On Patrol

BTOB, VIXX, SEVENTEEN, Bangtan Boys (BTS), GOT7 (кроссовер)
Слэш
Перевод
R
Завершён
5594
переводчик
вакуолька... сопереводчик
triadus бета
idkwhat2do бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
325 страниц, 22 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
5594 Нравится 183 Отзывы 2699 В сборник Скачать

Глава 22

Настройки текста
            Дверь открывается, и в палату с широченной улыбкой вваливается Чонгук, чем мгновенно привлекает всеобщее внимание. А затем — прежде чем кто-либо успевает спросить, что случилось — чуть ли не силой втаскивает вслед за собой какого-то незнакомого парня с испуганным выражением лица, нервно катящего перед собой коляску с явно недовольным происходящим Юнги. И в этот момент, даже те, кто ни разу до этого не видел Хосока, понимают, что он определённо особенный для Юнги человек.       А всё началось с того, что в какой-то момент Чонгук заметил отсутствие Юнги и не на шутку разволновался. Подумал почему-то, что Юнги обиделся и сбежал от них (и хоть далеко в инвалидном кресле тот убежать всё равно бы не смог, Чонгука это ни капли не смутило). Он в панике выбежал в коридор, готовый даже броситься в погоню, если понадобится — но увиденное превзошло все его ожидания. Его обычно всегда и во всём сдержанный напарник целовался прямо посреди коридора с парнем, мгновенно опознанным Чонгуком как Тот Самый Неудачник. Целовался. Чего-чего, а такого Чонгук уж точно никогда от него не ожидал. Но факт оставался фактом: Мин Юнги действительно стоял там и действительно целовал кого-то с такой невыразимой нежностью, что казалось, будто весь его мир резко сократился до одного-единственного человека перед ним; целовал так, что Чонгуку даже на секунду захотелось, рискуя шеей, запечатлеть на камеру этот знаменательный момент.       Чонгук, честно, хотел по-тихому вернуться в палату, чтобы не мешать (потому что давайте просто признаем то, что Мин Юнги нужно гораздо больше личного пространства для таких вещей). Хотел, но не смог. Заржал. Нет, ну а кто бы сдержался при виде Юнги, неловко целующего кого-то посреди больничного коридора в этой нелепой больничной пижаме, вешалкой висевшей на его худом теле, и с вороньим гнездом на голове? Правильно, никто. Но, видит бог, Чонгук пытался — и это вообще не его вина, что всё так получилось.       И, конечно же, Юнги заметил его. И естественно, его взгляд не обещал ничего хорошего. Но, так как находился он в более чем беспомощном положении и сделать ему все равно ничего не мог, Чонгук, пользуясь случаем, показал ему два больших пальца в знак одобрения и поддержки. Но Юнги почему-то не оценил. Только ещё больше нахмурился и лишь сильнее вцепился в край Хосоковой рубашки. А Хосок… Хосок выглядел так, будто хотел умереть на том самом месте, так что Чонгук улыбнулся ему еще ободряюще (всё, мол, хорошо будет!), прежде чем буквально насильно втолкнуть парочку в палату.       — Ребята, знакомьтесь: это парень Юнги! — радостно обьявляет заведомо ложную информацию Чонгук, и Юнги хочется выкинуть его из окна в ту же секунду — более того, он уверен, что даже жалеть не будет об этом после. А вот на Хосока, наоборот, даже взгляд поднять почему-то до чёртиков страшно...       А вдруг он не считает их парой?       — Не обращай внимания, он просто идиот, — смущенно бурчит Юнги. Боже, он почти ненавидит всю свою жизнь сейчас. Ну почему именно Чон Чонгуку, чёрт его дери, нужно было застать их в такой момент? Почему им вообще должны были помешать? И почему он, Мин Юнги, так просто позволил этому Чонгуку увести себя обратно на вечеринку? Да блять, нужно было просто послать его нахуй сразу же! Как он вообще допустил, что Хосок, его Хосок, находится сейчас в одной комнате с Чон Чонгуком?       — Очень приятно, наконец, познакомиться с тобой, — подает голос Сондже, протягивая Хосоку руку для рукопожатия. — Мы много слышали о тебе… Я — Сондже, это Джексон, а это Хонбин. Чонгука ты уже знаешь… а это его парень, Чимин, — продолжает он, и Хосоково лицо стремительно наливается краской от этих слов. — На кровати — наш капитан, Ким Намджун, и его парень — Сокджин, а этот маленький паренек — их сын, Тэхён.       — Очень… приятно, — слабо отвечает Хосок, чувствуя жгучий стыд, разливающийся по всему его телу, потому что, боже, каким же мудаком он был, думая, что Чонгук изменяет Юнги, когда на самом-то деле… на самом-то деле Чимин с самого начала был его настоящим парнем. Что. Он. Наделал. Они ведь так очаровательно смотрелись вместе в тот день, когда он так беспардонно появился и накричал на Чонгука… неудивительно, что они были в шоке…       — Стоп. Стоп-стоп-стоп. Я что-то неправильно понял или… или получается, что в этой самой комнате, где находится девять взрослых мужчин, шестеро из них встречаются с друг другом? — с преувеличенным ужасом в голосе уточняет Джексон, чем вгоняет Хосока в ещё большее смущение. Юнги же чувствует облегчение — Джексон громкий и мгновенно переключил сейчас всеобщее внимание на себя. Юнги даже отчасти благодарен ему за это… а то ещё бы немного, и он бы не выдержал более вида Чонгука, с мерзкой ухмылочкой поигрывающего перед ним бровями. — Неужели я здесь лишний? Неужели мне тоже теперь нужен парень? — драматично продолжает Джексон, вызывая весёлый гогот остальных офицеров.       — Да кто вообще захочет встречаться с тобой? — с преувеличенным отвращением морщится Хонбин, делая большой глоток из своего стакана с сидром.       — Да много кто! Уверен, многие бы захотели встречаться с таким горячим парнем, как я, — самодовольно отвечает Джексон, поигрывая мускулами для пущего эффекта.       — Ну хорошо, предположим гипотетически, что кто-то захотел пойти с тобой на свидание. Кто бы это был?       — Даже не знаю… ну вот, например, капитан Чон. Я думаю, он горяч. Знаешь, такой весь загадочный, плохой парень или что-то типа того. Был бы я геем, точно сходил бы с ним на свидание, — с мечтательным выражением на лице вздыхает Джексон.       — Что? — на лице Хонбина появляется максимально кислое выражение.       — Да ты тоже сходил бы, не отпирайся даже.       — Пожалуйста, не слушай их. Это не лучшие представители сеульского полицейского департамента, — смущенно бормочет Юнги, внезапно чувствуя некую странную потребность разъяснить Хосоку всё происходящее. Тот всё ещё стоит рядом с ним, своим присутствием ежесекундно напоминая об их недавнем поцелуе и вообще реальности этого всего. Юнги даже постепенно начинает думать, что у них что-то может получиться…       — Привет! Я Тэхён!       Хосок опускает взгляд вниз и чуть ли не подпрыгивает от неожиданности, обнаружив стоящего прямо перед ним маленького мальчика, выжидательно уставившегося на него своими большими выразительными глазами.       — У дяди Чона и моего папы есть парни, а теперь ты — парень дяди Мина! Это ведь значит, что он делает тебя счастливым? Делает ведь? — спрашивает Тэхён, не обращая совершенно никакого внимания на краснеющего рядом Юнги. Хосок неловко заминается с ответом. Они целовались в коридоре ещё пару минут назад и даже не успели разобраться ещё, что между ними толком происходит… и почему вообще этот ребенок так счастлив от факта, что он потенциально может находиться в гомосексуальных отношениях?       — Он… да, — всё же отвечает Хосок, не желая разочаровывать мальчика. Тем более что это чистая правда. Юнги действительно делает его счастливым… и не только.       — Хватит его смущать, Тэ, — одёргивает сына Намджун, и мальчик обиженно шмыгает носом, прежде чем вернуться обратно к отцовской кровати, где Сокджин поднимает его и усаживает к себе на колени. — Извини. Он просто слишком взбудоражен сейчас. Пожалуйста, попробуй наш… торт. Точнее то, что от него осталось. Он выглядит, конечно, не очень, но он правда очень вкусный, — вежливо предлагает Намджун, указывая на наполовину съеденный торт, стоящий на столике посреди комнаты.       — Ох… спасибо, — неловко благодарит Хосок и буквально заставляет себя положить в рот кусочек десерта, несмотря на чувство легкой тошноты, подступающей к горлу. — Хочешь? — обращается он к Юнги, но тот отводит взгляд. Плечи Хосока удручённо опускаются. Неужели он делает что-то не так? Может, Юнги и вовсе не этого хотел?..       — Нет, я не голоден, — коротко отвечает офицер и говорит чистую правду: его голова настолько раскалывается от разных противоречивых мыслей — от постепенного осознания того, что у него может получиться что-то с Хосоком, до того, как этого самого Хосока уберечь от тупости уебански ужасного трио (Вана, Ли и Чона), что кусок в горло просто не лезет.       — Ай, какого хуя ты творишь, — злобно шипит сквозь зубы он, когда Сондже довольно болезненно тыкает ему локтем под рёбра.       — Прекрати уже вести себя как уёбок и обрати, наконец, внимание на своего парня. Вы будто незнакомцы какие-то! — раздражённо шипит ему в ответ Сондже так, чтобы услышал только Юнги. Не то чтобы он ожидал от Мина другого поведения — но смотреть, как с каждой секундой Хосоково лицо грустнеет, и как он уже почти механически жует свой торт, просто невыносимо даже для него, Сондже. Юнги непонимающе хмурится на его слова, а потом оборачивается, и его резко пронзает чувство вины, когда он замечает одиноко сидящего в уголке парня.       — Хорошо, ну и что ты мне предлагаешь с этим сделать? — шепчет в ответ он, и Сондже, сдерживая вздох разочарования, закатывает глаза.       — Попроси у него кусочек.       — Что?       — Попроси разрешения откусить от его торта, и он покормит тебя. Постарайся выглядеть сексуально при этом. Постони немного, если сможешь.       — Блять, что ты несёшь.       — Давай, сделай это. Просто сделай. Если не сделаешь, я подойду и спрошу у него, был ли у вас уже секс. И вообще: у тебя сердца нет, что ли? Неужели тебе совсем не стыдно от того, что ты намеренно его игнорируешь?       Юнги нечего на это ответить.       Как бы ни хотел Юнги этого признавать, но в словах Сондже был смысл. Хоть это и правда, что между ними с Хосоком всё ужасно неловко сейчас, благодаря Чон Чонгуку, прервавшему поцелуй и не давшему им даже возможности выяснить «а что будет теперь?», Юнги знает, что их чувства взаимны. Ну и что с того, что у него не было шанса сказать этого вслух? Теперь он знает, что чувствует и чего хочет. Он хочет держаться за руки с Хосоком, целоваться и быть постоянно рядом — прямо как капитан со своим парнем (и, может, даже немного как Чонгук со своим).       Юнги прочищает горло, отвлекая Хосока от бессмысленного рассматривания осыпавшейся с торта глазури, и сжимает руки в кулаки, прилагая все доступные ему ментальные усилия, чтобы просто взять и заговорить с сидящим сейчас прямо перед ним парнем.       — Хо-Хосок… можно мне… кусочек? — не своим голосом спрашивает Юнги, и в комнате почему-то сразу же становится подозрительно тихо. Чонгук поворачивает к нему голову, делая большие изумлённые глаза в ответ на такую смелую просьбу, а Джексон с Хонбином даже прекращают спорить и с нескрываемым интересом на лицах поворачиваются тоже, даже не пытаясь скрыть то, что с нетерпением ждут продолжения драмы.       — Ох, хочешь, чтобы я отрезал тебе? — глупо спрашивает Хосок, лихорадочно ища взглядом пустую тарелку.       — Нет, я… имел в виду откусить кусочек от твоего торта.       — Ты… ты уверен? Я могу отрезать тебе новый…       — М-м-м, нет, я…       — Господи, я не могу больше этого терпеть, — громко перебивает их Сондже, разочарованно потирая переносицу. — Он имеет в виду, что хочет, чтобы ты покормил его своим тортиком, как в фильмах делают парочки, знаешь? — продолжает он, и Хосоковы щёки мгновенно наливаются краской, когда он, наконец, осознаёт, чего от него хотят. Юнги кидает на офицера тяжелый взгляд, что, вкупе с диким смущением, выглядит просто убийственно. Пару секунд абсолютной тишины — и комната наполняется громким смехом, от которого не может удержаться даже равнодушный обычно к таким вещам Намджун, и всё вдруг в мгновение ока встаёт на свои места. Юнги внезапно приходит осознание: так и должно быть.

