***
Баки наблюдает за белобрысым парнем из-за экрана своего ноутбука. Каждый раз, когда Баки приходит в эту забегаловку, тот сидит здесь, и за ним и его друзьями всегда забавно наблюдать. Кажется, они хорошо веселятся. Может быть, немного веселятся над Баки, он не вполне уверен. На него часто показывают и за ним довольно неприкрыто наблюдают, а это довольно сильно отвлекает, когда пытаешься написать второй роман. С того момента, как он закончил первый, прошло слишком много времени (прокрастинация, единственный истинный друг писателя и злейший его враг), и Баки приходится возвращаться к первой книге, чтобы свериться с деталями. С дурацкими мелочами, вроде цвета волос персонажа или его манеры говорить. А поскольку он, в бесконечной мудрости своей, решил писать произведение об определённом периоде (Вторая Мировая считается периодом? Историческим? Неважно), необходимо уточнять пугающее количество фактов. Он снова устраивает пальцы на клавиатуре и опять пытается записать ту же самую сцену. Баки не может толком её ухватить; она вертелась у него в голове, и слова были буквально на кончиках пальцев, но он не мог претворить их в реальность. Это разочаровывает сильнее всего. Блондинчик на другом конце кофейни снова опускает голову на стол. Он, кажется, частенько это делает. Баки улыбается себе под нос. Он не может удержаться. Блондинчик не лишён привлекательности. Все его друзья громче и наглее него, и он, кажется, краснеет от половины того, что они говорят, а он краснеет просто потрясающе, правда, это отвлекает. Баки пролистывает уже написанное. Это всё ужасно, надуманно, штампованно, первоклассный шлак. Ему стоит бросить писательство и узнать, не требуются ли работники в кофейню. Типа, едва заметно предложить, чтобы они приобрели новую кофемашину. Или вымыли старую. Одному Богу известно, что у них там наросло внутри, но Баки подозревает, что в один прекрасный день кофемашина станет разумной. И тогда начнутся неприятности. Это не помогает. Фантазии о разумных кофемашинах не помогают. Фантазии о симпатичных белобрысых парнях не помогают. Какая-то часть Баки склоняется к тому, чтобы наконец подойти и пригласить его куда-нибудь, просто чтобы получить отказ и покончить с этим. Тогда, возможно, он сможет сосредоточиться. Но нет: пока он смотрит, компания снова разражается смехом, и Баки понимает, что ни за что не сможет к ним подойти. Он просто не компанейский человек. Всё дело в том — Баки слышал это раньше, а не придумал сам, — что писательство — это когда ты хочешь рассказать историю, но не желаешь произносить её вслух. Это как быть придворным шутом, но для интровертов. Это страннейшее из занятий, и он его любит. Ну, то есть, Баки любит дописывать, а писать ненавидит. Когда он в ударе, слова просто льются рекой, и тогда он это любит. Когда он тормозит, отвлекается на белобрысых парней, или зловещие кофемашины (потому что, ясное дело, разумная кофемашина не станет использовать свои силы во благо), или на что-то ещё, то писанина становится самым трудным в мире делом. Ему кажется, что из него вырывают каждое слово, и от этого он испытывает боль. Не помогает и то, что он застрял в городе Грустьвилле с текущим населением из одного человека. Его персонажи не будут улыбаться, если им заплатить. Они ужасно много тоскуют. Не замечают взглядов друг друга и долго тяжело вздыхают. Это безнадёжно. Если бы они просто пообщались, они бы поняли, как влюблены, и разобрались бы с этим. Но вместо этого они в центре военных действий, и каждый день может стать для них последним, а они едва узнали друг друга. Если писать об этом страницу за страницей, можно впасть в хандру. Баки просто хочет перейти сразу к поцелуям. Описывать поцелуи он умеет. Ну, возможно. Его первый роман тоже был по большей части трагический. Боже, когда он успел стать таким трагиком? Какого чёрта люди это покупают? Серьёзно, какого чёрта они оставляют хорошие отзывы? И всё же люди их оставляли. Дюжинами и сотнями. Все хотят знать, что произойдёт с Мэтью и Лео дальше. Ага, геи в армии, во время одной из самых кровавых войн в истории. Он идёт по этому клише. Бросьте в него камень. Баки вырос с мамой, которая читала семейные саги сериями, и однажды, снедаемый скукой и любопытством, он тоже начал их читать. И так и не остановился. Он нашёл военную тематику восхитительной, пускай и мрачной, и полюбил идею того, как человеческий дух торжествует, того, как любовь торжествует вопреки всему. Так что назовите его старым романтиком. Его и кем похуже называли. Баки пишет, не особо вдумываясь, и его пальцы порхают по клавиатуре так, словно у них есть собственный разум. Ему нужно закончить эту главу, или его агент возьмёт его за яйца. И он очень хотел бы, чтобы это было преувеличение. Наталья — суровая, честная настолько, что порой может показаться безжалостной, и очень-очень русская. Она знает, что Баки вырос в России, и поэтому отказывается говорить с ним по-английски без крайней на то необходимости, и это действительно отвлекает его от попыток написать сцену. Будет очень трудно объяснить, почему два американских солдата в пылу сражения вдруг начали разглагольствовать на русском языке двадцать первого столетия. Но ему очень нравится говорить на языке своей матери, нравится так, что порой русские слова слетают с его языка легче, чем английские. Его русский не идеален: переехав в Штаты в двенадцать, Баки яростно боролся с акцентом и совершенствовал свой английский, так что у него остался лишь странный, едва уловимый выговор. Правда, порой его разум подбрасывает в идеальное простое английское предложение странное русское словечко, отчего Баки на время теряет дар речи. Это расстраивает. Заставить героев поговорить друг с другом трудно; возможно, психотерапевт попробовал бы поискать причину этого в том, что иногда и сам Баки испытывает трудности в разговорах с людьми. Глубокие. Фрейдистские. Скажите, это сигара напоминает вам пенис? Он мысленно хихикает, а затем ловит себя на этом и делает серьёзное лицо. Блондинчик снова смотрит на него. Баки бросает ответный взгляд из-под ресниц, достаточно незаметный, чтобы тот не смог