Чаша жизни

В спальне семикурсников не было никого, кроме меня. Сириус, Римус и Питер где-то ходили, а я сидел на кровати и смотрел на фотографию. Рядом на подушке валялось письмо. Такое странное чувство — сегодня у меня выпускной. Не будет больше ночных прогулок по Запретному лесу, постоянных отработок у Филча, балагана на уроках, волнения перед матчем со Слизерином... Кто знает, когда мы снова вернемся в замок? Но я грустил не поэтому. Письмо было от родителей. Нарочито бодрое, с веселыми поздравлениями и гордостью в каждой строчке. Я уже знал, что мама и папа приехать не смогут, они сообщили мне об этом еще неделю назад в таком же бодром письме. Там они с сожалением написали, что подхватили какую-то легкую, но очень заразную инфекцию, и в больнице Святого Мунго им сказали, что лучше никуда из дома не выходить. Но я ни в коем случае не должен расстраиваться — ведь мне предстоит такой замечательный вечер, когда совсем не время думать о родителях, с которыми произошло сущее недоразумение, а нужно радоваться жизни. Напрасно они считали, что я куплюсь на легкомысленный тон письма. Что с родителями что-то не так, я заподозрил, еще когда приезжал домой на рождественские каникулы. Мама выглядела непривычно утомленной, хотя старалась не подавать виду. Папа был немногим лучше, но отчаянно пытался шутить. Я попробовал было заикнуться об их самочувствии, но они не дали вставить и слова, быстро уверив меня в том, что с ними все в порядке — так, небольшая простуда. Я так хотел в это поверить — и быстро успокоился. Однако следующие, пасхальные, каникулы показали, что меня вероломно обманули. Хотя родители так и продолжали отпираться и упорно не желали рассказывать, что с ними происходит. Я вернулся в Хогвартс злой, пытался докопаться до истины через письма — подумал, вдруг мама с папой просто не могут сказать мне правду, глядя в глаза? Но нет, даже в письмах они продолжали держать меня за дурака. Я не мог думать ни о чем другом, потому что чувствовал — происходит что-то действительно серьезное, иначе они давно сказали бы мне, что у них за болезнь. И вот теперь два тревожных письма. Казалось бы, что в них такого — родители поздравляют сына с успешным окончанием школы и говорят, как им гордятся, но у меня из головы не выходила дурацкая мысль, что это прощание. "Не думай так, Джеймс!" — одернул я себя. Но не мог. Почему, почему они молчат о том, что серьезно больны? Может, даже умирают? Ведь мы из тех семей, что всегда говорят друг другу правду и ничего не скрывают... Боятся сделать мне больно? Но мне и так больно! Хуже некуда... Я вскочил с кровати и с яростью пнул дверцу тумбочки. — Джим? В комнату, словно почувствовав неладное, заглянул Сириус. — Что с тобой? — спросил он, глядя, как я потираю ушибленный палец. Я молча махнул рукой на подушку и снова рухнул на кровать. Бродяга без дальнейших разговоров подошел к кровати и взял бумагу. Быстро пробежал по письму глазами, на мгновение нахмурился (но я все равно заметил) и тут же беспечно улыбнулся. — Н-да, как почитаешь, так даже можешь поверить, что ты совсем золотой мальчик! — весело протянул он. — Ну и чего ты скис? Мне мои предки в жизни такого письма не напишут! Скорее, мамочка проглотит бутыль маггловской крови... Неужто расстроился, что не приедут? Так тебе даже на руку — можешь напиться безо всяких угрызений совести. Пять бочек медовухи уже ждут нас в туннеле на втором этаже! Еще Грегори Стюарт сказал, что запасся отличным ликером, а... — Прекрати, — оборвал я его. — Не делай еще и ты из меня дурака. — С чего бы? — притворно удивился Сириус. — Или ты думаешь, что нам хватит и медовухи? Я лично сомневаюсь, вспомни, сколько Питер выпил в прошлый раз, и... — Мне не до шуток, Бродяга. Когда я говорил таким тоном, Сириус мгновенно забывал свои приколы. Замолчал он и сейчас. Сел на соседнюю кровать и серьезно спросил: — Думаешь, действительно все так плохо? Я сглотнул внезапно появившийся в горле ком и сдавленно ответил: — Иначе они давно бы уже рассказали. Он посмотрел на меня, потом на письмо, и — за что я всегда особенно его ценил — не сказал