Хочешь, я взорву все звезды, что мешают спать… Пожалуйста, только живи, Ты же видишь, я живу тобой… Моей огромной любви хватит нам двоим с головою… Земфира — Хочешь?
Просторный и светлый кабинет. Огромное панорамное окно во всю стену; белый, со стеклянной вставкой посередине стол; небольшая софа, обитая кожей, примыкающая к стене, а, напротив, у шкафа с книгами, стоит молодой человек. Человек, чьё лицо украшает собой все четыре стены и пару шкафов моей комнаты — Виктор, Бог мой, Никикфоров. Человек, которого я уже и не надеялся увидеть по телевизору, не то, что встретить в жизни. — Виктор?! — бейдж на его белоснежном халате служит мне ответом. — Я… — поправляет полы халата и оборачивается ко мне. — Да, здравствуй, Юри, меня зовут Виктор Никифоров, и я твой ведущий специалист на время пребывания в этой клинике, — протягивает мне свою ладонь. — Я… Мне… очень приятно познакомиться, — щёки заливает румянцем, а кисть лежит в крепком захвате руки Виктора дольше, чем положено. — Куда присаживаться? — поднимаю смущённый взгляд из-под волос. — Я… Простите… Просто… — одёргивает руку и сверлит взглядом пол. — Присаживайтесь на софу, — указывает ладонью мне за спину. — Чай? Кофе? — Кофе, если можно. Виктор отошёл к небольшому столику с чайником и кучей пакетиков разного происхождения. Пока он — довольно неуклюже (успел пару раз пролить кипяток) — готовил нам напитки, я всё ещё пребывал в состоянии глубокого шока. Что здесь делает Виктор? Нет, конечно, он сказал, что является моим врачом, но… Почему он является врачом? Это куда более интереснее. Из моих печальных дум меня вывела кружка с ароматным кофе, которая приземлилась прямо под моим носом. — Готов приступить к сеансу? — я пожал плечами, отпив немного горячей жидкости. — Юри, мне очень важно, чтобы ты предельно честно отвечал на мои вопросы. Я хочу помочь тебе и надеюсь, что ты тоже заинтересован в этом. — Я постараюсь… Но, к сожалению, ничего не могу обещать вам. Поддерживать деловой тон с Виктором мне казалось жизненно необходимым. Это была последняя ниточка, которая поддерживала меня в реальности и не давала улететь в облака к радужным однорогим лошадкам. — Давай перейдём на «ты», — он открыто улыбнулся, а мои щёки вмиг заалели. Такими темпами моё лицо скоро превратится в один большой узкоглазый помидор. — Да-да, конечно, если вам так удобнее, то… Виктор накрыл ладонью моё предплечье и перебил, вкрадчивым голосом поясняя: — Самое главное для меня — чтобы было удобнее тебе, не забывай об этом, Юри, — он откинулся на спинку своего кресла и продолжил. — Давай поговорим о твоих школьных буднях. — Что именно вам интересно? — слушая бархатный голос Виктора, я был уверен на все сто процентов, что просто не в силах соврать или утаить что-то, но и исповедоваться я не собирался. — Расскажи о своих одноклассниках, нравилось ли тебе вообще ходить в школу? Может тебе нравился кто-то? Или тебя обижали? — Виктор сцепил руки в замок, пристально смотря на меня. — Я… Очень хорошо помню младшие классы. У меня была куча друзей и подруг, с которыми мы вечно попадали в неприятности, смеялись, играли, да и просто проводили всё своё свободное время рядом друг с другом. — И что было дальше? Вы перестали дружить? Они начали плохо к тебе относиться? Я только хмыкнул на такое количество вопросов и продолжил. — Нет, на все три вопроса. Это продолжалось до пятого класса. Потом у моих родителей пошёл в гору совместный бизнес, и отец решил отправить меня учиться в английскую школу с углублённым изучением экономики, риторики, литературы и права. Он считал, что там меня хорошо подготовят для юридического университета, и я с чистой совестью