распознать. Темнокожий парень рядом с блондинчиком взъерошивает ему волосы, и тот гневно смотрит. На его лице проявляется множество эмоций, и Баки хотел бы описать их все. Он пытался дать этому парню имя, но ни одно не казалось подходящим. Крис? Нет. Том? Нет. Сэм? Нет. У Баки было предчувствие, что это должно быть нечто традиционное. Какое-то сокращение от чего-то более длинного. А ещё где-то там должно было быть спрятано второе имя. Как будто Баки мог говорить о вторых именах. «Джеймс Бьюкенен Барнс» слетало с языка подобно наковальне, на полной скорости врезающейся в землю. Так что его зовут Баки — имя из тех, что можно дать собаке, но, наверное, не человеческому детёнышу. Это была вина его сестры, которая придумала такое сокращение. А слово его сестры — почти что святое писание. Всё происходит так, как скажет она. Так что Баки Барнс или, если говорить о публикации книг, Джеймс Б. Барнс. Иметь два имени удобно, потому что это позволяет ощущать некоторую свободу, которой у других авторов может и не быть. Не то чтобы он знал наверняка, он в общем-то и не общался с писательскими тусовками. У писателей вообще есть тусовки? Баки как-то в этом сомневается, всё-таки это дело, которым занимаются в одиночку. Именно поэтому Баки решил писать в кофейне. Он сходил с ума, когда он сидел дома перед ноутбуком и пялился в чистый текстовый документ. Здесь у него по крайней мере была подходящая обстановка и потенциальная возможность (к несчастью, лишь потенциальная) контакта с людьми. И пускай единственное, что он говорит, это «Один горячий шоколад для Баки, пожалуйста» и «Спасибо», то да, он мог и лучше, но что поделать? У него был дедлайн. Надвигающийся дедлайн. И герои, которые не хотят общаться. Некоторые персонажи общаются. Вокруг Мэтью собирается компания солдат, которые слегка поддразнивают его, спрашивая, ждёт ли его дома девушка. Лео смотрит на это с едва скрываемой тоской, притворяясь, что пишет письмо маме, но на самом деле просто рисует каракули. Вот так жизнь влияет на искусство. Кое-что очень-очень нужно закончить. Так не может продолжаться. Или Баки найдёт другую кофейню (вариант хоть и искушающий, но неприемлемый), или сделает шаг навстречу белобрысому парню. А затем, возможно, и его герои сделают шаг навстречу друг другу. Баки не завидует им в этом решении. Он весьма признателен, что находится не в зоне боевых действий, а всего лишь в очень плохой, чудовищной кофейне. Он в самом деле не может утверждать, что этого достаточно. Здешний кофе ужасен. Но есть один выход. Баки достаточно читал о знакомствах как в кино, чтобы понять, как они происходят. У него есть месяц, чтобы закончить историю, и он не может ждать и минутой больше. Открыв свой первый роман (весь из себя потрёпанный, с пометками и подчёркиваниями), он пишет на первом форзаце свой номер телефона. Затем, поскольку это может показаться чересчур очевидным, добавляет: «Если вы нашли эту книгу, пожалуйста, напишите мне». Теперь нужно всего лишь пройти мимо блондинчика, уронить книгу и надеяться. Закатив глаза от собственного поведения, Баки сохраняет документ, копирует его в Dropbox, закрывает ноутбук и собирает книги в стопку, достаточно шаткую, чтобы нужная книга выпала. Он оставляет стакан там, где он и был. На нём написано «Бакен». На нём всегда написано «Бакен». Его имя никогда не слышат правильно. «Ладно, вставай. Давай, вставай, вот так, молодец. Теперь пройди мимо его стола. Да, он глядит на тебя, смотри на официантку… помоги всевышний тем, кто здесь на самом деле ест, они что, умереть хотят? Ладно, а вот теперь роняй книгу». Книга падает из рук, и Баки притворяется, что не заметил, как она приземляется у ног белобрысого. Он спешно покидает кофейню, заворачивает за угол, а затем опускается на корточки в переулке и пытается дышать ровно. Теперь всё в руках судьбы. Он сделал всё, что мог. А если подумать, Наталья говорит, что «общение — вот ключевой элемент». Да что Наталья понимает?***
Бакен роняет книгу прямо под ноги Стиву. Если бы Стив не знал, он подумал бы, что это было спланировано. Мгновение он сидит без движения и глядит, как Бакен покидает кофейню, а затем берёт в руки себя (и книгу) и вылетает следом. И обнаруживает, что улица полна народа, но Бакена среди них нет. Вздохнув, он разворачивается и возвращается внутрь. — Нашёл своего парня? — спрашивает Сэм. Стив мотает головой. — Ну, ты попытался и бездарно провалился. Понял, в чём был урок? — спрашивает Райли. — Никогда не пытайся, — говорит Стив. — Чертовски верно, — соглашается Клинт и пихает Стива в плечо с силой, строго говоря, большей, чем нужно. — Ай, — говорит Стив. — Поцеловать, чтобы не болело? — Клинт шевелит в сторону Стива языком. Стив отшатывается, притворяясь, что в ужасе. — Нет уж, спасибо. Я буду хранить себя для Бакена, — кисло говорит он. — Бедный Бакен. Однажды по его стопам направится ураган подавленной сексуальности, — смеётся Райли, и Сэм толкает его локтем. — Эй, это похоже на меня, — говорит Стив, пытаясь не усмехаться. А затем он вздыхает, перекидывая книгу из руки в руку. Возможно, Бакену нужна эта книга. В следующий раз, когда Стив увидит Бакена, он вернёт ему эту книгу. Без единого слова. Возможно, через Клинта, Сэма или Райли. Нет, они ни за что на это не пойдут. Они заставят сделать это его. Вот чёрт.***
