Listen to the universe, you may find an answer. Love is here and everywhere, don’t be scared. Прислушайся к Вселенной, возможно, ты найдёшь ответ. Любовь здесь, и она повсюду, не бойся этого.
Прохладный осенний воздух пробивается сквозь щель между окном и стеной, смешиваясь со стойким запахом лекарств. Шелест жухлых листьев о каменные дорожки становится слышим всё отчётливее. Просторная белая палата буквально утопала в давящей на виски, напряжённой атмосфере. Тонкие пальцы смуглой руки, лежащие в крепкой алебастровой ладони, чуть подрагивали. Слёзы, что извилистыми дорожками струились по щекам, капали на обтянутые в джинсы ноги. — Пхичит… Ты совершенно не обязан рассказывать мне то, что причиняет тебе боль, — медленно пропускаю шёлковые пряди его волос сквозь пальцы. — Постой, — Пхичит чуть отодвинулся, положив ладонь на мою грудь. — Юри, ты — единственный человек, которому мне хочется рассказать всё, вне зависимости от того, насколько мне больно. Я не хочу видеть в твоих глазах осуждение. Просто пообещай, что выслушаешь меня полностью, и не будешь перебивать? — он откинул чёлку и заглянул мне в глаза. — Обещаю. Я обещаю тебе, — кивнув, обнял Пхичита, укладывая его голову на плечо, и приготовился слушать. — Во время учёбы в Детройте ко мне часто приставали хулиганы; возможно, им просто не нравилось то, что я не американец, но, скорее всего, они издевались надо мной, таким образом повышая свою самооценку. Я, конечно, пытался бороться, но что значит один щуплый мальчик против кучи амбалов? Они никогда не заходили слишком далеко, всегда балансируя на грани, дабы их не исключили. Не то, чтобы в нашем университете не следили за студентами, просто никто и не пытался помочь. Все всё воспринимали как само собой разумеющееся, будто бы так и должно быть. Но настал тот день, когда моя жизнь кардинально изменилась, из-за этой кучки неотёсанных идиотов. Они выжидали меня в переулке, который мне приходилось пересекать, дабы попасть в свою квартиру, что находилась в довольно неспокойном квартале. Опасно, но зато аренда недорогая. Четыре парня с битами наперевес и всего пара сотен метров до моей двери. В этом противостоянии победили деревянные палки. Всё происходило как в дешёвой мелодраме для женщин средних лет. Вот меня ставят на колени, попутно расстёгивая пуговицу на джинсах. Вот вонючий член утыкается мне в губы. Омерзение и подступающая к горлу тошнота — всё, что я запомнил об этом моменте. Бах. Все противники разбросаны по углам, а принц на красном мотоцикле любезно протягивает свою руку. Так я и познакомился с Магнусом Пэйном. Магнус Пэйн — названный с чьей-то лёгкой руки принц нашего университета, ребёнок влиятельного бизнесмена, студент, чьё фото висело на стенде «Наша гордость» в абсолютном одиночестве. Преподаватели всегда хвалили его, а девчонки выстраивались в очередь, чтобы отдать надушенное пряным ароматом письмо с признанием в любви. Человек, который стал для меня всем и даже больше. Мы стали настолько близко общаться, что я считал его продолжением себя, думал, что он — самый прекрасный человек на свете, и боялся признаться в своих чувствах, лелея их глубоко в своём сердце. Он был моей опорой, поддержкой, защитой, всем. Возможно, я так относился к нему из-за его эффектного появления, прекрасной внешности или, возможно, природного обаяния; даже сейчас не могу понять, что меня зацепило в этом человеке. Я медленно утопал в болоте по имени Магнус и совершенно не хотел сопротивляться. Через пару месяцев мою сестру сбивает мотоцикл. Кто это сделал, выяснить так и не удаётся, все записи с видеокамер пропали, свидетели ничего конкретного не рассказывают, а сестра впадает в кому. Именно с этого момента моя жизнь оборачивается ко мне своей задницей. Поддержание жизни сестры, через аппарат жизнеобеспечения, стоило немалых денег, которых у меня не было. Обычный студент, с небольшой стипендией, к тому же без подработки; что бы я смог? Я не хотел её отпускать, она была единственным родным человеком. Напоминанием, что в этой жизни у меня остался хоть кто-то. Лучик солнца в мрачной жизни маленького меня постепенно угасал. Темнота. Отец и мать давно погибли в автокатастрофе. Похоже, дорога — наше семейное проклятье. Я знал, что Магнус довольно богат, и единственное, что мне оставалось — просить его помощи. Я был уверен в нём, доверял настолько, что сделал бы всё, о чём бы он меня ни попросил. Он просто даёт мне конверт, где написаны лишь адрес и время. Меня… Я оказываюсь в тёмном помещении, с круглыми столиками, небольшим освещённым подиумом и давящей темнотой. Единственный источник света — подсветка под подиумом. Все посетители были в масках. Посередине стояла камера. Насилие. Грязь, боль, унижение и лишь один вопрос в голове: почему