешь любить меня? – Сара, – ответил Роберт. Машину немного занесло, когда он отвел взгляд от дороги, чтобы серьёзно посмотреть на Сару, – нет ничего такого, что ты бы могла сделать или сказать мне, чтобы я прекратил любить тебя. Разве ты не знаешь, принцесса, что моё сердце принадлежит тебе? Всегда. Скажи, что хочешь, или не говори – я по-прежнему буду любить тебя. Успокоенная, Сара захлопнула книгу и спрятала её за пазухой. – Давным-давно жила-была юная прекрасная девушка, которую мачеха всё время заставляла сидеть с маленьким ребёнком, – начала она.