Проходит неделя, и Баки чуть ли не подскакивает к своему телефону всякий раз, когда тот вибрирует от нового сообщения. И каждый раз ему приходится останавливать себя, чтобы не швырнуть его через всю комнату от разочарования. Блондинчик ни разу ему не написал. Это всегда его сестра, или мама, или Наталья, которая спрашивает его, какого хрена он думает, что в игрушки играет, и говорит, что, если он в скором времени не пришлёт ей новую главу, она наточит нечто под названием «щипцы Бурдиццо». После того, как Баки гуглит, что это, ему приходится ненадолго прилечь. Он правда-правда не хочет, чтобы его кастрировали. И всё же великий роман сам себя не напишет. Завернувшись в одеяло и обложившись вкусностями, Баки Барнс сидит за ноутбуком в своём подвесном кресле от ИКЕА (должны же у человека быть роскошества, ясно?) и дуется. И какой позор, что некому это увидеть, потому что он знает, что выглядит мило, когда дуется. Его губы созданы для этого. Ухмыльнувшись, он воображает, что тот белобрысый парень сидит неподалёку и смотрит, как Баки дуется. Если честно, то белобрысый, кажется, делал это уже бессчётное число раз. Баки съедает печеньку «Орео». Он дочиста облизывает пальцы и устраивает их над направляющими выступами на клавиатуре. Готов писать. Паникует. Ест ещё печеньку. И так далее. «Ладно. Писать. Давай, Барнс, ты же можешь. Писать — это твоя работа. Твоя профессия. Ты в буквальном смысле делаешь на этом деньги. Из них ты платишь аренду. Так что тебя останавливает?» «Мэтью искоса смотрел на Лео. Тот всегда выглядел хорошо, был ли покрыт грязью и кровью или же чист как стёклышко. Не то чтобы кто-нибудь из них мог ныне утверждать, что они чисты как стёклышко. Мэтью воображал, что лет до девяноста будет вычищать грязь из-под своих ногтей. Если столько проживёт. Эта война, эта бессердечная, бесконечная война. Он знал, что сражается на стороне добра, знал, что должен выступить против Гитлера и его нацистской армии, знал, что выполняет свой долг во благо человеческой расы. Но сколько бы он отдал, сколько бы он в этот момент отдал за то, чтобы прогуляться по бруклинским улицам, вдохнуть смесь запахов городской жизни, а не бесконечного парада практически сверхъестественных запахов. Грязь и смерть. Можно не думать, что у смерти есть запах, но он был. Он тянулся по воздуху, насмехаясь над выжившими. Каждый человек ощущал его. Каждый человек будет это отрицать. Смерть не пахла разложением или чем-то другим простым. Она пахла как нечто более чистое и более ужасное. И она следовала за ним. Мэтью знал, что не выберется с этой войны живым. Никогда в жизни он не проследит линию челюсти Лео своим языком. О, теперь он уже давно не отрицал. Он мог трепать языком о девушке, которая ждёт дома, но именно Лео он желал. И никогда, ни за что не мог его заполучить. Лео, казалось, каким-то шестым чувством ощущал, когда Мэтью думал о нём, потому что он поднял глаза. Их взгляды пересеклись, но затем Мэтью уронил голову и отвернулся. Родиться бы в другое время, в другом месте, и всё могло бы быть по-другому. Легче. Может быть, то, что он ощущал к Лео, было бы приемлемо. Он слышал о местах, о городских районах, где не столь сильно не одобряли непохожих. Вот бы жить такой жизнью! Жить с другим мужчиной, любить другого мужчину. Это было практически за пределами понимания. И всё же его мысли слишком часто к этому обращались. Несколько месяцев назад — Мэтью был в этом уверен — настал миг, когда после кровавой бойни — назвать это боем было бы слишком изысканно — в воздухе пронёсся электрический разряд. А затем Лео взглянул на него, и Мэтью почти позволил себе надеяться. Но нет. Он умрёт на этих полях, в этих башмаках — ещё один солдат, павший за правое дело. Никогда не узнав прикосновения Лео. И, знаете, иногда он почти мог смириться с этим». Ого, ладно, притормози-ка с трагичностью, Барнс. Ясное дело, что война не полна роз и солнца, но должен же быть и луч света. И таковой будет. Он в этом уверен. Его герои просто не подыгрывают. У бедра вибрирует телефон, и Баки едва не выскакивает из собственной кожи. Он тянется за ним и разблокирует. Бекка. Его сестра. Он вздыхает (в последнее время он часто это делает, это становится чем-то вроде привычки) и без интереса отвечает на сообщение, а затем снова швыряет телефон рядом с собой. Не то чтобы он не любит сестру, но он ждёт кое-какое сообщение. Точно так же, как Мэтью ждёт знака. Баки знает, что Мэтью поймёт, когда увидит его. А насчёт себя не уверен. Плотнее закутавшись в одеяло, Баки ставит ноутбук на пол и позволяет себе окуклиться в своём странном подвесном кресле. Это почти похоже на утробу, безопасное место, где свет более мягкий и не такой резкий. Большую часть своего первого романа Баки написал преимущественно в этой же позиции, страдая от жестокого расставания и гневаясь на весь мир. А теперь он просто хандрит. Для писательства это неблагоприятно.***
— И ты её даже не читал? — недоверчиво спрашивает Сэм, косясь на книгу, которую Стив держит в руках. План состоит в том… план состоит в том, чтобы сегодня вернуть её Бакену. И чтобы при этом не запинаться, не лепетать и не стошнить (последнее, надеется Стив, точно невозможно, но прямо сейчас он не доверяет собственному желудку). Бакен ещё не пришёл, он необычно задерживается, и Стива покалывает чувством утраты. Что, если Бакен решил пойти куда-нибудь ещё? Что, если эта книга была ему очень нужна, а то, что Стив так тормозил и не искал его, повлекло за собой цепочку неудачных происшествий, которые привели к тому, что Бакен заперт где-то далеко за пределами досягаемости Стива? Или что-то в этом роде. Возможно, он просто опаздывает. — Конечно, я её не читал! — снова включается в разговор Стив. — Она же не моя. — Это просто книга, Стиви. Непохоже, что он написал эту хреновину, — коротко бросает Сэм, кивая на корешок книги. Он весь в заломах, и буквы почти не разобрать, но на нём всё же написано «Джеймс Б. Барнс», и явно не «Бакен». «Джеймса» никоим образом нельзя сократить до «Бакена». Стив никогда не подумал бы, что поймает себя на такой мысли. Ладно, он признает, что проглядывал аннотацию. Книга была посвящена практически любовной истории двух солдат в центре Второй Мировой войны. От этого Стив захотел прочесть книгу, но не стал. Читать чужие книги без спроса — плохо. Есть такое правило. Наверное. — Сэм, — говорит Стив, когда ему в голову так сильно бьёт мысль, что у него практически дух захватывает. — Стив, — бесстрастно отвечает Сэм. — Мне нужен стикер, — продолжает Стив. — Стикер, — повторяет Сэм ровным, ничего не выражающим голосом. — Для книги, — добавляет Стив. — Для книги, — сухим тоном говорит Сэм. — Здесь что, эхо? — спрашивает Райли. Он садится рядом с Сэмом и легко закидывает руку тому на плечи. Клинта ещё нет, так что они здесь только втроём. Сэм и Стив по очереди делают осторожные глотки клубничного молочного коктейля, стоящего между ними, отчего Райли приподнимает бровь («Клеишь моего