В Крепости Заходящего Солнца

      Лучи полуденного солнца заливали стены Минас-Тирита, а по равнине Пеленнора, со стороны леса Друадан, мчались к Городу воины под знаменем с белым скакуном на зеленом поле; и дозорные на стенах возгласили:  — Всадники Рохана! Всадники Рохана едут в Город! И народ высыпал на улицы, дабы приветствовать своих союзников. Арагорн радушно встретил Эомера. Король Рохана прибыл с отрядом в сто всадников, что несколько удивило Странника.  — Что-то случилось, сын Эомунда? Эомер оторвал взгляд от Осгилиата и усмехнулся.  — Наверное… Я пока сам не знаю, Арагорн. Но я не мог не приехать.  — Я понимаю, — пристально глядя на друга улыбнулся Арагорн. — Но что же, я в любом случае только рад снова видеть Вас, Эомер! Нет ли вестей с Севера? Эомер рассмеялся, вспоминая тот памятный окрик Дунадана. И почудилось ему на миг, будто только вчера они бились за Хорнбург; только вчера шли плечом к плечу на полчища Мордора, и тень, тяготившая Конунга, несколько рассеялась. О многом говорил он в тот день с Арагорном; Король Гондора думал об орках из Мории, о нечисти из Лихолесья и Гундабаде, который грозил Сердиземью не меньше Минас-Моргула.  — Вы прибыли с невеликим отрядом, доблестный Эомер, — с улыбкой заметил Арагорн. — И не предупредили о своем визите. Мне бы хотелось узнать его причину, мой друг. Конунг слабо улыбнулся, но лицо его омрачилось, и суровый огонь сверкнул в его глазах.  — Я здесь по приглашению князя Фарамира, Арагорн, — сказал он.  — Отчего же Фарамир меня не известил об этом? — спросил Странник, внимательно наблюдая за роханцем. — Из Итилиена не было тревожных вестей.  — Это не то, что Вы подумали, друг мой Арагорн! — возразил Эомер. — Это… Мне просто нужно быть сейчас в Итилиене, Арагорн! Я и без того медлил слишком долго. Арагорн встретился взглядом с Королевой Арвен и улыбнулся, ибо понял все, и сердце Странника возрадовалось.  — И когда же Вы отправляетесь в Итилиен, благородный Эомер? — спросила Конунга дочь Элронда.  — Я бы хотел отбыть туда как можно скорее, — склоняя голову перед Королевой, отвечал Эомер.  — Тогда, быть может, через два дня? — пряча улыбку, молвил Дунадан. — Несколько дней назад отбыл в Итилиен отряд, прибывший из Лоссарнаха. А нынче готовится к отбытию еще один — Вы могли бы сопровождать их.  — Я готов, — решительно сказал Эомер. Но утром иначе решил сын Эомунда; всю ночь снился ему странный сон, будто он бежал по лабиринтам улиц и ярусов Белого Города и все никак не мог догнать свою Звезду; а затем мчался за ней по равнине Пеленнора, но Огненог стремительно уносил дочь Имрахиля вдаль; и в ушах звучал отчего-то гулким эхом гневный голос Эовин:  — Споры не доводят до добра, брат мой Эомер! А потом его перекрывали одни из последних слов, что слышал он от Лотириэли:  — Какой Вы жестокий, Конунг Рохана! Эомер проснулся с глухим рычанием, когда Огненог с громким ржанием врезался грудью в волны Андуина. За окнами было еще темно, и серебристые искры звезд мерцали на синем бархате неба, напоминая Эомеру тот плащ, что подарил Фарамир Эовин; плащ княжны Бельфаласа, которая угасла в Белом Городе. И сердце роханца сжималось от тревожной тоски. Едва восточный горизонт начал светлеть, и трубы на башнях запели зарю, Король Мустангрима пришел к Аарагорну.  — Я не могу ждать два дня, мой друг, — темный взгляд Эомера сверкал мрачным огнем. — Странный сон не давал мне покоя этой ночью. Я хочу отправиться в Итилиен немедленно. Арагорн встретился взглядом с Арвен и положил ладони на плечи Конунга.  — Если такова Ваша воля, сын Эомунда — пусть будет так! Я не смею задерживать Вас в Минас-Тирите.  — Благодарю, Арагорн! — улыбнулся всадник. — Я отправлюсь один и налегке; моим людям еще нужен отдых после скорого перехода.  — Дорога до Осгилиата спокойна, — сказал на это Арагорн. — А в Осгилиате встретят Вас люди Фарамира. В добрый путь, брат мой Эомер! И да не оставит Вас Эльберет!       В тот день, как Эомер прибыл в Минас-Тирит, Эовин, Лотириэль и Амротос отправились на остров Кеир-Андрос с отрядом Следопытов, что прибыли с сыновьями Имрахиля из Лоссарнаха. Кеир-Андрос был одним из тех мест, куда Фарамир не боялся отпустить их, тем более под надежной охраной принца Дол-Амрота и хорошо снаряженного отряда, который должен был укрепить гарнизон на острове. К тому же, сейчас этому месту не угрожали враги, которым сначала пришлось бы пройти береговые посты. И теперь, когда уже не нужно было столь рьяно охранять Хеннет-Аннун, Фарамир мог позволить себе уйти далеко от водопада. Вместе с Эльфиром и Эрхерионом Наместник Гондора прочесывал окрестности, и в первую очередь — берега Андуина. Дымным вечером, когда багровая заря охватила полнеба, отряд Фарамира возвращался в Осгилиат. Усталые воины переговаривались вполголоса, и князь улыбался рассуждениям Эрхериона о том, что как-то подозрительно долго они не встречают никаких врагов.  — Уж не убежали ли они вглубь Мордора?  — В Мордоре нет жизни, тем более теперь, — ответил Эльфир. — Там даже самые страшные исчадия Тьмы не выживут нынче. Оркам нужно чем-то питаться, значит, они все еще могут решиться на набеги. И нам не должно терять бдительности.  — Князь Фарамир! — окликнул Правителя дозорный, стоящий на берегу. — Паром отходит с того берега!  — Быть может, что-то случилось в Минас-Тирите? — с ноткой тревоги в голосе спросил Берегонд.  — Скорее в Рохане, — улыбнулся Эрхерион. — К нам плывет Король Эомер! Но он один, и это странно.  — Ты думаешь? — рассмеялся старший сын Имрахиля. — Зная сына Эомунда, могу сказать, что было бы странно, если бы он взял с собой свиту. Вспомните, с каким войском он бросился догонять нашу сестру? Сыновья Имрахиля рассмеялись, и Фарамир не сдержал усмешки, двинувшись к берегу. В алых лучах заката золотые волосы Эомера горели огнем, и ярко сверкала кольчуга. А, когда паром приблизился, князь увидел тень на лице роханца.  — Добрая встреча, мой друг! — шагая навстречу спрыгнувшему на берег Эомеру, воскликнул Фарамир. И два вождя обнялись, как братья. — Как ты, сын Эомунда?  — Благодарю, доблестный сын Денетора! — отвечал Эомер, едва взглянув на сыновей Имрахиля. — Вчера я только прибыл в Минас-Тирит, а послезавтра прибудет новый отряд Следопытов.  — Это добрые вести! — улыбнулся князь. — Ты верно устал в пути, друг мой? Сегодня мы ночуем здесь, а остальное будем решать утром.  — Рады видеть Вас снова, Король Мустангрима! — выступил вперед Эльфир. Эомер встретил гондорца холодным взглядом, но учтиво поклонился в ответ на приветствие.  — Приветствую Вас, сын Имрахиля, — отвечал он. Фарамир сжал плечо Конунга, и тот нахмурился.  — Лотириэль сейчас на Кеир-Андросе, — улыбнулся пристально следящий за роханцем Эрхерион. — Завтра они возвращаются в Хеннет-Аннун, и нам лучше будет встретить их здесь. Что скажешь, Фарамир?  — Конечно! — согласился Наместник, пряча улыбку. Эомер держался затравленным волком с той минуты, как увидел Эльфира и Эрхериона, в то время как братья были искренне рады визиту Конунга. Вожди собрались у костра, где ждал их ужин. Все четверо молчали, и только следили друг за другом. Гондорцы сдерживали улыбки, а Эомеру хотелось лишь скорее увидеть Лотириэль. Наконец, когда трапеза подошла к концу, Эомер решился отозвать Фарамира в сторону. Стоило воинам отойти на расстояние тридцати шагов, сыновья Имрахиля тихо рассмеялись, и Эрхерион сказал:  — Напрасно Амротос негодует на Конунга Эомера! Он в самом деле не понимает, отчего Лотириэль обижена на него.  — И это становится еще интереснее, — ложась на плащ у костра, ответил Эльфир. — Эовин и Фарамир все знают, но наш дорогой брат обещал княгине Итилиена ничего никому не говорить.  — Отцу он сказал, — заметил Эрхерион. — По-крайней мере, мне так кажется. Иначе отец не был бы так спокоен. Звезды высыпали на небе, вспыхивая все ярче серебряными искрами. Свежий ночной ветер летел над Андуином, шуршал листвой и стеблями трав. В дымке вечернего тумана виднелся Кеир-Андрос, на берегу которого мерцали алыми языками костры. Два вождя какое-то время молча стояли у воды, слушая затихающий говор людей, фырканье лошадей, шепот деревьев, шелест ветра и речных волн; казалось, тихий покой, что ничем не может быть нарушен, расправил свои крылья над Итилиеном, и нет здесь более места тревогам. Но Эомер вглядывался в мерцание ночных костров на острове и тщетно силился увидеть на берегу знакомую фигуру; ночная мгла надежно укрывала Кеир-Андрос.  — Фарамир…  — Она не хочет вспоминать о тебе, — тихо сказал князь. И Эомер почувствовал, как сердце пропустило удар. — С Эовин она словно забывает обо всем, и они любуются красотами Итилиена, где прежде ни разу не были. Но полностью не исчезает грусть из ее глаз. Думаю, она любит тебя, друг мой, хоть и хочет самой себе доказать обратное.  — Но зачем? — едва слышно выдохнул рохиррим, не сводя взгляда с острова. Фарамир улыбнулся.  — Это ты спросишь у нее сам, Эомер. Только Эовин Лотириэль открыла причину этого, но просила не говорить никому. И ничего не отвечает она на вопросы своих братьев. Значит, ты должен сам узнать все, сын Эомунда. Быть может, тебе она даст ответ. В конце концов, ты ей не брат. Эомер прикрыл глаза, до боли сжимая рукоять меча. О! Насколько же проще бросаться в бой, отчаянно и безрассудно; когда клинок полыхает белым пламенем, и кровь вскипает при виде врага, и все так предельно ясно — либо ты, либо он — и по-другому не бывает. Как легко рвануться в смертельную схватку, снося кровавые раны, поднимая зазубренный меч снова и снова, прорываясь к победе любой ценой через кровь и сталь… Но сейчас верный меч был бесполезен. И от этого неприятно саднило в груди. Сейчас он боялся даже неосторожным словом задеть рану любимой. Барабанная дробь в висках сводила с ума.  — Завтра они прибывают с Кеир-Андроса, — откуда-то издалека донесся голос Фарамира. — А сегодня нам лучше отдохнуть. Пойдем, друг мой. Но роханец не двинулся с места, глядя на неясные в наплывшем тумане огни острова. Сердце раненым орлом билось в груди, и хотелось с громким кличем вырвать меч из ножен и ринуться с бой — но не с кем было биться. И от этого лишь тяжелее становилось на душе Эомера. Он был так близко — ближе, чем когда-либо за прошедший месяц; но остался все так же далек от разгадки, что и тогда. И только с губ срывался беззвучный шепот.  — Лотириэль… И вдруг так ясно встало перед глазами ее лицо, на котором смешались обида, гнев и слабая надежда тогда — в тот злосчастный день на Пеленноре. И он проклял себя за то, что медлил, что не сказал ей всего, не решился заговорить, когда подъехали ее братья. Ладонь Фарамира легла на плечо, и Конунг послушно пошел за князем к месту ночевки. Но пройдя несколько шагов, он будто опомнился, окликнул Наместника и заключил в крепкие объятия. И вспомнился ему отчего-то тот памятный поединок на Площади Фонтана в Белом Городе. Не в тот ли день нашел он друга, который всегда готов прийти на помощь?  — Спасибо, брат мой! — сказал Король. И Фарамир улыбнулся, похлопав Конунга по плечу.  — Не отчаивайся, друг мой! — сказал князь. — Быть может, не все так плохо, как кажется. Дождемся утра, Эомер! С рассветом многое станет ясным.  — Рассвет всегда дарил людям надежду — так говорил Аарагорн, — Эомер слабо улыбнулся. — Что же, дождемся рассвета!