Градус

       — Я думаю, это была не такая уж и хорошая идея, учитель.       Квай-Гон поднял голову и рассеянно посмотрел на падавана, пытаясь понять, о чем тот сейчас говорит. В последнее время у Кеноби появилась странная привычка: он мог долгое время размышлять о чем-то, а потом задавать вопросы, забывая, что ничего не говорил вслух, и окружающие понятия не имеют, о чем идет речь. И даже Джинн, с которым у Оби-Вана была установлена ментальная связь, стал все реже вникать в разговоры ученика.        — Думаю, я соглашусь с тобой, если ты соизволишь посвятить меня в свои мыслительные процессы.        — Я о мальчике, — ответил Оби-Ван после секундного замешательства и оперся на стоявший позади него стол, понимая, что в этот раз должен вынудить мастера обсудить все, что его волнует. Квай-Гон закатил глаза.        — Мы это уже обсуждали, падаван. Думаю, это твои проблемы, если ты недолюбливаешь Эни.       Кеноби нахмурился и закусил нижнюю губу. Его проблемы, как же. Большинство членов Совета считало, что мальчик-раб с далекой планеты может стать серьезной проблемой для всего Ордена, но Квай-Гон упорно продолжал утверждать, что в неприязнях Оби-Вана к Энакину виноват только сам Кеноби в силу «своего скверного характера и нежелания понимать очевидные вещи».       Однако, эта характеристика больше подходила самому Джинну.        Оби-Ван раздраженно хрустнул пальцами и, отвернувшись, уставился в окно, из которого, как и из большинства других окон в Храме, открывался великолепный вид на Корусант. Был поздний вечер, разгульная, веселая жизнь на планете только начиналась. Повсюду загорались разнообразные вывески на различных мастерских, ресторанах и, надо сказать, на некоторых не очень приличных заведениях. Молодежь выбиралась на улицы, шастала по забегаловкам и разрезала ночной воздух на угнанных у родителей спидерах.       Их храмовых окон этих прелестей видно не было, но каждый уважающий себя старший падаван прекрасно знал, что где-то на Нижних уровнях кто-то живет беззаботной, сказочной и непонятной жизнью без запретов и воздержаний. И любому из этих падаванов хотелось жить точно так же. Оби-Вану хотелось, чтобы ему этого не хотелось.        — И все-таки, проблема не во мне. И даже не в Энакине.        — А в ком же? — Квай-Гон исподлобья глянул на ученика, осознавая, к чему тот клонит.        — Вы стали уделять ему слишком много внимания, — быстро выпалил Кеноби и набрал в грудь воздуха, ожидая реакции учителя.        — Мальчику нужна поддержка. Его забрали из семьи, он попал в неизвестное и опасное место, — Квай-Гон покачал головой.       Оби-Ван застыл с открытым ртом, забыв, что должно было по плану следовать за первым обвинением в сторону учителя. Значит, Энакина, бедного-несчастного, забрали из семьи, а остальные джедаи, видимо, появляются в Храме с помощью почкования. Или спор.        — Я тоже был в достаточно сознательном возрасте, когда меня забрали с родной планеты и привезли сюда. Вы, почему-то, ни со мной, ни с другими юнлингами не вели себя так гостеприимно.        — Я не хочу разговаривать с кем-либо о своих отношениях с Эни.       Кеноби, еще пять минут назад полностью готовый к словесной битве с Квай-Гоном, замолчал после этой убийственно-холодной реплики, произнесенной совершенно без эмоций. Джинн прекрасно умел обезоруживать пылкие выпады падавана подобными фразами, затыкающими ученика весьма и весьма надолго. Обычно Оби-Ван, получив отпор, краснел и извинялся перед мастером за наглость, но в этот раз он лишь пожал плечами и отвернулся, укрепляя ментальные щиты. В его душе стало как-то внезапно пусто, и пропало всякое желание делать, говорить и доказывать что-либо.       Он мирился с подобным отношением уже тринадцать лет, и если сначала оно раздражало его и сильно задевало мальчишескую самооценку, то с годами он начал все больше и больше страдать, понимая, что он совсем не нужен Квай-гону, который, по идее, должен был стать для Кеноби не только мудрым наставником, но и своеобразной заменой как строгого, но справедливого отца, так и заботливой мамочки, готовой всегда морально поддержать свое чадо. Ни тем, ни другим Квай-Гон, считавший себя сильным и независимым мужчиной, никогда в жизни и не думавшим обзаводиться потомством, становиться, естественно, не собирался.       Оби-Ван никогда не понимал, зачем Джинн, поклявшийся больше никогда в жизни не брать себе учеников, все-таки принялся обучать его. Кеноби не слишком доверял утверждениям мастера, что во всем виновата Сила и сама по себе установившаяся между ними ментальная связь. Связь можно в любой момент разорвать, а веления Силы Квай-Гон мог представить приказами Совета и с успехом их игнорировать. Единственным объяснением этому поступку Квай-Гона, от которого его не ожидал никто, была Талла, всегда жалевшая неуклюжего юнлинга, дружившего с ее ученицей. Она была единственной во всей Галактике, чьим советам Джинн следовал практически всегда и не жаловался на них.       Ну да, Таллу Квай-Гон всегда любил больше, чем надоедливого рыжего мальчугана, вечно таскавшегося за ним хвостиком. Ведь мальчуган не может дать своему учителю столько тепла, ласки и заботы, сколько тому нужно для по-настоящему счастливой, безоблачной жизни. И в последние годы Оби-Ван все старательнее пытался доказать учителю обратное, но тот, сломленный утратой любимого человека, теперь полностью закрылся от окружающих его людей.        — Мастер?..       Квай-Гон, даже не стараясь скрыть свое раздражение, отложил в сторону датапад с открытой на нем вкладкой новостей, и так тихо и спокойно, как мог только он в минуты душевных терзаний, растягивая, казалось бы, такое маленькое словечко, с интонацией, в которой угадывались и усталость, и нетерпение, и абсолютное нежелание вести разговор, спросил:        — Что?        — Я только хотел спросить… — Оби-Ван сконфузился.        — Всегда, начиная разговор со мной о чем-либо, ты хочешь «только спросить», — Джинн недовольно фыркнул. — И ничем хорошим, это, как правило, не кончается. Но ладно, валяй.        — Я… Мастер, когда я пройду, если я пройду испытание, и стану рыцарем-джедаем, вы… будете жалеть о том, что меня больше нет рядом, или о тех годах своей жизни, что потратили на меня?       Квай-Гон смерил падавана долгим, неописуемым и непонятным взглядом, и, только спустя несколько секунд, тяжело сглотнув, вымолвил:        — Уже поздно, падаван. Я думаю, нам обоим стоит направиться в спальни.       Оби-Ван, поджав губы, покорно сбросил мантию и быстрым шагом, вот-вот грозившим сорваться на бег, пошел прочь.