***

      Не проходит и пары дней после Намджуновой выписки, как Сокджин окончательно решается на переезд. И это пока секрет — но не потому, что они стыдятся своих отношений или что-то такое, а потому, что Намджун изначально придерживался позиции, что гласность в таких делах им совершенно ни к чему. Но вот Тэхён с этим абсолютно не согласен: он, как вражеский шпион, с неиссякаемым энтузиазмом продолжает рассказывать о переезде каждой живой душе в радиусе его досягаемости, включая даже медсестёр и уборщиц, не в силах сдержать буквально разрывающее его изнутри волнение. Не проходит и дня, как о переезде уже знают все, даже те, кого это вообще никаким боком не касается, и Сокджину даже поступает коллективная просьба от остальных офицеров участка — «хорошо позаботиться об их капитане».       А когда Намджуна выписывают, и он, наконец, возвращается домой, Тэхён чуть ли не до потолка прыгает от счастья при виде Сокджина, распаковывающего свои вещи вместе с отцовскими. Он ни на шаг не отходит от учителя, постоянно предлагая помощь и на самом деле больше мешая, нежели реально принося пользу. Заканчивается всё это тем, что мальчик случайно ломает Сокджинов магнитофон, но учитель даже не ругает его за это, говоря, что тот всё равно был не особо дорогой и нужный. Намджун тоже хочет помочь, но его территория ограничивается одним лишь диваном, с которого он наблюдает за развернувшейся бурной деятельностью по распаковке чемоданов — Сокджин наотрез отказался позволять ему поднимать какие-либо тяжести и вообще в чем-либо им помогать. И капитан даже не думает ему возражать: всё же, учитель может быть довольно убедительным, если захочет.       Когда с большей частью вещей покончено, все собираются на кухне, где Сокджин готовит праздничный ужин в честь переезда. Тэхён старается помогать учителю по мере сил: взбивает яйца и даже сам накрывает на стол, пыхтя от усердия, в то время как Сокджин работает с лёгкостью, тихонечко насвистывая веселую мелодию себе под нос. Намджуну, как и обычно, поручено просто сидеть за столом до тех пор, пока ужин не будет готов, и он старательно выполняет свою работу, с глуповатой, счастливой улыбкой на лице наблюдая за мальчиком и мужчиной, слаженно готовящими вместе. И это всё реально. Это действительно происходит, и это осознание вызывает какое-то тёплое, тянущее чувство в Намджуновом животе.       Он никогда не чувствовал себя настолько по-домашнему в своей собственной квартире. Никогда — до появления Сокджина. Сокджинов ноутбук стоит теперь на кофейном столике. Сокджинова обувь заняла пустующее пространство в коридоре. В ванной — лишняя зубная щётка, какой-то тюбик с умывалкой для лица… всё это кажется таким домашним, таким уютным и родным, что Намджун до сих пор поверить не может, что это действительно происходит с ним в реальности.       Был ли он так же счастлив со своей бывшей женой? Он не помнит. Тогда он был ещё молод и глуп, считая одну лишь её любовью всей своей жизни. В первые месяцы после свадьбы… возможно и был. Но он действительно не помнит. Будто с появлением в его жизни Сокджина, тот вытеснил все его прошлые воспоминания, с ним не связанные.       Намджун просто не может выкинуть из головы мысли о том, что у него теперь есть настоящая семья. Из трёх человек. Да, это глупо, и он прекрасно понимает это. Они с Сокджином могут не сойтись и просто-напросто расстаться уже к концу этой недели. Если это действительно случится… Намджуново и Тэхёново сердца разобьются просто вдребезги. Конечно, Намджун ни в коем случае не хочет этого, но нельзя ведь исключать и подобный исход событий, так? Поэтому сейчас он старается ценить то, что у него есть. Старается дать им шанс. И обещает себе сделать всё, что в его силах, чтобы сделать этого мужчину счастливым.       Тэхён, как удивительно послушный ребёнок, ест овощи и даже не капризничает, всё ещё находясь под впечатлением от того, что его любимый учитель теперь будет жить вместе с ними. Намджуну приходится объяснить ему, что нельзя рассказывать посторонним людям об этом, и хоть маленький мальчик и совсем не в восторге о этой идеи, он обещает отцу, что не будет — ведь в противном случае мистеру Киму придётся уйти! Сокджин только грустно улыбается на эти слова, кивая. Ещё одно лишнее напоминание о том, что то, что делает их счастливыми здесь и сейчас, запрещено в их стране. Но даже несмотря на это, Сокджин совсем не собирается опускать руки — ведь вот он здесь, вместе со своими любимыми людьми, счастлив. И он будет и дальше бороться за своё счастье.       После ужина все дружно смотрят какой-то мультфильм, и Тэхён оказывается буквально зажат между своим отцом и учителем; всего на минуту, но Намджун забывает даже о похищении, выстреле и своей реабилитации, позволяя блаженной нормальности происходящего окутать себя с головой. Он протягивает руку, чтобы, наконец, расположить ее в ладони Сокджина, и мужчина мягко улыбается ему в ответ, прежде чем вернуться к просмотру фильма.       — Я, эм, ну… знаю, что мы должны делить теперь спальню, но… — смущенно начинает Намджун, как только замечает, что Тэхён уснул, так не дождавшись конца мультфильма. — Я могу поспать на диване или на полу, если ты… ну, ты понял, — неуверенно предлагает он, изо всех сил стараясь скрыть волнение в голосе. Он довольно много думал о данном вопросе и пришел к выводу, что может испугать Сокджина такой настойчивостью в плане постели. Была бы у него гостевая комната, он бы с радостью предоставил её учителю, но… у него её нет (и он действительно не знает, хорошо это или плохо).       — Что, боишься, что приставать буду? — дразнящим голосом интересуется Сокджин, близко наклоняясь к лицу офицера. Намджун ощутимо сглатывает.       — Нет, я просто подумал, что ты…       — …что я буду бояться, что ты будешь ко мне приставать? — продолжает Сокджин, пробегаясь пальцами по Намджуновым ключицам с почти хищным блеском в глазах. Намджун отводит взгляд на секунду, боясь даже вздохнуть лишний раз, прежде чем снова перевести взгляд на красивое лицо перед собой.       — Джин…       — Да шучу я. Ты всегда так легко ведешься на это, — со смехом отвечает Сокджин. — Ну а если серьёзно, то я больше беспокоюсь о тебе.       — Обо мне? Почему?       — Ну… мы, конечно, встречаемся и всё такое, но тебе, наверное, стоит ещё привыкнуть к мысли, что это отношения с мужчиной, так? И если ты не готов…       — Джин. Мы ведь уже целовались, помнишь? Много раз, — приподнимая бровь, напоминает Намджун.       — Да, но…       — Джин, — мягко перебивает его Намджун, нежно перехватывая запястье учителя и осторожно прижимаясь губами к тыльной стороне его ладони. — Джин, я давно уже перестал обращать внимание на то, что мы оба мужчины. Я не поэтому спрашивал, — продолжает он, и теперь настаёт Сокджинова очередь нервно сглатывать.       — Но…       — Я хотел сказать, что предложил диван только потому, что не хотел слишком торопить события, если ты пока не готов к этому. Я знаю, ты согласился жить со мной, но я не хочу заставлять тебя, — заканчивает, наконец, мужчина, мягко отпуская руку учителя. Вот что он имел в виду. Он готов ждать месяцы, даже годы, если понадобится, ради того, чтобы построить крепкие, стабильные отношения. Он больше не тот легкомысленный сорвиголова из колледжа. Сейчас он настроен более чем серьёзно и хочет, чтобы Сокджин тоже понял это.       — А что, если… я хочу разделить с тобой эту постель? — дразняще интересуется Сокджин, и в этот раз Намджун лишь смеётся на это в ответ, прежде чем снова взять его за руку.       — Тогда я был бы более чем счастлив.

