***
Не проходит и пары дней после Намджуновой выписки, как Сокджин окончательно решается на переезд. И это пока секрет — но не потому, что они стыдятся своих отношений или что-то такое, а потому, что Намджун изначально придерживался позиции, что гласность в таких делах им совершенно ни к чему. Но вот Тэхён с этим абсолютно не согласен: он, как вражеский шпион, с неиссякаемым энтузиазмом продолжает рассказывать о переезде каждой живой душе в радиусе его досягаемости, включая даже медсестёр и уборщиц, не в силах сдержать буквально разрывающее его изнутри волнение. Не проходит и дня, как о переезде уже знают все, даже те, кого это вообще никаким боком не касается, и Сокджину даже поступает коллективная просьба от остальных офицеров участка — «хорошо позаботиться об их капитане». А когда Намджуна выписывают, и он, наконец, возвращается домой, Тэхён чуть ли не до потолка прыгает от счастья при виде Сокджина, распаковывающего свои вещи вместе с отцовскими. Он ни на шаг не отходит от учителя, постоянно предлагая помощь и на самом деле больше мешая, нежели реально принося пользу. Заканчивается всё это тем, что мальчик случайно ломает Сокджинов магнитофон, но учитель даже не ругает его за это, говоря, что тот всё равно был не особо дорогой и нужный. Намджун тоже хочет помочь, но его территория ограничивается одним лишь диваном, с которого он наблюдает за развернувшейся бурной деятельностью по распаковке чемоданов — Сокджин наотрез отказался позволять ему поднимать какие-либо тяжести и вообще в чем-либо им помогать. И капитан даже не думает ему возражать: всё же, учитель может быть довольно убедительным, если захочет. Когда с большей частью вещей покончено, все собираются на кухне, где Сокджин готовит праздничный ужин в честь переезда. Тэхён старается помогать учителю по мере сил: взбивает яйца и даже сам накрывает на стол, пыхтя от усердия, в то время как Сокджин работает с лёгкостью, тихонечко насвистывая веселую мелодию себе под нос. Намджуну, как и обычно, поручено просто сидеть за столом до тех пор, пока ужин не будет готов, и он старательно выполняет свою работу, с глуповатой, счастливой улыбкой на лице наблюдая за мальчиком и мужчиной, слаженно готовящими вместе. И это всё реально. Это действительно происходит, и это осознание вызывает какое-то тёплое, тянущее чувство в Намджуновом животе. Он никогда не чувствовал себя настолько по-домашнему в своей собственной квартире. Никогда — до появления Сокджина. Сокджинов ноутбук стоит теперь на кофейном столике. Сокджинова обувь заняла пустующее пространство в коридоре. В ванной — лишняя зубная щётка, какой-то тюбик с умывалкой для лица… всё это кажется таким домашним, таким уютным и родным, что Намджун до сих пор поверить не может, что это действительно происходит с ним в реальности. Был ли он так же счастлив со своей бывшей женой? Он не помнит. Тогда он был ещё молод и глуп, считая одну лишь её любовью всей своей жизни. В первые месяцы после свадьбы… возможно и был. Но он действительно не помнит. Будто с появлением в его жизни Сокджина, тот вытеснил все его прошлые воспоминания, с ним не связанные. Намджун просто не может выкинуть из головы мысли о том, что у него теперь есть настоящая семья. Из трёх человек. Да, это глупо, и он прекрасно понимает это. Они с Сокджином могут не сойтись и просто-напросто расстаться уже к концу этой недели. Если это действительно случится… Намджуново и Тэхёново сердца разобьются просто вдребезги. Конечно, Намджун ни в коем случае не хочет этого, но нельзя ведь исключать и подобный исход событий, так? Поэтому сейчас он старается ценить то, что у него есть. Старается дать им шанс. И обещает себе сделать всё, что в его силах, чтобы сделать этого мужчину счастливым. Тэхён, как удивительно послушный ребёнок, ест овощи и даже не капризничает, всё ещё находясь под впечатлением от того, что его любимый учитель теперь будет жить вместе с ними. Намджуну приходится объяснить ему, что нельзя рассказывать посторонним людям об этом, и хоть маленький мальчик и совсем не в восторге о этой идеи, он обещает отцу, что не будет — ведь в противном случае мистеру Киму придётся уйти! Сокджин только грустно улыбается на эти слова, кивая. Ещё одно лишнее напоминание о том, что то, что делает их счастливыми здесь и сейчас, запрещено в их стране. Но даже несмотря на это, Сокджин совсем не собирается опускать руки — ведь вот он здесь, вместе со своими любимыми людьми, счастлив. И он будет и дальше бороться за своё счастье. После ужина все дружно смотрят какой-то мультфильм, и Тэхён оказывается буквально зажат между своим