За стенами "мира"

- А, черт бы побрал все это! - Гилберт со всей силы двинул плечами, отчего люди, державшие его, отлетели метра на два. Закричав от боли, смешивающейся с безудержным бешенством дикого животного, он вывернул руки из-за спины через плечи, замахнулся изо всех сил и яростно ударил по ближайшей каменной колонне сложенными вместе кулаками. Казалось, кости сдавленно скрипнули и застонали, жестко встретившись с мертвенно-белой поверхностью. Глухо звякнула тяжелая цепь о ледяной камень. Камень остался нем. - Arrête lui!* - крикнул один из сопровождающих, высокий изящных француз с длинными вьющимися волосами и в офицерской форме. - Donnerwetter!** - в сердцах закричал немец, стараясь высвободить руки, за которые судорожно схватились французские солдаты. Стараясь не согнуться, он с яростным отчаянием рвался из стороны в сторону, будто загнанный зверь. Собственно, им он сейчас и был... Еще одно резкое движение - и изящный французик в офицерской форме с криком был сбит своим же подчиненным. Второе - и еще один солдат, державший его, полетел в стену, чуть не сбив спиной огромную вазу, наверное, несметно дорогую. Он уже собирался расправиться с уже подбежавшими на подмогу напуганными французишками, как вдруг... - Гиль! - строго окликнул его знакомый ледяной голос. В нем слышалось сдержанное раздражение. Ох, зря он отвлекся! Тут же его сбили с ног и уложили на живот, вытянув вверх руки. - Сволочи! - он рванулся вверх, но его с силой прижали чьи-то сильные руки, а на запястья, кажется, наступали чьи-то военные сапоги. Он презрительно взглянул исподлобья на брата. Снизу вверх. Как же он ненавидел его сейчас! Он, тот, которому дана власть!... Людвиг спокойно шел в сопровождении двух французских солдат. Руки его не были скованы тяжелым железом. В сторону брата он едва повернул голову. - Прекрати скандалить, - холодно сказал он. - Нам же хуже будет. Гилберт оскалился. - Нам?! Вот как ты заговорил?! - зашипел он и еще раз рванулся, резко развернувшись, двинул ногами по телу, прижимавшему его. Француз закричал будто не своим голосом и отпрыгнул. Или отлетел. Только вот теперь его пленник резво вскочил и, распихав ногами остальных, рванулся. Теперь он стоял прямо против брата, готовый со всего размаху снести башку этой сволочи. Но его планам не суждено было сбыться. Крепкие руки тут же схватили его. Он стоял, сгибаясь под весом трех солдат, исподлобья со злобой и ненавистью глядя на Людвига. - Ты не брат мне больше, ублюдок! Я освобожусь... и ты еще пожалеешь, что не послушал меня, младший! Он видел, как его мерзкий братишка еле заметно вздрогнул. - Хватит, - произнес он твердым голосом, в котором, однако, Байльшмидт уловил нотки тревоги. - Дома поговорим... Потом... - О-о-о, да! Дома, говоришь? - Гилберт злорадно ухмыльнулся, сощурив глаза. - Ке-се-се-се-се! Поговорим? Конечно, я послушаю, как ты будешь верещать от боли! Хороший получится разговор, ты так не считаешь? Как он и ожидал, Людвиг ничего не ответил и, резко развернувшись, широкими раздраженными шагами пошел вперед. Солдаты, приглядывавшие за ним, насторожились, ускорили шаг и подняли оружие. - Боишься меня, маленький? - шипел с ухмылкой немец, еле волоча ноги и все еще стараясь вырваться из захвата уже пятерых. Их завели в огромную залу. Свет яркими бликами рассыпался по золоченым стенам и черному зеркальному мраморному полу. Потолки были расписаны ангелами и прекрасными людьми... будто ожидавшими все те грязные, кровавые делишки, что должны с минуты на минуту развернуться здесь, в этом месте. В каждом углу стояли огромные малахитовые вазы, в которых пышным цветом цвели гигантские цветы разной формы, будто художник