За стенами "мира"

Где-то громко падали капли. Холодный белый свет из маленького окошка под крышей, такой низкой, что человек не мог стоять прямо и не упираться в нее головой, едва вылавливал из темноты черные камни. Склизкая плесень по углам кишела пауками и тараканами, слизнями и грязными крысами. От мерзких стен и пола тянуло сыростью и холодом. Грубые нары с полусгнившим матрасом тяжело поскрипывали на цепях. На них, дрожа от холода, лежал человек. Драное и сырое одеяло совсем не грело и поэтому было отброшено. Холодная рубашка, пропитавшаяся холодом и ледяной водой, настойчиво липла к телу. Светлые волосы слиплись и теперь грязными комками лежали на жестком дереве. Он спал... Ему снился странный сон. Когда он проснулся, он не вспомнил его... Но есть человек, который помнит. "Я... Чую... Твой... Страх... Человеку со светлыми волосами снились города, обращенные им в пепел. Ему снились люди, обычные люди, смеющиеся и простые, которые через минуту, по мановению его руки, должны стать жалкой грудой обгорелого мяса. Ему снилась паника в глазах женщин и детей, брошенных им на произвол судьбы без пищи и крова... В огромном зале тихо. Свет едва пробивается через разрезы штор и, отталкиваясь от мертвенно-серых стен, убито падает на черный блестящий мраморный пол. Любой шорох, любой звук пройдется эхом по старым мрачным гобеленам, заставляя содрогнуться от ужаса. Но все эти люди здесь. Потому что мне нравится это место. Вот ты сидишь в окружении моих советников и генералов. Я рядом. Я стою, прислонившись к косяку огромной золоченой двери. Я наблюдаю за тобой. И ты даже не представляешь, братик, какое это извращенное удовольствие... Ты занят работой. Я приказал тебе просмотреть эти иностранные газеты, ты явно найдешь там что-нибудь интересное. Это зверское убийство, которое так удачно развязывает нам руки. Я не вижу твоего лица, но знаю, что ты против. Ты почти никогда не поддерживаешь мои маленькие шалости. Ты оборачиваешься. - Гилберт! Ты снова опоздал на собрание, которое сам же и назначил! - ты укоризненно поджимаешь губы. Правильно. Пока я не сяду, ты не будешь говорить мне о делах. Так я тебя воспитал. Я смеюсь. - Как видишь, - я подхожу, привычно и властно облокачиваюсь на стол по правую руку от тебя. Мне тут же предлагают стул и я беспардонно откидываюсь на спинку и закидываю ногу на ногу. - Тем более, что же ты там собрался планировать без меня? Без меня ничего не начинается. Главное, чтобы не услышал кайзер. Он начнет возмущаться, а это лишние вопли, а у меня и так голова с утра болит. Ты обреченно улыбаешься. - Да. Ты прав. Я самодовольно усмехаюсь и нагло закидываю ноги на стол. - Я всегда прав! На некоторое время все снова замолкают. Ты переводишь глаза на человека, сидящего напротив тебя, во главе стола. Он сосредоточенно смотрит на карту. Среди мертвой тишины громом раздается его голос. - Ahtung*! В связи с плачевными событиями в мире... Он говорит долго. Мне скучно, зевота пробивает до слез, но ты беспрестанно тыкаешь меня локтем в бок, чтобы я не уснул. Я наперед знаю, о чем он скажет. Он будет уверять всех в том, что этот ход необходим и даже выгоден. Он скажет, что пусть это и отзовется проблемами с экономикой, но поможет нам возвыситься и царствовать на всем Европейском материке. Он говорит, что кто-то хочет помешать нам. Помешать? Ха-ха, конечно. У них не хватит мощи. - Ну что, значит, война? - мне надоело все это слушать. Кайзер оборвал свою речь на полуслове и посмотрел на меня. А затем медленно-медленно кивнул, сверкая злорадным взглядом исподлобья. - Но!... - одного лишь взгляда хватает для того, чтобы ты замолчал и испуганно отвел глаза. - Что, братишка? - голос у меня тихий, пугающий. Ненавижу, когда мне перечат. - Война... - запуганно киваешь ты... Где-то далеко я усмехаюсь. Иногда очень удобно знать, о чем