отцом и учителем; всего на минуту, но Намджун забывает даже о похищении, выстреле и своей реабилитации, позволяя блаженной нормальности происходящего окутать себя с головой. Он протягивает руку, чтобы, наконец, расположить ее в ладони Сокджина, и мужчина мягко улыбается ему в ответ, прежде чем вернуться к просмотру фильма. — Я, эм, ну… знаю, что мы должны делить теперь спальню, но… — смущенно начинает Намджун, как только замечает, что Тэхён уснул, так не дождавшись конца мультфильма. — Я могу поспать на диване или на полу, если ты… ну, ты понял, — неуверенно предлагает он, изо всех сил стараясь скрыть волнение в голосе. Он довольно много думал о данном вопросе и пришел к выводу, что может испугать Сокджина такой настойчивостью в плане постели. Была бы у него гостевая комната, он бы с радостью предоставил её учителю, но… у него её нет (и он действительно не знает, хорошо это или плохо). — Что, боишься, что приставать буду? — дразнящим голосом интересуется Сокджин, близко наклоняясь к лицу офицера. Намджун ощутимо сглатывает. — Нет, я просто подумал, что ты… — …что я буду бояться, что ты будешь ко мне приставать? — продолжает Сокджин, пробегаясь пальцами по Намджуновым ключицам с почти хищным блеском в глазах. Намджун отводит взгляд на секунду, боясь даже вздохнуть лишний раз, прежде чем снова перевести взгляд на красивое лицо перед собой. — Джин… — Да шучу я. Ты всегда так легко ведешься на это, — со смехом отвечает Сокджин. — Ну а если серьёзно, то я больше беспокоюсь о тебе. — Обо мне? Почему? — Ну… мы, конечно, встречаемся и всё такое, но тебе, наверное, стоит ещё привыкнуть к мысли, что это отношения с мужчиной, так? И если ты не готов… — Джин. Мы ведь уже целовались, помнишь? Много раз, — приподнимая бровь, напоминает Намджун. — Да, но… — Джин, — мягко перебивает его Намджун, нежно перехватывая запястье учителя и осторожно прижимаясь губами к тыльной стороне его ладони. — Джин, я давно уже перестал обращать внимание на то, что мы оба мужчины. Я не поэтому спрашивал, — продолжает он, и теперь настаёт Сокджинова очередь нервно сглатывать. — Но… — Я хотел сказать, что предложил диван только потому, что не хотел слишком торопить события, если ты пока не готов к этому. Я знаю, ты согласился жить со мной, но я не хочу заставлять тебя, — заканчивает, наконец, мужчина, мягко отпуская руку учителя. Вот что он имел в виду. Он готов ждать месяцы, даже годы, если понадобится, ради того, чтобы построить крепкие, стабильные отношения. Он больше не тот легкомысленный сорвиголова из колледжа. Сейчас он настроен более чем серьёзно и хочет, чтобы Сокджин тоже понял это. — А что, если… я хочу разделить с тобой эту постель? — дразняще интересуется Сокджин, и в этот раз Намджун лишь смеётся на это в ответ, прежде чем снова взять его за руку. — Тогда я был бы более чем счастлив.***
Чонгук и Чимин сидят на диване и, вроде как, смотрят фильм. Фильм непонятный, иностранный и вообще какой-то стрёмный — кажется, французский — Чонгук смотрел похожий когда-то. И он обязательно прокомментировал бы происходящее на экране, если бы временно не потерял способность складывать слова в связные предложения. Потому что Чимин. Чимин сидит близко, очень близко. Его рука гораздо дольше обычного задерживается на его, Чонгуковой, руке, а затем осторожно скользит по бедру вверх; Чонгук цепенеет. Не сказать, что ему не нравятся такие смелые действия со стороны его парня… но конкретно в этот момент его накрывает лёгкая такая паника. Он продолжает сидеть неподвижно, одновременно лихорадочно стараясь понять, что пытается сказать этим Чимин, и пытается ли вообще, потому что до сих пор он, Чонгук, сдерживался и не допускал ни единого грязного намека Чимину со своей стороны (что, тем не менее, не отменяло влажных фантазий) — словом, всего, что может каким-либо образом испугать Чимина. А теперь Чонгук ждёт. Ждёт, сам не зная чего, старательно притворяясь, будто увлечен фильмом — хоть взгляд и с завидным упорством отказывается фокусироваться на субтитрах... а на экране двое мужчин увлеченно ругаются друг с другом. Размахивают руками, кричат… Чонгук не понимает. А затем рука Чимина останавливается. И, прежде чем Чонгук успевает спросить, в чем дело, и вообще что-либо осознать, тот внезапно усаживается на нём сверху, устраиваясь на коленях. — Чи-Чимин, — неуверенно заикается Чонгук, чувствуя себя почти беспомощным в этой ситуации. Но Чимин будто и не слышит: наклоняется вперед и просто целует, осторожно касаясь своими мягкими пухлыми губами Чонгуковых. И у Чонгука срывает тормоза. Он одним сильным движением притягивает