Последний город

— В этом нет абсолютно никакого смысла, Гермиона, — в голосе Гарри звучало отчаяние. Он чувствовал, что его лицо искажается от бешенства. — Абсолютно никакого! Несмотря на красоту чистого голубого моря и белоснежных зданий, он не мог думать ни о чем, кроме того, что вынужден продолжать участие в съемках магического романтического шоу. В номер постучали. Гарри, вытаращив глаза, развернулся к двери, в которую — Гермиона даже не успела спрятаться в ванной — уже вошла Луна. Вид у нее тут же стал очень строгий. — Гарри, ты не можешь спать ни с кем из претендентов до окончания шоу, — серьезно сказала она. — Сколько еще раз мне об этом напоминать? — Да я даже и не думал, — ответил Гарри. — Тем не менее, всякое случается, когда люди, которых влечет друг к другу, оказываются наедине в комнате с кроватью. Негодование на лице Гермионы полностью отражало и чувства самого Гарри. — Меня не влечет к Гарри, — возразила она. — Я замужем. У меня есть ребенок. От моего мужа. — Я никого не осуждаю, — проговорила Луна. Она подошла к Гарри и вручила ему брошюру, на обложке которой каким-то гиперэмоциональным шрифтом было напечатано «Делос!» — Теперь, когда у нас осталось только десять участников, мы можем ездить на свидания все вместе. Деннис нашел вот этот чудесный остров с гигантской скульптурой в виде разбитого пениса, — пояснила Луна. — О господи, — Гарри передернул плечами. Только представьте себе это! Луну его реакция не смутила. — Мы устроим там охоту за сокровищами. Претенденты будут искать ключи к твоему сердцу, — она обернулась к Гермионе. — А тебе сейчас надо уйти, иначе будет нечестно. Гермиона, бросив на Гарри последний выразительный взгляд, вышла из номера. — Итак, что является ключом к твоему сердцу? — спросила Луна, достав перо и блокнот. — Не уверен, что что-то подобное существует, — признался Гарри. — Чего ты хочешь? — перефразировала вопрос Луна. — Все чего-то хотят. О господи, вот так вот выворачивать себя наизнанку для колдовидения, которое будет транслировать его тайные мысли на всю Британию?.. Гарри вспомнил слова Рона, сказанные им перед самым отправлением в Сидней. Рон считал, что существует шанс, пусть и мизерный, что Гарри может найти себе кого-то среди встреченных на съемках мужчин. И Гарри действительно хотел бы кого-то себе найти. Он устал от одиночества, от того, что ему не для кого готовить еду и некому приготовить ее для него самого; устал в одиночку смотреть квиддичные матчи и кончать наедине с самим собой; устал от понимания, что ему никогда не придется взять отпуск по уходу за ребенком, как это сделал Рон. — Думаю, я хочу найти кого-то, кто будет моим, — сказал Гарри. — Хорошо, хорошо. Замечательно, — одобрила Луна, принимаясь записывать. Настрочила она раз в десять больше слов, чем Гарри произнес. Он попытался заглянуть к ней в блокнот, но она быстро отдернула его, подняла глаза и спросила: — Что еще? — Ну, семью, наверное. Вроде как… детей, знаешь? — Да, мне приходилось видеть детей, — отозвалась она, записывая и это — тоже очень многословно. — Что еще? — Я не знаю! — сказал Гарри. — Я простой парень. Я хочу хорошо делать свою работу, и потом возвращаться домой к тем, кого я люблю. Хочу время от времени устраивать себе отпуск. Хочу быть с тем, кто бы тра… — он оборвал себя на полуслове, но Луна оставалась такой же спокойной, как всегда, и он продолжил, медленно, осторожно: — С тем, кто бы трахал меня и действительно хотел этого. Он повернулся к камере и зло посмотрел на нее, как будто это Майлз был виноват в том, что он только что признал такое. Майлз закатил глаза. Красный огонек на камере продолжал мигать. — О! — возбужденно протянула Луна. Ее перо летало над страницей блокнота со скоростью снитча, и Гарри отчаянно хотелось посмотреть, что она там пишет. — Думаю, этого достаточно. Отлично. Мы с Майлзом с утра поедем прятать в руинах ключи для охоты за сокровищами. А у тебя с мальчиками в полдень обед на веранде отеля; с вами останутся Деннис и Хавьер. К двум мы вернемся, чтобы переправить всех на остров, и там ты сможешь пообщаться с претендентами, пока они будут искать тропу, ведущую