***

      Чонгук и Чимин сидят на диване и, вроде как, смотрят фильм. Фильм непонятный, иностранный и вообще какой-то стрёмный — кажется, французский — Чонгук смотрел похожий когда-то. И он обязательно прокомментировал бы происходящее на экране, если бы временно не потерял способность складывать слова в связные предложения. Потому что Чимин. Чимин сидит близко, очень близко. Его рука гораздо дольше обычного задерживается на его, Чонгуковой, руке, а затем осторожно скользит по бедру вверх; Чонгук цепенеет. Не сказать, что ему не нравятся такие смелые действия со стороны его парня… но конкретно в этот момент его накрывает лёгкая такая паника.       Он продолжает сидеть неподвижно, одновременно лихорадочно стараясь понять, что пытается сказать этим Чимин, и пытается ли вообще, потому что до сих пор он, Чонгук, сдерживался и не допускал ни единого грязного намека Чимину со своей стороны (что, тем не менее, не отменяло влажных фантазий) — словом, всего, что может каким-либо образом испугать Чимина. А теперь Чонгук ждёт. Ждёт, сам не зная чего, старательно притворяясь, будто увлечен фильмом — хоть взгляд и с завидным упорством отказывается фокусироваться на субтитрах... а на экране двое мужчин увлеченно ругаются друг с другом. Размахивают руками, кричат… Чонгук не понимает.       А затем рука Чимина останавливается. И, прежде чем Чонгук успевает спросить, в чем дело, и вообще что-либо осознать, тот внезапно усаживается на нём сверху, устраиваясь на коленях.       — Чи-Чимин, — неуверенно заикается Чонгук, чувствуя себя почти беспомощным в этой ситуации. Но Чимин будто и не слышит: наклоняется вперед и просто целует, осторожно касаясь своими мягкими пухлыми губами Чонгуковых. И у Чонгука срывает тормоза. Он одним сильным движением притягивает парня за талию к себе ещё ближе, и Чимин откровенно стонет, толкаясь бёдрами вперёд и заставляя Чонгука охнуть от внезапного тесного контакта.       — Ты…? — сдавленно выдыхает офицер, но даже не успевает закончить предложение, потому что Чимин целует снова. Глубже. Горячее. Требовательнее. И кто такой Чонгук, чтобы не потакать этим его требованиям? Он с рыком встаёт, прерывая поцелуй, и с лёгкостью поднимает Чимина на руки, заставляя того обхватить свою талию ногами. Несёт его в спальню. Они целуются много, мокро, почти с жадностью, и, когда Чонгук с внезапной осторожностью опускает Чимина на кровать, тот выгибается ему навстречу, вынуждая на ещё большую близость.       — Если… захочешь прекратить… просто скажи, — хрипло шепчет Чонгук прямо в Чиминовы губы, прежде чем спуститься дорожкой поцелуев на его шею. Чимин не говорит, но притягивает Чонгука за талию, заставляя перевернуться. Секунда — и он снова сверху.       — Это ты мне скажи, — дерзко отвечает Чимин, прежде чем ловко стянуть через голову футболку и отбросить ее куда-то назад. У Чонгука пересыхает во рту. Чимин идеальный. Кожа — ровная, матовая, будто солнцем зацелованная — обрамляет гибкие мускулы. Чонгук хочет дотронуться, но внезапно обнаруживает свои запястья прижатыми к кровати.       — Держите свои руки при себе, офицер, — насмешливо тянет Чимин и не отпускает Чонгуковы запястья до тех пор, пока тот не кивает, соглашаясь. — Хорошо, — обращаясь, будто к ребенку, продолжает Чимин, дразняще проводя пальцами по Чонгуковой груди. Он расстёгивает пуговицы его рубашки одну за одной, специально медля, с интересом наблюдая за его реакцией — борьбой покорности и предвкушения. Как только с последней из них покончено — неторопливо, будто нарочно, откидывает одежду в сторону, оголяя Чонгуков пресс и тяжело вздымающуюся грудь.       Чонгук снова подается вперед, не в силах совладать с навязчивым желанием: ему просто нужно прикоснуться к горячей Чиминовой коже, так, будто от этого зависит вся его жизнь. Тело горит. Но внезапно он осознаёт, что не может — потому что Чимин снова прижимает его запястья к кровати, нависая над ним сверху. Длинная челка падает на его лицо, почти полностью скрывая черты, но глаза у Чимина горят странным блеском, почти освещая собой спальню.       — Что я говорил насчёт рук? — строго одёргивает его парень, щёлкая языком и улыбаясь одними уголками губ, растянувшихся в почти плотоядной улыбке. Чонгук делает попытку встать, но Чимин не даёт ему, мягко упираясь ладошкой в грудь и заставляя её гореть огнём от одного лишь этого прикосновения. Чонгуку внезапно становится страшно от того, что будет с ним дальше — они ведь не сделали еще буквально ничего, только сняли рубашки.       — Чимин… — тихим, почти предупреждающим голосом окликает Чонгук. С одной стороны, ему хочется немедленно прекратить это всё, но с другой… хочется позволить Чимину уложить себя на кровать и посмотреть, что случится дальше. Он и представить себе никогда не мог, что у Чимина существует такая сторона — но не то чтобы он жалуется, ведь Чимин сейчас сидит на нем сверху и двигается, двигается, создавая восхитительное трение. Возбуждение тугими кольцами стягивает низ Чонгукова живота, заставляя и так уже немалое желание разгораться всё сильнее. Слишком тесно. Слишком тепло. Слишком неудобно в любимых джинсах сейчас, что давят всё сильнее с каждым Чиминовым толчком. Но тот будто бы и не замечает этого вовсе — откидывает голову назад с хриплым стоном…       — Чимин, если ты сейчас же не остановишься, я клянусь, я…       — Офицер? — голос Чимина резко становится не таким уверенным, и вес его тела внезапно исчезает с Чонгуковых бёдер. Теперь тот смотрит на него почти с беспокойством, удивлённо приподняв бровь. Чонгук разочарованно стонет от охватившего его чувства пустоты. — С тобой всё хорошо? — наклоняясь вперёд, спрашивает Чимин. — Офицер? — на этот раз громче повторяет он, а затем хватает Чонгука за плечи и начинает трясти. Сильно. Стоп. Что происходит? Почему…       — Чонгук, с тобой всё хорошо?       Чонгук оторопело моргает, на пару секунд потерявшись в пространстве. Он лежит сейчас на своей кровати, в собственной спальне, но Чимин не раздет и абсолютно точно не оседлал его. Да и вообще — Чимин лишь легонько трясёт его за плечо, взволнованно хмурясь. Внезапно приходит осознание — это был лишь очередной мокрый сон, что закончился раньше, чем они успели дойти до самой интересной части. И теперь Чонгук хочет умереть, исчезнуть, провалиться под землю сию же секунду — и не потому, что ему стыдно, а потому, что в действительности Чимин сейчас НЕ наполовину раздет и НЕ сидит сейчас сверху на его, Чонгуковых, бёдрах. Почему, ну просто почему его мозг выдает ему такие картинки, когда такой абсолютно невинный Чимин сидит прямо перед ним. Всё это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.       — Ты метался по кровати, так что я немного заволновался, — облегчённо поясняет Чимин, снова укладываясь на постель.       — Ох… — глупо выдыхает Чонгук, стараясь лишний раз не смотреть на лежащего рядом парня, особенно из-за того, что не уверен, прикрывает ли одеяло его не вовремя проявившийся стояк.       — Ты точно уверен, что в порядке? — обеспокоенно переспрашивает Чимин, поворачиваясь к Чонгуку с почти испуганным выражением лица.       — Да… просто… кошмар, — смущенно бормочет куда-то в подушку офицер и съёживается, когда слышит сочувствующий мягкий вздох, а затем чувствует ласковые пальцы на своих волосах. Чёрт. Теперь, когда Чимин наверняка думает, что у него снова был один из тех кошмаров, связанных с похищением, Чонгук чувствует себя мудаком. Просто полным мудаком со своим дурацким стояком в своих дурацких спортивках.       — Ладно… пора уже вставать… пойду приготовлю завтрак, — через пару минут говорит Чимин, убирая, наконец, руку с Чонгуковой головы. И только когда его шаги затихают где-то на кухне, Чонгук вздыхает с облегчением. Ему нужно принять быстрый холодный душ, прежде чем Чимин закончит готовить завтрак или прежде чем заметит. (И хоть никто из них целенаправленно не разделял домашние обязанности, негласно было решено, что готовить будет Чимин, потому что а) Чонгук до сих пор не может приготовить ничего, кроме дерьма; и б) Чимин находит готовку успокаивающей).       — Какие планы на сегодня? — спрашивает Чонгук сразу после завтрака, стараясь сделать голос максимально естественным. Они почти никуда не выходили из квартиры с тех пор, как начали жить вместе (не считая, разве что, совместные с остальными офицерами походы в больницу), потому что Чимину до сих пор было некомфортно находиться среди большого количества людей. И Чонгук не винит его — он и сам, если честно, немного опасается выходить в свет после всего случившегося с ними тогда. Так что он просто дает Чимину время оправиться, совсем не возражая против своего добровольного домашнего ареста. Они целыми днями валяются на диване и смотрят фильмы, играют в игры (и Чимин с удивлением обнаруживает даже, что Чонгук в этом довольно неплох).       — Я думал, может… пройтись по магазинам? — тщательно подбирая слова, медленно предлагает Пак, не отрывая взгляда от пустой тарелки перед ним. Чонгук неверяще вскидывает голову и тут же опускает обратно, стараясь скрыть внезапно охватившее его волнение.       — Ох. Звучит просто отлично. Да, да, конечно же мы пойдём, — поспешно, чтобы Чимин не успел передумать, соглашается Чонгук. Безусловно Чимину нужно время на восстановление. Но не стоит забывать и таком варианте тоже. Немного свежего воздуха ему точно не помешает. Им обоим.       Они быстро заканчивают с уборкой посуды и выходят к ближайшему торговому центру. Чимин притворяется, что в порядке, но Чонгук прекрасно знает, что это не так; ему почти физически больно смотреть, как испуганно дёргается парень почти от каждого шороха, длинной тени или тёмного угла на его пути. В каком ужасе шарахается он назад, когда случайные прохожие изредка задевают его сумками или плечами... и как беспомощно прижимается он к нему, Чонгуку, в поисках защиты. Чонгук держится. Делает всё, что в его силах, чтобы сделать вид, что его это не волнует, и дать, наконец, Чимину расслабиться. Чимин не ребенок. Он должен сам справиться с этим.       Минуты тянутся мучительно долго, но вот, наконец, у них получается: Чимин постепенно начинает улыбаться — сначала неуверенно, несмело, затем больше — разговаривать, и даже смеяться над Чонгуковыми шутками. Они бродят, держась за руки, по случайным павильонам торгового центра, совершенно без цели что-нибудь купить; задерживаются у отделов с одеждой со смешными принтами, с дорогой и не очень обувью...       Домой возвращаются с неожиданной добычей в виде пары дурацких тапочек-кроликов розового цвета — Чонгук настоял на их приобретении, «чтобы отпраздновать начало их совместной жизни». Чимину смешно. Тапочки пушистые, с нелепыми кроличьими ушами, но Чонгуку нравится, он говорит — все парочки должны иметь такие. Чимин соглашается. Они ему тоже нравятся, если честно... но Чонгуку он в этом ни за что не признается.       Да, они еще не настолько близки, как хотелось бы. Но какая, к чёрту, в этом разница, если они счастливы?