думает самое близкое к тебе существо." Человек со светлыми волосами дернулся во сне. На лице его отразилось страдание... *** - Ну что, ты провел его? - англичанин сидел в удобном кресле, спокойно облокотившись на мягкую спинку. - Да, Артур, - Франциск с легкой улыбкой осторожно затворил за собой дверь просторного кабинета и, обойдя стол и кресло, ласково положил руки на плечи Керкланда. - Выбрал самое далекое место, из которого он, надеюсь, никогда не выйдет. - Приведи теперь второго, - Англия совсем не сопротивлялся, только немного покраснел и как-то поспешно поднес к губам чашку с чаем. - Не торопись, не волнуйся, - Бонфуа нежно погладил его, слегка приподнимая накрахмаленный воротничок. - Тебе нельзя волноваться. Я видел, люди снимали траур на улицах. Как ты себя чувствуешь?... - Да... Плохо, конечно! Спрашиваешь еще... Мы решили, что больше не будем носить траур... Иначе вся страна оденется в черное... - англичанин смущенно прижал край чашки к губам и нервно укусил его. - Ты сам-то как, виносос? Тебе ведь, кажется, сильнее всех досталось... Франциск усмехнулся. - Ну, здесь, наверное, лидирующую позицию все же возьмет Империя, - Бонфуа зло оскалился. - Ах, нет, кажется я ошибся! Ее больше нет. Артур обернулся. - Ты ведь про Ивана? - Да, сладкий, - с жестким блеском в глазах Франция фыркнул. - Он просто малодушно сдался! Новая страна, да? Да черт бы ее побрал! Керкланд усмехнулся. - Ну-ну, не сердись. Тебе ведь нельзя волноваться. Я уверен, ты найдешь деньги у германских проституток, - он улыбнулся как-то по-особенному, заговорщицки щуря глазки. - И потом, в этом ведь есть кое-какая выгода. Француз взглянул на улыбающегося Артура и, улыбнувшись в ответ, присел возле его руки. - И правда. Он не разделит нашего веселья. - Вот так, глупый виносос. Я рад, что ты все понял. И Англия, осторожно наклонившись, прикоснулся губами ко лбу склонившегося Франции... *** По коридору пронесся пронизывающий до костей грохот. Дом, назначенный местом встречи, настороженно и напряженно затих. Люди, охранявшие кабинет за дверью, испуганно вздрогнули: сейчас, насколько каждый знал своих хозяев, должна грянуть буря. - И ты все еще утверждаешь, что это только для того, чтобы бороться с этой парочкой?! Да Австро-Венгрия хоть и империя, но не опаснее мыши! - Гилберт в дикой ярости схватил бессмысленные документы и письма и со всей силы швырнул в это чертово улыбающееся спокойно лицо Ивана. Тот только прикрылся руками и по-детски невинно и недоуменно взглянул из-под пушистых ресниц. - Но я не вру тебе, это правда, тем более Франциск... - Я ничего не хочу слышать! Особенно о твоих долгах! Сам разбирайся, французская подстилка! - разозленный вконец немец резко подскочил к сидящему русскому и грубо поднял его за крепко завязанный шарф. Тот лишь ласково улыбнулся и послушно поднялся, тут же оказавшись головы на две выше Гилберта. Тот с досадой оттолкнул империю и широкими раздраженными шагами направился к выходу. Уже у двери он обернулся. - Если вы не прекратите мобилизацию за двенадцать дней, мы пойдем на вас войной. Учти, - со сталью в голосе произнес он. Дверь захлопнулась. За ней послышались грубые немецкие команды и разъяренные удаляющиеся шаги. Солнце нежно освещало эту маленькую комнатку, светлые занавески рисовали причудливые узоры тенью на полу. Розы на окне цвели ярко, душисто, наполняя комнату прекрасным ароматом и совершенно не замечая, что за великие дела происходят у них под самыми лепестками. Послышался тихий сумасшедший смех. - Долги, деньги, деньги, везде эти чертовы деньги... Он не позволит мне сбежать... Его деньги преследуют меня... Остановить мобилизацию? Ха-ха-ха! Будто я могу... *** - Ну вот, все в сборе, - Керкланд безразлично оглянулся на вошедшего француза. - Начнем, пожалуй. Германия шел следом и остановился в центре зала, со