Магнус? Меня просто поимели неизвестные мне мужчины, сняв это на камеру. Очень много мужчин. Грязных, вонючих, волосатых, потных и отвратительных. Каждый, соблюдая определённый порядок, делал меня ещё более ничтожным. Всё происходило в давящей тишине, только мои мольбы и громкие рыдания разбавляли этот кошмар. Я не понимал, почему, каким образом Магнус дал мне эту бумажку. Я лелеял надежду на то, что он ошибся, что сейчас придёт и спасёт меня, как в нашу первую встречу. Всё разлетелось на осколки после того, как Магнус вышел из тени, презренно глядя на меня. Кинул мне пачку долларовых банкнот, что разлетелись по подиуму, на котором лежал грязный и мерзкий я, и бросил, оборачиваясь: «Развратная, и чертовски мерзкая детка, Пхичит Чуланонт». Я прорыдал в том помещении больше часа, потом неспешно оделся и вышел из заведения с купюрами за пазухой. Стоя той ночью под душем и рыдая, я смывал с себя уже десятый слой пены. С тех пор каждое воскресенье в течение месяца мне приходила СМС-ка с назначенным временем, неизменным оставался лишь адрес; если бы я хоть раз пропустил или опоздал на встречу, то запись, что снимали в тот день, выложили бы в сеть. Я думал, что хуже насилующих тебя по очереди мужиков ничего хуже быть не может. Ошибся. По прошествии месяца в комнате был лишь Магнус. Он, я и пропасть, что пролегла между нами. С ним мне было унизительней всего. Ты можешь осуждать меня, но я любил его, даже после всех тех мучений, что он причинил мне. Жгучая, безответная, разрушающая на мелкие частички болезнь. Я не мог без него и не мог с ним, я умирал и рождался каждый раз, когда он был рядом. На пике он вечно кричал в лицо: «Грязная детка; мерзкая детка; любая, бля, но главное — детка». Больно. Мне всегда было так больно, что если собрать все слёзы, что я выплакал, возможно, заполнилась бы целая ванна. Самое интересное, что я был не единственным. За год до того, как я перевёлся в тот университет, из-за них погиб молодой парень моего возраста. Он везде бегал за Магнусом, они даже, вроде, дружили, но потом между ними будто кошка пробежала. Тот парень стал невидимкой, а в конце года его нашли в ванной с порезанными венами. В универе больше не было общительного Пхичита; был лишь Пхичит-мрачная-туча. Единственный человек, которому я всё рассказывал, была моя лежащая в коме сестра. Она не могла дать мне совета или чем-то помочь, но я так хотел поделиться этим хоть с кем-то. Всё прекратилось после того, как в очередной мой поход в то заведение он ударил меня по затылку, после чего я отключился. В себя пришёл уже в больнице. Один на один с глухой болью в затылке и где-то под рёбрами. Рядом был конверт, в котором было написано: «Под койкой, детка. Я ещё вернусь за тобой. 2309» Кейс. С флэшкой и золотой картой, код которой — день нашей первой встречи. Я, наконец, получил то, ради чего так долго унижался, и знаешь, что я почувствовал? Радость? Облегчение? Свободу? Нет. Была лишь боль, опустошение, одиночество и тоска, скребущая острым когтем по сердцу. Я получил то, ради чего мне пришлось убить себя. Странно? Да. Больно? Да. Рад? Ни капли. На эти средства я перевёл сестру в самую дорогую клинику Швейцарии и поехал вместе с ней. Я бросил универ и всё, что связывало меня с Магнусом. На флэшке, что была в кейсе, были только те видео. Я уничтожил её, вместе с этим выжигая Магнуса из своего сердца. Было больно, но я должен был, обязан. Постепенно у меня начали случаться панические атаки, я начал хуже спать, всё чаще просыпаясь от кошмаров, не мог есть, не мог выходить на улицу, боялся закрытых помещений, всё чаще я убеждался в собственной бесполезности, мои планы на будущее не существовали, как облака на летнем небе. Я постепенно умирал, распадаясь на части. Чтобы как-то бороться со своим депрессивно-аппатичным состоянием, я решил прогуляться до больницы сестры. Не доходя пары метров до её палаты, я упал в обморок, после чего решил, что лучше уж обратиться к специалисту, чем угнетать себя ещё больше. Так я и оказался здесь. Пустой. Использованный. Несчастный и уверенный в собственной бесполезности. Два рыдающих парня сидели на кровати, крепко обнявшись, и один из них безостановочно шептал: «Я никогда не брошу тебя».***