рядовое "Не переживай, все будет хорошо", а тихо предложил: — Послезавтра ты будешь дома. Скажи им прямо — я знаю, что вы умираете, и они больше не смогут отпираться. Вслух это прозвучало еще хуже, чем в моей голове, но я знал, что Бродяга прав. На глазах появились слезы, и я торопливо их смахнул, но Сириус не мог этого не заметить. Он мигом сел рядом со мной и положил руку на плечо. Мы сидели так довольно долго, и нам больше не надо было слов, чтобы понять друг друга. Вскоре я почувствовал, что дышать становится легче — в последние часа полтора это было трудно. — Который час? — спросил я. — Около шести. — Наверное, пора одевать парадные мантии. — Пожалуй. Ты не забыл, что нас еще ждет Заклинание Памяти? Не успел я ответить, в комнату ввалились довольные жизнью Римус и Питер. — Что вы так долго копаетесь? — возбужденно воскликнул Хвост. — Нам скоро начинать! — Очень рад, что ты тоже включаешь себя в понятие "нам", — желчно отозвался Сириус. — По-моему, у тебя ведь так и не вышло заклинание? Питер обиженно нахмурился, а Римус примирительно ответил: — Мы только что еще потренировались, так что все будет отлично. Я посмотрел на Бродягу своим взглядом "Не надо сейчас задирать Хвоста", и он не стал больше ничего говорить по этому поводу, хотя я видел, что у него на языке так и вертится что-то из разряда: "Хвост-таки научился? Ну, тогда выпускной непременно отменят!". Я наклонился над кроватью и быстро взял письмо, чтобы положить его в карман. — Как народ, подтягивается? — поинтересовался тем временем Сириус. — Уже ползала собралось, — довольно ответил Питер. — Отлично! "Выкинь все посторонние мысли, — сказал я себе. — Сегодня твой вечер, родители правы, нужно веселиться". — Все помнят слова? — спросил я. — Еще бы! Грандиозная идея, как эффектно отметить окончание школы, пришла к нам около трех месяцев назад. О ней не знала даже Лили. Чудесное Заклинание Памяти откопал в какой-то покрытой плесенью книге Лунатик. Его суть состоит в том, чтобы вызвать давние события и посмотреть их во вполне осязаемой форме. Мысль использовать это заклятие показалась нам шикарной, потому что во всем выпуске, пожалуй, не было бы такого ученика, который в свое время не пострадал бы от наших шалостей. Мы долго думали, как лучше все это обставить, отбирали самые смешные сцены, продумывали очередность... Главное было, чтобы нам никто не помешал в Большом зале. Ведь по традиции говорить первым начинает директор. Но мы решили и эту проблему. Ровно в шесть зал был полон. Собрались не только выпускники, но и их родители, а также учителя. Мы наблюдали за всеми из-за угла. Когда оживление начало потихоньку спадать, что говорило о приближающейся речи Дамблдора, я прошептал: — Ну, твой выход, Бродяга! Сириус кивнул и тут же обратился в большого черного пса. Не мешкая ни минуты, он забежал в зал и начал громко лаять, чем быстро привлек к себе всеобщее внимание. Мы моментально натянули мантию-невидимку (кто в толпе обратит внимание на наши ноги?), юркнули в двери и, пока никто ничего не понял, протиснулись к стене. Наши ожидания оправдались, на площадку между учительским столом и залом никто не успел выйти. — Насчет три, — прошептал я. — Раз... два... три... Мы одновременно произнесли заклинание, и тут же возле потолка появилась огромная лента: "КУРС 1". Пока все удивлялись такой неожиданности, Сириус благополучно исчез, а мы снова произнесли заклинание. И началось... Сначала кто-то, а именно Мэри Макдональд, испуганно завизжала, увидев возле учительского стола свою маленькую копию. Но постепенно общие страх и изумление сменились восторженными криками, аплодисментами и смехом — люди начали понимать, что происходит. Мы постарались выбрать те воспоминания, которые никого не обидят, и кажется, у нас это получилось. Наше маленькое представление длилось примерно минут сорок, но никто из преподавателей и не думал ему помешать. Глядя, с каким восторгом все наблюдают за происходящим, я думал только об одном: родители правы — моменты счастья, они такие редкие, и нужно уметь полностью на них сосредотачиваться. Сегодня — особенный вечер, и