***

      Когда с момента выписки проходит ровно неделя, Юнги решает, что пришло время для их с Хосоком свидания. Первого свидания. Решает во многом из-за того, что Чонгук не переставал доёбывать его этим всю чёртову неделю. Да и не только он — остальные офицеры буквально засыпали его разного рода сообщениями, большинство из которых сводилось к тому, что ему, Юнги, нужно беречь и лелеять Хосока как зеницу ока, потому что вероятность того, что кто-то, кроме него, согласится встречаться с такой ленивой, ворчливой задницей как он, равняется нулю. И не то чтобы Юнги в восторге от всего этого, но отрицать их правоту он не может — потому что он действительно ужасен в отношениях. И знает это. Да он бы сам с собой не встречался, если совсем уж честно. Но всё вышло так, как вышло, так что теперь он изо всех сил пытается стать для Хосока чем-то большим, чем просто соседом.       При том, что не совсем понимает, как это сделать.       А Хосок... Хосок просто остаётся рядом, будто бы и не замечая совсем внутренней борьбы офицера. Юнги благодарен ему за это с одной стороны — за то, что не озвучивает вслух давно интересующий обоих вопрос «А кто мы друг другу?». Юнги хочет, действительно хочет сказать: «Я люблю тебя» или «Я хочу встречаться с тобой», но не может заставить себя. И ненавидит себя за это. Да, был поцелуй. Он наверняка более чем ясно выразил его намерения, но всё-таки... именно свидание должно расставить всё на свои места.       И Юнги, не придумав ничего лучше, решает спросить совета у Сондже. Правда, тут же об этом жалеет — потому что тот смеется над ним буквально десять минут прямо в трубку телефона, когда слышит суть его просьбы. Юнги не обрывает звонок в тот же момент по той лишь причине, что Чонгук может услышать и разболтать это всему миру, если задать тот же вопрос непосредственно в участке (и это не займет у него много времени: после первого же дежурства об этом будут знать все).       Именно поэтому сейчас Юнги неловко стоит в своей спальне и с недоверием смотрит на свое отражение в зеркале — уже и не помнит, когда в последний раз одевался настолько официально. Кажется, ни разу с тех пор, как стал полицейским. Чёрт, как же давно это было? Чёрный смокинг просто пылился все эти годы в дальнем углу его шкафа — потому что Юнги решил, что больше он ему никогда не понадобится.       Юнги неловко топчется на месте, пытаясь привыкнуть к неудобной одежде, и морщится. Он с удовольствием променял бы всё это на толстовку и пару обычных стареньких джинс, но Сондже сказал, что это очень важно — быть одетым во что-нибудь нарядное на первом свидании. Юнги переводит взгляд на зажатую в руке бутылку вина, перевязанную золотой лентой, что захватил сегодня на обратном пути после осмотра в больнице. Сондже предложил, вообще-то, сначала цветы, но Юнги наотрез отказался идти по улице с букетом, так что выбор пал на бутылку. Вряд ли он или же Хосок смогут по достоинству оценить вкус этого вина, но какая к чёрту разница, если это просто формальность, верно?       Он нервно проверяет время на телефоне и в последний раз поправляет волосы, прежде чем выйти из квартиры. Путь до Хосоковой двери времени много не занимает — всего-то пара секунд от собственной — но Юнги почему-то начинает нервничать. И это не имеет никакого смысла. Он сознательно подвергал свою жизнь опасности тысячи раз (и последний был особенно запоминающимся) и всегда умел сохранять хладнокровие… но не сейчас. Но почему? Он знает Хосока. Он провел уже кучу времени с ним вместе. Это просто обычный ужин, держи себя в руках, Мин Юнги.       Юнги прочищает горло и пару раз нервно переминается с ноги на ногу, прежде чем постучать. Он слышит возню, затем какой-то шум, а потом, наконец, дверь открывается, и перед ним предстает сверкающий яркой улыбкой Хосок, одетый в свободный кремовый свитер и чёрные зауженные джинсы.       — Привет, — застенчиво здоровается парень, и его глаза превращаются в щёлочки от широкой улыбки.       — Привет, — неловко отвечает ему Юнги, перенося вес тела на пятки. — Я… эм, знаю, что ты не пьёшь, но это для тебя, — смущённо добавляет он, протягивая Хосоку бутылку. Тот осторожно принимает её и поворачивает этикеткой к себе.       — Ты подарил мне вино.       — Ну, был выбор между вином и цветами, и я подумал, что ты не хочешь цветы.       — Мне никогда не дарили цветы… — задумчиво тянет Хосок, параллельно пытаясь прочитать сложное французское название на этикетке.       — …ох…       — Спасибо, Юнги, это очень мило. Может, мы могли бы… выпить его вместе? После ужина или что-то такое?       — …ах. Да. Конечно. Как хочешь.       — Дай мне пару секунд, я только пальто заберу и вернусь, — торопливо кидает Хосок, прежде чем исчезнуть за дверью. Юнги нервно терпеливо ждет, спрятав руки в карманах, одновременно прокручивая в голове всё то, что советовал ему Сондже.       — Ну, так куда мы в итоге идём? — спрашивает Хосок, когда они выходят в коридор; широкая улыбка не сходит с его лица. Юнги тяжело сглатывает и отводит взгляд, неожиданно чувствуя застенчивость, когда взглядом натыкается на ямочку на Хосоковой щеке.       — Один итальянский ресторанчик в Итэвоне, — отвечает Юнги, когда они входят в лифт. Сондже порекомендовал ему тот же самый ресторан, что советовал когда-то и Чонгуку, и, хоть Юнги совершенно не в восторге от идеи провести свое первое свидание в месте, где уже был его напарник, остальные офицеры дружно убедили его в том, что именно у этого ресторана такая хорошая романтическая атмосфера, что другого такого нигде не найдешь. Ну и плюс, у Юнги больше не было вариантов.       Когда они прибывают на место, Юнги невольно начинает понимать, почему Чонгук говорил, что здесь «пиздецки романтично»: мягкий приглушенный свет, деревянные, отделанные под старину массивные столы, свечи… и Хосок явно выглядит впечатленным этим, что несомненно радует.       — Вау, Юнги, даже не думал, что ты знаешь подобные места, — восхищенно бормочет долговязый парень, постукивая пальцами по столу.       — Я и не знал. Это Сондже посоветовал.       — Да? Ну, я рад… это очень… очень… — начинает Хосок и затем запинается, закусывая нижнюю губу и садясь на место.       — Очень что.       — Эм… очень…       — Просто скажи это, — Юнги внезапно охватывает волнение. Хосоку не нравится? Освещение слишком плохое? Стулья неудобные? Может, недостаточно высокие?...       — …романтично, — наконец смущённо выдыхает Хосок, чувствуя, как щёки начинают гореть от этих слов.       — …ох. Точно.       Наступает неловкая тишина. Юнги притворяется, что внимательно изучает меню, старательно делая незаинтересованное лицо, и Хосок, краснея, следует его примеру. Это такое странное ощущение — быть на свидании с кем-то. Он даже и не думал, что когда-нибудь испытает что-то подобное: уже смирился со своим абсолютным невезением. Но вот он здесь, в ресторане, ужинает с одним из самых замечательных людей, что только существовали в его жизни. Он не уверен даже, что Юнги его соулмейт (потому что это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой), но Юнги заставляет его чувствовать себя в безопасности. С ним так хорошо… и плевать, если они не соулмейты, потому что чувства, что он испытывает к Юнги, особенные. Настоящие.       Они сидят в удручающей тишине, прервавшейся всего на пару секунд с появлением офицанта. Но вот заказ сделан, и неловкость возвращается снова. Юнги задумчиво рассматривает стакан в своей руке. Легонько встряхивает, заставляя находящуюся внутри воду закрутиться в мини-водовороте, и честно пытается вспомнить список вопросов для первого свидания, что дал ему Сондже. Но в голове пустота. Хосок сидит прямо напротив него. Они целовались, и это кардинально меняет сейчас всё. На самом деле, Юнги до сих пор не может смириться с тем, что поцеловал парня, и, боже, что такое вообще жизнь.       Они ждут свою еду почти в гробовом молчании, и Юнги отчаянно пытается придумать, что такого сказать, чтобы не прозвучать странно или неловко или не напугать Хосока. Он так сосредотачивается на этом, что совсем упускает тот момент, когда неосознанно начинает потирать кончиками пальцев виски. Совершенно не замечает сконфузившегося Хосока, нервно ёрзающающего на своем стуле и не понимающего, отчего Юнги так злится.       Юнги стал гораздо тише после того поцелуя, и, если учитывать, что он и до этого был не особо разговорчив, сейчас ситуация принимала масштабы почти катастрофы. Это ведь первые в жизни Хосоковы отношения — он столького ожидал от них… чтобы в конце концов обнаружить, что Юнги избегает элементарного зрительного контакта с ним. И даже разговаривать стал меньше, с тех пор, как они, ну… и эта закрытость ужасно мучила парня. Неужели Юнги даже разговаривать с ним не хочет? Нет, это просто не имеет смысла. Это ведь Юнги позвал его на свидание и всё такое, и даже бутылку вина подарил…       Хосок вздыхает. Может, Юнги действительно давно уже передумал и жалеет об этом.       — Юнги, — серьёзным голосом начинает Хосок, с грустью осознавая, что это, возможно, первый и последний его романтический ужин с мужчиной. Юнги, не прекращая хмуриться, вскидывает голову; его губы все еще сжаты в тонкую линию. — Это нормально, если ты не до конца уверен насчёт… всего этого, — продолжает он, обводя рукой пространство между ними. — Я всё понимаю. Но если что-то не так, тебе лучше прямо сказать мне об этом.       — Что? — выдыхает Юнги, ещё больше хмурясь.       — Ты был ранен. Если из-за каких-нибудь обезболивающих или чего-то такого, ты не мог рассуждать здраво в тот момент…       — О чем ты говоришь? — сердито спрашивает Юнги, резко ставя стакан, с которым неосознанно играл все это время, обратно на стол.       — Если ты не хочешь всего этого, просто скажи. Я обещаю не превращать это в драму.       — Но я хочу этого, — медленно отвечает Юнги, и его лицо постепенно принимает растерянное и непонимающее выражение. Он действительно не понимает, что пытается сказать ему сейчас Хосок — ведь сам он, наоборот, думал, что всё идет более чем гладко с этим вином и хорошим рестораном.       — Ты уверен? Потому что…       — Естественно я уверен. Я бы не поцеловал тебя, если бы не был уверен.       — Ох… то есть… я все ещё нравлюсь тебе?       — А почему я, по-твоему, ещё здесь? — удивлённо спрашивает Юнги, не понимая причину Хосоковых сомнений. Он никогда не тратит время на то, что не хочет делать, и все в участке давно знают это.       — Ох…       — Знаешь, я не… очень хорош в этом всем, — медленно признаёт Юнги, когда видит, что Хосок начинает растерянно рассматривать собственные руки, не зная, что ответить. — Я не умею поддерживать разговоры или пламенно признаваться в любви… но я никогда не буду притворяться или делать то, что не хочу делать. И я сейчас сижу здесь только потому, что хочу быть с тобой, — твердо заканчивает он и затем хмурится снова, когда Хосок, пролепетав тихое «туалет», буквально сбегает от него прочь. Юнги будто в замедленной съемке наблюдает за его спиной, удаляющейся в противоположную от него сторону, и хочет было уже снова вернуться к созерцанию своего стакана, как вдруг замечает странно знакомую фигуру, сидящую в паре-тройке метров от их стола.       Юнги снова хмурится и быстро обводит внимательным взглядом всё помещение, особо задерживаясь на столах, скрытых за искусственными деревьями и перегородками. Затем с кислым выражением лица достает телефон и начинает печатать.

[эй придурки]

[я знаю что вы здесь]

[валите отсюда нахрен, пока я вам не помог]

Ли [О чем это он] Ван [????]