лихо провел кистью по всей палитре и смелым мазком нарисовал все это. По стенам красовались гордые картины и барельефы, вычурные статуэтки и блестящие подсвечники. За огромным столом красного дерева сидели люди... ... - Вот так! - Франциск размашисто расписался, оставив несколько незаметных клякс, и передал чертову тучу бумаг дальше, Артуру. - Проклятый виносос, вон, как много места занял! - еле слышно проворчал тот и, проверив остроту своего пера пальцем, лихо окунул его в чернильницу и поставил свою закорючку. - Америка! Ты будешь подписывать или как? Альфред стоял в дверном проеме, опершись плечом на косяк двери, и лениво крутил в руках какую-то новую модельку огнестрельного оружия, что-то наподобие пистолета. Хотя... кто знает, может, и не модельку. Он, казалось, даже не услышал вопроса. - Альфред! Нужно отвечать, когда старшие к тебе обращаются! - тут же вспылил Артур. - А? Ты что-то сказал, старший братик? - Джонс особенно выделил два последних слова, будто они должны были больше всего оскорбить его бывшего опекуна. - Эй, ну долго вы там?! - послышалось с другого конца стола. Наверное, это был Уругвай, но на него не обратили должного внимания. - Тебя спрашивают, будешь ты подписывать или нет, - терпеливо повторил Бонфуа. Он всячески хотел сейчас выслужиться перед этим заносчивым юнцом. Ведь именно он решает сейчас его судьбу. Тем более для него дело было сделано. - А, это! Да мы тут с президентом подумали немного и решили, что, пожалуй, подпишем отдельный договор, правда, Германия? - он с садистской улыбкой повернулся и посмотрел в дальний темный угол комнаты. Там, скованный по рукам и ногам для верности, лежал Гилберт. Рот его был забит какой-то тряпкой, а рядом стоял Людвиг. - Да. Мы все подпишем, - понуро опустив голову, говорил он. Скованный человек у его ног, услышав это, яростно забился, тщетно пытаясь высвободиться. - О, похоже, Запад, братик твой не согласен! - злорадно ухмыльнулся Альфред и стал медленно подходить к немцам. - Не позволишь ли ты ему говорить? Людвиг неподвижно стоял, понуро опустив голову и молча глядя на брата. Тот упорно отводил глаза и смотрел куда угодно, но не на него, делая вид, что его вообще не существует. - Нет. Не стоит. Вам не хватит моей подписи? - поднял на него глаза Людвиг. В глазах его читался страх и растерянность. Альфред жестко усмехнулся и в два шага оказался около него. Блеснула сталь. По столу прокатилось волнение. - Только твоей? Не слишком ли ты много о себе возомнил, щенок? - прошипел американец прямо в лицо Людвигу, приставляя пистолет прямо к подбородку Германии, уже несколько дней не видавшему бритвы. - Альфред, прекрати! - взвизгнул Артур, вскакивая. - Mon ami***, это уже лишнее, давай решим все мирным путем! - запаниковал, поднимаясь, Франциск. Америка только улыбался и краем глаза презрительно наблюдал. - И это мне говорит тот, кто принимал в войне непосредственное участие? - Альфред, - со своего места встал Китай. Джонс тут же перевел оружие на него. - Что? Что ты хотел сказать, тупая проститутка? Все удивленно и неловко замолкли. Многие из здесь присутствующих знали, о чем говорит Альфред не понаслышке. Многие... кхм... были в Китае, не так давно. Просто старались не вспоминать. Они же приличные люди. Хотя бы для виду... Ван Яо с силой сжал зубы и медленно поднял руки. - Что, хочешь сказать, это плохо? - продолжал Америка. - А кто объявил нам всем войну совсем недавно, а потом хорошенько получил по пятой точке? Ну, почему ты молчишь? - Да, я считаю, что это плохо, - сквозь зубы проговорил Китай и зло воззрился на американца. Тот вновь открыл рот, чтобы посыпать всех едкими оскорблениями. - Хватит, - француз