Мой спящий принц

Гарри Джеймс Поттер, национальный герой и Победитель Волдеморта, уткнувшись носом в подушки и распластавшись по кровати в форме морской звезды, блаженно дрых, сладко посапывая. Гарри было хорошо. Нет, даже не так. Ему было ЗАМЕЧАТЕЛЬНО: мирно, спокойно. И плевать, что на нём всё ещё была аврорская форма, начхать, что к нему прилипли кое-где ил и тина, потому что он Мордред сколько времени провёл в болоте вместе со своими подопечными — кадетами Академии Авроров, гоняя боггартов до рассвета; абсолютно до пикси, что из-за этого от него несло как от дохлого книзла, так как душ принять ему не свезло. Главное, что у него было ещё три часа, до того как на тумбочке у кровати истошно заорёт, почище баньши, магический будильник, взывая поднимать свой зад и отправляться на работу — нести вечное и светлое, иначе говоря, выбивать дурь из будущих авроров. И от этого знания, забитого куда-то в подкорку, Гарри спалось ещё слаще. Перед глазами вместо глупых и ненужных снов расстилалась блаженная тьма. Что и говорить, в моменты сна мир, как ничто другое, его радовал, он его практически любил. Но трём часам сна не судьба было оттикать до конца... Сквозь блаженство сна до чуткого уха Поттера донесся раздражающий стук в окно и следом совиное уханье. Гарри завозился, сонно ругнувшись, и зарылся лицом в подушку, а вторую, нашарив, натянул на макушку, категорически отказываясь просыпаться и возиться с почтой. И мир снова подернулся дымкой и стал расплываться, как нефтяное пятно по поверхности воды. Стук раздался снова, но стал более настойчивым и громким. Пернатый почтальон, словно почуяв, что адресат бессовестно прикидывается бревном и отказывается впускать его в дом, активизировался: в окно стучали уже не деликатно, а долбили, что есть силы клювом, били крыльями и шкрябали когтями. — Да что б вас... — пробурчал Гарри. Минуту или две он ещё пытался игнорировать творившееся безобразие и вернуть ускользающего в истинно слизеринской манере Морфея, но стекло угрожающе звякнуло, с намёком, что если он не откроет его сию секунду, то оно к пикси разлетится на осколки. — Ох, да будь всё проклято! Встаю! — рявкнул раздражённый донельзя Гарри, отбросив подушку и вскочив на постели. Нащупав на тумбочке очки, он недовольно нахлобучил их на нос и уже потянулся за палочкой, чтобы впустить птицу. Только, как выяснилось секундой спустя, тут он опоздал. Створки с глухим треском распахнулись и грохнули об стену. Буйная сова, в очередной раз грудью бросившись в окно, таки к пикси вынесла его. Поттер с отвисшей челюстью и охреневшим видом наблюдал, как стекло с жалобным «дзинь» разбилось вдребезги и посыпалось из рамы. А в комнату с порывами весеннего ветра, широко расправив крылья, ворвалась крупная с взъерошенными перьями сипуха, как завоеватель в крепость поверженного врага. Не хватало для полноты картины только звука боевого горна и развевающихся позади знамён. Сова же сделала круг почёта по комнате и спикировала на стол, послав к Мордреду изящество и красоту приземления, попросту шлёпнувшись на кипу студенческих работ. Книги, пергаменты, перья и всё, что было на столе, посыпалось с громким стуком на пол. Осталась лишь явно довольная сова, восседающая на куче проверочных работ аки царица Савская, и каким-то чудом устоявшая чернильница. Только вот канцелярской принадлежности хватило бы и небольшого толчка, чтобы отправиться в полёт, после чего пол и ковёр были бы изгвазданы в чернилах. Увы, осознал данный прискорбный факт не только Гарри. Поттер встретился глазами с круглым взором жёлтых глаз и готов был поклясться, что увидел, как в них вспыхнул дьявольский огонёк предвкушения. — Даже и не думай, зараза пернатая, — предупредил грозно Гарри, наконец обретя дар речи и вернув отпавшую челюсть на место. Насупив брови и напрягшись всем телом, он приподнялся над постелью, готовый броситься на перехват. Интуиция подсказывала, что надо быть начеку. — У-у-ух, — бухнула сипуха ему в ответ. Прозвучало довольно издевательски. Секунду или две они мерились взглядами. Гарри смотрел на сову. Сова не менее пристально смотрела на него. Никто из них не был намерен первым отвести взгляд... Взмах крыла был едва уловимым. Матюгнувшись, поминая и Мордреда, и Мерлина, Поттер рванул вперёд... Только вот запутался в мантии, что была всё ещё на нём, и позорно свалился с грохотом с постели. Приложился со всего маха лбом о тумбочку (твою мать, кто её сюда поставил?!) и лишь в последнем отчаянном рывке, вытянув руку, успел поймать проклятую колбу с чернилами за миг до её приземления на ковёр. — Е-е-есть, — выдохнул сквозь зубы национальный герой и лучший ловец