парня, Роджерс?»). — Я не могу решить, на что похож вкус, но это определённо не клубника. Вот, попробуй, — говорит Сэм, предлагая напиток Райли. — Что до твоей книжки, зачем ей нужен стикер? — спрашивает он у Стива. Райли делает глоток напитка, не заботясь о том, что обменивается со Стивом слюной. Их дружба из тех, что совершенно не боится телесных жидкостей. — Это похоже на йогурт, но не в хорошем смысле? — предполагает Райли. — Как если бы йогурт был более тягучим. И, ну, безвкусным. А это странно, если учесть, что йогурт по самой своей природе не имеет вкуса, — говорит Сэм. Стив кашляет, привлекая к себе внимание. — Точно. Проблемы белых парней. Прости, Стив. Ты говорил, что для твоей книги нужен стикер, — говорит Сэм. — Первое: это не моя книга. Второе: я подумал, что мог бы, ну, написать на нём что-нибудь, передать её Бакену и, понимаете, немножечко пригласить его на свидание? — мямлит Стив. Потрясающе, теперь он мямлит, а Бакена пока что и вовсе нет. — Закон на стороне владельца, — говорит Райли, и Сэм щиплет его за руку. — Ой. — Ты в самом деле собираешься пригласить его на свидание? — спрашивает Сэм у Стива. — Немножечко. Я сказал, немножечко, — защищается Стив. — Кто кого приглашает немножечко? — Клинт подходит и плюхается рядом со Стивом, умудряясь занять большую часть его сиденья. — О, так если ты хочешь подслушать, ты слышишь прекрасно, но, когда я прошу тебя передать пульт, ты глух как пень. Удобно, — отмечает в сторону Сэм. — Дешёвые батарейки. Да ладно, чел, выкладывай. Ты пригласишь Бакена на свидание? — Клинт сильнее наваливается на Стива, как перевозбуждённый лабрадор. — Я приглашу Бакена на свидание, — говорит Стив, смирившись со своей судьбой. Он должен радоваться этому сильнее, это может быть потенциально хорошее решение. Все знаки указывают на то, что Бакен по парням (сколько парней-натуралов читают гейские драмы о Второй Мировой?), но нравятся ли ему парни комплекции Стива? Все знаки указывают на «Переспроси попозже», что совершенно не помогает. Клинт улюлюкает в ухо Стива, слишком громко, а затем обхватывает Стива руками и крепко сжимает. — Мой малыш Стиви вырос и нашёл себе пару на выпускной. Запомни, влияние толпы — это тема. Не делай ничего, чего не сделал бы я. — Какого… нет. По большей части нет. Я буквально всего лишь спрошу, не хочет ли он выпить кофе. Хотя, если хорошо подумать, это всё равно что спросить кого-то, нравится ли ему Эбола. Я спрошу его, не хочет ли он как-нибудь выпить горячего шоколада. Без вашего, парни, наблюдения, — упреждает он. — Ах, Стив, — говорит Клинт. Стив игнорирует его. — Райли, как ты пригласил Сэма на свидание? — Стив выкручивается из хватки Клинта и сосредотачивается на Райли. Сэм хихикает. Похоже, что Стив должен это знать, и ему интересно, почему он не знает. — Я спросил его, не хочет ли он, чтобы я ему отсосал, — довольно беззаботно отвечает Райли. Ах, вот оно что. Стив заставил себя это забыть. Интересно, что ещё он заставил себя забыть с тех пор, как начал общаться с этой троицей. — Бр-р-р, — красноречиво говорит он. Он практически не замечает, что мимо, задев его, кто-то проходит, пока не видит, кто это. Бакен. Сегодня его волосы распущены, и он небрит. Он выглядит как ангел возмездия. Он даже кожаную куртку надел. — Двойное бр-р-р, — говорит Стив. Потому что он умеет общаться. — Кажется, мне нужно пойти купить стикеры. Это может оказаться интересно, — говорит Сэм, сбрасывая с плеч руку Райли. Он целует Райли в щёку, отстраняется прежде, чем Райли успевает перейти к развратному поцелую, и сбегает. — И ручку прихвати! — кричит Клинт. Стив стреляет в него взглядом. — Ой, да ладно, как будто у тебя с собой есть ручка, — замечает он. Ладно. Одно очко Клинту. Сэм оглядывается, показывает пальцами «ОК» и затем уходит. Райли толкает клубничный коктейль в сторону Клинта. — Вот, попробуй-ка это, — говорит он.***
Баки делает заказ и садится на своё место, но только после того, как замечает кое-что очень важное. Блондинчик держит в руках книгу Баки. И бережно перекладывает туда-сюда, словно какую-то драгоценность. Он вообще её не открывал? И именно поэтому не написал? Он так защищал личное пространство Баки? Темнокожий парень встаёт, машет рукой и уходит, и компания усаживается поудобнее. Белобрысый решительно не смотрит на Баки, и это что-то новенькое. Остальные двое, оба с волосами цвета грязной мыльной пены и плотоядными ухмылками, на Баки как раз-таки смотрят. Баки раскрывает ноутбук и прячется за ним. Он делает глоток горячего шоколада и открывает текстовый документ. Он немного продвинулся, герои всё продолжают сохнуть друг по другу. Поскольку сейчас Баки пишет, не опираясь на собственный опыт, ему интересно, не слишком ли он потворствует своим желаниям. О, да, пусть это никогда не будет сказано, Баки Барнс не самоуверен. Троица за другим столом передаёт друг другу какой-то напиток. Они берут его по очереди, отпивают и морщатся после каждого глотка. Кажется, они его оценивают, и да помогут им небеса. Баки вполне уверен, что понял динамику отношений внутри группы: двое из них встречаются, а двое — одиночки, или, по крайней мере, не приходят со своими пассиями. Блондинчик — одинок. Надо надеяться. Блондинчик обводит буквы, вытисненные на обложке книги. Название — его выбирал не Баки, это была работа Натальи — «Братья по оружию». Просто на всякий случай, если в книге, и без того полной штампов, не хватало ещё одного. Сиквел, по мнению Баки, должен был называться «Братья на войне», хотя, возможно, приставку «братья» стоит выбросить из-за того, что сюжет раскочегарится, а Мэтью с Лео вытащат свои головы из задниц и поговорят друг с другом. Баки распланировал всё их будущее — они вернутся с войны героями, поселятся в маленьком доме на ферме с несколькими курами, в деревне, где соседи не задают слишком много вопросов. Их жизнь будет спокойной, но после ужасов войны это лучшее, что Баки может дать им. Темнокожий парень возвращается с торжествующим видом, плюхается рядом со своим парнем и размахивает бумажным пакетом в сторону белобрысого. Тот берёт его и краснеет. Ради всего святого, что там может