парня за талию к себе ещё ближе, и Чимин откровенно стонет, толкаясь бёдрами вперёд и заставляя Чонгука охнуть от внезапного тесного контакта. — Ты…? — сдавленно выдыхает офицер, но даже не успевает закончить предложение, потому что Чимин целует снова. Глубже. Горячее. Требовательнее. И кто такой Чонгук, чтобы не потакать этим его требованиям? Он с рыком встаёт, прерывая поцелуй, и с лёгкостью поднимает Чимина на руки, заставляя того обхватить свою талию ногами. Несёт его в спальню. Они целуются много, мокро, почти с жадностью, и, когда Чонгук с внезапной осторожностью опускает Чимина на кровать, тот выгибается ему навстречу, вынуждая на ещё большую близость. — Если… захочешь прекратить… просто скажи, — хрипло шепчет Чонгук прямо в Чиминовы губы, прежде чем спуститься дорожкой поцелуев на его шею. Чимин не говорит, но притягивает Чонгука за талию, заставляя перевернуться. Секунда — и он снова сверху. — Это ты мне скажи, — дерзко отвечает Чимин, прежде чем ловко стянуть через голову футболку и отбросить ее куда-то назад. У Чонгука пересыхает во рту. Чимин идеальный. Кожа — ровная, матовая, будто солнцем зацелованная — обрамляет гибкие мускулы. Чонгук хочет дотронуться, но внезапно обнаруживает свои запястья прижатыми к кровати. — Держите свои руки при себе, офицер, — насмешливо тянет Чимин и не отпускает Чонгуковы запястья до тех пор, пока тот не кивает, соглашаясь. — Хорошо, — обращаясь, будто к ребенку, продолжает Чимин, дразняще проводя пальцами по Чонгуковой груди. Он расстёгивает пуговицы его рубашки одну за одной, специально медля, с интересом наблюдая за его реакцией — борьбой покорности и предвкушения. Как только с последней из них покончено — неторопливо, будто нарочно, откидывает одежду в сторону, оголяя Чонгуков пресс и тяжело вздымающуюся грудь. Чонгук снова подается вперед, не в силах совладать с навязчивым желанием: ему просто нужно прикоснуться к горячей Чиминовой коже, так, будто от этого зависит вся его жизнь. Тело горит. Но внезапно он осознаёт, что не может — потому что Чимин снова прижимает его запястья к кровати, нависая над ним сверху. Длинная челка падает на его лицо, почти полностью скрывая черты, но глаза у Чимина горят странным блеском, почти освещая собой спальню. — Что я говорил насчёт рук? — строго одёргивает его парень, щёлкая языком и улыбаясь одними уголками губ, растянувшихся в почти плотоядной улыбке. Чонгук делает попытку встать, но Чимин не даёт ему, мягко упираясь ладошкой в грудь и заставляя её гореть огнём от одного лишь этого прикосновения. Чонгуку внезапно становится страшно от того, что будет с ним дальше — они ведь не сделали еще буквально ничего, только сняли рубашки. — Чимин… — тихим, почти предупреждающим голосом окликает Чонгук. С одной стороны, ему хочется немедленно прекратить это всё, но с другой… хочется позволить Чимину уложить себя на кровать и посмотреть, что случится дальше. Он и представить себе никогда не мог, что у Чимина существует такая сторона — но не то чтобы он жалуется, ведь Чимин сейчас сидит на нем сверху и двигается, двигается, создавая восхитительное трение. Возбуждение тугими кольцами стягивает низ Чонгукова живота, заставляя и так уже немалое желание разгораться всё сильнее. Слишком тесно. Слишком тепло. Слишком неудобно в любимых джинсах сейчас, что давят всё сильнее с каждым Чиминовым толчком. Но тот будто бы и не замечает этого вовсе — откидывает голову назад с хриплым стоном… — Чимин, если ты сейчас же не остановишься, я клянусь, я… — Офицер? — голос Чимина резко становится не таким уверенным, и вес его тела внезапно исчезает с Чонгуковых бёдер. Теперь тот смотрит на него почти с беспокойством, удивлённо приподняв бровь. Чонгук разочарованно стонет от охватившего его чувства пустоты. — С тобой всё хорошо? — наклоняясь вперёд, спрашивает Чимин. — Офицер? — на этот раз громче повторяет он, а затем хватает Чонгука за плечи и начинает трясти. Сильно. Стоп. Что происходит? Почему… — Чонгук, с тобой всё хорошо? Чонгук оторопело моргает, на пару секунд потерявшись в пространстве. Он лежит сейчас на своей кровати, в собственной спальне, но Чимин не раздет и абсолютно точно не оседлал его. Да и вообще — Чимин лишь легонько трясёт его за плечо, взволнованно хмурясь. Внезапно приходит осознание — это был лишь очередной мокрый сон, что закончился раньше, чем они успели дойти до самой интересной части. И теперь Чонгук хочет умереть, исчезнуть, провалиться под землю сию же секунду — и не потому, что ему стыдно, а потому, что в действительности Чимин сейчас НЕ наполовину раздет и НЕ сидит сейчас сверху на