Sex, drugs... Netherlands-2

      Роберт сидел за кухонным столом и отрешённо смотрел в окно, барабаня пальцами по мраморной столешнице. Рядом остывала чашка кофе, о которой Вестерхольт периодически забывал. Ссоры с женой были в его доме делом нечастым, и каждую из них музыкант переживал весьма болезненно. Безуспешно он пытался взять себя в руки — в голове то и дело проносились её гневные слова и оскорблённый до глубины души вид. Вспоминая её покрасневшее от злости личико и судорожно сжатые в кулачки пальцы, ему ужасно хотелось сейчас же встать и помириться. В сущности, миролюбивый гитарист ненавидел находиться в ссоре с родными ему людьми. Особенно он не любил, когда на него обижался его любимый темноглазый зайчик.       Но каждый раз, когда он уже порывался покинуть кухню и пойти помириться, перед глазами вставал тот вечер в Амстердаме: полуголая Шарон в объятиях других женщин. Неужели она не понимала, что делает ему больно, когда затевала всё это? А в том, что именно она это задумала, Вестерхольт ни капли не сомневался. Неужели теперь она не осознаёт, что он не доверяет любому, кто дотронется до неё хоть пальцем? Если бы поездка на фестиваль ограничилась всего лишь дуэтом, он бы ни слова не сказал, но в прошлый раз всё зашло слишком далеко. И, если сейчас они туда поедут, история рискует повториться.       В очередной раз он наткнулся взглядом на кофе и наконец одним глотком допил горьковатую жидкость.       Да, Шарон объяснила ему, что в той истории не было ни правых, ни виноватых — все отличились, в той или иной степени. Но от одной мысли о том, что его жена может снова пойти на измену, он чувствовал себя слабым и беспомощным. Будто у него вдруг выбили почву из-под ног. Будто всё, в чём он мог быть уверен, вдруг оказалось ложью. И грядущий фестиваль только разбередил старые переживания, которые он так старательно пытался забыть.       Кофе закончился. Пустая чашка отправилась в посудомоечную машину. Роберт зачем-то вымыл руки и умылся.       С другой стороны, разве Шарон не вынесла урок из произошедшего? Да и семья явно была для неё важнее, иначе она бы не пыталась помириться с ним. Вестерхольт прекрасно знал, что, несмотря на всю легкомысленность и тягу к приключениям, ден Адель умела проявить настойчивость и железную волю там, где другие давно бы сломались. Если учесть, насколько обострённой обстановка была в семье после того случая, другая бы, наверное, уже давно собрала вещи и ушла — но только не Шарон. Она действительно хотела сохранить семью, ей было важно, чтобы Роберт простил её.       А простил ли он?       Вестерхольт даже выпрямился от неожиданной мысли. А простил ли он Шарон? Да ни капли он её не простил! Когда прощают — не вспоминают о прошлом, его оставляют за бортом, как ненужный балласт. В моменты разногласий Шарон редко вспоминала его прошлые ошибки и косяки, в основном ругая только за то, что было здесь и сейчас. А он сейчас разругался с женой только из-за того, что она хочет выступить на фестивале. Разве прошлое не осталось в прошлом? Выходит, нет, раз он не доверяет своей собственной жене. А это ещё более ненормально, чем измена с женщиной. Логика, возможно, и была парадоксальной, но больше молчать Роберт смысла не видел. Возможно, это будет испытанием для него самого. Возможно, ему будет тяжело, неприятно и прочее-прочее. Но обстановка в семье не исправится, если он не научится доверять жене, как и прежде. А значит…       Его философские мысли прервал отчаянный лай босерона. Размышляя над конфликтом с Шарон и путями его преодоления, Роб несколько раз слышал, как Тоби шумел на задней части двора, но не придал этому особого значения. Теперь же лай пса переместился ближе к кухонному окну и стал намного более громким и возбуждённым. Решив, что по пустякам столь серьёзный и воспитанный пёс лаять не будет, гитарист спешно вбежал во двор.       — Тоби! Что случилось?       Он обеспокоенно подбежал к босерону и погладил его за ухом.       Только тут Роберт заметил, во что превратилась их с Шарон дворовая территория: большинству клумб наступил полный «прощай», несколько каменных дорожек почти полностью разрушены, любимые розы и гиацинты жены валялись как попало, вывороченные с корнями и, в довершение всего, вся эта красота местами аккуратно присыпана комьями свежей садовой земли. Пёс продолжал беспокойно лаять, будто чувствуя, что произошло что-то, чего не должно было происходить.       «Неужели воры?!» — решил Роб и, матерясь про себя на всех языках, которые были ему известны, рванул в дом, оценивать ущерб.       