Гриффиндора в этом столетии, лёжа уткнувшись мордой в ковёр. Над головой раздался довольный клёкот. А Гарри, чувствуя, как наливается, словно спелая слива, шишка на лбу, ноет безбожно потянутая поясница, а сердце лихорадочно бьётся в груди, начинал осознавать собственный кретинизм. Но не из-за того, что его, Победителя Волдеморта, уделала сова (хоть бы Рон никогда об этом не узнал — засмеёт!), а потому что ему, Победителю, мать его, Волдеморта, не хватило ума ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПАЛОЧКОЙ! И это он ещё учит будущих авроров защите и противостоянию тёмной магии? И вот, понимая весь абсурд ситуации и собственного положения, Поттер расхохотался. Лежал, сжимая в руке колбочку с чернилами, и от души хохотал над самим собой. Можно конечно было и поплакать над приступом идиотизма, ситуация-то двоякая, но слёзы, он решил — это уже слишком. Отсмеявшись, Гарри кое-как, охнув, когда потянутую поясницу прострелило болью, принял сидячее положение. Поставил чернильницу на прикроватную тумбочку, подальше от всяких пернатых разбойниц, и поднялся на ноги. Усмехнувшись, Гарри взглянул на свою пернатую гостью. Сипуха всё это время, подозрительно затихнув, внимательно следила за его вознёй. — Ну что, довольна собой, разбойница? — проворчал Гарри и, поморщившись, потрогал набухшую на лбу шишку. Ответом ему стал громкий клёкот. — Я так и понял, что всё это тебя забавляет, — улыбнулся, покачав головой, Поттер. Чего уж тут злиться?! Сам виноват. А ещё маг называется. Призвав палочку, Гарри наложил на себя простенькие исцеляющие чары — шишка на лбу мгновенно исчезла, да и боль в пояснице прошла. Вот бы ещё самолюбие, которому был нанесён почти сокрушительный удар, можно было так просто исцелить. Но оно всё ещё валялось поруганное на полу. — Ладно, давай посмотрим, кто тебя прислал, и что им от меня понадобилось, — пробормотал он и с некоторой опаской (бережёного Мерлин бережёт), не спуская взгляд с боевой птахи, внимательно следившей за его действиями, отвязал от её лапы послание и тут же отдёрнул руку. Как раз вовремя — в дюйме от его пальцев щёлкнул клюв. — Знаешь, у меня тоже настроение не радужное, учитывая, КАК ты меня разбудила, — возмутился Гарри, погрозив сове пальцем, за который его едва не цапнули. — Так что нечего мне тут клювом щёлкать. Открыв ящик стола и хорошенько порывшись в нём, Гарри отыскал несколько завалявшихся там совиных печений и подсунул их своей гостье. — Извини, ничего более подходящего для тебя у меня дома нет, — повинился он. Впрочем, свежесть выпечки ту не особо волновала. Проворно ухватив кругляш, помогая себе лапой, птица с аппетитом захрустела, бойко уминая печенье. На какое-то время «пернатая опасность» была занята, можно браться за послание. Развернув скатанный в трубочку пергамент, Гарри увидел выведенные аккуратным, знакомым до боли почерком строки. Отправителем была директор Хогвартса Минерва МакГонагалл. Зато сразу стало ясно, почему прилетевшая к нему сова с причудами — имея дело изо дня в день со студентами, которые так и норовят перья выщипать, за хвост потаскать или попрактиковаться в чарах — тут и не только кусаться начнёшь. Профессор Поттер знал это как никто другой. Второй год преподавая в Академии Авроров, он мог с чистой совестью утверждать, что преподавателей нужно возносить в ранг святых или выписывать молоко за вредность, если даже ему после дня занятий с кадетами, с, казалось бы, зрелыми магами, порой хотелось расшвыривать Непростительные направо и налево. Если даже его железобетонные нервы сбоили, то что уж говорить о несчастных профессорах в школе?! Чего только их с Гермионой и Роном похождения стоили для психики учителей, наверняка немало пошатнувшейся. Теперь Гарри, оказавшись в шкуре преподавателя, мог от души им посочувствовать. Вот уж точно — всё познаётся в сравнении. «Гарри, знаю, как ты занят, дорогой, но буду крайне признательна, если уделишь немного своего времени и заглянешь ко мне в Хогвартс на чашку чаю. Обещаю лимонный пирог и лакричные палочки» — писала МакГонагалл. Поттер улыбнулся. С профессором... или, точнее, вот уже как четыре года директором МакГонагалл, Гарри после войны сильно сблизился. Он провёл многие часы в её кабинете, особенно первые месяцы после того, как занял место преподавателя ЗОТИ в Академии Авроров. Что снова-таки произошло лишь благодаря стараниям и протекции Минервы. Старая мудрая кошка сделала многое, чтобы Гарри вначале получил профессорскую степень, отучившись в Университете Магии всего год вместо пяти и экстерном сдав экзамены, а после занял свою нынешнюю должность, сведя его знакомство с ректором Академии