быть? Теперь до Баки резко доходит, что он всё время думает о белобрысом как о мальчишке, а не как о мужчине. Не в пугающем смысле, просто потому что он невысокий, довольно-таки миниатюрный и очаровательный. Баки хочет сделать с ним много-много всякого, но, как оказалось, если отбросить в сторону первую вспышку похоти, фантазии Баки крутятся вокруг того, чтобы вдвоём с ним завернуться в одеяло и есть суп. Баки усвоил, что белобрысому никогда не бывает по-настоящему тепло (он не знает, почему так думает — возможно, из-за кардиганов), и хочет его согреть. Другая часть Баки хочет узнать, как заставить его покраснеть (немного надо, как он уже понял, или так, или просто его друзья — большие пошляки). Но по большей части Баки хочет поговорить с этим парнем, услышать, какими словами он разговаривает, и узнать о нём побольше. Баки относится к словам с позиции писателя, он использует их, чтобы познакомить людей со своими персонажами, и, в то же самое время, чтобы познакомиться с другими людьми. Слова — это способ забраться кому-нибудь под кожу и понять, как он устроен. Слова можно шепнуть или прокричать, и в обоих случаях они могут иметь одну и ту же ценность. Слова — изумительны. Баки хочет узнать, какие слова скажет белобрысый. Баки смотрит, как он вытаскивает из пакета содержимое и выкладывает на стол. Стикеры и упаковка ручек? Баки наблюдает, как белобрысый пытается разорвать пластиковую упаковку с ручками, а затем передаёт её своему одинокому другу, который раздирает её зубами. Ручки разлетаются во все стороны и падают наземь, как маленькие ракеты. Белобрысый морщится и кидает быстрый взгляд на Баки, а затем наклоняется и едва не разбивает голову о край стола, подбирая ручку с пола.***
— Просто отлично, Клинт, — со смехом говорит Райли, пока тот подбирает ручки вокруг стола, куда они попадали. — Какой молодец. Стив вспыхивает румянцем. Он знает, что Бакен видел. Что он, должно быть, думает о них? Ещё не слишком поздно разорвать дружбу с этими парнями? Возможно. Они знают все его секреты. Или большую их часть. Не то чтобы у него на самом деле много секретов. Но иногда ребята норовят споить Стива, просто чтобы узнать, не скрывает ли он от них что-нибудь новенькое. Стив настолько мало весит, что каждый раз на это попадается, и это стабильно заканчивается рвотой и слезами возле ванны. Теперь его самый глубокий и самый тёмный секрет — это Бакен, что вовсе и не является секретом. Это секрет Полишинеля. Секрет, о котором не просто смеют говорить в открытую — если бы Клинт и Райли могли, они бы орали об этом с крыш. Стив благодарен Сэму. Тот служит посредником. Без Сэма эти двое его бы просто заебали. Стив разрывает упаковку стикеров и прилепляет верхний на обложку книги Бакена. Он разглаживает его, а затем понимает: нужно придумать, что на нём написать. Он сказал, что позовёт Бакена на свидание, и он это сделает. Просто… Как? Как люди это делают? Его что, не было в школе в тот день, когда это проходили? — «Я. Хочу. У. Тебя. Отсосать». Пять слов. Ты можешь это сделать, Стив. — Райли наклоняется через стол. — Я не буду это писать, — отвечает Стив. — Ты должен написать что-нибудь, — говорит Клинт. — Скажем, «Приветик, я уже некоторое время сталкерю тебя, и я хочу это узаконить, ты пойдёшь со мной на свидание?» — предлагает Сэм. — Ты. Не. Помогаешь, — цедит Стив. — Придумал! — Сэм хватает ручку, а вместе с ней и книгу. Он что-то царапает на стикере. Когда он заканчивает, Стив выхватывает книгу назад. Это довольно-таки… идеально. Там написано: «Расскажи мне сказку», — а затем номер мобильника Стива. Если предположить, что Бакен на самом деле писатель, это идеально. — Мой парень — гений, — говорит Райли и ластится к Сэму. — М-да? — Клинт неуверенно машет рукой в воздухе. — Я бы остановился на минете. — Нашему Стиви в этом плане непросто, — говорит Райли. А затем они добавляют все хором: — Не то чтобы в этом было что-то плохое. — Потому что они — люди двадцать первого века, и, честно говоря, обвинения в половой распущенности ниже их достоинства. Совсем немного ниже их достоинства, но это уже что-то. А вот предлагать незнакомцам отсосать — не ниже их достоинства. Иногда у Стива путается в голове. — Как я отправлю её отсюда к… — Он, как ему кажется, очень незаметно указывает в направлении Бакена. Сэм вздыхает. Должно быть, это заразно. — А ты не можешь просто пойти и отдать ему книгу? — спрашивает Сэм. — Нет, — решительно отвечает Стив. — Правда? В смысле, правда-правда? — спрашивает Сэм, не совсем разочарованный. Обычно он очень понимающе относится к проблемам Стива понимающе, но иногда… Иногда можно обойтись без этого. — Правда. У меня ноги в вату превратились, — говорит Стив. Клинт пинает его. — Ау. Какого чёрта? — Стив гневно глядит на Клинта. — Как по мне, они довольно твёрдые, — пожимает плечами Клинт. — Ладно, ты сделаешь вот что, — начинает Райли. Все напрягаются. Вариантов того, что он скажет, может быть несколько. — Ты идёшь к стойке, заказываешь наименее отвратительный маффин и просишь, чтобы его отнесли Бакену вместе с книгой. По твоей просьбе. Возможно, тебе стоит назваться. Ладно, могло быть и хуже. Все облегчённо выдыхают. — Чего? У меня бывают хорошие идеи! — протестует Райли. — Я же как Казанова. — Везёт тебе, что ты миленький, — говорит Сэм. — А вот теперь мои чувства задеты. Вроде как. — Райли надувается. Сэм наклоняется к нему и целует его прямо в губы. — Белые парни, — говорит он себе под нос. Стив на другом конце стола изо всех сил пытается перевести дух. У него в руках книга, и у него есть план. Он — человек с планом. И это неплохой план. Из всех возможных планов этот почти хороший. — У тебя получится, — подбадривает Сэм. — Мы даже можем уйти сразу после этого, если ты не хочешь позависать здесь и подождать его ответа. — Сэм начинает собирать их вещи. В этот момент Стив очень, очень благодарен Сэму Уилсону. — Хорошо. Я это сделаю. — Стив аккуратно встаёт, едва держась на ногах, и направляется к стойке. Слава богу, очереди нет. Он заказывает маффин, и у него совершенно точно не выходит остаться незамеченным, когда он указывает, что хочет передать его за