В океане все происходит вдруг

Мэри не нравилось абсолютно все. С той самой секунды, как она покинула борт самолета рейса Лондон — Нью-Йорк, она невзлюбила эту страну. Ее бесил ужасный исковерканный английский, на котором разговаривали в этой части света. Ее раздражали окружающие, которые мгновенно определяли ее происхождение по акценту и считали своим долгом завести об этом разговор. Ее душил сам воздух Америки. Когда несколько часов спустя она вышла из автобуса на улицы Нью-Хейвена, это чувство только укрепилось в ней. Не спасли первое впечатление даже увитые плющом стены старых корпусов Йеля, так напоминавшие здания ее родного Портсмута: ведь вокруг было все то же — шум и суетливость большого города. Впереди маячили шесть долгих месяцев, семестр, который Мэри должна будет провести здесь, в Штатах, в стенах одного из лучших университетов этой страны. Да уж, не ожидала она, на спор подавая заявку на обучение по обмену, что окажется в числе счастливчиков, который ждет увлекательнейшее путешествие за океан. Шестеро из них были в ужасном восторге от своей удачливости. Седьмой была Мэри. Их устроили быстро и ловко в одном из общежитий, выделенных для иностранных студентов. За четыре лестничных пролета и триста футов коридора она услышала около пятнадцати различных языков, включая японский и хинди. Воистину, Йель собрал под своим крылом студентов со всех концов света. Парень, чье имя Мэри даже не запоминала, предложил на выбор двух- и трехместные комнаты. Насколько Рид знала, в американских университетах всегда старались подселять студентов друг к другу — ради «завязывания дружеских уз», «укрепления международных связей» и бла-бла-бла. Тяжко тут интроверту. Когда парень назвал ее фамилию, Мэри торопливо попросила двухместный номер. По крайней мере, одна соседка — это намного лучше, чем две. Комната под номером 1720. Подумав о невероятно огромном числе жилых помещений и обитающих в них студентах, Мэри толкнула дверь и зашла в теперь уже свою комнату. Первыми в глаза бросились приятного бежевого цвета стены, половина из которых была заклеена всевозможными плакатами и вырезками из журналов по фотографии и фотоискусству. Под потолком на натянутой леске, удерживаемые разноцветными прищепками, висели снимки. Множество снимков: обычные и полароидные, изображавшие животных, людей, пейзажи и какие-то абстрактные композиции. На полке над письменным столом громоздились альбомы и книги по перспективе, цвету и композиции. Кажется, соседка ей досталась целиком двинутая на фотографии. Мэри бросила свой чемодан на вторую кровать, застеленную стандартным зеленым пледом, и подошла к окну. Ветки растущего рядом с корпусом граба стучали в стекло. Сквозь них пробивался кусочек голубого неба. Распахнув створки, девушка сделала глубокий вдох. — Ты кто? Мэри обернулась. На пороге комнаты застыла миловидная девушка с огненно-рыжими волосами. В руках она сжимала три кисточки, с которых все еще капала вода. Запоздало Рид обратила внимание на раскрытый в углу мольберт с прикнопленным листом ватмана. Кажется, рыжая еще не знала, что у нее появилась соседка. Мэри только открыла рот, чтобы ответить, как девушка быстро-быстро замахала руками, отчего вода с кисточек брызнула веером, попав на снимки и стены. — Нет-нет, молчи, я вспомнила! Ты по обмену, верно? Кажется, откуда-то из Англии… Сандерленд? — Портсмут, — вежливо поправила Мэри и случайно сделала то, чем ее саму доставали в Нью-Йорке: — У тебя странный акцент. Ты не американка, верно? Девушка смущенно потупила взгляд. На щеках ее, сквозь россыпь веснушек проступил нежный румянец, удивительно гармонирующий с цветом волос. — Да, я ирландка. Из Корка. Ты знаешь, где находится Корк? — Знаю, — улыбнулась Мэри, — мой отец переехал туда, когда они с мамой развелись. Я часто ездила к нему на каникулы, пока училась в школе. — Ух ты! — Кисточки оказались забыты. Рыжеволосая девушка кинула их на стол, в кучу баночек с краской, каких-то бумажек и записок. Она плюхнулась на свою кровать и скрестила ноги по-турецки. Мэри присела напротив нее на свою постель. — Я уже третий год учусь в Йеле, — поделилась ирландка, — и мне уж-жасно хочется послушать о Британии. В смысле, если ты не хочешь отдохнуть или прогуляться, — поспешно исправилась она. — Я могу устроить тебе мегакрутую экскурсию по кампусу. — Честно говоря, я бы предпочла немного прийти в себя, устала после перелета, — вновь улыбнулась