Перелом

      Мужчины созданы для войны, женщины — для мира. Даже любовь у мужчин напоминает сражение, даже война у женщин — милосердна. Когда живёшь в северной столице близ моря, ближайшей к границе полюсного материка, убеждаешься в этом всё больше и больше. Столицу строили сдержанный и творческий народ суров и женщин, не побоявшихся перебраться со своего мирного и процветающего полюса на мужскую землю и занявшие на ней достойное место. Городу строгих и красивых зданий, каменных каналов и бесчисленных мостов уже много веков, а человеческая суть с тех пор почти не изменилась.       Беты занимают много места, они повсюду. Они — норма. И они — только мужчины, потому что женщины-беты просто не могут родиться, их не существует. И общество процветает свободными людьми, которые вправе выбирать, которые не знают нужды поиска партнёра, у которых есть время жить и у которых нет страстных желаний. Ибо беты двуполы и при этом не чувствуют и не источают соблазнительного запаха. Женщины обоих полов тоже этого не могут, и при этом у них не бывает течки, а есть менструация, и им не нужно ждать целый месяц подходящего момента, чтобы зачать ребёнка. Они не знают затмевающего разум безумия.       Только мужчины альфы и омеги знают, какова настоящая страсть. Страсть, сжигающая дотла, страсть великой созидательной и разрушительной силы. Огненной соподчиняющей любовью альфы и омеги восхищаются, она возведена в духовный идеал, но не многие ей завидуют. Огонь красиво горит, но питать его пламя собственной плотью не хочется никому. Разве что только безумцам.       А во времена, когда разум и наука побеждают древние инстинкты, а препараты контролируют позывы тела, идеалы остаются в прошлом, на страницах книг и на экранах, транслирующих порождения дешёвой массовой культуры. Или на изнанке благополучной жизни.       Некто Брагинский знал о ней не понаслышке. Нежеланный плод случайной связи, он с самого рождения рос в детском приюте. Ему не повезло родиться омегой и попасть в место, где рядом росли такие же чувствительные умом и телом альфы и омеги, брошенные дети, жертвы семейного произвола и искалеченные души, ранящие друг друга. Чистые комнаты приюта хранили свои жуткие тайны. Но Брагинскому повезло всё преодолеть. К двадцати шести годам у него есть любимая работа, любящая семья и хорошие друзья. А без личной жизни он как-нибудь обойдётся.       Тем временем мелодично звякнул колокольчик входной двери, и в кафе вошёл другой некто — Джонс. Он осмотрелся вокруг и устало выдохнул. Супер. Мало того, что день был тяжелым: он еле сдал зачет, забегаловку близ университета закрыли на ремонт, и ему пришлось тащиться в такую даль, так теперь еще и здесь все столики были заняты. Ей-богу, этот мир ополчился против него! Ну ничего, он упорно заказал бургер с картошечкой и стал ждать пока место освободится. Увы, все крепко сидели на своих местах и двигаться не собирались, поэтому Джонс прошел вглубь зала и остановился возле диванчика, где сидел некто Брагинский, одинокий и выглядящий довольно молодо. Джонс улыбнулся ему как можно по-омежьи, и спросил. — Приятель, можно сесть?       Брагинскому было хреново. Приближалась течка, пришлось по дороге домой завернуть сюда и срочно принять подавляющие препараты, после которых ужасно хотелось спать. Стаканчик крепкого кофе должен будет немного взбодрить, но, увы, не сразу. И на вопрос незнакомца Брагинский ответил запоздало. Оценив парня, как вполне безобидного, он равнодушно бросил «валяй» и отвернулся к окну.       Джонс пожал плечами, мол, бета наверное, и приземлился рядом с парнем. Однако стоило ему сесть рядом, как в ноздри ударил сильный пряный запах, перемешанный с чем-то цитрусовым. Такой сильный, что перебил запах фастфуда. Альфы так не пахли. И омеги, кстати, тоже. Те, в большинстве своем, пахли сладко. Даже Джонс пах сладковато, хотя свой запах не чуял — ему говорили. И все же этот бугай оказался омегой! Ну ничего себе.       Он принюхался сильнее. Как ни странно, ему нравится. Даже очень.       Брагинский затылком чувствовал, как парень принюхивается и офигивает. Не он первый, не он последний — велика беда. Омега, судя по запаху, и ладно. Омеги обычно не пристают. Брагинский искренне не понимал, почему некоторые альфы вообще его домогаются. Хорошо, что Брагинский — инструктор боевого многоборья и способен за себя постоять. И в глубине души он признавал, что омеги ему нравятся больше, чем альфы и беты. Джонс поерзал на месте и все-таки принялся за еду. «Надо же, какой забавный омега. Всех альф уделает», — думал он. Джонс не любил альф. Самовлюбленные и эгоистичные, они, кроме постели, в отношениях вообще ничего не видели, поэтому Джонс предпочитал бет. Они были нейтральны. И в течку с ними было не хуже. А друзья все были омегами, которые его не понимали. Эх!       