к твоему сердцу. Потом они подумают над собранными ключами и напишут для тебя в письме — тайно друг от друга — какие качества, по их мнению, делают их самым подходящим для тебя выбором. Тому, кто окажется ближе всего к истине, ты отдашь счастливый снитч. А завтра мы проведем день на пляже, и потом тебе снова придется решать, с кем из участников пора расстаться. — Ненавижу это, — сказал Гарри. — Может быть, поэтому ты и не нашел пока того человека, который трахал бы тебя, как ты хочешь, — рассеянно произнесла Луна, просматривая свои записи. — Надо уметь признавать, если что-то не работает. Ладно! Я пошла. Не опаздывай к обеду! — Вау… — сказал Гарри, когда она ушла, и погрузился в глубокие раздумья. *** За обеденным столом Гарри сел рядом с Финианом, а свободное место с другой стороны от него занял Титус. На обед подали гирос — возможно, не самое изысканное блюдо греческой кухни, но Гарри был человек простой и только порадовался, что ему не пришлось есть осьминогов, которых сушили на бельевой веревке под окнами ресторана. — Лучше, чем кебаб в Лондоне, да? — спросил Титус, красивый чернокожий мужчина с озорной улыбкой. Гарри улыбнулся ему. — Там они тоже ничего. Особенно после долгой ночи. Титус подвигал бровями. — О, я знаю все о таких ночах. Он наклонился, игриво улыбаясь, и впился зубами в свой гирос. Цацики остался на его губах, и Гарри обнаружил, что не может оторвать от них взгляда. Титус тщательно слизал соус языком. Гарри никогда еще не приходилось видеть, чтобы гирос ели настолько соблазнительно. Он откусил от своего. Объедение. — Тебе нравится Лондон? — спросил Финиан. — Я там почти не бываю. — Нравится, — сказал Гарри. И, сознавая, что позже может об этом пожалеть, потому что Хавьер стоял в метре от него, а его микрофон был и того ближе, добавил: — Я там живу. — В Лондоне, серьезно? — удивился Финиан. — Как ты выносишь смог? Гарри пожал плечами. — Думаю, со временем к нему просто привыкаешь. А где ты живешь? — В Балликоттоне, графство Корк. Там очень красиво, — ответил тот. И добавил: — Приезжай в гости. Я покатаю тебя на своей лодке. Это мое основное занятие, знаешь. Я закидываю удочки и ловлю рыбу. Последние слова он сопроводил таким откровенно провокационным взглядом, что Гарри густо покраснел. — Да, звучит… здорово, — согласился он, покусывая губу. Финиан улыбнулся ему еще шире и вернулся к еде. Обед закончился быстрее, чем хотелось бы. Гарри обнаружил, что ему очень нравится находиться в компании и Финиана, и Титуса, и его не особенно беспокоило, что они держали на расстоянии всех остальных мужчин, одним своим свирепым видом словно давая тем понять, что за возможность приблизиться к Гарри придется побороться. Луна прибыла с порт-ключами, и вся группа собралась вокруг нее. Гарри взялся за сувенирный факел с маггловских Олимпийских игр 2004 года и ощутил знакомую тошноту, когда порт-ключ активировался. Они приземлились на другом острове, среди живописных руин. Луна принялась объяснять всем правила игры, но Гермиону явно больше заинтересовало срисовывание в блокнот надписи с ближайшего камня. Гарри прищурился. Могла бы хоть вид сделать, что пытается завоевать его сердце, даже если только для того, чтобы подразнить Рона. Краем глаза он заметил яркий блик и повернул голову, но это просто солнце играло на волосах Малфоя. Гарри нахмурился. Малфой слушал Луну чрезвычайно внимательно. Ему-то с какой стати так стараться? Обнаружив ряд статуй, смутно напоминающих львов, заскучавший Гарри сел под одной из них и принялся наблюдать, как претенденты разбегаются в поисках ключей. Их разделили на команды по двое, и они должны были, сверяясь с подсказками, искать предметы, символизирующие — якобы — самые заветные желания Гарри. За исключением качественного секса, Гарри даже представить не мог, что бы это могло быть. Он прислонился к каменному льву, зажмурился под жаркими лучами солнца и представил себе, что стоит перед зеркалом Еиналеж. Что бы оно ему показало? Он представил себе большую хорошую квартиру в Лондоне, красивого мужчину и ребенка. Только одного. Гарри не был жадным — он не просил полный дом детей (хотя и не