его, Чонгуковых, бёдрах. Почему, ну просто почему его мозг выдает ему такие картинки, когда такой абсолютно невинный Чимин сидит прямо перед ним. Всё это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. — Ты метался по кровати, так что я немного заволновался, — облегчённо поясняет Чимин, снова укладываясь на постель. — Ох… — глупо выдыхает Чонгук, стараясь лишний раз не смотреть на лежащего рядом парня, особенно из-за того, что не уверен, прикрывает ли одеяло его не вовремя проявившийся стояк. — Ты точно уверен, что в порядке? — обеспокоенно переспрашивает Чимин, поворачиваясь к Чонгуку с почти испуганным выражением лица. — Да… просто… кошмар, — смущенно бормочет куда-то в подушку офицер и съёживается, когда слышит сочувствующий мягкий вздох, а затем чувствует ласковые пальцы на своих волосах. Чёрт. Теперь, когда Чимин наверняка думает, что у него снова был один из тех кошмаров, связанных с похищением, Чонгук чувствует себя мудаком. Просто полным мудаком со своим дурацким стояком в своих дурацких спортивках. — Ладно… пора уже вставать… пойду приготовлю завтрак, — через пару минут говорит Чимин, убирая, наконец, руку с Чонгуковой головы. И только когда его шаги затихают где-то на кухне, Чонгук вздыхает с облегчением. Ему нужно принять быстрый холодный душ, прежде чем Чимин закончит готовить завтрак или прежде чем заметит. (И хоть никто из них целенаправленно не разделял домашние обязанности, негласно было решено, что готовить будет Чимин, потому что а) Чонгук до сих пор не может приготовить ничего, кроме дерьма; и б) Чимин находит готовку успокаивающей). — Какие планы на сегодня? — спрашивает Чонгук сразу после завтрака, стараясь сделать голос максимально естественным. Они почти никуда не выходили из квартиры с тех пор, как начали жить вместе (не считая, разве что, совместные с остальными офицерами походы в больницу), потому что Чимину до сих пор было некомфортно находиться среди большого количества людей. И Чонгук не винит его — он и сам, если честно, немного опасается выходить в свет после всего случившегося с ними тогда. Так что он просто дает Чимину время оправиться, совсем не возражая против своего добровольного домашнего ареста. Они целыми днями валяются на диване и смотрят фильмы, играют в игры (и Чимин с удивлением обнаруживает даже, что Чонгук в этом довольно неплох). — Я думал, может… пройтись по магазинам? — тщательно подбирая слова, медленно предлагает Пак, не отрывая взгляда от пустой тарелки перед ним. Чонгук неверяще вскидывает голову и тут же опускает обратно, стараясь скрыть внезапно охватившее его волнение. — Ох. Звучит просто отлично. Да, да, конечно же мы пойдём, — поспешно, чтобы Чимин не успел передумать, соглашается Чонгук. Безусловно Чимину нужно время на восстановление. Но не стоит забывать и таком варианте тоже. Немного свежего воздуха ему точно не помешает. Им обоим. Они быстро заканчивают с уборкой посуды и выходят к ближайшему торговому центру. Чимин притворяется, что в порядке, но Чонгук прекрасно знает, что это не так; ему почти физически больно смотреть, как испуганно дёргается парень почти от каждого шороха, длинной тени или тёмного угла на его пути. В каком ужасе шарахается он назад, когда случайные прохожие изредка задевают его сумками или плечами... и как беспомощно прижимается он к нему, Чонгуку, в поисках защиты. Чонгук держится. Делает всё, что в его силах, чтобы сделать вид, что его это не волнует, и дать, наконец, Чимину расслабиться. Чимин не ребенок. Он должен сам справиться с этим. Минуты тянутся мучительно долго, но вот, наконец, у них получается: Чимин постепенно начинает улыбаться — сначала неуверенно, несмело, затем больше — разговаривать, и даже смеяться над Чонгуковыми шутками. Они бродят, держась за руки, по случайным павильонам торгового центра, совершенно без цели что-нибудь купить; задерживаются у отделов с одеждой со смешными принтами, с дорогой и не очень обувью... Домой возвращаются с неожиданной добычей в виде пары дурацких тапочек-кроликов розового цвета — Чонгук настоял на их приобретении, «чтобы отпраздновать начало их совместной жизни». Чимину смешно. Тапочки пушистые, с нелепыми кроличьими ушами, но Чонгуку нравится, он говорит — все парочки должны иметь такие. Чимин соглашается. Они ему тоже нравятся, если честно... но Чонгуку он в этом ни за что не признается. Да, они еще не настолько близки, как хотелось бы. Но какая, к чёрту, в этом разница, если они счастливы?***