столик Бакена. К счастью, Бакен, кажется, погружён в то, что он там печатает, и не смотрит на Стива. Официантка бросает на Стива взгляд, который как бы говорит, что для такого ей слишком мало платят, так что Стив суёт в банку для чаевых пятидолларовую банкноту. Она поднимает бровь. Он всовывает ещё пять долларов. Она кивает, забирает у него книгу и выбирает маффин с двойной шоколадной крошкой. Официантка выходит из-за стойки, и Стив сбегает, не оглядываясь, не желая видеть, как Бакен получит книгу. Его сердце стучит так быстро, что он может на самом деле упасть в обморок, а в глазах всё плывёт. Он встречается с Сэмом и остальными парнями снаружи, и Сэм обхватывает его за плечи и помогает считать вдохи и выдохи, пока мир не перестаёт вращаться. — Ну… в общем и целом, можно сказать, что это успех, — комментирует Райли. — У меня случилась паническая атака, — тихо говорит Стив. — Ага, но он-то её не видел. Тебе начислены очки за благоразумие, — говорит Клинт. — Нет ничего дурного в том, что у тебя была паническая атака. А теперь давай отведём тебя домой и зарядим твой телефон. Ведь теперь-то ты не захочешь пропустить ни одного сообщения, да? — спокойно говорит Сэм. Он берёт Стива под руку и поддерживает, чтобы он мог идти. Райли пожимает плечами, а затем берёт под руку Клинта. Клинт притворно восторгается. Они медленно идут по улице, и Стив никогда ни о чём так не беспокоился, как о телефоне в кармане.***
На стол Баки бесцеремонно плюхается нечто, а следом за ним — маффин с двойной шоколадной крошкой. — Комплимент от Шкива, — сообщает официантка и удаляется. Баки выжидает секунду, прежде чем поглядеть на объект, который ему буквально швырнули. Это его книга. А спереди к ней приклеен розовый стикер. Баки читает его. Затем перечитывает. Разглаживает, обводя буквы кончиками пальцев, и снова читает. Читает едва слышно вслух. У него есть номер телефона блондинчика. Или это жестокая шутка. Но он сомневается, что тот был бы настолько жесток. В конце концов, блондинчик идеален. Но «Шкив»? Так сказала официантка? Она имела в виду «Стив», или в подобных местах есть правило, по которому никого не называют настоящими именами? Стив. Стивен. Ему идёт. Баки и Стив. Стив и Баки. А они в самом деле сочетаются. Ладно. Успокоиться. Выдохнуть. Баки вылавливает из кармана телефон и вбивает номер. Он сохраняет его под именем «Шкив», потому что это, ну, мило. Интересно, как Шкив называет его. Конечно, это означает, что Баки придётся делать первый шаг. А он думал, что вроде как уже сделал его, когда дал Шкиву свой номер. Но, очевидно, Шкив был человеком добродетельным и не читал книгу Баки. Но он попросил, чтобы Баки написал ему сказку. Что это значило? Кроме очевидного, конечно, — того, что Шкив заметил, что Баки много пишет. Он догадался, что эту книгу написал Баки? Невозможно. Никто не сокращает Джеймса до Баки. Итак. Он должен рассказать Шкиву историю. И она должна быть хорошей. Он открывает новый документ и начинает записывать идеи. Он не хочет отправлять ничего, пока не будет абсолютно уверен, что отправляет правильную вещь. А как бы вы заигрывали с парнем, за которым наблюдали больше недель, чем можете подсчитать?***
Когда приходит сообщение, Стив проверяет своих кошек в Neko Atsume. Он едва не роняет телефон. Ладно, он на самом деле роняет телефон, а затем ругается, но, к счастью, экран цел. Стив поднимает телефон, стряхивает с него комок пыли (ему действительно стоит в один прекрасный день пропылесосить. Если бы у него был пылесос) и делает глубокий вдох, а затем разворачивает текст. Это iMessage, и это подходит Стиву, потому что эй, это же бесплатные сообщения. Он пытается сфокусировать взгляд на словах перед собой. Он делает ещё один глубокий вдох и погружается. «Давным-давно (разве не так начинаются все самые лучшие сказки?) жил-был мальчишка. Но не простой мальчишка. У него была волшебная сила, понимаешь. Его улыбки заряжали город электричеством. Когда он смущался, огни подмигивали. Каждая счастливая мысль обогревала всё вокруг него, как печной огонь. Он был живой электростанцией, топливом для которой были любовь и добрые пожелания. Частенько люди не верили, что это маленькое человеческое существо может вмещать столько энергии, но скоро в этом убеждались. Люди приезжали отовсюду, чтобы побыть рядом с ним, но мальчишка ускользал от внимания. Разумеется, у него были близкие друзья, но ему не нравилось внимание, которое привлекали к себе его силы. Он просто хотел, чтобы его любили за то, какой он есть. Он хотел, чтобы был кто-то, кто понимал его. А теперь позволь мне рассказать тебе о парне, который мог видеть одарённого мальчишку таким, какой он есть на самом деле. Кто видел, какой он был скромный, добрый и прекрасный. Кто смотрел, как тот смеётся, и чувствовал, как радость растёт в его груди, и знал, что это не только оттого, что её зажигают там силы мальчишки. Если тот мальчишка был электростанцией, тогда второй был проводником, усиленным им. И долгое время они не знали друг друга. А затем они познакомились. Встретившись, они вырубили электричество в целом городском квартале. Когда их руки соприкоснулись, полетели искры. И мальчишка с даром понял, что был не одинок. А второй парень? Ему показалось, что он горит, что его целиком и полностью захватил мальчишка со светлыми волосами и самыми голубыми глазами. Но расстаться с ним он сам не смог бы. Но это было нормально, потому что и белобрысый мальчишка не хотел расставаться. Когда они поцеловались, городская электрическая сеть взорвалась, и впервые за двадцать пять лет жители города познали темноту. Но в этой темноте вместе сияли двое мальчишек. Электрическим и живым светом. Баки». Стив прокручивает и перечитывает. И снова, и снова, пока история, кажется, не выжигается у него в голове. Бакен. Баки. Баки написал для него сказку. Тот второй парень был Баки? А электрический мальчишка был Стивом? Баки хотел поцеловать его? Он верил, что они могут отрубить электросеть целого города? Это было… вау. Стив вздыхает, но не как обычно. Он прикусывает губу и теребит её передними зубами. Кожа в этом месте потрескавшаяся и раздражённая. Стив перепробовал, наверное, дюжину гигиеничек, и терял каждую после пары использований. Но теперь он беспокоился о поцелуях с Баки. Баки. Не Бакен. Имя легко встаёт на своё место в его голове, и Стив улыбается. Конечно, его зовут Баки. Конечно же. И он написал для Стива сказку.***