займу должность главы корпорации, — он кивнул, делая заметки в своём блокноте. — Меня на личном самолёте отправили вместе с сопровождающим практически на другой конец света. Но, знаете, Виктор, меня никто ни о чём не спрашивал, а мои желания никого не интересовали. — Но ведь многие мечтают учиться за границей? — Поначалу, когда отец мне об этом сказал, я думал точно так же. Новые возможности, счастливое будущее и открытые горизонты, весь этот юношеский максимализм. И мне, знаете, даже нравилось учиться, изучать что-то новое, но вот друзей у меня там никогда не было. — Совсем никого? — он нахмурился. — Я говорю о настоящих друзьях, с которыми не страшно поделиться самым сокровенным, пройти через огонь и воду, поделиться своими страхами и переживаниями, как бы банально это не звучало. — А девушки? — я отрицательно мотнул головой. — Что, совсем никто тебе не нравился? — За всю жизнь я влюблялся лишь раз, — я густо покраснел, мечтая провалиться под землю. — Прости, это было совсем непрофессионально с моей стороны, — Виктор закашлялся. — Давай вернёмся к твоему обучению. — Там… Так как это была частная школа, учились там далеко не гении и великие учёные, а дети богатых людей, чьи деньги позволяли им оплачивать обучение. Учился я довольно неплохо, но мне никогда не нравились точные науки, изучение законов и прочее, — поставил пустую кружку на кофейный столик, что стоял между нами. — Мне никогда не хотелось защищать насильников и убийц, но я понимал, что для родителей это значит слишком много, и мне не хотелось их разочаровывать, — никогда не хотелось, — тихо шепчу себе под нос. — Прости, что? — я мотнул головой не желая повторять. Виктор на это только кивнул и продолжил: — Тебя не травили, не издевались? — я чуть улыбнулся, такое стремление Виктора помочь мне просто очаровывало. — Нет, конечно, нет. Хоть там и учатся избалованные детишки, они никогда не переступают грань, так как знают, какие последствия могут на них обрушиться. — И что это за последствия? — он хитро прищурился. — Ну, они все как огня боялись, что родители заблокируют их карты при первом же проступке. — Воу, это действительно сурово, — Виктор начал так заливисто смеяться, что я даже не заметил, как присоединился к нему. Кажется, эти встречи с психологом начинают мне нравиться. — Ты сказал, что тебе никогда не нравилось учиться на адвоката, — я кивнул, всё ещё глупо улыбаясь. — А что ты считаешь более интересным? — Я всегда хотел стать фигуристом, — Виктор понимающе улыбнулся. — Как-то раз я приехал на зимнюю олимпиаду — мне тогда было 13 — и увидел выступление фигуриста, после которого эта мечта стала ещё сильнее и ярче. В последнее время я всё чаще задумываюсь, как бы сложилась моя судьба, если бы я действительно им стал, — грустная улыбка отразилась на моём лице, и тут же исчезла. Несмотря на работающий кондиционер, в помещении становилось очень душно. — Извините, Виктор, а мы можем выйти в парк, прогуляться? Тут очень душно, — я демонстративно потянул рукава водолазки. Виктор нахмурился, задумавшись, затем улыбнулся и сказал: — Конечно, Юри, главное — чтобы тебе было комфортно, — он встал с кресла и протянул мне ладонь, помогая подняться. Я следовал за ним. Всегда следовал.***