отказался бы). Он же всегда мог поиграть в приставучего щедрого дядюшку. Но будь у него хотя бы один собственный, один, который называл бы его папой — этого было бы достаточно для счастья. Может быть, он мог бы усыновить сироту-маггла… С горьким сожалением он отбросил эту идею. Ребенок, растущий в мире магии, не имея магических способностей, наверняка был бы глубоко несчастен. Но мужчина и квартира… Что ж, может быть, Гарри мог бы получить хотя бы это. Он попытался представить себе мужчину своей мечты, но определенный образ никак не складывался — ни лицо, ни тип телосложения, ни цвет волос. Он постоянно менялся от Руби к Майклу Корнеру и, хуже всего, причудливо смешивая черты обоих, начинал чем-то напоминать Рона. Гарри вместо этого стал думать о Титусе. Вот это был красивый парень. И опять же, знал толк в кебабах… *** Гарри почувствовал, что на него упала тень и открыл глаза, щурясь от яркого солнца. Над ним стояли Майкл и Малфой, и оба выглядели так, будто увидели что-то чрезвычайно забавное. — Тебя так свидания утомили, Гарри? — спросил Майкл. — Решил отдохнуть? Гарри рассмеялся. — Ты удивишься, каким утомительным может быть нескончаемое унижение. А вы разве не должны быть заняты поисками ключей к моему сердцу? — Мы думаем, что на одном из них ты сидишь, — сообщил Майкл. — Подвинь-ка задницу. — Серьезно? — спросил Гарри. Не хотелось покидать такое славное местечко. Майкл усмехнулся и прочел на куске пергамента: «Меж гриффиндорских чресл истинный ловец отыщет то, что Гарри защитит любой ценой». — У нее не очень с сочинением рифмованных строк, — добавил Малфой. — Да и с прозой тоже. Впрочем, я думаю, что ты и сам читал «Придиру». Гарри помимо своей воли рассмеялся. Он поднялся на ноги, надеясь, что не уселся по невниманию на пирог с патокой или что-то в этом роде — а что, пирог с патокой ему действительно очень нравился. Но казалось, что там, где он сидел, ничего не было, пока… — Ага! — воскликнул Малфой. — Вот она. Он наклонился и ухватил что-то между лап каменного льва, к которым Гарри так удобно прислонялся. — Что там за чертовщина? — спросил Майкл. Малфой поднял на ладони глиняную плошку, зачарованную так, чтобы ее содержимое не могло вывалиться наружу. Гарри заглянул, подпрыгнул и вжался спиной в статую льва. — Вы что, издеваетесь? Она притащила эту штуку сюда из Австралии? Убери ее от меня на хрен! — Это гусеница, — сказал Малфой. Чудовищная, покрытая длиннейшими волосами, жутчайшая гусеница, которая теперь непременно должна была сниться Гарри в кошмарах, не менее пугающих, чем на пятом курсе. Гусеница была действительно того же вида, что и та, которую Гермиона нашла на скале. Майкл потыкал в нее кончиком пальца, и Малфой фыркнул. — Совсем рехнулся, Корнер? Ты где учился, на факультете для умных или для безумных? Ты хоть знаешь, что это за хрень? — Ты сказал, что это гусеница, Малфой, — раздраженно огрызнулся Майкл. — Ну да. Процессионный шелкопряд. Который вызывает астму, выкидыши у лошадей и уртикарию. Ты же понимаешь, что означает это слово? Майкл побледнел. — Блядь! — он с расширенными от ужаса глазами вытянул руку, чтобы она была как можно дальше от тела. — Я не понимаю, — вставил Гарри. — Что оно означает? Малфой усмехнулся. — Ужасная кожная сыпь. Иногда держится месяцами… Бывает, язвы так воспаляются, что приходится ампутировать всю конечность. — О боже! — вскрикнул Майкл и бросился к Луне. Гарри порадовался, что у него самого гусеница вызвала такое отвращение, что ему и в голову не пришло ее трогать. Малфой с ухмылкой повернулся к нему, и Гарри нахмурился. — На самом деле никому ничего не ампутируют, да? Малфой пожал плечами. — А мне откуда знать? Я же не гусеничный доктор. Гарри рассмеялся. — Малфой, почему ты такая сволочь? Это у тебя врожденное или как? — Можешь поблагодарить мою мать, Поттер. Она научила меня всему, что я знаю. А теперь, если позволишь, я бы продолжил охоту за скучными и банальными ключами к твоему чертову сердцу, — он отодрал от донышка плошки с гусеницей прикрепленный к нему скотчем лист пергамента с очередной подсказкой, помахал им у Гарри перед носом и удалился. Опасаясь затаившихся