От: Шкив Вау. От: Шкив То есть, я, наверное, должен написать что-то более существенное, чем это. Но по большей части просто вау. Телефон Баки дважды гудит. Шкив ответил на его сказку. У Баки ноют пальцы от того, что он аккуратно печатал её на тачпаде, а затем тщательно вычёсывал опечатки. Наконец он отправил её и надеялся на лучшее. Он воспринимает ответ Шкива как добрый знак. Его телефон снова гудит. От: Шкив Теперь я наконец знаю твоё имя. Баки усмехается. Он знает, что нужно ответить, но у него слишком кружится голова. Шкиву понравилась его сказка! «Ладно, ты взрослый человек, Барнс. Просто будь крутым». От: Баки А как ты раньше меня называл? От: Шкив Ты будешь смеяться. От: Баки Обещаю, что не буду. От: Шкив Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать. От: Баки Всё так плохо? От: Шкив Нет, просто по-дурацки. От: Баки Да ладно, Шкив, скажи мне. Пожалуйста. От: Шкив Шкив? От: Баки Я знаю, что тебя, вероятно, зовут Стив, но именно так назвала тебя официантка. От: Шкив Она нас не любит. С тех пор, как Клинт обругал её кофе ей в лицо. От: Баки Сказать по правде, он ужасен. Который из твоих друзей Клинт? От: Шкив Тот, который часто носит фиолетовое. А Райли — тот, который настаивает, что нужно носить майки-борцовки даже зимой. Такие, с чересчур низким вырезом. Всем видны его соски. Это вроде как неприлично. А Сэм — единственный, кто в своём уме. А я — Стив. Не Шкив. А ты — не Бакен. От: Баки Бакен? Ты называл меня Бакен? От: Шкив … От: Баки Как ты вообще придумал, что меня зовут Бакен? От: Шкив Возможно, Клинт немного следил за твоим стаканом из-под кофе. Я клянусь, что мы неопасные, правда. От: Баки Он… следил за моим стаканом? От: Шкив Следил за ним на всём пути из мусорки. От: Баки Понятненько. Так значит, Бакен, а? Баки подходит мне больше, или ты и дальше будешь называть меня Бакеном? Потому что это может выйти неловко. … Шкив не отвечает тотчас же. Баки интересно, не слишком ли он поторопил события. В конце концов, они едва знакомы. От: Шкив Думаю, Баки тебе идёт. Это довольно необычно. А ты очень необычный. От: Баки Я не необычный. У меня просто дурацкое имя. … От: Шкив Ты не похож ни на кого из всех, что я встречал прежде. От: Шкив О Боже, притворись, что я этого не отправлял. Я хотел это стереть. Мысленно Баки приплясывает от радости. Шкив очарователен. И Баки поставил бы все свои деньги на то, что он прямо сейчас покраснел. От: Баки Если это как-то поможет, моё настоящее имя — Джеймс. И я уверен, что ты только сегодня видел дюжину людей, кто выглядит точно так же, как я. Бруклин — большое место. Он знает, что форсирует события, но не может удержаться. Он должен знать. Значит ли он для Шкива столько же, сколько Шкив значит для него. … Эллипс набираемого сообщения мигает и дразнит его. Наконец телефон гудит. От: Шкив Не хочу прозвучать пугающе, но ты вроде как один в своём роде. Зачем мне ещё продолжать возвращаться в эту адскую забегаловку? От: Шкив А ещё ты не похож на Джеймса. От: Шкив Срань господня, ты же не «Джеймс Б. Барнс», правда? В смысле, автор книги, которую ты уронил? От: Шкив Притворись, что я сказал об этом спокойнее, но раньше я никогда не встречал публикуемых авторов. От: Баки Это я. Полагаю, это подтверждает одну теорию. Ты не читал книгу. На заднем развороте есть моя фотография. От: Баки Чёрт возьми, спереди под обложкой — мой номер телефона. … От: Шкив Я не хотел вторгаться в твоё личное пространство! От: Баки Ах ты ж плюшечка с корицей! От: Баки Слишком чист для этого мира. От: Шкив Погоди-ка. От: Шкив Ты специально уронил книгу? От: Шкив Или у тебя привычка такая — на всех своих книгах писать номер телефона? От: Баки Первый вариант. От: Шкив Ой.***
Стив на мгновение прерывается, чтобы сделать вдох. Просто вдох. Баки… Баки нарочно уронил книгу в тот день. Книгу, в которой он оставил свой номер телефона. И просто ждал, когда Стив найдёт его и напишет ему. А затем он ждал всю неделю, пока Стив думал, что он — что? Защищает личное пространство Баки. И от этого казалось, что Баки ему не понравился. Идиот, идиот, идиот. На Баки, кажется, не обратил внимания. Пальцы Стива зависают над клавиатурой, но он не знает, что ещё сказать. Баки не ответил на его «Ой». Надо заметить, что прошло всего тридцать секунд или около того. Стив прокручивает список контактов и звонит Сэму. Сэм придумает, что делать. Он терапевт. Это должно входить в его компетенцию. Сэм берёт трубку спустя пару гудков. — Стив! Он тебе написал? — весело спрашивает Сэм. На лице Стива неудержимо расплывается улыбка. — Да! — вопит он. Затем добавляет: — Он написал мне сказку. Точно как я попросил. — Срань господня. Я включу громкую связь. Райли. Райли! Положи ракетку и иди сюда. Итак, Стив, ты на громкой связи. Расскажи нам с Райли всё. — Ракетку? — мгновенно отвлекается Стив. — Не обращай внимания, давай, выкладывай, — практически умоляет Сэм. — Ну, он написал мне сказку о парне с суперспособностями. А потом я ему ответил. И с тех пор мы переписываемся. Он написал чёртову книгу. Ту, которую он уронил. Ту, в которой он написал свой номер телефона, который я не узнал, потому что не читал её, — выпаливает Стив. — Эй-эй, давай помедленнее. Это была его книга? — спрашивает Сэм. — В книге был его номер? — спрашивает Райли. — Да и да, — отвечает Стив. — Так значит, ты мог написать ему неделю назад, — отмечает Райли. — Да, — подтверждает Стив. — Значит он, возможно, подумал, что не понравился тебе, ну, или что-то в этом роде, — говорит Райли. — Ой-ой. — Не обращай на Райли внимания. Значит, сейчас всё хорошо? — спрашивает Сэм. — Ну, то есть, я художник, а не филолог, но я прочитал его сказку и… я правда думаю, что нравлюсь ему. — Стив снова широко, до ушей улыбается. — Стиви! — пронзительно вопят оба парня на другом конце провода. — И что ты будешь делать теперь? — спрашивает Сэм, почти не