Мэри. Ее новоиспеченная соседка, похоже, обладала удивительной способностью заряжать оптимизмом: Рид не могла спокойно смотреть на ее небрежно растрепанную прическу, перепачканные красками пальцы и смешинки в глазах — и не отвечать таким же искренним теплом. — Круто! — обрадовалась ирландка. — Тогда давай я помогу тебе разобрать вещи, а ты пока расскажешь мне о себе? Кстати, — она хлопнула себя по лбу и протянула Мэри ладонь, — меня зовут Энн. Энн Бонни. Я уж-жасно рада нашему знакомству! — Взаимно, — прошептала Рид, пожимая хрупкие пальцы, — взаимно. *** — Зачем ты вообще пошла на этот курс? — Сама не знаю, — устало ответила Мэри, положив голову на сложенные на столешнице руки. Они находились в библиотеке университета. Часы на ноутбуке показывали десять вечера. За соседними столами остались только самые стойкие или самые ленивые: остальные студенты давно закончили заниматься и разбежались по своим делам. Энн откинулась на стуле и подцепила пальцем корешок толстой книги, лежащей перед Мэри. — «Учение о реинкарнации: от древности до наших дней», — прочитала ирландка нараспев. — Боже, Рид, какая скука! — Знаю! — простонала Мэри. — В описании курса это звучало намного интереснее! — Ну разумеется, — хмыкнула Энн, листая книгу, — описания для того и нужны, чтобы затащить побольше наивных студентиков в цепкие лапищи профессоров. И чем красочнее тебе рекламируют что-либо, тем больше вероятность, что под яркой оберткой окажется… — Не продолжай, я поняла твою мысль. — Поморщившись, Мэри оторвала кажущуюся свинцовой голову от стола и с ненавистью воззрилась на «Учение», которое все еще листала Энн. — Дай ее сюда, мне надо до завтра сделать конспект еще двух глав. — Двух?! — поразилась Бонни, демонстративно зажимая между большим и указательным пальцем нужные страницы. Получилось чуть меньше дюйма. — Похоже, сегодня ты в комнату не вернешься. Значит, я могу позвать Джека? — Если продолжишь меня отвлекать, то не вернусь. — Мэри отняла книгу и раскрыла на нужной главе. — Спасибо, что посидела со мной. Мне определенно стало лучше после этого короткого отдыха. — Всегда пожалуйста, — отозвалась Энн, с интересом заглядывая в чужие конспекты. — А что такое — реинкарнация? — Реинкарнация, она же переселение душ, она же перевоплощение — это особое религиозно-философское течение, характерное в основном для азиатского региона, — затарабанила Мэри выученное до скрипа определение. — Основная мысль учения о реинкарнации пересекается с идеями буддизма. Каждое живое существо обладает некой сущностью, в обывательских кругах называемой душой, которая после смерти тела может переродиться в какое-нибудь другое. При этом стираются все воспоминания и прошлая личность, жизнь начинается с чистого белого листа. Однако считается, что в процессе реинкарнации какая-то часть прошлого существования сохраняется. Научно не доказано ни одно из положений учения. — Ну нифига себе! — воскликнула Энн, когда Мэри выдохлась. — Шпаришь, как по учебнику. Рид пожала плечами. В школьные годы она наловчилась заучивать огромные куски текста, сначала для развлечения, потом — для учебы и выигрывания споров с особо недоверчивыми одноклассниками. Умение сохранилось и порой оказывалось весьма кстати. — То есть реинкарнация — это как бы… ну, жил человек себе, умер, а его душа — бац! — и очутилась в теле новорожденного? — медленно повторила Энн. — А почему не остается никаких воспоминаний? — Не знаю, — пожала плечами Мэри. — Может, чтобы не проживать одно и тоже раз за разом? Это было бы скучно. — Э-эх, — мечтательно протянула Бонни, закидывая руки за голову, — интересно узнать, кем я была в прошлой жизни. — Мне тоже, — согласилась Рид, — но не существует такого теста, пройдя который мы бы это выяснили. Предполагается, что понять это возможно только самому, почувствовать. — Это как? — Ну смотри, — Мэри с интересом начала объяснять, — допустим, в прошлой жизни я была индейским пастухом. Гоняла овец на пастбища, мастерила вампумы из бусин и зубов гризли… — Что такое вампум? — Неважно. Так вот, — продолжала Мэри, — я была пастухом. А в этой жизни, возможно, меня то и дело тянет прочь из больших городов, куда-нибудь в горы, в долины. Может, мне даже снится, как я гоню овец на выпас, снятся длинные овачиры и конусовидные типи… — Ты можешь говорить нормально? — не выдержала Энн. — Я тебя поняла, только давай без вот этого вот. — Прости, — повинилась Мэри. Она напрочь