всех сторон окруженный победителями. Как ему и велели. Кто-то из них хищно облизывался, кто-то смотрел с некоторой жалостью и позорной снисходительностью на разбитого германца. Рядом с ним больше не было никого. Даже родной брат отрекся от него и теперь был далеко. Даже... Кто-то шумно и нервно вздохнул. - Я... я, пожалуй, выйду, - послышался робкий голос около двери. - Мэттью? - Ты что, не собираешься принимать участие в нашем прекрасном мероприятии? - француз с легкой улыбкой посмотрел на маленькую фигурку канадца. - Н-нет... нет, пожалуй... - Послушай... - Тише, Франциск, - Англия властным движением заставил Бонфуа замолчать. - Ты действительно не хочешь?... - Да... пожалуйста, отпустите... Франциск едва заметно улыбнулся. - Ты думаешь пойти против нас, маленький?- проворковал он. - Нет, но я... я правда не хочу... - Это все твое извращенное воспитание, - прошипел Англия, притянув к себе француза. - Ну что ты, - тот с улыбкой отстранился и снова обернулся к Канаде. - Ты поступаешь очень опрометчиво. Дома тебя ждет серьезный разговор. Мэтт вздрогнул и опустил глаза. - Эй! - Англия рассерженно поджал губы. Франциск тут же встрепенулся. - Э-это правда не то, о чем ты подумал! Но Англия уже не слушал. Его холодный взгляд был теперь прикован к Мэттью. Тот нервно переступил с ноги на ногу и сжал пальчики в замок. - Х-хорошо... я подготовлюсь... - и, зардевшись, он бросился в коридор. Но, прежде чем скрыться за тяжелой дверью, он обернулся. Людвиг смотрел прямо на него. "Не оставляй меня!" Лишь мгновенье. Одно мгновенье, которое могло все изменить. Мэттью смущенно опустил голову и поспешно вышел. Хлопнула дверь. "Прости..." Людвиг тускло усмехнулся. Теперь точно один... Англия медленно надвигался, будто хищный зверь, добивавший загнанную добычу. Глядя точно в потухшие глаза германца, он поднял руку и взялся за верхнюю пуговицу рубашки Людвига. Теперь лица их находились так близко, что немец различал даже не скрываемые оттенки возбуждения в горячем дыхании Артура. - Ну что, Людвиг, - с приторно-сладкой улыбкой проговорил он, вертя в руках бедную пуговку так, что скрипели нитки, а ткань, повинуясь его движению, сминалась и потрескивала, - теперь ты заплатишь нам за все! Он крепко сжал ткань и рванул ее на себя. Людвиг с удивленным вздохом дернулся вслед за движением англичанина и застыл, чувствуя, как жадный язык Артура нагло вторгается в его рот. Рубашка была безнадежно порвана. Он попытался отстраниться, но Артур, резко схватив его за шею и сжав ее, доходчиво объяснил, что мнение немца здесь учитываться не будет. - Артур, нехорошо так поступать, - послышался за спиной укоризненный голос Франциска. - Дай нам тоже повеселиться. Немец почувствовал, как тонкие и изящные пальцы француза легко касаются где-то там, где с каждой секундой все больше разливались по коже изжелта-фиолетовые отметины от пальцев Керкленда. Воздух в легких заканчивался с ужасающей быстротой. Изящная рука скользнула по позвоночнику, больно надавливая кое-где на бугорки позвонков. Людвиг с ужасом чувствовал, как слегка приподнимается ткань рубашки, оголяя его спину, как изящные пальчики отгибают край брюк. - О, - француз довольно причмокнул, - какой ты, однако, аппетитный, солнышко! Рука Франциска двинулась дальше, к тесной расселине. Немец сдавленно застонал. Его стон утонул в поцелуе. Воздуха больше не осталось. Он задыхался. Все произошло почти мгновенно. Англия резко отстранился, а Бонфуа тут же нагнул обессиленного немца. Тот порывался подняться, но Керкланд быстро прижал его голову сверху. - Я и не думал, что ты такой чувствительный, крауц. Людвиг что-то рассерженно и смущенно прошипел в ответ. Артур тем временем с остервенением тер губы. - Даже противно. - Что, солнышко? - француз потянулся рукой к лицу Англии, но тут же получил по руке. - Целовать шлюху, - будто