дыша от волнения. Стив его понимает. — Я не знаю. Мне стоит продолжать переписываться с ним, или позвонить ему, или пригласить его на свидание? Я не знаю! — ноет Стив. — Помогите мне! — умоляет он. — Хорошо, успокойся. Следи за дыханием. А ты-то что хочешь сделать? — ровно спрашивает Сэм. — Думаю… думаю, я хочу с ним встретиться, — выдыхает в ответ Стив, едва не теряя сознание. — Стиви! — снова вопит Райли. — Погоди, я позвоню Клинту, он должен это знать. — О боже, — говорит Стив и опускает голову на руки. Он слушает, как Райли звонит Клинту и описывает ему ситуацию. — Клинт думает, что тебе стоит с ним встретиться, — мгновение спустя говорит Райли. — Ненавижу соглашаться с Клинтом, — начинает Сэм, и затем его прерывает глухое «Эй!». Очевидно, что Клинт тоже на громкой связи. — Но, — продолжает Сэм, — на этот раз он прав. Вам двоим нужно встретиться и посмотреть, подойдёте ли вы друг другу, лично. Переписываться легко, но перенести общение в реальную жизнь может быть трудно. — Учитывая, как эти двое смотрят друг на друга? — фыркает Райли. — Должно получиться. — Это не обязательно. — Сэм — глас разума. Стив знает, что тот пытается уберечь его от завышенных надежд. — Значит, вам с Бакеном нужно пойти на свидание, — говорит Райли так, словно это очевидно. По правде сказать, так оно и есть. — Бр-р-р, — в панике говорит Стив. — А ещё его зовут Баки. — Но… автора книги зовут Джеймс. — Сэм, кажется, в замешательстве. — Вот прямо сейчас это совершенно неважно, — повышает голос Райли. Клинт приглушённо соглашается. — Ладно, Стив. Значит, ты должен пойти на свидание с Бакеном. Прости, с Баки, — говорит Райли. — Бр-р-р, — повторяет Стив. — Ты в порядке. У тебя всё будет в порядке. Если он на самом деле так тебе нравится, как ты говоришь, то ты пойдёшь с ним на свидание, — говорит Сэм — как всегда, глас разума. — Правда нравится, Сэм, — говорит Стив. — Тогда ты будешь вести себя как совсем большой мальчик и пойдёшь с ним на это треклятое свидание, — говорит Сэм. — Знаю, знаю. Просто это пугает. Я ни с кем не ходил на настоящее свидание после того, как расстался с Пегги, — говорит Стив. — Ну, он определённо не Пегги, — говорит Райли. — У тебя всё будет в порядке. А теперь вешай трубку и напиши ему, — говорит Сэм. — Ах, — вклинивается приглушённый голос Клинта. — Хорошо. Я это сделаю. Я напишу ему. Спасибо, Сэм, — говорит Стив. — Эй… — Протест Райли, что его не поблагодарили, обрывается, когда Стив кладёт трубку.***
Баки прижимает телефон к груди. Он ещё не ответил на последнее сообщение Шкива. Он всё ещё пытается понять его. От: Шкив Ты не хочешь пойти со мной на свидание? В обычном месте, в одиннадцать утра, в следующую субботу? Я обещаю, что не приведу с собой Трио Комедиантов. Я бы очень хотел поговорить с тобой. В смысле, по-настоящему. Баки испускает дрожащий выдох. Он очень хочет поговорить со Шкивом по-настоящему. Писать ему сообщения — это одно, но поговорить в живую? Как писатель, он жаждет услышать слова Стива. Дрожащими пальцами он набирает ответ. От: Баки Пусть будет свидание. Определённо пришла пора для танцевальной вечеринки под Тейлор Свифт. Он включает её альбом «Red» на своём iTunes и прибавляет громкость.***
В субботу утром оба парня очень взволнованы. Они совершают налёт на свои гардеробы и обнаруживают, что им нечего надеть. Они слишком много раз переодеваются. У одного из них сбоку от носа вскочил новый прыщ размером с небольшое государство. Второй от нервов искусал нижнюю губу до крови. Они оба — ходячие катастрофы. Оба они приходят раньше на десять минут. Они много и неловко кивают и жестикулируют, а затем их обоих охватывает что-то похожее на спокойствие. Они садятся за стол, где обычно сидит Баки, рядом друг с другом. Они не делали заказ, не сказали ни слова. А затем Стив протягивает Баки руку. — Шкив, рад с тобой познакомиться. И Баки говорит, потому что это ожидаемо и потому что того требует момент: — Бакен, взаимно. И затем разговор начинается всерьёз.***
«Мэтью смотрел на Лео, смотрел по-настоящему. Лео лежал перед ним без одежды, укрытый, но первозданно обнажённый. И в тот момент Мэтью понимал, точно так же как понимал и Лео. Их губы встретились, неуклюже и несовершенно, с привкусом застарелой земли и грязи, и Лео перехватил инициативу и кончиком языка попробовал Мэтью на вкус. В этот момент не было больше ничего. В этом небольшом уголке Вселенной были только они. Мэтью прикоснуллся рукой к лицу Лео, провёл большим пальцем по шершавой, почти запавшей скуле. Дыхание Лео прервалось, а затем он наклонился ближе, чтобы исследовать рот Мэтью, провёл языком по его языку, как будто именно для этого они были созданы. И в это мгновение Мэтью не мог это отрицать. Он был рождён, чтобы целовать Лео, рождён поклоняться этому алтарю. И, возможно, это святотатство, возможно, это грех, так значит, пускай его отправят в Ад, потому что, если это было богохульством, тогда он не хотел быть святым. Лео был его домом, в гораздо большем смысле, чем когда-либо был Бруклин. Лео застонал в рот Мэтью, провёл рукой по его груди. Мэтью понимал, что его сердце бьётся слишком быстро и что Лео это чувствует. Он провёл рукой по волосам Лео, переплёл пальцы с золотистыми прядями. Казалось, что делать так неправильно. Всё было слишком идеально. Лео опустил голову и прижался губами к шее Мэтью. В это мгновение Мэтью отверг всех богов, которые могли бы сказать ему, что это неправильно. Это было возвращение домой. Это была любовь. Она пахла кровью, грязью и порохом, но это была любовь. Мэтью запрокинул голову, и Лео проложил дорожку поцелуев ниже, к основанию его шеи. Мэтью сдержал крик. Он был подобен молитве».***
Баки закрывает текстовый документ. Он начнёт редактировать его завтра, а пока что с него хватит. Мэтью и Лео придётся перемахнуть ещё через множество преград, прежде чем они доберутся до своего счастливого финала. А что до них со Стивом? Рядом слышится сопение, и Баки поднимает глаза. Он улыбается, глядя, как Стив свернулся под одеялом на диване рядом с ним, как его одетые в носки ступни торчат наружу, а волосы взъерошены. Баки думает, что и у них всё будет хорошо.