— Юри, в прошлый раз мы остановились на вопросе о семье. Расскажи мне всё, что можешь. Мне важно знать хоть что-то, — Виктор задумался, прикладывая указательный палец к губам. — Расскажи о своей маме. — Ну, она всегда была занятой, — я зарылся в ворот водолазки. — Сколько себя помню, она всегда сидела в гостиной и копалась в бумагах или делала заметки в дневнике и вечно расстраивалась, когда что-то не получалось. Она всегда очень мило покусывала карандаш в такие моменты, — я разулыбался. — Ещё она всегда гладила меня по голове перед сном и желала спокойной ночи. Пускай это лишь мелочь, но мне всегда было очень приятно, — Виктор чуть скрипнул креслом. Сегодня, так как погода была, прямо сказать, отвратительной, мы сидели в его кабинете. Две кружки кофе и блокнот в широких ладонях, что не давал забыть, зачем я здесь нахожусь. — Ты говорил, что твои родители адвокаты, — он поднял взгляд. — Не совсем так. Мать и отец познакомились в университете. Молодые и перспективные студенты с кучей амбиций и прекрасным будущим. Лучшие студенты курса, что после своего выпуска основали собственную адвокатскую контору. Дело не выстрелило, и они трудились за гроши. Моей сестре было семь, когда я родился. Наша семья жила очень бедно, бывало так, что у нас не было денег даже на еду, а о дырявой одежде я, пожалуй, промолчу. Над Мари часто издевались и дразнили в школе, обзывая бомжом и свиньёй, разрывая в клочья последнюю одежду, что у неё была. Ко мне, к счастью, так не относились. Когда я заканчивал третий класс, контора родителей начала разрастаться, они почти не ночевали дома, вечно разговаривали по телефону и пропадали на работе. Раньше это казалось мне диким, но сейчас я уже привык, — я отхлебнул немного кофе. — Тогда, тем летом, в нашу квартиру, сшибая входную дверь с петель, ворвалась роскошная жизнь, занося с собой еженедельные вечеринки, дорогие костюмы и платья, не забывая фальшивую улыбку, от которой болели скулы. Переехав в столицу, отец стал управляющим, а мать решила остаться на своей должности, — я взглянул на кивающего Виктора, что активно совал кончик карандаша в рот. — Ничего, что я много болтаю не по теме? — Ты чего, Юри? — он немного опешил. — Наоборот, ты большой молодец, что делишься этим со мной, — он улыбнулся и положил ладонь на моё колено. — Тебя настолько сильно задевало безразличие родителей? — Не знаю, наверное. Мне было очень грустно, я часто плакал, но, к счастью, у меня был человек, который не давал мне почувствовать себя одиноким. Дела осложнились, когда я уехал учиться, — я задумался, не заметив, что начал выводить узоры на тыльной стороне ладони Виктора. — Тебе было плохо из-за того, что у тебя больше не было поддержки? — он тепло улыбнулся и переплёл наши пальцы, нависнув над столом. — Думаю, всё сразу навалилось. Новая страна. Другие люди, тысяча километров, что отделяет меня от семьи, и нехватка заботы. Вы чего встали, так же неудобно. Садитесь рядом, — он хихикнул и щёлкнул меня по носу. — Ты такой интересный, Юри, — он присел на диван, рядом со мной. — Я слышал, что ты поговорил с Пхичитом. Как ты? — Виктор упёрся локтём в колено и положил голову на кулачок. — Я… Да, мне бы не хотелось говорить об этом. — Да, конечно, я понимаю тебя, Юри, — он очень мягко похлопал меня по спине. — Ты молодец. Всё то время, что Пхичит был в нашей клинике, докторам так и не удалось узнать причину его прибывания здесь. Он всегда закрывался и убегал. Ты внёс огромный вклад в его лечение, — Виктор погладил меня по голове. — Теперь нам просто нужно окружить его теплом и заботой. Любить и ничего не требовать взамен. Главное, помни: что бы ни случилось, я всегда буду рад помочь тебе или обсудить то, что тебя волнует, — он улыбнулся. — Я знаю, Виктор, знаю, — я уткнулся лбом в его плечо и меня заключили в успокаивающие объятия. Главное не заплакать, ведь после разговора с Пхичитом я ещё долго не мог успокоиться. — Эм, Юри, — он чуть отстранился, а я вскинул голову. — Во время прошлого сеанса ты быстро убежал, и я не успел выдать тебе опросник, — Виктор потянулся рукой к столу и поднял бумагу. — Вот держи. — А что это? — непонимающе уставился на протянутый листок. — Патохарактерологический диагностический опросник*, — Виктор усмехнулся и вернулся в своё кресло. — Он поможет мне в психокоррекционной работе. Видишь ли, часто, в большинстве поступков виноват не сам человек, а его болезни, к примеру: дистимия*, депрессии или биполярное аффективное расстройство*. В том случае, если они обнаружатся, мне придётся прописать тебе медикаменты, — Виктор остановился. — Тебе и так прописан курс лекарств, но если выявится что-то еще, стоит поработать над рецептом. — Хорошо, я понял, Виктор, но уверен, что не страдаю психическими заболеваниями, — нотки раздражения появлялись в голосе. — Я верю тебе Юри, но лучше перестраховаться, на всякий случай, — Виктор виновато улыбнулся и потянулся к моей макушке, видимо, желая погладить. — Прекратите, — я шлёпнул его по руке. — Я верну вам его завтра, — я выдернул листок из рук психолога, вскочил со своего места и рванул прочь, попутно громко хлопнув дверью. Почему я так реагирую на него? Этим же вечером молодой психолог, через окно своего кабинета, смотрел на силуэт, что, отбрасывая тень на каменную брусчатку, одиноко шагал по парку.