young and menace

- Шиён, можешь ли ты мне напомнить, почему мы опять здесь? - Рена пинает тяжелым лакированным сапогом землю около их дома на колесах на последующие недели. Белый фургон с грязным лобовым стеклом и с броской синей надписью «Better Bitter» поперек правой стороны значительно выделялся на фоне ярко-зеленой поляны, где таких же фургонов пруд пруди.       Музыкальный фестиваль, как никак. Сейчас даже скейтбордисту-подростку трудно было бы маневрировать между рядов машин, уж больно плотно привстали друг к другу. Рена любила и ненавидела подобные мероприятия. Ненавидела, потому что не могла терпеть и минуты вдали от цивилизации, была жутко брезгливой для мытья в общей душевой, так же не нужно забывать про местность данного события — открытая для всяких мерзких насекомых, которых никто из группы переносить не мог. Шиён, в особенности. Но также у Рены была масса причин и любить данную пытку. Она с тайным мазохизмом и удовольствием, жалящим в самой груди, приезжала сюда каждый год, чтобы тупо словить кайф от толпы и получить сатисфакцию от атмосферы происходящего: широкая сцена, гул нетрезвой толпы, кричащей обрывки строк песен, и ничто не может перекричать народ в этот момент. Даже сама группа. И это была самая любимая часть фестиваля для участниц «Better Bitter».       На остальное им было по боку. Даже на их аутфиты, подобранные точно не по последней моде. Рене все равно, что на улице уже давно разгорелся пламенем и золотом июль. Ей для образа просто необходимо что-то тяжелое и отпугивающее, будь то кожанка на обнаженную кожу, то колготки в крупную клетку. Тяжелые армейские ботинки с яркой шнуровкой она носила вне зависимости от погоды. Шиён была с ней солидарна. Только Юха и Наён отдавали свое предпочтение конверсам. Вполне практично, но так или иначе, массивная обувь выглядит агрессивней, под стать текстам их песен. - Каждый раз ты спрашиваешь одно и тоже. Середина лета же, - пожала плечами Шиён. Рена не видела ее глаз, те были спрятаны за темными стеклами солнцезащитных очков. Глаза самой младшей «Better Bitter» всегда были чувствительны к солнечному свету. - Летний фестиваль в самой заднице окраины. Наслаждайся, Рена.       Шиён щелкнула пальцами — ужасная привычка, она делает это время от времени. Рена нахмурилась. Было раннее утро, но солнце шпарило как в полдень. Кожанка противно липла к потной спине, девушка чувствовала как по ее лицу размазалась тушь, которую она не стерла еще после вчерашнего мини-концерта. «Better Bitter» были вчера на разогреве у подающей большие надежды рок-группы. У парней есть все шансы «выстрелить». Рена на это надеется, потому что у их группы дела идут не всегда хорошо, как бы они не старались ни одного хита написано еще не было. Это раздражало. Прошло уже три года, а результата никакого. Обычно на этой отметке люди сдаются, но не Рена. - Я слышала, что «Dreamboat» приехали вчера вечером, - Рена кусает губы, вжимает зубы в кожу до привкуса металла, до пьянящей боли. Привыкла. Это помогает бороться с поступающим раздражением. Она старается не реагировать бурно, а Шиён хитрая, выжидает. - Господи, не молчи. Что ты ей скажешь, когда ее увидишь? - допытывает макнэ, она смотрит на Рену в упор, та чувствует ее взгляд даже сквозь толстое стекло. Бесит. Ситуация ее бесит. - Скажу, что кошачьи ушки у них дурацкие. И юбки короткие, как у проституток,- Рена шарит по карманам куртки, находит пачку, но не зажигалку. Блять.       Шиён как всегда умело играет на струнах ее души. Треклятая блондинка. Только с виду улыбчивая глупышка, внутри же та еще лисица. Участницы это знали, и как-то по извращенному любили эту ее поганную черту. Потому что Шиён вынуждала их всех троих: Рену, Наён и Юху на искренность. Глупую искренность, которая в 21 веке никому уже не нужна. - Нет, не скажешь, - мотает в ответ головой. - Побыкуешь немного, потом опять целоваться по углам начнете. - Мне даже думать об этом отвратительно, - холодно произнесла она, в горле встал горький ком дыма, зажигалка все же нашлась. Как кстати. Воспоминания душили. Слова Шиён били. Пошло все нахер. Рена забыла прошлое лето, как страшный сон. Забыла так же, как и все свои песни, написанные в период с середины июля под начало августа прошлого года. Это было сумасшедшее время, недостойные песни о наивной привязанности, почти детской. - Ты каждый раз так говоришь. - В этот раз точно. Прекрати меня парить, окей? - она не докуривает сигарету, давит фильтр подошвой в пол, поднимается вверх в фургон. Шиён ухмыляется, опять Рена от нее убежала, как от чумы. Примерно также Рена убегает от собственных проблем, думая, что если проблему избегать, то она рассосется сама собой.       Брехня. Ни одна проблема не решается таким образом. Болезненные проблемы тем более. Шиён знала об этом не по наслышке, она уже третий год безмолвный наблюдатель конфликта Рены и той самой, чье имя нельзя называть. Рена сразу начинает психовать и отбрыкиваться, словно это все происходило с другой Реной, а не с ней вовсе. Рена отворачивается от самой себя, как от чего-то грязного и неправильного. Будто Роа — нечто грязное.       Шиён смотрит в небо, думая о том, почему нельзя просто быть в отношениях без всякой этой хуеты в виде ревности, ненависти, обид и прочей шелухи. Она громко выдыхает и следует за Реной. Фестиваль откроется через двенадцать часов.