[завалитесь]

[и идите домой]

Ли [О чем он говорит? Кто-нибудь в курсе?] Юк [Что происходит]

[я вижу чона]

[он сидит за блядским цветком, я вижу его]

Чон [БЛЯ] Ван [А я ведь говорил что не надо его приглашать] Чон [отъебись] Ван [Объяснись блять] Ли [Завалитесь оба] Юк [Мин ты ничего не видел] Юк [А вообще ты ниче так выглядишь. Приоделся для свидания да?]

[иди нахуй]

Ли [Ты такой милый] Чон [ПОСМОТРИТЕ НА ЕГО РУБАШКУ ХА] Чон [секундочку] Чон [Ты что даже волосы уложил?] Юк [Он уложил] Юк [Еще как] Юк [Какая жалость что капитан этого не видит]

[серьезно]

[отъебитесь]

[что вы вообще здесь делаете]

Ли [Мы просто хотели посмотреть на твое свидание] Юк [И помочь, если понадобится] Юк [Очевидно же] Ван [Понятия не имею о чем вы] Ван [Я здесь только для того, чтобы увидеть как он облажается] Ли [тиха] Ли [нельзя было говорить этого вслух] Чон [а почему наш хосок не возвращается] Чон [мне кажется мин УЖЕ облажался лол] Чон [Я голодный давайте есть] Ван [Нет серьезно зачем мы его позвали] Чон [Ну я не понял уже можно есть?] Ли [Нет нельзя] Чон [П О Ч Е М У] Ли [потому что мы шпионим] Ван [Хорошие слова, Ли] Ли [интересно как ты это определил] Ли [ты же необразованная свинья] Юк [Я не думаю что это правильное слово] Юк [Я бы по-другому его назвал] Чон [да какая разница] Чон [давайте есть]

[заткнитесь]

[все]

[идите домой]

      Юнги быстро убирает телефон обратно в карман, как только видит возвращающегося обратно Хосока, краснеющего щеками. Делает всё возможное, чтобы не обращать внимания на остальных офицеров, расположившихся, как оказалось, в каждой стратегически важной точке ресторана, и, подавляя в себе желание убивать, сосредоточиться на своем свидании и Хосоке. Хосок заметно расслабляется после объяснения в чувствах Юнги и разговаривает теперь гораздо свободнее и охотнее — прямо как раньше — чему Юнги несказанно рад. Он говорит и говорит, увлечённо перескакивая с одной темы на другую, улыбается, жестикулирует, и Юнги с радостью его слушает, ощущая, как постепенно, с каждым Хосоковым словом, его охватывает невыразимое чувство счастья и любви.       Хосок выглядит сейчас… потрясающе. Он чертовски прекрасен, очарователен, великолепен, и Юнги просто поражается тому, как он так долго мог не замечать его природную красоту. Чёрт, похоже он действительно гей. Чёрт.       Как только они заканчивают свой ужин, внезапно появляется молоденькая официантка с огромным розовым тортом в форме сердца, украшенным цветочками, и направляется прямиком к их столу.       — Подождите, что это? — спрашивает Юнги, как только девушка ставит перед ними торт. — Мы не заказывали торт.       — Ох, его нет в меню. Он был приготовлен по вашему заказу.       — Что?.. — снова спрашивает офицер, чувствуя внезапно, как в мгновение ока пересыхает в горле. И прежде чем он успевает переспросить, кто сделал этот заказ, к их столику подходит уже второй курьер, держащий в руке огромную связку воздушных шаров в форме сердца. Не один шарик. Не два и не пять. Огромную. Связку. Такую, что могла бы поднять в воздух маленькую собачку, если бы кто-нибудь захотел бы вдруг привязать её к ней…       И теперь абсолютно все посетители грёбаного ресторана смотрят на них. Смотрят с таким нескрываемым любопытством, что Юнги хочется удариться головой о ближайшую стену и потерять сознание, потому что он предпочел бы скорее снова оказаться в больнице, чем принимать участие в этом ебучем цирке.       — Шарики для Чон Хосока! — объявляет курьер. — А кто из вас?.. — Хосок машинально поднимает руку, и курьер торжественно вручает ему шарики с радостным «Поздравляю!».       — …а от кого они? — осторожно интересуется Хосок, так и не дождавшись объяснений от Юнги, низко опустившего голову и пытающегося, вероятно, сделать вид, что его здесь нет.       — От… — тянет курьер, ловко доставая из кармана карточку с именем, — …от господина Мин Юнги, — вежливо отвечает он, и Юнги так быстро поднимает голову, что Хосок пугается, когда слышит хруст, исходящий, кажется, от шеи офицера.       — Подождите, что? Я не… — начинает было Юнги, но его слова неловко повисают в воздухе: курьер уже отошел от стола, оставляя мужчин в оглушающей тишине.       — Клянусь, это был не я, — смущенно бурчит Юнги, пряча лицо за ладонями — люди смотрят, нет, смотрят на них, и он ничего не может с этим сделать, потому что вокруг Хосока болтаются огромные розовые шарики, которые просто не могут не привлекать внимание.       — А…       — …я думаю, нам пора.       — Хорошо… а что с тортом делать будем?       «Нахуй его», — хочет сказать Юнги, но Хосок с таким… благоговением смотрит на этот торт, что Юнги просто отлавливает ближайшего официанта и просит завернуть им его с собой. Через пару минут приходит та же самая девушка, что и принесла им торт, с огромной коробкой, в которой, видимо, он и хранился всё это время. Юнги меньше чем за минуту расплачивается за ужин и чуть ли не за руку вытягивает Хосока прочь из ресторана. Он слышит громкий гогот Чонгука откуда-то издалека, но даже не останавливается — сейчас ему хочется просто уйти отсюда подальше, пока те мило хихикающие девушки в правом углу не успели запечатлеть на камеру его позор.       Тем не менее, он быстро понимает, что покинув ресторан, от проблемы-то они как раз и не избавились, потому что теперь буквально весь Сеул может видеть Хосока, идущего в окружении огромного количества разноцветных шариков-сердечек.       — Мне очень жаль, что всё так получилось, — извиняется Юнги, как только они входят в подъезд их дома.       — Не думаю, что это была твоя вина, но… зато это теперь самое незабываемое свидание, так? — смущенно отвечает Хосок, глядя на всё ещё зажатую в своей руке связку с шариками. — Дай угадаю, это были офицеры?       — …да.       — Ну, зато у нас теперь есть торт… и вино, что ты принес… не хочешь зайти? — спрашивает Хосок, неловко шмыгая носом.       И Юнги просто не может отказаться от такого заманчивого предложения.