совсем не обратил внимание на наглое движение Франциска тот. Тяжело вздохнув, Бонфуа опустил руку на ремень Людвига. Лязгнуло железо. - Ну, я бы не против, - сказал он, опустившись так, чтобы его губы находились едва ли не касаясь уха немца, а затем прошептал, опаляя его горячим дыханием. - Тебя ведь никто, кроме брата, не пробовал? Француз вцепился в растрепавшиеся светлые волосы и резко дернул назад. Людвиг со стоном запрокинул голову. Вторая рука потянула вниз штаны, поигрывая с ремнем. - Ну? Почему ты молчишь? - проворковал он. - отвечай, mamour*! - Д...да... - краснея и отводя глаза, просипел Людвиг, руками стараясь теперь хотя бы натянуть ткань брюк на те места, который сейчас удостоились внимания француза. - Руки! По залу разнесся звонкий удар. - Да какого черта... - зашипел немец, не прекращая попыток хотя бы как-то прикрыться. - Аднан! Черт возьми, подойди и свяжи, что ты стоишь?! - француз намертво вцепился в запястья германца, пытаясь завести их ему за спину. Руки дернулись вверх, чуть не вылетая из суставов. - Прости, дружище... - еле слышно прошептал кто-то. И крепкая веревка больно сдавила запястья. - Остманская империя... - сквозь зубы прошипел Людвиг. - Сволочь! Лицо в белой маске только сочувственно улыбнулось. - Так на чем мы остановились? - резкий рывок заставил немца уже закричать. Руки теперь были вывернуты. - Кажется, мы разговаривали о твоем братишке, - француз беспрепятственно стянул штаны и белье с кричащего от боли германца. - Расскажи-ка нам всем, что он с тобой делал? Людвиг зажмурился и со сдавленным стоном до крови закусил губу. Было видно, что говорить он не собирается. - Не скажешь? Да? - Бонфуа наклонился над ним. В голосе слышалось возбуждение. Рука скользнула под живот и прижала тело немца ближе к уже стоящему колом члену Бонфуа. Не отводя жгучего раздевающего взгляда с соблазнительного полураздетого и сопротивляющегося тела, он обратился к Артуру. - Сладкий, не найдется у тебя ножика? - Смотри, по роже за "сладкого" не получи, виносос, - дерзко ухмыльнулся Керкленд, как видно, подготовленный к подобной просьбе. Что-то щелкнуло, и холодное лезвие слегка оцарапало прекрасную тонкую шею француза, сокрытую темно-пшеничными волосами. Франциск, осторожно перехватив пальцами нож за рукоятку, с ласковой улыбкой поднял глаза и столкнулся с наглой усмешкой Артура. - Спасибо, сладкий. Англия только хмыкнул и отвел глаза. На щеках его мелькнул нежный румянец. - Ну что? И теперь не скажешь? - француз снова наклонился к Людвигу и поднес лезвие к шее немца, туда, где билась кровь. Тот молчал, крепко зажмурив глаза. Из прокусов на губе сочились маленькие красные капельки. Франциск досадливо цыкнул и сильнее надавил на лезвие. Из-под блестящей стали показалась первая огненно-алая струйка. Людвиг только сильнее зажмурился. - Хорошо. А если вот так? Француз поднес нож к бедру немца, слегка выступавшему, показывавшему давний голод, вызванный войной. Людвиг рефлекторно дернулся. - Подожди, это еще не все. Бонфуа, слегка замахнувшись, вонзил лезвие. Немец сдавленно вскрикнул. - Нравится? А если так? - Лезвие двинулось вперед, туда, где ткань уже не прикрывала все самое сокровенное. - Х...хорошо! Я все расскажу! - застонал Людвиг. На глазах его уже выступили слезы. - О, правда? - француз играючи вынул нож - хлестнула кровь. - Начинай, mon chou*! Тонкие пальцы резко повернули голову немца, а язык легко и мокро провел по щеке. - Он... он приходит всегда неожиданно... может подойти в любое время и в любом месте... - щеки немца залила краска и он опустил голову. - Обычно он хватает меня и бросает на кровать или на любую другую поверхность... не говоря ни слова, - англичанин слегка ослабил ремень. Его рука исчезла за тканью, придерживая что-то большое. Людвиг старался не смотреть в эту сторону. - Потом он... сдергивает