Когда с момента выписки проходит ровно неделя, Юнги решает, что пришло время для их с Хосоком свидания. Первого свидания. Решает во многом из-за того, что Чонгук не переставал доёбывать его этим всю чёртову неделю. Да и не только он — остальные офицеры буквально засыпали его разного рода сообщениями, большинство из которых сводилось к тому, что ему, Юнги, нужно беречь и лелеять Хосока как зеницу ока, потому что вероятность того, что кто-то, кроме него, согласится встречаться с такой ленивой, ворчливой задницей как он, равняется нулю. И не то чтобы Юнги в восторге от всего этого, но отрицать их правоту он не может — потому что он действительно ужасен в отношениях. И знает это. Да он бы сам с собой не встречался, если совсем уж честно. Но всё вышло так, как вышло, так что теперь он изо всех сил пытается стать для Хосока чем-то большим, чем просто соседом. При том, что не совсем понимает, как это сделать. А Хосок... Хосок просто остаётся рядом, будто бы и не замечая совсем внутренней борьбы офицера. Юнги благодарен ему за это с одной стороны — за то, что не озвучивает вслух давно интересующий обоих вопрос «А кто мы друг другу?». Юнги хочет, действительно хочет сказать: «Я люблю тебя» или «Я хочу встречаться с тобой», но не может заставить себя. И ненавидит себя за это. Да, был поцелуй. Он наверняка более чем ясно выразил его намерения, но всё-таки... именно свидание должно расставить всё на свои места. И Юнги, не придумав ничего лучше, решает спросить совета у Сондже. Правда, тут же об этом жалеет — потому что тот смеется над ним буквально десять минут прямо в трубку телефона, когда слышит суть его просьбы. Юнги не обрывает звонок в тот же момент по той лишь причине, что Чонгук может услышать и разболтать это всему миру, если задать тот же вопрос непосредственно в участке (и это не займет у него много времени: после первого же дежурства об этом будут знать все). Именно поэтому сейчас Юнги неловко стоит в своей спальне и с недоверием смотрит на свое отражение в зеркале — уже и не помнит, когда в последний раз одевался настолько официально. Кажется, ни разу с тех пор, как стал полицейским. Чёрт, как же давно это было? Чёрный смокинг просто пылился все эти годы в дальнем углу его шкафа — потому что Юнги решил, что больше он ему никогда не понадобится. Юнги неловко топчется на месте, пытаясь привыкнуть к неудобной одежде, и морщится. Он с удовольствием променял бы всё это на толстовку и пару обычных стареньких джинс, но Сондже сказал, что это очень важно — быть одетым во что-нибудь нарядное на первом свидании. Юнги переводит взгляд на зажатую в руке бутылку вина, перевязанную золотой лентой, что захватил сегодня на обратном пути после осмотра в больнице. Сондже предложил, вообще-то, сначала цветы, но Юнги наотрез отказался идти по улице с букетом, так что выбор пал на бутылку. Вряд ли он или же Хосок смогут по достоинству оценить вкус этого вина, но какая к чёрту разница, если это просто формальность, верно? Он нервно проверяет время на телефоне и в последний раз поправляет волосы, прежде чем выйти из квартиры. Путь до Хосоковой двери времени много не занимает — всего-то пара секунд от собственной — но Юнги почему-то начинает нервничать. И это не имеет никакого смысла. Он сознательно подвергал свою жизнь опасности тысячи раз (и последний был особенно запоминающимся) и всегда умел сохранять хладнокровие… но не сейчас. Но почему? Он знает Хосока. Он провел уже кучу времени с ним вместе. Это просто обычный ужин, держи себя в руках, Мин Юнги. Юнги прочищает горло и пару раз нервно переминается с ноги на ногу, прежде чем постучать. Он слышит возню, затем какой-то шум, а потом, наконец, дверь открывается, и перед ним предстает сверкающий яркой улыбкой Хосок, одетый в свободный кремовый свитер и чёрные зауженные джинсы. — Привет, — застенчиво здоровается парень, и его глаза превращаются в щёлочки от широкой улыбки. — Привет, — неловко отвечает ему Юнги, перенося вес тела на пятки. — Я… эм, знаю, что ты не пьёшь, но это для тебя, — смущённо добавляет он, протягивая Хосоку бутылку. Тот осторожно принимает её и поворачивает этикеткой к себе. — Ты подарил мне вино. — Ну, был выбор между вином и цветами, и я подумал, что ты не хочешь цветы. — Мне никогда не дарили цветы… — задумчиво тянет Хосок, параллельно пытаясь прочитать сложное французское название на этикетке. — …ох… — Спасибо, Юнги, это очень мило. Может, мы могли бы… выпить его вместе? После ужина или что-то такое? — …ах. Да. Конечно. Как хочешь. — Дай мне пару секунд, я только пальто заберу и вернусь, — торопливо кидает Хосок, прежде чем исчезнуть за дверью. Юнги[эй придурки]
[я знаю что вы здесь]
[валите отсюда нахрен, пока я вам не помог]