После недолгой прогулки мы решили присесть на скамейку, рядом с небольшим монументом, который представлял собой определённую ступень развития современного искусства. Я бы назвал его: «Закорючка обыкновенная». Во всяком случае, не мне судить: если эта отрасль искусства востребована, значит, кому-то это действительно нравится. Спрос рождает предложения, но в обратную сторону это не работает, к сожалению. Вокруг нас царили тишина и спокойствие. Прямо над моим левым ухом щебетали птицы, ветер колыхал листики на толстых дубовых ветках, обдувая мою кожу прохладным дыханием. Виктор сидел рядом со мной, задавая важные для него вопросы. Колено к колену. Плечо к плечу. Душа к душе. Дыхание сливается воедино. — Виктор, — он повернул голову ко мне. — а какая ваша любимая книга? — желание узнать лишь малейшую частичку души Виктора — моя потребность, необходимость. — Юри, мы же на «ты», — Виктор очаровательно мне улыбнулся, слегка дотрагиваясь мизинцем до тыльной стороны моей руки. Пылающие щёки не заставили себя ждать. — Если честно, у меня нет самой любимой, но больше всего запомнились: «Портрет Дориана Грея» и «Лолита». А твоя? — он заглянул мне в глаза. — У меня… Когда я учился в старшей школе нам задали прочитать одного французского писателя и поэта. После этого я влюбился в Дюма и его «Граф Монте-Кристо», — мечтательная улыбка заползла на моё лицо. — Ты такой милый, когда рассказываешь о том, что по-настоящему любишь, — Виктор улыбнулся, а мои щёки вновь заалели. — Да, я тоже читал Дюма. Очень трогательное произведение. — А вам… тебе нравилось учиться? — я упорно смотрел себе на ботинки и тёр мокрыми ладошками изношенные джинсы. — Ну, я ходил в специальную школу. Занятия были лишь пару раз в неделю, всё остальное время катался. Было тяжело, да и друзей у меня никогда не было, но я не жалею. Повисла небольшая пауза, и пространство заполнило молчание. Виктор о чём-то думал, потирая подбородок, на котором проступала небольшая щетина, я же просто сидел и глядел в небо. Никогда не думал, что оно может быть настолько насыщенно-голубым. — Юри, — я перевёл свой взгляд на своего психолога. — Твой отец не дал подробной информации, да и в анкете, что ты заполнил, не было никаких упоминаний по этому поводу: ты единственный ребёнок в семье? Я замер. Плохой вопрос, который всё перечеркнул. — Виктор, думаю, что уже достаточно вопросов. Давайте на этом закончим. — Хорошо… Брюнет поднялся с лавочки и пошёл в направлении больших стеклянных дверей, странно покачиваясь. Молодой психолог ещё долго смотрел ему вслед, понимая в каком направлении двигаться, но оставался абсолютно неясным вопрос: чем этот вечно смущённый японец его так зацепил.***
Пропускаю обед, замещая его бесполезным сопением в кровати, которое не приносит ничего, кроме лёгкого головокружения. Когда я проснулся, за окном темнело, что наводило меня на мысли о прогулке. Именно этот момент мой живот выбрал, чтобы начать ругать меня за пропущенный обед. Пара нехитрых манипуляций и вот, я уже сижу за столом, окружённый парой подносов с огромным количеством еды на них. — Юри, у нас что, объявили о голодовке? Ты чуть ли не все продукты к себе на поднос сгрёб? — Пхичит появился как обычно неожиданно, чем заставил меня поперхнуться. — Нет, просто пропустил обед. И мой организм требует восстановления жизненных сил. И вообще, я тут не причём, вини во всём его, — указываю пальцем на живот. Он только хмыкнул и продолжил ковырять в своей тарелке. — Слушай, Пхичит, а почему Виктор Никифоров работает здесь? — я поедал какой-то десерт и накручивал волосы на указательный палец. — О, я так и знал, что ты спросишь. Видел его в коридорах? Короче, неважно, — Пхичит махнул рукой. — Да, он приехал сюда сразу после того, как я оказался здесь. Я знаю немного, но слышал что-то про депрессию, потерю чего-то, но не запомнил, чего, — он снова махнул ладонью. — А мистер Хохенег — его дядя — любезно стал учить своего племянника азам психологии. — Но Виктор же был фигуристом, а тут вдруг психолог? Это же странно. — Я точно этого не знаю, но, возможно, он решил