Джонс дожевал бургер, глядя на парня, обтер руку о штаны, и потыкал его в плечо. — Привет. Слушай, я хотел сказать, от тебя приятно пахнет. Ты, эм, ты омега, да? Это классно!       Зачем он это ляпнул? Может, потому что этот парень действительно его восхитил. — Ну… э… спасибо, — неожиданный комплимент заставил обратить на парня больше внимания. Совсем молодой ещё, улыбчивый, довольно симпатичный и на вид чересчур общительный. Не то чтобы это отталкивало, но определённо ставило в тупик. Обычно общение с незнакомцами ограничивалось парой общих фраз, должно этим ограничиться и в этот, но что-то Брагинскому подсказывало, что он ошибается. Чем-то парнишка привлекал… Да ну, наваждение какое-то. Брагинский замялся, и Джонс улыбнулся еще шире, протягивая руку. — Я Альфред. Можно просто Ал. А тебя как зовут?       На неуверенное рукопожатие и тихое «Иван» Альфред еще сильнее умилился. Забавно смотреть, как этот альфавидный омега стесняется и зажимается. У него и запах усилился! Все-таки он милый. Вот бы они стали друзьями! — Хочешь картошки? — спросил Ал, пододвигая свой поднос к парню.       Иван озадаченно взял одну палочку, пробормотав «ладно, давай» и «спасибо», после отправляя её в рот. Задумчиво рассматривал Альфреда. Сонливость понемногу проходила, и стоило попробовать быть приветливым. -Ты учишься? — Остался один зачет, и свободен, — подмигнул Альфред. — Но вообще, я со второго курса. А ты? Уже окончил? А на кого учился?       Джонс по привычке стал засыпать парня вопросами. Любопытство брало верх, хотелось знать об этом парне больше, чтобы быстрее сблизиться. — Поступал в театральное, но не прижился. Начал искать работу и, в конце концов, стал учить людей самообороне, — отвечать было на удивление легко. От того ли, что они друг друга поняли, или Альфред так располагал к себе, то ли вернулось хорошее настроение. Всё вместе, скорее всего. — Ты-то на кого учишься? — Я? Да на учителя арсмийского. Забавно, да? Моя национальность мне весьма пригодилась, — рассмеялся Альфред. — А у тебя, наверное, отбою нет. Ну, в смысле, омега гораздо доверительнее для омег. А нам ведь нужны боевые искусства, порой жизненно необходимы даже, — Ал печально вздохнул. — Ну да ладно. Я вот тоже в театральный в детстве хотел. Стихи отлично читал, мой дядя любил…       Альфреда понесло в болтовню, как и всегда. Иван был любопытным собеседником, а главное — хорошим слушателем.       Говорили о литературе, которую оба, оказывается, любили. Ещё Ал поведал о том, что увлекается языками, подрабатывает в кинотеатре и рисует супергеройские комиксы. Он говорил открыто, заглядывая в лицо прозрачно-голубыми глазами, а на его лице и медово-золотистых волосах играли свет и тени засыпающего городского вечера. Его приятно было слушать, добродушно усмехаясь и подпирая рукой подбородок. Таких нечасто встретишь. Иван перестал быть таким уже очень давно.       Ал рассказывал о высотных домах Арсмы, где большие города никогда не спят, где каждый встречный легко может стать твоим другом и где на каждом шагу ожидают приключения. Оправдывает страну на пересечении всех денежных потоков мира. Не удивительно, что Альфред скучал, в чём, недолго думая, признался. Достаточно одного взгляда, чтобы опознать в нём истинного арсмийца без тормозов, фонтанирующего фирменной искренней жизнерадостностью.       Размеренность, надрыв и сюрреализм Сурана не вязались с ним. Страна, впадающая из крайности в крайность своей политикой и переменчивой погодой, любому, даже тому, кто прожил в ней всю жизнь, не давалась легко. Никто и никогда не смог бы понять, охватить всю её боль и силу смеяться над нею. — Переехал сюда еще ребенком, поэтому акцента и нет. Хотя я до сих пор не могу привыкнуть к Сурану. Скучаю по дому, — благоговейной возвел глаза к небу парень. — Что, тут для тебя слишком серо? — сколь бы не замечал Иван недостатков в свей родной стране, а не любить её не мог. Его завораживал хаос, сюрреализм и букет противоречий, которого в такой огромной стране не могло не быть. Завораживала жизнь, вопреки и назло всему. Чувствовалось родство со страной, иррациональное и непреодолимое. И если Альфред — истинный арсмиец, то Иван — истинный сур. — Ну зачем ты так сразу? — оскорбился Альфред. — Просто это мой родной дом. Все эти небоскребы, суета, огромные мерцающие афиши, этот демократический свободный дух… Это все моё. Уверен, если бы тебя увезли из Сурана, ты бы тоже скучал. — Бери выше, я бы умер с тоски. Ты ещё молодец, что держишься живчиком. Но ты же должен был что-то полюбить и здесь, разве не так? Как-никак почти всю жизнь тут, если я правильно понял, — примирительная улыбка. — Ну… Мне нравится сидеть здесь под мостами возле каналов и зарисовывать виды. Или на крышах! Можем как-нибудь вместе сходить, ну, в смысле, если ты хочешь.       