забыла, что Бонни мало интересовалась историей Американского континента и многие термины были ей незнакомы. — В общем, в этой жизни я так или иначе стремлюсь к тому, к чему обычный человек бы никогда не тянулся. Если верить учению о перерождении, это может быть сигналом, что в прошлой жизни я была индейским пастухом. Но это лишь предположения. — Интересно, — протянула Энн. — А у тебя когда-нибудь возникало что-то подобное? — Вообще-то… да, — призналась Рид. — И в последнее время очень часто. — Расскажи! — ирландка аж подпрыгнула на своем стуле. — Расскажирасскажирасскажи! Я уж-жасно хочу узнать, кем ты была в прошлой жизни! Мэри улыбнулась, откидываясь на своем стуле. В библиотеке становилось душновато, и она расстегнула верхнюю пуговицу на блузке, но легче не стало. Стоило выйти на свежий воздух, но ее ждала Энн и две главы книги. — Знаешь, — медленно проговорила она, глядя вдаль. — Я, признаться, часто вижу во сне море. Бонни молчала, ждала рассказа. Только пальцы ее почему-то вдруг побелели, до дрожи сжимая край столешницы. Мэри не заметила этого, погрузившись в свои мысли. — Море, ветер, раздувающий паруса, плеск волн за бортом. Корабль на горизонте, радостные крики матросов. Пушечные выстрелы, разъедающий горло едкий дым, звон сабель и золотые дублоны. Иногда мне снится, что я — один из матросов: стою на марс-площадке и вглядываюсь в горизонт. Иногда — что я капитан, отдающий приказ идти норд-вест. Иногда вижу рядом с собой двух людей, мужчину и женщину, и кажется, что мы отлично понимаем друг друга. И знаешь, что самое забавное? — хмыкнула Мэри. — Я никогда не интересовалась мореходством, но откуда-то знаю название каждой части корабля, знаю, как брать круче к ветру, как делать поворот, как вести бой в открытом океане. Это… пугает. Но и завораживает одновременно. Видимо, я была моряком. — А может, пиратом? — Что ты… — Мэри вздрогнула, переводя взгляд на Энн. Только сейчас она обратила внимание на необычайную бледность девушки и ее дрожащие пальцы, почти ломающие край столешницы. — Пиратом? — не сдержала она смешка. Ирландка вдруг вскочила со своего места и кинулась к стеллажам. Казалось, она отлично знала, где искать нужное, потому что вскоре вернулась, держа в руках невзрачную книжку со стершимся золотистым названием. «Всеобщая история пиратства». — Я всю жизнь думала, что у меня крыша едет, — бормотала она, судорожно листая страницы, — что я просто чокнулась, раз мне чудится такая хрень. А теперь вдруг оказалось, что эти глюки не только у меня. А еще тебя зовут как… — Энн оторвалась от книги и посмотрела на Мэри. Ирландка закусила нижнюю губу, отчего теперь казалась особенно беззащитной. — В начале восемнадцатого века жили две девушки. Обе хотели большего, чем быть просто-напросто выданными замуж за нелюбимого человека. И обе сбежали из дома. Одна пошла в королевский флот, вторая тоже вышла в море, переодевшись в мужскую одежду. И однажды их пути пересеклись. Мэри начала догадываться, к чему Энн клонит. Но это было бы слишком большим совпадением. Это невозможно, потому что… невозможно! Это противоречит здравому смыслу! Бонни положила раскрытую «Всеобщую историю пиратства» перед Рид. Одну страницу целиком занимала копия старинной гравюры, изображавшая двух девушек в широких моряцких брюках и бесформенных куртках. Художник не добивался портретного сходства, так что в линиях лиц только угадывались тонкие женские черты. На второй странице посередине чернел заголовок: «Жизнь Мэри Рид и Энн Бонни». Мэри икнула. — Охренеть. — Ага, — кивнула Энн, разглядывая гравюру. — Как-то слишком много совпадений, не находишь? «Не бывало в бою никого яростнее ее и Энн Бонни, — читала Мэри про себя, бегая взглядом по строчкам. — Эти дамы всегда были готовы идти на абордаж или предпринять иное рискованное дело. Особенную же храбрость они проявили в последнем сражении, когда их корабль атаковали, чтобы захватить. Все пираты были уже готовы просить пощады, и только Мэри Рид и Энн Бонни и еще один матрос продолжали оборонять палубу. Более того, Мэри призывала пиратов, спрятавшихся в трюме, выходить наверх и драться, как подобает мужчинам, — они же боялись даже пошевельнуться. Пиратка, увидев это, принялась палить в трюм, и в результате один человек был убит и несколько ранены. Эти свидетельства против себя Мэри Рид отвергала. Не знаю, верны они или нет, но ясно, что в храбрости ей не откажешь». Сердце пропустило