гусениц, Гарри никуда больше не садился. Вместо этого он бродил среди руин, касаясь ладонью древних камней и ощущая себя очень мелким и незначительным. Гермиона вскоре нашла его перед бОльшим из двух гигантских фаллосов, погруженного в ужасные мысли об отрубленных членах. Гарри глаз не мог отвести от этих душераздирающих скульптур; это было почти как смотреть на обломки хорошей метлы. — Подавлен размерами? — спросила Гермиона, тоже разглядывая фаллосы. Боковым зрением Гарри заметил Майлза, подкрадывающегося к ним со своей проклятой камерой. — Ну, это действительно большой член, — заметил Гарри. — Я видела и больше, — сообщила Гермиона. И тут же слабо вскрикнула и закрыла рот рукой. Майлз подобрался еще ближе, глаза Гермионы округлились при виде направленного на нее объектива камеры. — В Дорсете. Нарисованный меловой краской. Я не имела в виду настоящие большие члены! Конечно, я видела только один большой чл… — Гермиона, — Гарри выразительно покашлял. — Пожалуйста, Гарри, сделай так, чтобы я заткнулась… — Время! — возвестила Луна голосом, усиленным Сонорусом. Гарри направился к амфитеатру, где вокруг Луны собирались претенденты с собранными ключами в руках. Луна помахала ему, когда он подошел ближе. — Как раз вовремя! — заявила она, направляя Гарри к центру амфитеатра, где его, без всякого сомнения, собирались снимать с дюжины необычных ракурсов. — А теперь все возьмите перья и пергамент, которые вы найдете рядом с каждым сиденьем, и запишите, что вы нашли и что этот предмет символизирует для Гарри. Все время, пока участники шоу писали, Гарри торчал в центре амфитеатра, неловко переступая с ноги на ногу и чувствуя себя все неудобнее с каждой минутой. Он не делал ничего интересного, но Деннис зачем-то по-прежнему лежал у его ног и снимал, как Гарри подозревал, его промежность. Он снова сделал маленький шажок, попытавшись отвернуться, но Луна положила руку ему на спину и удержала на месте. Через пятнадцать минут Луна начала вызывать участников попарно, так же, как они охотились. Они должны были показать Гарри найденные предметы и вручить ему листок с догадками об их смысле. В угадывании, как Гарри и ожидал, все ни на что не годились. Сокорро и Гарри Генри нашли свитер, сломанную палочку и кусочек меха смертофалда. Разгадыванием они, видимо, занимались сообща, так как оба написали, что эти вещи означают, что Гарри смертельно боится холода и темноты после того, как сломал свою палочку во время войны, и нуждается в любовнике, который, для разнообразия, будет защищать его. И согревать. Гарри был тронут заботой, но… нет, вообще-то не был. Следующими были Дьюн и Титус, которые нашли книгу «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора», быстро-пишущее перо и драконью чешую. Дьюн решил, что эти предметы говорят о том, что Гарри тепло относился к Альбусу Дамблдору, ценил эффективность (перо) и приключения (чешуя дракона). В общем и целом, неплохо. Титусу задание удалось хуже, и Гарри, откровенно говоря, был выбит из колеи его предположением, что книга символизировала нереализованную греческую любовь между Гарри и Дамблдором. Руби и Зеф тоже нашли гусеницу. Руби догадался, что гусеница имеет отношение к Гермионе, но его объяснение было сформулировано так, что Гарри задумался, не решил ли тот, будто Гарри был заинтересован в тройничке с участием Гермионы и, возможно, самого Руби. Озадаченный, Гарри отложил это письмо в сторону. Гермиона разгадала все более-менее правильно — более правильно, на самом деле, чем Гарри сам бы догадался, что могло бы о чем-то говорить, если бы она уже много лет не знала его лучше, чем он сам себя знал. Ее объяснения были такими длинными, что он даже не стал их дочитывать и отложил на потом, чтобы показать Рону и посмеяться. Финиан был в паре с Гермионой, но его догадки были настолько далеки от правды, что Гарри даже никак на них не отреагировал. Но потом подошел Малфой, который остался один из-за того, что Майкл Корнер в настоящий момент лечился от ожога ядом гусеницы в больнице на Миконосе. В письме Малфоя значилось: «Я нашел гребаную смертоносную гусеницу, которая символизирует собой твою