***

      Роа сегодня всю ночь не могла уснуть. Она задремала только под раннее утро, но была вскоре разбужена Кёлькён. На той уже были надеты кошачьи ушки — символ их группы, хотя по сути, Кёлькён их никогда не снимала. Они за последний год словно стали частью ее самой. У Роа все было по другому, ее естество отторгало подобный аксессуар вне сцены. Да и кошек она особо любовью не жаловала. Роа вообще животных не любит, людей тоже редко. Проснулась она в ужасном настроении и со странным ощущением. Ей снился сон, совсем краткий, быстрый. Она в полусне еще ощущала свое присутствие там, но оно быстро испарилось, как только Кёлькён начала говорить. - Роа, вставай, стилист скоро придет. - Черт... - сквозь зубы цедит она, пряча лицо в подушку, цепляясь пальцами в одеяло. Ее тело было натянуто как струна, Роа была слегка возбужденной. В животе ощущалась приятная тяжесть, девушка сжала ноги, но пульсация между ними все еще была сильной. Роа готова была биться головой об стену, но она никак не могла вспомнить причину своего возбуждения. Черт. Кёлькён прерывает ее как всегда вовремя. Будь она здесь одна ее проблему можно было бы решить так просто... Нет, Роа, не думай об этом прямо сейчас! - она мысленно дает себе эту установку, пока Кёлькён пытается ее расшевелить. - Остальные девочки уже проснулись? - Да, давно. Только ты одна такая соня. - Я всю ночь не могла уснуть, - призналась Роа, сев на кровати, она начала тереть глаза. Кости ломило, сонливость не пропадала. Кажется, настало время холодных утренних процедур. - Бессонница в дороге — обыденное дело, - сочувствующе произнесла девушка, садясь на кровать рядом. - Ты плохо себя чувствуешь? - Нет, не волнуйся. Просто дай мне пару минут, чтобы я успела прийти в себя, - Роа улыбнулась подруге, та приобняла ее за предплечья, положив подбородок на плечо. От Кёлькён всегда приятно пахло цветами. Розы? Роа не знала точно, но аромат был приятным и всегда навевал хорошие воспоминания. А вот запах сигарет передергивал ее нутро, словно дикий триггер. Неудивительно, человек лучше всего запоминает запахи и все, что было связано с ними. - Она ведь приехала, да? - тихо спросила Кёлькён. - Должно быть, - Роа не могла знать точно, но она чувствовала это. Этот тайфун, надвигающийся на нее с дикой скоростью, а она, безумная, рада прыгнуть.       Роа вспоминала Рену, когда хотела сделать себе больно. Когда что-то не получалось на тренировках, она просто разыгрывала себе их прощание и добивалась этим, вгоняя себя еще в больщую депрессию. Роа загонялась до состаяния ничтожности. Она закрывала глаза и видела ее гневный взгляд, направленный на нее; как ругательства срываются с ее красивых губ, которые на вкус как никотин и до жути приторно сладкий энергетик.       Прошел год, а она еще помнила свое первое впечатление о Рене. Помнила, что у Рены по плечи иссиня черные волосы; глаза подведены угольным карандашом совсем неаккуратно,как оказалось, потому что Шиён красит херово; губы белые, между ними обычно тлела сигарета.       И еще когда целуешь Рену, после кашляешь никотином и становишься зависимым. Даже будучи одетая в кожу с ног до головы, тогда она перемещалась по сцене грациозно, изящнее, чем куча смазливых групп с концептами карамельных конфеток до нее. Даже пусть она в душе глубоко и надолго ебучая панк-стар, на фоне предыдущей группы она истинная кошка. Пантера, мать ее.       Может, еще и по этому Роа не любила носить кошачьи ушки, чувствовала в этом какую-то наигранность. Наёбку зрителя. Никакая она не кошка. Она вообще никто. Рена была права. Во всем права.       Роа вспоминает свой сон, когда стилист наносит на ее лицо тональную основу. Ей снились черные глаза, искрившие углем. И руки, наровившие залезть ей под майку. Знакомые, ненасытные до ее тела, руки.