***

      — Ты точно уверен, что с тобой и Тэ всё будет хорошо?       — Так, отставить панику! А иначе вы, господин офицер, опоздаете в участок в ваш первый день после выздоровления, — улыбается Сокджин, ловко поправляя воротник Намджуновой рубашки, прежде чем наклониться для быстрого поцелуя в щёку. — Ну серьёзно. Мы с Тэ будем в полном порядке. Лучше убедись, что не попадешь в ситуацию, которая заставит нас волноваться, — продолжает он, когда видит, что Намджун снова начинает хмуриться.       — Если что-нибудь случится, сразу же звони.       — Тшш. Не надо. Просто сконцентрируйся на своем возвращении и спасении Сеула.       Намджун чуть не потерял должность капитана из-за своей травмы. Повреждения были серьёзные, и опасность ремиссии всё ещё была высока; доктора, все как один, лишь разводили руками, говоря, что даже курс реабилитации не гарантирует полного выздоровления. Он никогда уже не вернет себе полную функцию левой руки, хоть в общем с координацией проблем быть и не должно. В связи с этим было принято решение отстранить Намджуна от должности капитана и направить работать в администрацию.       Тем не менее, каждый человек их участка и те, кто когда-либо работал с Намджуном, были категорически против этого. Даже обычно тихий в таких вопросах капитан Чон выразил своё несогласие, призывая, в свою очередь, капитанов остальных участков тоже присоединяться к протесту. В конце концов состоялось собрание, в котором прозвучало твердое «Эта должность принадлежала, принадлежит и будет принадлежать Ким Намджуну, хотите вы того или нет».       А вот Сокджин был не особо в восторге от этой идеи. Он считал, что такая работа в любом случае связана с риском и может как-нибудь ненароком подвергнуть опасности Намджуна и Тэхёна. Да и сам Намджун тоже сомневался: сидел и подолгу рассматривал варианты, вакансии, и думал. Понимал, что в следующий раз так может и не повезти. Но проблема внезапно решилась сама собой, и решение пришло оттуда, откуда никто не ожидал: как-то раз, увидев, как радостно смеются Сокджин и Тэхён, играя в гостиной, он понял, что должен во что бы то ни стало защитить этих двоих. Да и Тэхён постоянно зовет его супергероем… нельзя ведь его разочаровывать, верно?       — Когда ты вернешься домой, мы все вместе отпразднуем твой первый день, — улыбается Сокджин, передавая мужчине кошелек и телефон. — Не задерживайся там долго, хорошо?

***

      — Знаешь, тебе совсем необязательно провожать меня до работы каждый день.       Юнги молча пожимает плечами и просто продолжает идти рядом со своим парнем вместо ответа. Никто не говорит этого вслух, боясь сглазить, но каждый из них прекрасно осознаёт тот факт, что Хосок уже не проливал, не ломал и не бил ничего довольно долгое время, точно так же как и не спотыкался, не падал и не ушибал или повреждал себе каких-либо частей тела. В глубине души Хосок надеется, что это значит, что Юнги действительно тот самый, в то время как Юнги пытается осознать и принять тот факт, что проклятие, похоже, действительно имело место быть.       Им все еще до ужаса неловко быть рядом официально и делать все эти смущающе-романтичные вещи. Юнги изо всех сил старается делать что-то, что может как-либо выразить его чувства: подбирает красивые слова, делает приятные сюрпризы… в то время как Хосок заливается краской каждый раз, когда слышит от офицера хотя бы что-то отдалённо напоминающее комплимент. Они так и не целовались больше с того самого раза. Вместо этого они все ещё работают над тем, чтобы держаться за руки без того, чтобы Юнги придумывал глупые отмазки этого не делать, вроде той, что он занят, а Хосок не притворялся, что ему нужны обе руки для того, чтобы набрать сообщение в телефоне.       — Врачи точно не возражают против того, что ты уже вернулся к работе? — спрашивает Хосок, когда они приближаются к зданию, где находится его офис.       — Нет, я полностью здоров. Они говорят, даже с патрулями проблем быть не должно.       — …но ты все равно осторожнее там, ладно? — нерешительно просит Хосок, протягивая было руку, чтобы взять ладонь офицера в свою, но передумывая в последний момент.       — Ладно. Не волнуйся обо мне.       — Юнги… я всё равно буду теперь волноваться. Знай это.       — …тогда я буду писать тебе так часто, как только смогу, чтобы ты знал, что со мной все в порядке.       — Обещаешь?       — Обещаю.

***

      — С тобой точно всё будет в порядке?       — Да, — драматично закатывая глаза, говорит Чимин, высвобождаясь из крепких объятий своего парня. — В тысячный раз тебе говорю: со мной всё будет хорошо. Обещаю. Я просто посижу и поучусь тут немного. Не хочу облажаться, когда снова вернусь в колледж.       — Ты уверен? Точно не хочешь пойти со мной? Капитан сказал, что не возражает, если ты придёшь...       — Хватит. Всё со мной будет нормально, — снова пытается Чимин. Он прекрасно понимает беспокойство Чонгука. Чёрт, да он сам еще не оправился от всего этого дерьма с похищением, но с другой стороны, совершенно очевидно, что он не может сидеть в этой квартире с Чонгуком вечно. Когда-нибудь придётся выйти. Вернуться в колледж. Затем найти работу… начать жить в конце-то концов. И во многом именно Чонгук помогает ему принять такое решение — видя, как тот, несмотря на все лишения, всё равно с необъяснимым упорством возвращается к своей работе, он и сам хочет двигаться дальше. Если Чонгук может встретить опасность лицом к лицу... то чем он, Чимин, хуже?..       — Я понимаю, но всё же… — начинает было Чонгук, но Чимин не дает ему продолжить, затыкая рот поцелуем. Чонгук широко раскрывает глаза от неожиданности и глупо оглядывается назад, когда Чимин отстраняется.       — Я буду в порядке. И это вообще-то я должен волноваться. Ты точно уверен, что хочешь вернуться обратно к службе?       — Да. Да, уверен.       — Я правда не знаю, зачем спросил. Заранее ведь знал, что ты так ответишь, — с внезапным смешком отзывается Чимин, хитро прищуриваясь. — Но я приду забрать тебя с работы, и, раз уж на то пошло, может, прогуляемся на обратном пути? — предлагает миниатюрный паренёк, играясь с краем Чонгуковой рубашки.       — …и как мне на это реагировать? — спрашивает Чонгук, приподнимая левую бровь, но Чимин талантливо делает вид, что не слышит, и лишь смеётся, откидывая голову назад.       — Никак, я просто рад, что ты начинаешь понимать, на каком уровне отношений мы находимся, — шутит Чимин с игривым блеском в глазах, параллельно пытаясь найти следы сомнения на Чонгуковом лице. Но мужчина лишь беззлобно щурит глаза, чтобы через мгновение подхватить Чимина на руки и закинуть к себе на плечо. Чимин выпускает высокий писк от неожиданности, когда Чонгук начинает идти по направлению к гостиной, чтобы отпустить его там.       — Пусти! — со смехом кричит парень, колотя своими маленькими кулачками по Чонгуковой спине, в то время как Чонгук, подражая Чимину, старательно делает вид, что ничего не слышит.

***

      Юнги стоит в дверях своего офиса, оперевшись о косяк, и наблюдает за происходящим внутри. Наслаждается знакомой атмосферой. Чонгук уже сидит рядом с его столом и играется с наручниками, притворяясь, будто совсем не замечает кипу незаполненных отчетов прямо перед собой. Джексон с Хонбином с привычным оживлением о чём-то спорят, почти синхронно размахивая руками в знак возмущения и негодования, в то время как Сондже стоит рядом с ними и делает вид, что читает какой-то важный документ, хотя на самом деле внимательно следит за ходом спора и даже изредка, забываясь, качает головой в знак согласия.       Все такое обычное. Умиротворенное. Юнги чувствует себя здесь почти… дома? Он никогда не думал, что когда-нибудь признает это, но он сильно скучал по всему этому. Действительно сильно. При одном лишь взгляде на этих людей теплота заполняет его сердце. Потому что они его семья. И — главное — Хосок теперь тоже часть этой семьи, и он, Юнги, должен защищать его, как важную её часть.       — Ты чего тут стоишь на проходе, Мин?       Юнги оборачивается на звук знакомого голоса — позади него стоит капитан.       — Давай, просыпайся. У тебя патруль в пять.       Юнги никогда и подумать не мог, что будет так рад снова услышать эти слова.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.