по-хозяйски положил руку на стол. - Я все-таки хозяин, прошу вас успокоиться. Не надо устраивать балаган. Просто дайте ему слово, пусть выскажет все, что хочет сказать. Американец, презрительно фыркнув, сложил руки на груди и сверху вниз воззрился на всех. Мол, делайте все, что хотите, убогие. Его взгляд поверхностно скользнул по спине немца, даже не задерживаясь на ней. Все развернулись в сторону германцев. Несколько солдат тут же подступили к спокойно лежащему на боку спиной ко всем Гилберту. Тряпка, закрывавшая рот, была тут же убрана. - Ни черта вы от меня не добьетесь. На некоторое время стало тихо. Кое-кто даже встал со своего места и начал медленно и угрожающе приближаться к ним. Людвиг присел на подкашивающихся ногах и дрожащими руками тронул брата за плечо. Тот только раздраженно дернул рукой. - Если я сказал, что вы ни черта не получите, значит, так тому и быть! - Гиль, - голос Людвига панически дрожал и срывался, - Гиль, мы не можем... - Не получим, да? - Джонс, не выпуская из рук пистолета, широкими шагами подошел к нему и резко поднял за ворот простой рубашки, в которую был одет Гилберт. - И ты говоришь мне это, будучи связанным, будто гусь на рождество? Гиль, презрительно щурясь, усмехнулся. - Кто это тут щебечет? Малышка Америка? - будто плюясь кислотой, проговорил он. - Да у тебя еще молоко на губах не обсохло, малец, а уже старшим угрожаешь? - Ах ты сволочь!... Замах. Весь зал застыл. Звонкий удар кости о железо... Эхо унесло далеко стук. Никто не нарушал тишины. Тихо упала первая капля, разбиваясь о холодный мрамор. За ней вторая... Третья... Что-то уже тонкой струйкой лилось на прекрасный зеркально-черный мрамор... - Не надо... Людвиг держался за голову, чуть выше виска. Из-под пальцев уже текла кровь. Похоже, он едва оставался в сознании. Говорить ему давалось с трудом. - Я... приму всю ответственность... не трогайте брата... я приму всё... за него... Англия и Франция переглянулись и как-то опасно и хитро перемигнулись, а затем с необычным интересом посмотрели на Людвига. Италия что-то прошептал Гаити и тот в страхе задрожал. Альфред медленно разжал руку. Гилберт глухим мешком грохнулся на землю и зашипел от боли. - Примешь всю ответственность, значит? - Людвиг подавленно кивнул. - Позволишь нам сделать с собой все, что угодно, да? - Альфред приблизился еще на шаг. В глазах его мелькнула недобрая искра. - Только ради брата? Людвиг снова угрюмо кивнул. Американец неприятно оскалился. - Я надеюсь, все это слышали! - громко сказал он, оборачиваясь к остальным. - Малыш Германия сполна оплатит все долги! Любыми способами! Правда же, Германия? - и Америка, приблизившись вплотную, высоко и нагло, будто на обозрение всем находящимся в зале, поднял полу рубашки и смело провел рукой по напряженному прессу немца вниз и слегка отогнул край брюк. - Да... Да, это так, - Людвиг отвернулся и на шаг отошел, стараясь не акцентировать внимание ни на противном из уст американца обращении, ни на его странном поступке. Было видно, что ему до жути неприятна вся эта ситуация. Альфред рассмеялся. - Вот и замечательно! Тебя же ведь никто еще кроме брата не баловал своим усиленным вниманием? Ничего, скоро мы это исправим - ты теперь центр всего цивилизованного мира! Обещаю, твой дом станет лучшим сборищем шлюх, который только видывал свет, почище Китая! - Альфред, прекрати! - Англия поджал губы, но в глазах его мелькнула искра вожделения. - Это противоречит европейским традициям! - Правда? Ах, простите. Я не знал! Значит, жду тебя в Вашингтоне, - сказал он, оборачиваясь к Людвигу и скрываясь за дверью. А затем развернулся и добавил. - Жалкий лузер. Маленькие страны