Ли [О чем это он] Ван [????][завалитесь]
[и идите домой]
Ли [О чем он говорит? Кто-нибудь в курсе?] Юк [Что происходит][я вижу чона]
[он сидит за блядским цветком, я вижу его]
Чон [БЛЯ] Ван [А я ведь говорил что не надо его приглашать] Чон [отъебись] Ван [Объяснись блять] Ли [Завалитесь оба] Юк [Мин ты ничего не видел] Юк [А вообще ты ниче так выглядишь. Приоделся для свидания да?][иди нахуй]
Ли [Ты такой милый] Чон [ПОСМОТРИТЕ НА ЕГО РУБАШКУ ХА] Чон [секундочку] Чон [Ты что даже волосы уложил?] Юк [Он уложил] Юк [Еще как] Юк [Какая жалость что капитан этого не видит][серьезно]
[отъебитесь]
[что вы вообще здесь делаете]
Ли [Мы просто хотели посмотреть на твое свидание] Юк [И помочь, если понадобится] Юк [Очевидно же] Ван [Понятия не имею о чем вы] Ван [Я здесь только для того, чтобы увидеть как он облажается] Ли [тиха] Ли [нельзя было говорить этого вслух] Чон [а почему наш хосок не возвращается] Чон [мне кажется мин УЖЕ облажался лол] Чон [Я голодный давайте есть] Ван [Нет серьезно зачем мы его позвали] Чон [Ну я не понял уже можно есть?] Ли [Нет нельзя] Чон [П О Ч Е М У] Ли [потому что мы шпионим] Ван [Хорошие слова, Ли] Ли [интересно как ты это определил] Ли [ты же необразованная свинья] Юк [Я не думаю что это правильное слово] Юк [Я бы по-другому его назвал] Чон [да какая разница] Чон [давайте есть][заткнитесь]
[все]
[идите домой]
Юнги быстро убирает телефон обратно в карман, как только видит возвращающегося обратно Хосока, краснеющего щеками. Делает всё возможное, чтобы не обращать внимания на остальных офицеров, расположившихся, как оказалось, в каждой стратегически важной точке ресторана, и, подавляя в себе желание убивать, сосредоточиться на своем свидании и Хосоке. Хосок заметно расслабляется после объяснения в чувствах Юнги и разговаривает теперь гораздо свободнее и охотнее — прямо как раньше — чему Юнги несказанно рад. Он говорит и говорит, увлечённо перескакивая с одной темы на другую, улыбается, жестикулирует, и Юнги с радостью его слушает, ощущая, как постепенно, с каждым Хосоковым словом, его охватывает невыразимое чувство счастья и любви. Хосок выглядит сейчас… потрясающе. Он чертовски прекрасен, очарователен, великолепен, и Юнги просто поражается тому, как он так долго мог не замечать его природную красоту. Чёрт, похоже он действительно гей. Чёрт. Как только они заканчивают свой ужин, внезапно появляется молоденькая официантка с огромным розовым тортом в форме сердца, украшенным цветочками, и направляется прямиком к их столу. — Подождите, что это? — спрашивает Юнги, как только девушка ставит перед ними торт. — Мы не заказывали торт. — Ох, его нет в меню. Он был приготовлен по вашему заказу. — Что?.. — снова спрашивает офицер, чувствуя внезапно, как в мгновение ока пересыхает в горле. И прежде чем он успевает переспросить, кто сделал этот заказ, к их столику подходит уже второй курьер, держащий в руке огромную связку воздушных шаров в форме сердца. Не один шарик. Не два и не пять. Огромную. Связку. Такую, что могла бы поднять в воздух маленькую собачку, если бы кто-нибудь захотел бы вдруг привязать её к ней… И теперь абсолютно все посетители грёбаного ресторана смотрят на них. Смотрят с таким нескрываемым любопытством, что Юнги хочется удариться головой о ближайшую стену и потерять сознание, потому что он предпочел бы скорее снова оказаться в больнице, чем принимать участие в этом ебучем цирке. — Шарики для Чон Хосока! — объявляет курьер. — А кто из вас?.. — Хосок машинально поднимает руку, и курьер торжественно вручает ему шарики с радостным «Поздравляю!». — …а от кого они? — осторожно интересуется Хосок, так и не дождавшись объяснений от Юнги, низко опустившего голову и пытающегося, вероятно, сделать вид, что его здесь нет. — От… — тянет курьер, ловко доставая из кармана карточку с именем, — …от господина Мин Юнги, — вежливо отвечает он, и Юнги так быстро поднимает голову, что Хосок пугается, когда слышит хруст, исходящий, кажется, от шеи офицера. — Подождите, что? Я не… — начинает было Юнги, но его слова неловко повисают в воздухе: курьер уже отошел от стола, оставляя мужчин в оглушающей тишине. — Клянусь, это был не я, — смущенно бурчит Юнги, пряча лицо за ладонями — люди смотрят, нет, смотрят на них, и он ничего не может с этим сделать, потому что вокруг Хосока болтаются огромные розовые шарики, которые просто не могут не привлекать внимание. — А… — …я думаю, нам пора. — Хорошо… а что с тортом делать будем? «Нахуй его», — хочет сказать Юнги, но Хосок с таким… благоговением смотрит на этот торт, что Юнги просто отлавливает ближайшего официанта и просит завернуть