переключиться на что-то более стабильное, чем фигурное катание. А тут у него дядя заведует клиникой. По-моему, идеальный вариант, — Пхичит, так ничего и не съев, принялся пить свою любимый напиток — горячий шоколад. — Спасибо, я понял, — а что? На войне все средства хороши. Я уверен, что Виктор делал то же самое. — А чего ты спрашиваешь, я думал, что он всё своё свободное время проводит на катке в городе, а пациентов ему не дают. — Как это «не дают пациентов»? — я нахмурился. — Да кто знает, Юри? Он же недавно учиться начал, года два назад, поэтому и не дают, наверное. Слишком он ещё зелёный в этом деле. — Ну, похоже, у тебя уже устаревшая информация, — я коварно ухмыльнулся. — Почему? — он отхлебнул немного из стакана. — Виктор Никифоров — мой ведущий психолог. Горячий шоколад, который пил Пхичит, оказался на скатерти, моём лице и чуть-чуть попал на белую водолазку.***
После душа, который я вынужден был принять из-за недержания жидкостей в организме друга, я решил прогуляться и подышать свежим воздух. Думаю, это станет моей привычкой. Спокойно погулять по каменным извилистым тропам и наслаждаться ночным воздухом мне, к сожалению, сегодня, не удалось. Начал моросить небольшой дождь, а небо затягивалось грозовыми тучами. Когда я решил развернуться и пойти к себе в комнату, то услышал сдавленные всхлипы, которые набирали обороты и превращались в настоящую истерику. Я пошёл проверить, что же случилось и кто плачет. На скамейке под огромным дубом, свернувшись клубком, кто-то лежал. Всё тело содрогалось в немых рыданиях, а лицом парень уткнулся в колени. Когда, подойдя ближе и потеребив парня за плечо, увидел заплаканное лицо Пхичита, я испугался. Но когда он заорал на всю округу, что есть мочи, я пришёл в ужас. Раздался раскат грома, сопровождаемый ослепляющей молнией. — Не трогай меня, ты сломал мне всю жизнь. Я ненавижу тебя! Никогда ты больше не получишь свою детку. Я убью себя! Убью, слышишь! Ненавижу! Чёртов ублюдок! Пхичит вскочил и ударил меня. Правую скулу обожгло болью, а душа рассыпалась на мириады осколков. Я остолбенел. Друг продолжал бить меня. С каждым новым ударом я отчётливо слышал треск стекла в своей груди. Когда он повалил меня на землю и начал кричать в лицо все эти ужасные слова, прибежали санитары, оттащили от меня моего друга и, заломив ему руки, повели на выход. Я сидел в луже, на жухлой траве, с окровавленными ладонями, раны на которых образовывали полумесяцы, и снова желал, как прежде, попасть домой — в ванну — и протянуть руку к заветному шкафчику. По щекам стекает вода, дождь? Вдруг на мою спину ложится рука, поглаживая. Меня перетягивают на стоящую неподалёку скамейку. Так тепло и правильно. Хочу быть ближе, чувствовать биение чужого сердца. Будто услышав мою просьбу, меня обнимают, укладывая мою макушку на плечо. Утыкаюсь носом в чужую шею, вдыхая пряный запах цветов. — Юри, это он говорил не тебе, — тихий, почти интимный шёпот — это Виктор. — Просто в его жизни произошло событие, которое не каждый способен пережить, — он прижимает к себе, поглаживая по спине. — Это его первый срыв за последние полгода, — я обнял Виктора за шею. — Ты бы смог пережить изнасилование? Вздрагиваю. Меня прорывает. Будто плотина, сдерживаемая из последних сил, разрушилась. Слёзы всё текли, а Виктор шептал мне на ухо утешающие слова, в которые я почти не вслушивался, всё сильнее сжимая его халат в руках. Перед тем, как провалиться в беспокойный сон, ощущаю приятное тепло чужой руки, которая нежно пропускала мои волосы сквозь свои изящные пальцы. Блондин ещё долго сидел на скамейке, перед тем, как нежно подхватить заснувшего брюнета на руки и унести его прочь.