притихли. Большие, в предвкушении, довольно облизывались и переглядывались. Немец стоял, понуро опустив голову. Под его ногами лежал Гиль. Алые глаза скользили по всему, что было в зале. Но не смотрели на него. Будто его и не было. - Что, думаешь, я только из-за этого тебя прощу? - ухмыляясь, говорил Гилберт, не глядя на брата. - Нет, ублюдок. Ты получишь по заслугам, сполна. И мне плевать, что тебе сделают они, я сделаю еще хуже! Людвиг молчал. Подписание договора продвигалось далее без происшествий. Братья не произнесли ни слова. Возле слова "Германия" стояла одна подпись... ...- Руки убери! Не трожь меня, я сказал! Солдаты вели вырывающегося Гилберта по длинному темному коридору. Он примерно знал расположение КАЖДОГО ЧЕРТОВОГО КАМНЯ здесь, но совсем не понимал, почему его привели именно сюда, в Ландсберг. После наглой выходки Людвига Гилберт даже не взглянул в сторону своего брата. Они не обмолвились ни словом. Его увели прямо из зала. Он шел гордо, не оборачиваясь. Он знал, что его маленький братик смотрит на него, смотрит с мольбой, с надеждой, что он, Гиль, взглянет на него, ободряюще улыбнется, что он сможет прочесть по его губам "Все хорошо, братишка, мы вместе справимся"... Он же лишь жестко усмехался. Братишка? Нет, жалкий предатель. Отныне и навсегда. Гилберт знал, что когда он снова его увидит, то, скорее всего, убьет. Предателям не место на земле. Байльшмидт уже представлял, как он станет раздирать в клочья кожу Людвига, слушая исступленные крики. Он усмехнулся про себя. Да, так и будет. Мешали только вот эти мелкие люди, которые крепко, даже больно держали его руки, и наглый заносчивый француз. - Прекрати сопротивляться, mon petit cœur**** - где-то над его ухом горячо прошептал мягкий баритон Франциска, - иначе мы можем передумать! Его, как ближайшего и наиболее надежного соседа отправили сопроводить буйного Байльшмидта. Он долго сопротивлялся, но, все же, под давлением большинства и своего любимого Англии все же сдался, но просил не начинать "праздник" без него. Людвиг же, главная жертва "праздника", пока что оставался под присмотром остальных, желавших знатно поживиться от его земель. - Передумать с чем? - немец дернулся в его сторону, чтобы хорошенько врезать головой по наглой французской морде, но его удержали. - С перенесением твоего наказания на братика Людвига, он же за тебя заступился, не помнишь? - щебетал Бонфуа, беззаботно посвистывая. Немец сжал губы и презрительно сморщился. - Он мне больше не брат, - он раздраженно тряхнул головой. - И уж если перенесли все на него, так отпустите меня! Франциск снисходительно наклонился к нему и заглянул в яростные алые глаза. - Мы, по-твоему, совсем идиоты, mon chou*****? Что же ты сделаешь, будучи на свободе? Правильно, поднимешь против нас войска. Или пойдешь высвобождать своего братца? - Нет!... - Гилберт разъяренно рванулся вперед. - Он мне больше не брат! - Да-да, конечно, - француз со снисходительной улыбкой сложил бровки и покивал, поднимаясь, - ты не станешь спасать своего братца, не будешь поднимать восстаний, будешь мирно сидеть в своем доме, плести венки из хмеля и попивать пиво из фарфоровой чашечки! Франциск нежно и даже как-то любовно потрепал Гилберта по волосам. - А вот и наша остановочка, - немца ловким ударом под колени сбили с ног и со всей силы толкнули внутрь камеры №6. Пролетев несколько метров, он больно ударился о стену и осел. Дверь со скрипом и стоном захлопнулась, он не успел даже подняться. - Можешь не беспокоиться о братике, - мягкий баритон Франциска едва пробивался через прочное железо. - Мы как следует позаботимся о нем! На другой стороне послышался наглый и презрительный смех.