им его с собой. Через пару минут приходит та же самая девушка, что и принесла им торт, с огромной коробкой, в которой, видимо, он и хранился всё это время. Юнги меньше чем за минуту расплачивается за ужин и чуть ли не за руку вытягивает Хосока прочь из ресторана. Он слышит громкий гогот Чонгука откуда-то издалека, но даже не останавливается — сейчас ему хочется просто уйти отсюда подальше, пока те мило хихикающие девушки в правом углу не успели запечатлеть на камеру его позор. Тем не менее, он быстро понимает, что покинув ресторан, от проблемы-то они как раз и не избавились, потому что теперь буквально весь Сеул может видеть Хосока, идущего в окружении огромного количества разноцветных шариков-сердечек. — Мне очень жаль, что всё так получилось, — извиняется Юнги, как только они входят в подъезд их дома. — Не думаю, что это была твоя вина, но… зато это теперь самое незабываемое свидание, так? — смущенно отвечает Хосок, глядя на всё ещё зажатую в своей руке связку с шариками. — Дай угадаю, это были офицеры? — …да. — Ну, зато у нас теперь есть торт… и вино, что ты принес… не хочешь зайти? — спрашивает Хосок, неловко шмыгая носом. И Юнги просто не может отказаться от такого заманчивого предложения.***
— Ты точно уверен, что с тобой и Тэ всё будет хорошо? — Так, отставить панику! А иначе вы, господин офицер, опоздаете в участок в ваш первый день после выздоровления, — улыбается Сокджин, ловко поправляя воротник Намджуновой рубашки, прежде чем наклониться для быстрого поцелуя в щёку. — Ну серьёзно. Мы с Тэ будем в полном порядке. Лучше убедись, что не попадешь в ситуацию, которая заставит нас волноваться, — продолжает он, когда видит, что Намджун снова начинает хмуриться. — Если что-нибудь случится, сразу же звони. — Тшш. Не надо. Просто сконцентрируйся на своем возвращении и спасении Сеула. Намджун чуть не потерял должность капитана из-за своей травмы. Повреждения были серьёзные, и опасность ремиссии всё ещё была высока; доктора, все как один, лишь разводили руками, говоря, что даже курс реабилитации не гарантирует полного выздоровления. Он никогда уже не вернет себе полную функцию левой руки, хоть в общем с координацией проблем быть и не должно. В связи с этим было принято решение отстранить Намджуна от должности капитана и направить работать в администрацию. Тем не менее, каждый человек их участка и те, кто когда-либо работал с Намджуном, были категорически против этого. Даже обычно тихий в таких вопросах капитан Чон выразил своё несогласие, призывая, в свою очередь, капитанов остальных участков тоже присоединяться к протесту. В конце концов состоялось собрание, в котором прозвучало твердое «Эта должность принадлежала, принадлежит и будет принадлежать Ким Намджуну, хотите вы того или нет». А вот Сокджин был не особо в восторге от этой идеи. Он считал, что такая работа в любом случае связана с риском и может как-нибудь ненароком подвергнуть опасности Намджуна и Тэхёна. Да и сам Намджун тоже сомневался: сидел и подолгу рассматривал варианты, вакансии, и думал. Понимал, что в следующий раз так может и не повезти. Но проблема внезапно решилась сама собой, и решение пришло оттуда, откуда никто не ожидал: как-то раз, увидев, как радостно смеются Сокджин и Тэхён, играя в гостиной, он понял, что должен во что бы то ни стало защитить этих двоих. Да и Тэхён постоянно зовет его супергероем… нельзя ведь его разочаровывать, верно? — Когда ты вернешься домой, мы все вместе отпразднуем твой первый день, — улыбается Сокджин, передавая мужчине кошелек и телефон. — Не задерживайся там долго, хорошо?***
— Знаешь, тебе совсем необязательно провожать меня до работы каждый день. Юнги молча пожимает плечами и просто продолжает идти рядом со своим парнем вместо ответа. Никто не говорит этого вслух, боясь сглазить, но каждый из них прекрасно осознаёт тот факт, что Хосок уже не проливал, не ломал и не бил ничего довольно долгое время, точно так же как и не спотыкался, не падал и не ушибал или повреждал себе каких-либо частей тела. В глубине души Хосок надеется, что это значит, что Юнги действительно тот самый, в то время как Юнги пытается осознать и принять тот факт, что проклятие, похоже, действительно имело место быть. Им все еще до ужаса неловко быть рядом официально и делать все эти смущающе-романтичные вещи. Юнги изо всех сил старается делать что-то, что может как-либо выразить его чувства: подбирает красивые слова, делает приятные сюрпризы… в то время как Хосок заливается краской каждый раз, когда слышит от офицера хотя бы что-то отдалённо напоминающее комплимент. Они так и не целовались