Kadara

Это должно было быть по-другому. Не на полу Тартара, не так безобразно, быстро, громко. Должна была быть постель - Рейес действительно очень на это рассчитывал. И долгие ласки, и разомлевший Скотт, и обязательно - утро после, когда они проснулись бы вместе. Скотт ответил на его приглашение сразу - они должны были просто выпить вдвоем, если получится - и поговорить дольше, чем несколько дежурных фраз. Они не виделись шестьдесят восемь дней, подумать только. В этот раз Рейес планировал просто смотреть на него, слушать и стараться не трогать все то, что отдалило их настолько. Он не рассчитывал, если говорить честно, что Скотт придет. Но тот коротко ответил и был пунктуален - только Рейес успел известись, шныряя из угла в угол добрых полчаса, унимая мучившее его весь день нервное беспокойство. Они встретились глазами, когда перед Скоттом только разъехались двери - Рейес обернулся, и они замерли оба, впишись друг в друга, вцепившись взглядами, как зубами. Он тогда уже понял, что пить так, как он решил, они не будут. После коротких, потребовавших усилий, приветствий, Скотт принял из его рук стакан с земляничным грогом, и хрипло спросил: - На брудершафт? Так, как они целовались после этого первого тоста, Рейес не целовался никогда. Прижав его к себе, прильнув всем телом, Рейес первый, скинув перчатки, полез Скотту под толстовку, и ощущение голой кожи под ладонями обожгло. Они даже не раздевались. В полустянутой толстовке, в одной штанине - это Рейес, сам орудовавший только в едва расстегнутом в паху комбезе, помнил очень хорошо, - Скотт лежал спиной на полу в его комнате в Тартаре, обняв ногами, вцепившись пальцами ему в плечи и спину. Скотту свезло локти и кожу на спине и ягодицах - Рейес заметил, только когда отлепился от него, избавил от тяжести своего тела и позволил подняться с грязного листа металлического пола. Пересадил Скотта, влажного от пота, с мокрыми от семени бедрами себе на колени. Скотт обнял его за плечи и - они снова целовались. Пока у Рейеса не затекли невыносимо согнутые в коленях ноги, пока Скотт не устал. Потом заболели губы, потом Рейес рассмотрел разодранную кожу у Скотта на спине, на бедрах, растертые о шершавый металл пола, сбитые локти. Скотт натягивал толстовку - Рейес поднимал ее, целовал его спину, гладил руками живот и грудь - Скотт ловил его руки, сжимал пальцы в ладонях. И они просто стояли, сцепившись, прижавшись, и дышать было тяжело обоим. Второй стакан Рейес выпивает уже один. Вместо приятной неги после близости и сонливости, все тело ломит, но в голове звенящая пустота, будто что-то взорвалось и осколками ему выбило остатки мозгов. Потом отпускает. Он может думать. Вспоминает, как Скотт стонал под ним, как крепко, почти удушающе, обхватывал за шею, как разводил ноги и сцеплял их, прижимая к себе, вдавив пятки ему в поясницу. Как звал по имени. Он не спит этой ночью. Шляется, не способный усидеть дольше нескольких минут на одном месте, по всем тем точкам, куда водил Скотта в самом начале, в эти их "экскурсии по Кадаре" - когда Рейес еще планировал стать ближе к Первопроходцу, посмотреть, как он работает, по возможности, привязать к себе. Теперь он смотрит на город сверху, и в сотый, наверное, раз, набирает короткое сообщение Скотту. В Тартаре уже, умостившись на жесткой софе он понимает, что половину из сообщений отправил. Он даже не просматривает исходящие, итак помнит, что одно бредовее другого, и оправдать это может только выпитая им в одно рыло за ночь бутылка рома - но тревожит больше то, что Скотт молчит. Скотт отдался ему. На полу в дрянном баре, на ржавом железе. Кричал под ним, целовал его. Звал по имени. Это должно было быть по-другому, обязано было. И вот, в итоге. Сейчас ему нужно в душ, хотя бы так. Уже рассвет, бар закрыт, он лежит на софе, на боку, уткнувшись лбом в жесткий изгиб спинки, обхватив себя руками, пьяный и будто бы больной. Как расценить это - придется решать на трезвую голову. Скотт молча пришел, молча ушел. Скотт спит наверное в своей каюте на Буре. Хоть бы спал. Хоть бы Скотт знал, что теперь со всем этим делать - и сказал Рейесу после. Не исчезал снова на долгие месяцы так же молча. Уже за полдень, когда его будит Киан. - Нетипично для тебя спать так долго, - присаживается он на край софы в изножье, и по его тонкой улыбке ясно, что на лице Рейеса как минимум половина причин такого долгого сна написана. - Выдалась тяжелая ночь? - Ничего такого, что стоило бы твоего внимания, - отмахивается Рейес. Киан встает, оперевшись на его колено, и с тихим перестуком собирает со стола бутылки и пустые стаканы. - Пока душ свободен, советую тебе не хлопать ушами, - говорит он, обернувшись в дверях. Потом уже, в душевой, Рейес трогает свои опухшие губы и упирается лбом в зеркало. И больно об это зеркало бьется от сигнала омни-инструмента. "Ты напился? - пишет Скотт. - Очень на то похоже. Пригласи меня выпить кофе в "Кралле", если хочешь все-таки поговорить. Я хочу." - И я хочу, Скотт, - зажмуривается Рейес. - Как же я хочу.