В доме, однако, всё было как обычно: никаких следов взлома, украденной мебели или сувениров на первом этаже не наблюдалось. Вестерхольт взбежал по лестнице и забарабанил пальцами по двери в спальню:       — Милая, ты здесь? Кажется, нас ограбили!       Молчание.       Либо Шарон слишком сильно на него обиделась, либо попросту уснула. Будить её в данный момент было бы жестоко, но пусть лучше она узнает об ограблении от него, чем от полиции. Гитарист решил сменить тактику.       — Шарон, если ты так хочешь — можешь продолжать обижаться на меня. Мы можем даже отправиться на этот твой фестиваль, но сперва давай вызовем полицию… Эй, ты меня слышишь?       Ответа снова не последовало. Роберт было решил, что жена ушла в ванную или туалет, но и оттуда не доносилось никаких звуков. На всякий случай, он тихонько постучал по дверям и пощёлкал выключателями — реакции не было.       Смутное подозрение закралось в голову Вестерхольта. Шарон не было в ванной. Шарон не было в туалете. А есть ли она в комнате? Он снова постучал в дверь, но ответом в очередной раз была тишина.       — Шарон, ты здесь? Открой! — громко позвал музыкант и стукнул посильнее.       Молчание. Роберт забеспокоился по-настоящему: с его женой явно что-то случилось, и с учётом повреждений в саду, это «что-то» — явно было чем-то нехорошим.       «Неужели её похитили?! — мелькнула в его голове мысль, от которой, за неимением волос, уши встали дыбом. — Ну да, всё сходится: никаких следов ограбления, пропавших вещей, зато следы отчаянной борьбы по всему двору».       Роб знал, что в минуты опасности Шарон могла драться, как разъярённый тигр. Вот и теперь, изучая длинные глубокие траншеи и следы обуви на свежей земле, гитарист пришёл к очевидному выводу, что по этой самой земле волокли нечто тяжёлое.       Все конфликты и ссоры с женой, все её прошлые и будущие измены резко померкли в его глазах, как только он представил, как неизвестные ему преступники избивали её, хватали её своими грязными грубыми пальцами, как Шарон отчаянно сопротивлялась, но проиграла.       «Морфий? Хлороформ? Или просто грубая сила?»       Шагая из стороны в сторону по узкому коридору, Роберт принялся рисовать себе одну картину страшнее другой. Больше всего гитариста удручало то, что он наверняка больше никогда не увидит Шарон. Никогда не сможет поцеловать морщинки вокруг её глаз, никогда не зароется лицом в её густые каштановые локоны, не обнимет её гибкую талию.       Нужно было во что бы то ни стало узнать, что происходит за дверью. Если Шарон требуется медицинская помощь, то следует вызвать службу спасения и медиков, если же её похитили — срочно позвонить в полицию. Время поджимало. Ждать специалистов с болгаркой было слишком рискованно, и Роб принял решение вынести дверь с ноги. Потребовалось всего лишь два точных удара, чтобы попасть в спальню, и подозрения гитариста полностью подтвердились — Шарон в комнате не было.       Внимание Роба привлекло распахнутое окно и верёвка из ткани, привязанная к ножке стола.       — Украли… — ахнул он, растерянно оглядев помещение.       У окна Вестерхольта ждал новый удар — импровизированная верёвочная лестница обрывалась примерно на уровне первого этажа и теперь рваной змеёй развевалась на ветру. Нижнего куска ткани нигде не наблюдалось. Выходит, Шарон упала с высоты около трёх метров, наверняка получила травму и, возможно, сейчас нуждается в помощи… И всё это из-за него, из-за его упрямства, глупой ревности и невнимательности к ней!       Испытывая ужасное чувство вины, Роб лёг животом на подоконник, дабы рассмотреть, не видно ли на тропинке у дома следов крови. Крови не было, зато были следы ужасных разрушений почти по всей задней части двора. По дорожкам, взрывая клубы земли, с лаем носился босерон. Несмотря на необходимость длительной и дорогой реконструкции, отсутствие крови слегка успокоило музыканта — значит, Шарон хотя бы не ранена. Но беспокойство не утихало, заглушая все остальные эмоции. Где она сейчас? Всё ли с ней в порядке?       Мысли путались. Чтобы хоть как-то успокоиться, Роберт рванул вниз и, найдя свой мобильник, набрал номер жены. Абонент недоступен. Чувствуя, как к горлу подступает комок паники, гитарист трясущимися руками набрал номер местного отделения полиции:       — Мою жену похитили! — выпалил он, когда дежурная скучающим голосом протараторила заученную речь.       — Диктуйте адрес, — всё так же бесцветно потребовала женщина. Роб продиктовал. — Ожидайте наряд в течение получаса.       — Получаса?! — закричал Роб. — Да за полчаса её могут отвезти к турецкой границе!       — Сожалею, но почти все подразделения заняты. Постараемся быстрее, — ответила дежурная, явно не проникшись трагизмом ситуации, после чего положила трубку.       Витиеватую ругань Вестерхольта под аккомпанемент собачьего лая слышала, наверное, вся улица. Впрочем, полицейские прибыли быстрее, чем он ожидал — буквально через пятнадцать минут. Офицеры выглядели уставшими и чем-то сильно встревоженными.       — Я думал, вы прибудете позже… — ворчливо произнес гитарист, запуская их на участок.       — Были поблизости, — оценил его шутку один из полисменов. — Здесь недалеко произошло очередное похищение ребёнка, но нас срочно перенаправили к вам. Сказали — известные люди…       Роб несколько виновато взглянул на служащих правопорядка, но своя рубашка — ближе к телу, поэтому он быстро взял себя в руки.       — Ну-с, рассказывайте, что случилось. Почему вы решили, что вашу жену украли?       — Честно сказать, я мало что видел… — начал он.       За десять минут он поведал об утренней ссоре, опустив детали о её причинах, рассказал о странном поведении собаки, показал разрушения во дворе, вырванные цветы, сломанную дверь и обрывок простыни, который до сих пор развевался на ветру, словно белоснежный флюгер.       — Всё это, конечно, подозрительно и требует проверки, — заключил один из офицеров. — Но, как вы думаете, не могла ли ваша жена сама сбежать через окно?       — Куда? — вскинулся Роберт. — За покупками?       — Подумайте, мистер Вестерхольт, — спокойно возразил полицейский. — Это же ваша жена, вы её лучше знаете.       Музыкант открыл было рот, но возразить полицейскому было нечего. На какое-то мгновение он представил, что Шарон сама спустилась по простыне и сбежала на фестиваль, на который он так не хотел её отпускать…       «Да нет, бред какой-то!»       — Сама она вряд ли могла бы сбежать, — заключил он. — Я знаю Шарон… Она, конечно, не робкого десятка, но и не альпинистка со стажем. Да и я бы наверняка что-то заметил, услышал, увидел… Не знаю, но мне кажется, что провернуть такое у меня под носом — это невозможно!       — По вашим же словам, к вам в дом прямо у вас под носом пробрались воры, — заметил полицейский. — И если бы не пёс, вы бы даже не узнали об этом. Так почему же Шарон не могла сбежать?       Лысина Вестерхольта побагровела от досады.       — Допустим, вы правы. Но почему тогда её номер не отвечает? Почему её не заметил никто из соседей? Почему…       — Господин Вестерхольт, успокойтесь.       — Успокойтесь?! Я поссорился с женой, а теперь её нет, и я даже не знаю, жива ли она — и я должен быть спокоен? Да я не могу быть спокоен! У меня всё внутри переворачивается, стоит мне подумать, что с Шарон могло что-нибудь случиться! К тому же, вы сами знаете о серии похищений в нашем городке…       — Похищают только детей и подростков, а ваша жена взрослая, — резонно заметил второй полицейский. — Мы подозреваем, что это дело рук маньяка-педофила.       — И что? Откуда уверенность, что он не перекинулся на взрослых? Откуда уверенность, что моей жене ничего не грозит? Вы вообще понимаете, что такое безопасность?!       Офицеры переглянулись и тяжело вздохнули.       — Очень даже понимаем, ведь именно мы стоим на её страже. Разумеется, мы передадим это дело в отделение и займёмся поисками как можно быстрее, но…       — И в СМИ передайте! — перебил их Вестерхольт. — Пусть составят фоторобот и объявят о её пропаже по новостям, в Интернете — везде.       Роберт еще какое-то время требовал активных действий, в то время как полисмены терпеливо и спокойно разъясняли ему, что нельзя действовать на основании одних только догадок — нужны факты, улики, расследование. Однако Вестерхольт с упрямством стенобитного орудия настаивал на своём, ведь речь шла об известной личности, вокалистке, знакомой почти каждому в Нидерландах и за его пределами. Её могли похитить с целью выкупа, надеясь на деньги и связи её близких, могли пытать, могли даже убить…       В конце концов, пообещав дать ход расследованию, полицейские уехали. Оставшись в одиночестве, Роб снова начал набирать номер жены. Тот упрямо молчал. Вспомнив о дуэте с Тарьей, Вестерхольт принялся искать в записной книжке номера финки и её мужа, с которым судьба свела его всё те же три года назад, заставив помотаться по всем злачным местам Амстердама. Поиски, впрочем, успехом не увенчались: после того случая он стёр их контакты из мобильника, постаравшись как можно быстрее забыть всю эту историю. Новая порция отборной ругани, вырвавшаяся из груди Роба, в этот раз была адресована самому себе.