больше с того самого раза. Вместо этого они все ещё работают над тем, чтобы держаться за руки без того, чтобы Юнги придумывал глупые отмазки этого не делать, вроде той, что он занят, а Хосок не притворялся, что ему нужны обе руки для того, чтобы набрать сообщение в телефоне. — Врачи точно не возражают против того, что ты уже вернулся к работе? — спрашивает Хосок, когда они приближаются к зданию, где находится его офис. — Нет, я полностью здоров. Они говорят, даже с патрулями проблем быть не должно. — …но ты все равно осторожнее там, ладно? — нерешительно просит Хосок, протягивая было руку, чтобы взять ладонь офицера в свою, но передумывая в последний момент. — Ладно. Не волнуйся обо мне. — Юнги… я всё равно буду теперь волноваться. Знай это. — …тогда я буду писать тебе так часто, как только смогу, чтобы ты знал, что со мной все в порядке. — Обещаешь? — Обещаю.***
— С тобой точно всё будет в порядке? — Да, — драматично закатывая глаза, говорит Чимин, высвобождаясь из крепких объятий своего парня. — В тысячный раз тебе говорю: со мной всё будет хорошо. Обещаю. Я просто посижу и поучусь тут немного. Не хочу облажаться, когда снова вернусь в колледж. — Ты уверен? Точно не хочешь пойти со мной? Капитан сказал, что не возражает, если ты придёшь... — Хватит. Всё со мной будет нормально, — снова пытается Чимин. Он прекрасно понимает беспокойство Чонгука. Чёрт, да он сам еще не оправился от всего этого дерьма с похищением, но с другой стороны, совершенно очевидно, что он не может сидеть в этой квартире с Чонгуком вечно. Когда-нибудь придётся выйти. Вернуться в колледж. Затем найти работу… начать жить в конце-то концов. И во многом именно Чонгук помогает ему принять такое решение — видя, как тот, несмотря на все лишения, всё равно с необъяснимым упорством возвращается к своей работе, он и сам хочет двигаться дальше. Если Чонгук может встретить опасность лицом к лицу... то чем он, Чимин, хуже?.. — Я понимаю, но всё же… — начинает было Чонгук, но Чимин не дает ему продолжить, затыкая рот поцелуем. Чонгук широко раскрывает глаза от неожиданности и глупо оглядывается назад, когда Чимин отстраняется. — Я буду в порядке. И это вообще-то я должен волноваться. Ты точно уверен, что хочешь вернуться обратно к службе? — Да. Да, уверен. — Я правда не знаю, зачем спросил. Заранее ведь знал, что ты так ответишь, — с внезапным смешком отзывается Чимин, хитро прищуриваясь. — Но я приду забрать тебя с работы, и, раз уж на то пошло, может, прогуляемся на обратном пути? — предлагает миниатюрный паренёк, играясь с краем Чонгуковой рубашки. — …и как мне на это реагировать? — спрашивает Чонгук, приподнимая левую бровь, но Чимин талантливо делает вид, что не слышит, и лишь смеётся, откидывая голову назад. — Никак, я просто рад, что ты начинаешь понимать, на каком уровне отношений мы находимся, — шутит Чимин с игривым блеском в глазах, параллельно пытаясь найти следы сомнения на Чонгуковом лице. Но мужчина лишь беззлобно щурит глаза, чтобы через мгновение подхватить Чимина на руки и закинуть к себе на плечо. Чимин выпускает высокий писк от неожиданности, когда Чонгук начинает идти по направлению к гостиной, чтобы отпустить его там. — Пусти! — со смехом кричит парень, колотя своими маленькими кулачками по Чонгуковой спине, в то время как Чонгук, подражая Чимину, старательно делает вид, что ничего не слышит.***
Юнги стоит в дверях своего офиса, оперевшись о косяк, и наблюдает за происходящим внутри. Наслаждается знакомой атмосферой. Чонгук уже сидит рядом с его столом и играется с наручниками, притворяясь, будто совсем не замечает кипу незаполненных отчетов прямо перед собой. Джексон с Хонбином с привычным оживлением о чём-то спорят, почти синхронно размахивая руками в знак возмущения и негодования, в то время как Сондже стоит рядом с ними и делает вид, что читает какой-то важный документ, хотя на самом деле внимательно следит за ходом спора и даже изредка, забываясь, качает головой в знак согласия. Все такое обычное. Умиротворенное. Юнги чувствует себя здесь почти… дома? Он никогда не думал, что когда-нибудь признает это, но он сильно скучал по всему этому. Действительно сильно. При одном лишь взгляде на этих людей теплота заполняет его сердце. Потому что они его семья. И — главное — Хосок теперь тоже часть этой семьи, и он, Юнги, должен защищать его, как важную её часть. — Ты чего тут стоишь на проходе, Мин? Юнги оборачивается на звук знакомого голоса — позади него стоит капитан. — Давай, просыпайся. У тебя патруль в пять. Юнги никогда и подумать не мог, что будет так рад снова услышать эти слова.