удар. В голове вспыхнуло яркой искрой воспоминание. Алая кровь, почти незаметная на красном мундире солдат флота ее королевского величества, явившихся по душу злостных пиратов. Трупы, заваливающие палубу по колено. Разбитый висок, сочащийся густым кармином, заливавшим глаза. Отчаянный взгляд Бонни, едва справляющейся с наседающими на нее красномундирниками. Их матросы, забившиеся в трюм, как трусливые крысы. Запах пороха, разъедающий легкие. «Вы не возьмете меня живьем, жалкие английские псы!» Воспоминание вспыхнуло лишь на мгновение — и сразу погасло. Внезапно все кусочки пазла сложились воедино. Имена, родные города, сны о кораблях и сражениях. Парень ирландки, Джек Рэкхем, получивший с чьей-то легкой руки прозвище Чинтз за то, что его семья занималась производством тканей. Словно чья-то уверенная рука вела каждую из них и столкнула именно в комнате под номером 1720 — копии года, когда Энн и Мэри из прошлого встретились впервые на острове Нью-Провиденс. Рид не была уверена, но ей почему-то казалось, что даже выглядели те девушки точь-в-точь, как они с Бонни сейчас. Жаль, черно-белая гравюра не могла этого подтвердить. — Не знаю, как ты, а мне сейчас не по себе. Мэри согласно кивнула, проводя ладонью по лбу. На пальцах осталась влага. Сердце билось о ребра, словно пытаясь вырваться из тесной клетки. В ушах странно звенело, мир расплывался перед глазами. Вскочив, девушка кинулась прочь из библиотеки, забыв все свои вещи. Вперед, вперед, скорее, на свежий воздух! Вечерняя прохлада приятно остудила горячую кожу. Рид распустила короткую косу и разворошила пальцами густые темно-каштановые локоны. Интересно, а у той Мэри тоже были обрезанные по плечи волосы, сухие на кончиках и жирные от основания? Или она не заморачивалась с прической, особенно в море? Девушка замотала головой, выбрасывая из головы странное наваждение, вновь начавшее накатывать на уставшее сознание. В висках пульсировала боль. — Ух, ну ты и рванула. Стеклянные двери приоткрылись, и в них просочилась Энн. Она перекинула через голову ремешки двух сумок, ее и Мэри, а в руках держала многострадальную книгу, по которой Рид надо было сделать конспект. — Ты сбежала так, словно тебя за ноги кто-то кусал, — заметила ирландка. Мэри криво улыбнулась, забирая у нее свои вещи. Фолиант по реинкарнации оказался слишком большим, чтобы засунуть его к ноутбуку и тетрадям, так что пришлось нести его так. Девушки медленно побрели в сторону общежития. — Думаешь, это все правда? — негромко спросила Энн спустя какое-то время. — Мы и в самом деле в прошлой жизни были пиратками? — Не знаю, — также тихо ответила ей Мэри. — Но мне нравится эта мысль больше, чем та, где мы попадаем в психушку, одержимые бредовой эзотерикой. К тому же… слишком много совпадений. Больше двух. — Это важно? Что больше двух? — Как в том анекдоте, — сказала Рид. — Один раз — это совпадение. Второй раз — тоже совпадение. А вот третий — уже закономерность. — А знаешь, — вдруг воскликнула Энн, замирая как вкопанная. Мэри тоже остановилась и обернулась на подругу. — Плевать я хотела на всю эту чушь! — выдала девушка. — Прошлое на то и прошлое, что уже осталось за бортом. Наши паруса наполняет наш собственный ветер, и только от нас зависит, куда мы будем держать курс. — Говоришь как самая настоящая пиратка. Энн улыбнулась, наклонив голову на бок. Подошла к Мэри и взяла ее за руку, переплетая их пальцы. — Меня зовут Энн Бонни, — прокричала она, задрав голову к небесам. — Я ирландка и чертовски этим горжусь. Я своими силами поступила в Йель, изучаю искусство, больше всего увлекаюсь фотографией и масляной живописью. У меня есть парень, его зовут Джеком Рэкхемом. Он раздолбай, но вообще добрый. Я хочу прожить такую жизнь, чтобы после смерти обо мне говорили: «Это невосполнимая утрата для всей планеты». Я не похожа на Энн Бонни, пиратку из восемнадцатого столетия. Ну разве что совсем немножко. Твоя очередь, — пихнула она Мэри в бок. Девушка сделала глубокий вдох. — Меня зовут Мэри Рид, — чуть тише, чем Энн, но тоже довольно громко сказала она. — Я родилась в Портсмуте, Великобритания. Мои родители развелись, когда мне было семь, но я все равно люблю их обоих. Я сама поступила в университет и случайно выиграла путевку в Йель по обмену. Я люблю писать и собираюсь стать журналистом, или заводчиком корги, или няней для панд в Китае. Я не похожа на пиратку Мэри Рид. Разве что чуть-чуть… Вам понятно?!