он только начинается. Друзья рядом со мной, где-то в этой толпе меня выискивает Лили... И важнее этого нет ничего. А настрадаться мы наверняка еще успеем. * * * Это случилось ночью примерно за две недели до первого сентября. Скрытые Дезиллюминационными чарами Хвост и Волан-де-Морт трансгрессировали в район, где жили Краучи. Перед тем, как войти, Питер вежливо постучался. Дверь открыл Крауч-старший. Не успел он оглянуться, чтобы понять, кто это был, воздух вокруг словно задрожал, Крауч вздрогнул и взгляд его стал бессмысленным. — Отлично, — проговорил ледяной голос. — Это оказалось даже проще, чем я думал. Хвост, сними с меня заклинание. Через пару мгновений оба волшебника возникли на пороге дома. Точнее, Хвост держал своего господина на руках. — Черт, зажмуриться не успела, — простонала Лили. — Теперь всю ночь кошмары сниться будут... — Тс-с, — прервал ее я, стараясь не упустить ни малейшей детали из того, что происходило. Впрочем, я бы, наверное, предпочел никогда не увидеть того, что было дальше. При виде своего хозяина Крауч-младший расплылся в звериной улыбке и бросился на колени. Его, кажется, совсем не смутил внешний вид Волан-де-Морта. — Довольно, — резко произнес Темный Лорд, когда ему, наконец, надоело слушать восторженное бормотание "Хозяин, о, мой хозяин, я знал, что вы придете за мной...". — Встань. Так-так... Признаться, Крауч, я был удивлен, когда узнал, что ты уже двенадцать лет как на свободе. Крауч снова рухнул на колени. — Я не виноват, милорд, отец держал меня под заклинанием... — Я знаю, — вкрадчиво перебил Волан-де-Морт, и Крауч замолчал. — Милая Берта Джоркинс все мне рассказала. Так что же, ты все такой же Пожиратель смерти и по-прежнему готов рискнуть всем ради меня? — Что угодно, милорд... Только скажите... Его раболепная, полусумасшедшая гримаса была мне так же отвратительна, как сам Волан-де-Морт. — Мне нужен слуга в Хогвартсе... Лили ахнула, но я схватил ее за руку, не дав ничего сказать, и с еще большим вниманием прислушался к разговору. Сердце стучало, как ненормальное. — ...который бросит имя Гарри Поттера в Кубок огня. Ты ведь в курсе, Крауч, что в этом году в Хогвартсе будет проходить Турнир Трех Волшебников? — Я слышал об этом от отца... — Прекрасно. Так вот, Гарри Поттер должен победить в этом турнире. Ты обеспечишь ему победу. Будешь следить за ним, помогать... Что это значит? Зачем ему это? Только без паники, Джеймс... — Н-но, милорд, позвольте, — робко перебил Крауч, впервые за все время разговора с его лица исчезло обожание, сменившееся недоумением, — как я смогу это сделать? — Оборотное зелье, — коротко ответил Волан-де-Морт. — Скоро у тебя появится человек, в которого ты сможешь превратиться. Мы быстро переглянулись. Кто? — А потом, — я все-таки не удержался и посмотрел на Волан-де-Морта — в его красных глазах можно было различить выражение невероятной алчности, — ты превратишь Кубок победителя в портал, и он доставит ко мне мальчишку. И с его помощью я верну себе тело и стану еще сильнее, чем когда-либо был. Лили больше не могла сдерживаться. — Нет, Джеймс! — в ужасе воскликнула она, отскакивая от чаши, и я увидел, что ее плечи начинают содрогаться от рыданий. — Мерлин, да что же это! Скажи мне, что у него не получится... Он не сможет обмануть Дамблдора... Гарри не будет участвовать в Турнире Трех Волшебников! Это невозможно! — Тише, тише, — я почти машинально обнял Лили, чувствуя невероятное потрясение. Так вот чего он ждал... Но кто жертва, кого он использует, чтобы проникнуть в Хогвартс? Лили прижалась ко мне, но никак не могла успокоиться. — Ну почему для того, чтобы вернуться, ему необходим именно наш сын? — сквозь рыдания услышал я. — Это невыносимо... Я не могу так больше! — Успокойся, Лил, — мягко начал уговаривать ее я, стараясь, чтобы она не поняла, в каком ужасе нахожусь я сам. — Это только планы, не факт, что получится... Но у них получилось. В ночь на первое сентября они проникли в дом Аластора Грюма. И уже вечером мы видели, как Крауч в его обличье, как ни в чем не бывало, сидит за столом в Хогвартсе и разговаривает с Дамблдором.