Альфред улыбнулся, но тут же повел носом и насторожился. — Чел, у тебя случайно течка не начинается? Запах слишком сильный… — Я принял подавляющие, — буднично отмахнулся, — на улице выветрится… Но да, мне стоит уже быть дома, — встал, протискиваясь к выходу.       Остановился у столика, выуживая из грудного кармана куртки визитку и вручая её новому знакомому. — Спасибо, было приятно с тобой поболтать. Если что, звони. Могу дать несколько бесплатных уроков, или правда сходим с тобой порисовать на крышах.       Альфред довольно посмотрел на карточку, и махнул новому знакомому рукой. — Будь осторожен. Пока! — крикнул он.       Такой странный, желает тренеру по самообороне осторожности, но все-таки. Было в нём что-то такое, что приподнимало вверх. Славный парень. Напоминает младшего брата. Хочется накормить его мороженым или сыграть в казаков-разбойников, как когда-то с мальчишками из младшей группы после школы в парке.       Иван усмехнулся своим мыслям. Детство давно прошло. Навряд ли этот паренёк ещё с ним увидится. Студенческая молодость переменчива, и он наверняка скоро забудет эту случайную встречу — так думал Брагинский. И всё же улыбался краешками губ. Его скучная жизнь пополнилась одним хорошим событием.

***

      Мужчины созданы для борьбы. Даже если они беты или омеги. Их тела легко приучить к выносливости, силе, даже беременность не так их тяготит. У омег и бет живот не раздувается до огромных размеров, как у женщин, в их чреве зрел не ребёнок, а крохотное яйцо, размером не больше двух кулаков. Четыре месяца его вынашивают внутри, два месяца обогревают, после вылупления малыш уже имеет зубы и может видеть. Папе не нужно долго восстанавливаться, а ребёнок растёт со стремительной скоростью. В начале времён это позволяло выживать в тяжёлых и суровых условиях, где омеги могли быть наравне с альфами и бетами, кроме дней течки.       И почему какие-то один-два дня увековечили стереотип о том, что омегам полагается быть слабыми, подчиняться альфам и отдавать себя в их руки? Откуда пошёл культ тощего слабого тела, покорности, смазливости? Иван был категорически не согласен с таким положением вещей.       Ученики в группах часто иронизировали над тем, что когда-нибудь их тренер точно уйдёт в декрет с таким соблазнительным запахом и бросит их на произвол судьбы, какими бы приёмами ни владел, и спрашивали, почему Иван не пользуется парфюмом, чтобы больше походить на альфу, раз уж за такое взялся.       «Показываю вам, неразумным, пример, что в жизни нет ничего невозможного», — не уставал повторять омега. Когда-то он отчаянно нуждался в силе, а когда её получил, больше не имел права скрывать её, и потому делился ею со всеми нуждающимися.       День подходил к концу. Тренировочный зал опустел, из раздевалок по человеку утекали ученики, Иван с выдохом облегчения остался один. Тренерство, как обычно, выматывало, тело наполнялось приятной тяжестью, не зазорно плюхнуться прямо на пол и вытянуть ноги. В кармане зазвонил телефон — Сашка. Опять поди в бар позвать хочет в честь святого праздника пятницы. Рука уже поднялась ответить, как вдруг кто-то у выхода подал голос. Иван сбросил вызов и обернулся к выходу посмотреть, кого там полуночным ветром занесло. И легко узнал в нежданном госте Альфреда. Тот понял, что его заметили, и радостно подлетел к новому знакомому. — Привет, — махнул Джонс, радостно улыбаясь, присаживаясь рядом на корточки и пожимая мужчине руку от всей души. — А я как раз хотел записаться на пару занятий, и меня в регистратуре послали к тебе.       Говоря все это, Альфред скользил по Ивану взглядом, очевидно оценивая результаты его стараний на тренировках, и от его заинтересованного выражения на лице становилось немного не по себе. — Господи, я же говорил, что могу просто так с тобой позаниматься, записываться необязательно. Разве что, если тебе сильно понравится, — улыбнулся Иван, со вздохом поднимаясь. Неохота чем-то забивать голову на ночь глядя, но не отказывать же теперь пареньку. Дыхательная гимнастика — самый лучший способ взбодриться. — Ладно. У тебя есть, во что переодеться? — Я не хотел пользоваться твоей добротой, — потупил взгляд Джонс, покраснев. — Да, конечно, сейчас!       