Метил Этил косил мутил Пентил Гексил Гептил.
— Ты уверен, что это вообще стих? — спросила девочка очень противным голосом. — Я читала о том, как надо правильно писать стихи, но что-то не припомню, чтобы в правилах написания был пункт «говорить непонятными словами». И у тебя там нет ни одной запятой. Они и от тебя убежали? — Они что… Бегают? — подал голос ничего не понимающий Гарри. Девочка повернулась к нему, и лицо у нее стало таким же растерянным, как у Рона. — Не может быть! Ты — Гарри Поттер! — она подошла и принялась его рассматривать. — Я — Гермиона Грейнжер. Я тоже еду на Фикбук впервые. А вам лучше уже переодеться — мы скоро приедем. После этих слов она развернулась и пошла обратно. Рон и Гарри полезли за мантиями: впереди действительно зажглись огоньки вокзала.Ты - писатель, Гарри
8 июня 2017 г. в 20:01
Семья Дурслей, проживающая на Тисовой Улице 4, имела все, чего только можно было пожелать. Дом, газон, газонокосилку, клумбы, обложенные цветами и маленького сына по имени Дадли, которого они — Мистер и Миссис Дурсль — ежедневно и во всеуслышание провозглашали Самым Милым И Чудесным Ребенком На Свете. (Впрочем, в этом не было надобности — Дадли и сам никогда этого не забывал.)
Но даже у такой милой семьи были свои скелеты в розовой тумбочке возле кровати. Точнее, скелет был один: секрет, о котором они с удовольствием предпочли бы забыть. И касался этот секрет их племянника, не такого милого и чудесного ребенка, как Дадли.
Все жизнь они надеялись, что ошибаются, но когда к ним прилетела первая сова с письмом в клюве, мистер и Миссис Дурсль поняли, что их опасения оправдались. Правда, поначалу они надеялись это скрыть и не давали племяннику их (письма) читать. Птиц становилось все больше и больше и вот, скрываясь от писем и сов, они покинули Тисовую Улицу и перебрались на необитаемый остров посреди океана.
Но кто же знал, что противный мальчишка сможет притягивать неприятности даже там?!
В одну ужасную ночь, когда порывы ветра и дождя сдували все на своем пути и море бушевало, стремясь выйти из берегов…
Семья Дурслей проснулась от грохота.
Грохот был не похож на раскат грома.
К тому же, после этого грохота входная дверь выпала из проема и вспышка молнии очертила громадную косматую фигуру, стоящую у них на пороге. Миссис Дурсль тихо застонала и отступила за толстую спину мужа, пытаясь не сползти по стеночке.
— Я извиняюсь, — сказал нежданный гость и одной рукой поднял злополучную дверь на место, — тут, кажется, проживает Гарри Поттер?
Молчание затягивалось, но тут у племянника миссис Дурсль хватило смелости и совести выйти из-за колонны, где он спрятался.
— Э… Это я.
Глаза прибывшего осмотрели худенького мальчика, и их обладатель заключил:
— Конечно, это ты, Гарри. Я сразу тебя узнал. Держи. Кажется, это твое.
С этими словами великан протянул Гарри письмо, которое тот тут же открыл и принялся читать. Пробежав письмо глазами несколько раз, мальчик недоуменно поднял глаза.
— Я… Я не понимаю, что тут написано. И зачем меня приглашают учиться в какой-то «Фикбук»?
Великан по-доброму улыбнулся и таинственно сообщил:
— Ты писатель, Гарри. Великий писатель.
***
— Не возражаешь, если я присяду тут? — в купе «Фикбук-экспресса», которое занял Гарри, заглянул огненно-рыжий мальчик, на вид одного с ним возраста.
— Конечно, нет!
Мальчик, облегченно пыхтя, занес свою клетку с крысой в купе и сел напротив Гарри.
— Я — Рон, кстати. Рон Уизли.
— А я — Гарри. Гарри Поттер, — просто ответил Гарри.
Лицо мальчика вытянулось.
— А это правда… Ну, что у тебя на лбу… — он понизил голос до шепота, — шрам от пера Того-Кого-Нельзя-Называть?
— Ну… Да.
Гарри поднял челку, и Рон с благоговением осмотрел рану на его лбе.
— Ого, — восторженно выдохнул он. — Так, значит, ты тоже впервые едешь на Фикбук? Здорово. А на какую направленность ты хочешь попасть? Я вот, например, почти уверен, что попаду на Гет. У меня пятеро братьев, и все попали на него.
— Гет? — нахмурился Гарри.
— Ага. Папа говорит, что это неважно — куда я попаду. Я тоже так думаю. Но вообще-то переживаю, вдруг меня определят на Слэш. Хотя, честно говоря, я уверен, что и на Фемслэше буду себя неуютно чувствовать. Но главное, чтобы меня не отправили на Слэш, а так я даже Джен согласен терпеть.
— А почему не на Слэш?
Рон издал такой звук, будто подавился воздухом.
— Ну… Ты читал хоть одну работу выпускников этой направленности?
— Нет, — признался Гарри.
— Ну вот лучше и не читай.
Гарри пожал плечами и решил согласится. То, с каким выражением лица Рон говорил об этом, говорило только об одном: выпускники данной направленности — весьма специфичные писатели. Гарри не хотелось, чтобы о его работах говорили с таким же лицом. Хватит того, что Дурсли изо дня в день смотрели на него так, будто он их проклятие!
«Дети-писатели — горе в семье!» — убежденно сказал как-то раз дядя Вернон перед тем, как рассказ пятилетнего Гарри сгинул в камине.
— Кстати о чтении, — сказал Рон, — Фред и Джордж дали мне доработать свой стих. Хочешь послушать?
Гарри подумал, что вряд ли у него есть выбор, и пожал плечами. Рон откашлялся, достал из кармана скомканный желтый пергамент и уже собирался открыть рот, как дверь в купе распахнулась и внутрь заглянула девочка с очень растрепанными волосами.
— Кто-нибудь видел запятые? Мальчик по имени Невилл потерял запятые, — выдала она на одном дыхании.
Рон покачал головой, недовольный, что его прервали. Взгляд девочки упал на пергамент.
— О, вы читаете свои сочинения. Ну и как?
Вопрос был задан провокационным тоном, и Рон, еще раз откашлявшись и даже не глядя в сторону девочки, начал:
— Э…