невероятную, бесконечную, выходящую за все рамки приличий любовь к твоим гриффиндорским друзьям, которых мне, если я хочу, чтобы ты меня выбрал, непременно придется принять и отнестись к ним со всей возможной сердечностью. Даже к Уизли, бог мне в помощь. Я также нашел джемпер без лейбла производителя и слегка попахивающий подмышками, что означает, возможно, что он был связан мамой твоего Уизли — единственной качественной материнской фигурой в твоей жизни, тем человеком, который напоминает тебе, когда пора приказать домашнему эльфу устроить стирку. Наконец, я нашел белое перо, которое представляет твою полярную сову, умершую где-то до начала восьмого курса, судя по тому, что в Хогвартс ты тогда приехал без нее. Ты ее очень любил и вечно торчал в совятне, проверяя, как она там. Я подозреваю, что ты так и не заменил ее другой совой, потому что до сих пор считаешь ее потерю невосполнимой. Скорее всего, ты используешь этих тупых бесполезных министерских сов, которые даже не приучены гадить в положенном месте. Это все показывает твое желание заботиться о ком-то, иметь семью. Ты должен выбрать меня, потому что моему сыну нужен второй родитель, а мне нужен кто-то взрослый, иначе и года не пройдет, как я окажусь в одной палате с Локхартом». Гарри опустил письмо и ошарашено посмотрел на Малфоя. Малфой поднял брови. «Ну заебись», — подумал Гарри. *** Следующим вечером, после длинного приятного дня на прекрасных пляжах Миконоса, снова настало время раздавать снитчи. Гарри терпеть не мог эту церемонию, но слова Луны не выходили у него из головы. Ему действительно надо было расставаться с теми, кто для него не подходил. Попытки обмануть самого себя никому, в конечном итоге, не приносили ничего хорошего. Гарри посмотрел на собравшихся мужчин. Малфой стоял впереди, держа в руке счастливый снитч, трепещущий крылышками. Вид у него был потрясенный и одновременно довольный. У Гарри сердце подпрыгивало в груди от мысли, что это он вызвал на лице Малфоя такое выражение, всего лишь вручив ему сегодня днем маленький крылатый мячик. На этот раз Малфой гарантировано оставался в проекте: его письмо резонировало с желаниями Гарри больше всего. — Счастливый снитч я отдал Драко Малфою, — объявил Гарри на камеру, как от него требовалось. При монтаже наверняка здесь вклеят сцену с Малфоем и — отцензурированный, конечно, — текст его письма. Гарри постарался не думать о том, сколько о нем лично расскажет один этот маленький момент, выставленный на всеобщее обозрение по колдовидению. — У меня есть еще семь снитчей, которые я собираюсь вручить. Гарри глубоко вздохнул. Сегодня надо было расстаться только с двумя участниками, но и это было непросто. — Первый я отдаю Титусу. Ему — потому что Гарри получил большое удовольствие от их флирта за обедом. Потом он вручил снитчи Сокорро, Дьюну, Зефу, Майклу и Руби. Когда осталось только трое участников — Гермиона, Финиан и Гарри Генри — Гарри понял, что все, что Луна ему сказала, вся эта ее безумная мудрость, отправляется коту под хвост. — Гермиона, — объявил Гарри после долгой паузы. Гермиона испугано моргнула. А потом торопливо подошла взять снитч. — Я думала, ты собираешься отправить меня домой, — шепнула она, хотя на них обоих были закреплены магические микрофоны, и все равно ни слова нельзя было утаить. — Ты нужна мне рядом, — признал он. Она посмотрела на него так, будто собиралась заплакать, и он сначала не мог понять, расстроил он ее, или это у нее гормоны еще не совсем пришли в норму после родов, или она плакала от счастья… Оказалось, что последнее: она прыгнула ему на шею и обняла так крепко, что он крякнул. — Я люблю тебя, Гарри, — прошептала она, и микрофоны, кто бы сомневался, записали и это. — Я буду с тобой, сколько бы тебе ни понадобилось. Она отпустила его только после того, как Майлз послал ей недовольный взгляд, и вернулась на свое место в ряду участников. Гарри обернулся к ним. — Мне было очень приятно познакомиться с вами обоими, — сказал он Гарри и Финиану. — Я желаю вам всего самого лучшего. А со всеми остальными увидимся в Барселоне. Гарри развернулся и устало поднялся по лестнице в свой номер.