Он умчался в раздевалку, а Иван стал готовиться. Затем ждал Альфреда, заложив руки за спину. Тот вскоре появился в черных спортивных штанах и легкомысленной цветастой майке с супергероями. В его духе. Брагинский выпрямился и стал самой собранностью с расслабленным и дружелюбным лицом. — Ну что, можем начинать? — получив энергичный кивок, стал объяснять. — Скажу сразу: то, чему я учу, не требует грубой физической силы. Я учу обращать силы нападающего против него самого, а для этого, прежде всего, важно правильно дышать, правильно уклоняться и сосредотачиваться на своём теле. Всё это довольно сложно, не расстраивайся, если что-то не будет получаться сразу.       Убедившись, что Ал всё осмысливает и принимает, Иван решил долго не размусоливать, а сразу перейти к практике. Не сложно догадаться, что начали с дыхания.       Альфред старался дышать правильно, но все равно отвлекался на боль. По методике системы нужно было уметь сохранять правильное дыхание даже при ударах. Парню требовалась практика. Видно, что его далеко не всё устраивало, но ничего, он терпел, внимательно слушал и повторял за Иваном, с каждым ударом все лучше концентрируясь на дыхании и стоя на ногах увереннее. — Это, наверное, очень забавно, когда ты так же альф избиваешь, — фыркнул Альфред, когда Брагинский дал ему перерыв. — Вот самооценка-то падает, — хихикнул. — Бывают разные альфы, бывают разные омеги, — туманно сказал Иван. — Ко мне приходят те, кому нужно самооценку поднять. И у многих получается. У тех, кто действительно хочет учиться. Остальные идут лесом.       Отдохнули ещё немного и продолжили занятие. Далее Брагинский движением фокусника вынул из кармана натуралистично вырезанный из дерева небольшой нож и небрежно поиграл с ним в руке. — Не хочешь увидеть немного ловкости рук и никакой магии?       Вручив Алу муляж холодного оружия, тренер заставил его изображать злоумышленника и нападать, чтобы наглядно показать основные приёмы. — Давай, не стесняйся. Больше уверенности и кровожадности, — подтрунивал, меж тем ловко ускользая от ударов и какими-то немыслимыми движениями рук уклоняя их против Альфреда. Затем замедлился, давая всё тщательно разглядеть, объяснил, что да как, и потом забрал нож. Настала очередь Джонса уклоняться.       Альфред был хорошим учеником. Он внимательно слушал и точно повторял. Пару раз он проделал показанные захваты медленнее, потом Иван заставил делать его это чуть быстрее, и под конец уже в обычном темпе. Скрутив Брагинского, Ал довольно взвыл, за что тут же был опрокинут на маты Иваном, который сообщил, что никогда нельзя терять бдительность. — А ты талантливый, — одобрительный выдох. Поразительно, как этот славный малый всё схватывает налету. — Но на сегодня, пожалуй, хватит.       Брагинский посчитал своим долгом проводить хорошего знакомца. Тот с упованием трещал что-то о бурной студенческой жизни, и получалось даже увлекательно. Иван слушал и думал, что на этот вечер неугомонный студент избавил его от рутины. Получилось гораздо интереснее, чем просто сидеть в баре и попусту чесать языками. И если так рассудить, то было бы здорово продолжить в том же духе. Безумная мысль, но почему бы и нет. Альфред остановился у своего подъезда и обнял Брагинского, привстав на носочки. — Спасибо большое! Давай спишемся насчет следующего занятия, ладно? — Ал отстранился и улыбнулся как-то совсем по-омежьи. Эта улыбка его ужасно бесила, так как выдавала его сущность, но, с другой стороны, он ценил ее, потому что многим она нравилась. Особенно альфам, к сожалению. Но не суть важно. — Было приятно с тобой пообщаться, и, может, как-нибудь просто погуляем? Ну, как приятели, Если ты хочешь, конечно. — Могу сказать то же самое, — взамен крепкое рукопожатие. — Как-нибудь сойдёмся ещё. Бывай.       Ал скрылся в подъезде, а Ваня зашагал, пересекая тёмный двор, к своему дому в паре кварталах отсюда. Что ни говори, а Джонс странный. Вроде сама наивность и невинность, а сильный, и дерзость есть, и ещё что-то такое тонкое, цепляюще обольстительное. На секунду Иван испугался, что попадётся. Наверное, показалось.       «Занятно», — хмыкнул в темноту, скрываясь за углом чёрного силуэта пятиэтажки.