с меня все, и... связывает меня, если я вырываюсь... Жестко целует и, развернув, вжимает в постель... - Хватит. Этого достаточно. - приспустив штаны, англичанин резким движением притянул голову Людвига и вошел в слегка приоткрытый рот немца до основания. Тот закашлялся и снова попытался отстраниться, с отчаянием глядя вверх, в усмехающееся лицо Артура. Из широко раскрытых глаз скатилась слеза. - Как ты, однако, нетерпелив, сладкий! - сквозь вмиг заслонившую взор темноту послышался насмешливый голос Франциска. - Ты прямо не оставляешь мне выбора. И Людвиг почувствовал, как сзади в него упирается твердый член Франции. Он в ужасе пытался отстраниться, но Бонфуа только двинул бедрами. Людвиг отчаянно забился. Тут же послышался звонкий шлепок, а на спине яркой краской начало расползаться красное пятно. - Не дергайся, mon chou, иначе будет больнее, - сказал он, тяжело дыша. Это было ужасно. Грубо, отвратительно. Людвиг чувствовал, как его изнутри что-то до жути большое разрывает на части. Он отдергивался от Франциска, но тут же Артур, жестоко и будто специально выдирая клочья светлых волос с головы немца, до конца входил в него, вызывая рвоту; он пытался, кашляя и задыхаясь, отстраниться от Англии, но тут же Франциск, усмехнувшись, насаживал его до основания, до боли сжимая бедра. И так до бесконечности, пока, наконец огненно-горячее семя не прожгло все внутренности до мяса. Немец попытался освободить хотя бы рот, но француз, увидев это, наклонился и, подвинув Англию ближе, зажал тело его между двумя огромными членами. - Глотай все до конца, моя сладкая шлюшка! - прошептал он, прикусывая кончик уха немца так, что тот застонал. Франциск разжал пальцы. Людвиг обессиленно обвис на вывернутых руках. Он чувствовал, как из его дырочки сочится вязкая жидкость, а сознание чертовски медленно покидает его. Почему так мучительно... медленно... Немец видел, как к нему подступают другие. Турция осторожно, почти нежно поднял его лицо за подбородок и улыбнулся. Из-под маски блеснули хитрые глаза. - Прости, дружище... - прошептал он и, слегка раздвинув губы германца большим пальцем, всунул в раскрывшийся алый ротик свой огромный член. - Но я тоже чертовски сильно тебя хочу. Сознание помутилось, а в глазах все поплыло. Он даже не мог хрипло простонать в ответ... *** Белые больничные стены, хорошо отштукатуренный, унылый потолок... молодая девушка в белом сестринском фартуке мирно сопит на стуле... Луна безумно светит в распахнутое окно, выхватывая из темноты белую больничную койку, где совершенно неподвижно, будто мертвый, лежит человек. Глаза его широко распахнуты и совершенно недвижимы, как у слепого. Вокруг него одного сгущалась зловещая темнота. Все было тихо. Ни один звук не нарушал покой зловещей лунной ночи. Он в исступлении беззвучно бормотал что-то себе под нос. - Чертовы предатели... чертовы... - Хельга! - внезапно ворвавшийся в кабинет молодой врач тут же растолкал спящую сестру милосердия. - Там новые! - Ганц, можно же завтра? - устало протирая глаза, хриплым голосом сказала Хельга. - Это буйные. Давайте быстрее. Тем более он уже спит давно, - молодой врач наклонился над телом, казавшимся уже мертвым и тут же в страхе отпрянул. Замершие зрачки смотрели на него. - Вы все об этом пожалеете! Вы пожалеете! - в исступлении зашептал больной. Девушка осторожно положила руку на плечо доктора. - Ваш больной... пожалуй, его тоже можно считать довольно буйным... Хельга ласково улыбнулась. - Нет, что вы! Он очень милый человек, бывший военный. Подслеповат, правда. Это ему при Ла Монтене так досталось. Говорит, художник... - Вы пожалеете об этом мире! - внезапно вскричал человек. - Конечно, пожалеем, - Хельга осторожно наклонилась над пациентом и бережно положила руку ему на голову. - А сейчас будьте добры, лежите тихо... ... господин Адольф...