В океане все происходит вдруг

Нассау пропах солью и мочой, гниющим деревом выброшенных на берег шлюпок и немытыми телами, надирающимися в местных трактирах. В Нассау шагу нельзя ступить, чтобы не вляпаться в чью-нибудь блевотину или дерьмо, заботливо прикопанное под голым кустиком. Здесь крыша над головой — разваливающиеся халупы, жрачка — мясо и рыба, просоленные до такой степени, что после них хочется вырвать себе глотку к чертям, вымочить в роме и засунуть обратно. «Пиратская, мать ее, республика. Свободное, дьявол его раздери, государство», — думает Мэри, пинком спихивая с лавки пьяного в дым матроса и тем самым освобождая себе место за столом в «Старине Эвери». И стол, и лавка липнут к одежде, на их поверхностях в изобилии похабных рисуночков и кривых надписей, вырезанных с помощью ножа. Мэри забрасывает ноги на стол, откидываясь спиной на хлипкий деревянный столб, поддерживающий соломенную крышу, и скрещивает руки на груди. Каждый, кто рискует приблизиться к ней ближе, чем на пару шагов, получает пристальный взгляд исподлобья, не сулящий ничего хорошего. Здесь, в Нассау, ее знают под именем Джеймса Кидда, одного из лучших ловцов удачи местных вод, приятеля Тэтча и Хорниголда. Интересно, как бы отреагировал местный сброд, узнав, что у Мэри в штанах не хватает кой-каких частей? Впрочем, она отлично знала ответ. Потому и предпочитала носить мужскую одежду и говорить грубым басом. Уже с детских лет она училась маскироваться и с годами лишь совершенствовала это умение. А еще способность пить из горла самый крепкий алкоголь, ржать над пошлыми шутками, резать глотки и брать на абордаж испанские корабли. Собственно, благодаря последнему она и выбилась в «элиту» Нассау, если можно так выразиться. А навыки обращения с клинком, отточенные в Братстве, отлично пригодились, чтобы заставить замолчать нескольких умников, догадавшихся о содержимом ее штанов. Но несмотря на это, Мэри невыносимо хочется еще хоть когда-нибудь ощутить себя женщиной. И дело вовсе не в корсетах и туфлях — даже ни разу не надевая эти пыточные колодки, она заведомо не испытывает к ним никакого уважения. Однако за возможность хоть раз побыть слабой и беспомощной, возложить на сильное мужское плечо ответственность за свою жизнь — за это Мэри была готова отдать многое, очень многое. Хотя это только глупые мечты и несбыточные надежды. Если Господу и будет угодно послать ей такого человека, это вряд ли произойдет в ближайшее время. Так что пока еще все окружающие по-прежнему будут называть ее… — Капитан Кидд? Мэри неторопливо поднимает голову, смаргивая с ресниц легкую дремоту, и смотрит на того храбреца, что посмел нарушить ее короткий сон. Молодой и худощавый французик с изящно подстриженными усиками. Почти франт, если бы не рванье, в которое он одет, и ярко-фиолетовый синяк на скуле, явно оставленный чьим-то кулаком в грубой трактирной драке. — Чего тебе? — Она забывает изменить голос, но после сна он слегка хрипит, так что заподозрить в нем женские нотки все равно трудно. Французик мнется, переступает с ноги на ногу. «Наверное, удрал от мамки с папкой на поиски приключений», — так думает Мэри, и ей становится почти жаль мальчонку. Но Джеймс Кидд лишь демонстративно кладет пальцы на рукоять короткого кинжала, висящего на левом боку, демонстрируя свое недовольство. Воздух становится плотным и твердым, только ткни пальцем — лопнет, как пузырь. — Я бы хотел с вами поговорить, — вырывается у парня. Джеймс замирает. Смотрит на него недоуменно, словно на диковинку. — Да ну? Напряжение отпускает. Французик видит, как расслабляются пальцы на рукояти кинжала. Он садится напротив, кладет руки на стол и начинает неловко теребить драный рукав. — Всего пару вопросов, капитан. И я буду вам безмерно благодарен. Мэри смотрит на него пристально пару мгновений, а потом вдруг кивает — сама не знает почему — и снова откидывается спиной на покосившийся деревянный столб. — Черт с тобой, задавай, пиявка.