Авроров. Нет, она не могла, да и не пыталась заменить Поттеру Дамблдора, но профессор была умна, являлась сильной ведьмой, опытным преподавателем и добрым другом для него, в обществе которой Гарри не нужно было никогда делать вид, что он всезнающий Победитель Волдеморта и живая легенда в одном флаконе. И в отличие от старика Дамблдора, лукаво поглядывавшего на Гарри через очки-половинки со своего портрета, и при жизни любившего говорить загадками, Минерва всегда отвечала развёрнуто и максимально чётко. Как в старые, пусть и не всегда добрые, времена, когда он с друзьями учился в школе магии и сидел на парах Трансфигурации у своего декана. Так что если Минерва просит, он будет только рад исполнить просьбу и заглянуть на чашку чая в Хогвартс. Тем более, он и сам хотел зайти к ней, чувствуя, что соскучился по каменным сводам замка, который, несмотря на пережитое и произошедшее в нём, по-прежнему оставался его настоящим домом. Мысленно прикинув в уме своё расписание, Гарри решил, что если отправляться в Хог, то только сегодня сразу после занятий. Вся остальная неделя была сплошь забита полевыми занятиями у первых и вторых курсов. Вот свезло, мантикора всё задери... Если он не сойдёт с ума к воскресенью — заслуживает ещё один орден Мерлина Первой степени. А ведь это только цветочки... впереди годовые экзамены! Вот тогда они с коллегами взвоют. Мрачно усмехнувшись, уже предвкушая весёлые деньки, Поттер подобрал с пола перо и лист пергамента. Присев на постель и кое-как устроившись рядом с тумбочкой, используя её вместо стола, раз уж тот оказался оккупирован сипухой, он набросал Минерве ответ, известив, что будет в Хогвартсе сразу после занятий. Свернув записку, Гарри поднялся и направился к столу. Сова, уже успевшая слопать печенье, встрепенулась. Взгляд, неотступно следивший за ним, стал воинственным, в нём так и читалось — ну что, хватит у тебя яиц, волшебник, сунуться ко мне со своей бумажкой. Лететь куда-либо это наглое создание явно не собиралось, с комфортом устроившись на ворохе пергаментов с проверочной работой, сделав из них для себя подобие гнезда. Поттер только усмехнулся, от души надеясь, что ему всё же не отхватят полпальца, пока он станет привязывать к лапке письмо для Минервы. — Ты же не хочешь, чтобы тебя приложили Ступефаем, красавица? — ласково спросил он, глядя на нахохлившуюся сову. — Так что давай с тобой по-хорошему: ты не кусаешься, а я быстро привязываю письмо. Расходимся с тобой друзьями. После некоторых раздумий — гордая птаха боролась с собой и своим гадким нравом, толкавшим её без боя не сдаваться, — лапка была ему предоставлена. Видимо самосохранение перевесило гордость — Ступефай получить сове не хотелось. Хмыкнув, Гарри, не дожидаясь повторного приглашения, быстро привязал записку. — Вот и умничка, девочка, — похвалил её Гарри. Глянув на него ещё разок, мол, помни мою доброту, смертный, сипуха, шумно хлопнув крыльями, вылетела в распахнутое окно, оставив после себя ворох смятых пергаментов, россыпь крошек на столе и разбросанные вокруг него вещи. Одним словом — хаос. Вздохнув, Поттер невербальным Репаро починил окно и вернул стекло в раму. Ещё несколько взмахов палочкой и книги, пергаменты, перья и всё остальное, что ранее лежало на столе, вернулось на свои места. Последней он собственноручно на стол поставил чернильницу. Излеченная им шишка напомнила о себе фантомной болью. А в комнате снова был порядок. Глянув на часы, Поттер со вздохом сожаления отбросил мысль снова завалиться спать — всё равно через полтора часа подниматься. Какой уж тут сон?! Но нет худа без добра и благодаря одной озлобленной пернатой особе у него теперь есть время, чтобы привести себя в порядок, смыв, наконец, ил и тину после ночного купания в болоте, а также проверить работы первого курса по базовым защитным заклинаниям. Взглянув на кипу пергамента, Гарри приуныл. — Увы, Поттер, но это теперь твоя работа. Смирись, — сам себе посоветовал он. Отвертеться не выйдет. Впрочем, пергаменты могут и подождать. А вначале его ждал душ, затем глазунья с беконом на завтрак, громадная чашка чёрного кофе с тостом и лишь после работа. Так и никак иначе. На том и порешив, Поттер стянул с себя мантию, бросив её комом на постель, и поплёлся в ванную, потягиваясь на ходу и лениво размышляя, сможет ли уговорить Кричера приготовить ему поесть или придётся париться у плиты самому? Вопрос на миллион, мантикора всё подери. Хитрый злыдень в последнее время частенько прикидывался глухим и шифровался на чердаке, воркуя там с портретом старухи Блек, с успехом игнорируя все требования и просьбы Гарри. Но ничего — разберётся, Гарри Поттер он или где?!