Перелом

      Альфред проснулся, плохо соображая, где он, и вслепую потянулся к телефону на тумбочке — посмотреть время. Пять утра. Что ж, ладно, лучше подняться и делать все необходимое сейчас, до начала очередного приступа. Джонс присел на край постели и огляделся: одежда была разбросана по полу хаотичными кучками, простыня сбита, а Иван спал на матрасе к парню спиной, как-то совсем уж сжавшись. Ал заботливо накинул на него легкое одеяльце и прошлепал босыми ногами в душ. В общем-то, первым делом нужно было принять противозачаточные, но Джонс понятия не имел, возможно ли вообще забеременеть от омеги, и решил, что — нет. Стоя под теплыми струями, Ал лениво тер себя намыленными ладонями, разглядывая засосы и укусы, изредка шипя от пощипывавших ран, оставшихся после былой страсти.       Думать о правильности поступка не хотелось. Он не мог отказать Брагинскому. Да и сам его позвал. Использовал ли он его? Да. Несомненно, это было нечестно по отношению к такому хорошему парню, но проводить течку под подавителями и вредить себе снова не хотелось. Сейчас лучшим вариантом было забыть о принципах и пользоваться, пока добровольно дают. А там… Ал решил, что честно сам скажет Ване, что не хочет такого вида отношений, и им лучше забыть об этом. Потому что омеги не созданы для омег. Это ненормально.       Даже если Альфреду и понравилось.       Парень отмахнулся от ерунды в голове и решил заняться делами насущными: достал из шкафа бельё, надев, и отправился на кухню — надо хотя бы перекусить до начала приступа.       Тем временем организм Ивана как будто бы издевался над ним и просыпаться не хотел ни в какую. Но солнце уже светило вовсю, под боком никто не сопел, а беспробудно дрыхнуть в чужом доме как минимум некрасиво. Титаническими усилиями бренное тело от кровати оторвать удалось — начало положено, а собрать по комнате одежду и привести себя в божеский вид уже было полегче.       Найти Альфреда вообще труда не составило. Он давно шумел чем-то на кухне, и аромат кофе разносился по всей квартире, заманивая своим шлейфом в нужный уголок квартиры. Сам хозяин обнаружился стоящим у окна с чашкой в руках, и с его печального задумчивого лица можно было рисовать картину. Альфред разглядывал, как медленно улица заполнялась людьми, а город оживал.       Иван остановился на пороге. — Доброе утро, — вполголоса, не нарушая атмосферы, произнес Брагинский. — Доброе, — отозвался Альфред, неуютно повел плечом от чужого присутстия, но виду не показал. — Я сделал бутерброды, и кофе еще остался, так что, садись, — кивнул Ал за стол, а сам отложил свою кружку и поспешил налить Ване кофе. Поставив перед мужчиной напиток, Альфред принялся мыть за собой посуду, всячески стараясь делать вид, что ничего не произошло, но при этом так и не решаясь сесть с парнем за стол.       Иван автоматически откусывал от бутерброда кусочки, запивая кофе, но не чувствовал вкуса ни того, ни другого. По идее, надо что-то сказать, сгладить неловкость, разобраться со всем по-человечески, но в голове свистела пустота. Короткий взгляд на напряженную спину. Альфред ведь наверняка ощущает то же самое, и они оба не знают, как поступить. «Ответственность на тебе, — подливала масла совесть. — Слабо строить альфу не только в постели, но и на деле?». — Мне остаться? — проронил и нашёл внутри силы поднять взгляд ко взгляду.       Альфред покачал головой, слабо улыбнувшись. Он-то хотел, но заставлять никого не собирался. — Следующий приступ у меня где-то через… — Ал глянул на часы на микроволновке, — полчаса. Я тебе благодарен за все, но держать насильно не буду. Поэтому, если хочешь, то уходи сейчас, чтобы мои таблетки успели подействовать.       О, а ведь они подействуют. Еще как подействуют. Такими успехами Ал точно скоро заработает осложнение. Из-за них он даже ко врачу ходить боялся. Что он там услышит? Что теперь его дети будут инвалидами? Или детей вообще быть не может? Или его запах изменится на какую-то дрянь? Ал не хотел знать. Неведение защищает, дает иллюзию спокойствия.       Ожидая ответа, Ал все еще очень надеялся, что Иван наивно останется. Что он вновь сможет воспользоваться его добротой.       Брагинский же долго не раздумывал: — Я не уйду, — вырвалось у него само собой, не встречая сопротивления. Запоздалое чувство вины бессмысленно взметнулось, но, не кривя душой, действительно хотелось остаться. Желание переросло в порыв, поднявший на ноги и раскрывший неловкие объятия. Большие натруженные руки накрыли угловатые плечи, спина прижалась к груди, губы коснулись волос на макушке, источавших яркий аромат шампуня.       Кем бы Иван был, если бы ушёл сейчас, когда он так нужен Алу?       У парня же на душе заскребли кошки. И какого черта Иван такой добрый? Согласился все-таки. Конечно, Альфред был очень ему благодарен. Он, пересилив себя, а точнее — свои принципы, которые сейчас были ни к месту, развернулся и уткнулся Ване в плечо, вдыхая сладковатый аромат с цитрусовыми нотками. Такой приятный, какой-то чайный, домашний. Он успокаивал, расслаблял, заставлял довериться. И чертово чувство вины исполосовало грудь изнутри. Оставалось лишь надеяться, что Иван лишь помогает, а не хочет чего-то большего. — Спасибо тебе, Ванька, — запихнув неприятные чувства куда подальше, наконец прошептал Альфред, прижавшись еще сильнее и искренне улыбнувшись.       Иван в ответ зарылся пальцами в светлые пряди, огладил спину. В его руках настоящее сокровище, которое он пытается сберечь. Но вряд ли в этом поможет его сила и навыки борьбы.       Кстати, а ведь вечером у него тренировка. Впрочем, до этого еще далеко. Главное то, что будет сейчас.       Царит убаюкивающая тишина, тепло, доверие, от которого хорошо и страшно одновременно. Только бы не сломать. Иван решается и тянет тихое: — Пойдём?       Альфред хотел было возразить, мол, еще же рано, но живот резко потянуло, и он поспешно кивнул, потащив Ваню за руку. Да, чем раньше — тем лучше. Ал немного неловко помялся прежде, чем лечь на кровать, утянув Брагинского на нее же. Все-таки в бессознательном состоянии делать такое легче. Впрочем, до него недалеко.       По телу побежали первые мурашки, и смазка вновь стала выделяться, неприятно стекая по коже, пропитывая бельё. Как Альфред этого не любил! Хотя сейчас он был более-менее спокоен. Лежать молча и ждать, пока не скрутит в болезненном желании, Джонсу не хотелось. Он неуверенно заскользил ладонями по спине и бокам, чувствуя каждую напряженную мышцу, вожделенно подмечая, какое все-таки прекрасное у Ивана тело. Помедлив, скользнул языком по шее, вылизывая почти по-животному, зная, что и как нравится омегам, желая принести Ивану привычное удовольствие. Ладони накрыли упругие ягодицы, сминая, притягивая ближе, потираясь.       Возбуждение пробило Брагинского тут же, вырвав судорожный вдох. Сгустившийся запах пьянил. Утробно зарычав, Иван перехватил инициативу, прикусывая чувствительную кожу на шее, тут же зализывая и снова кусая, и ещё раз. Ал выгнулся, охнув, полностью открывая доступ. Иван прочертил влажную линию от ложбинки между ключицами до адамова яблока, приподнял любовнику голову и нежно потрепал зубами мочку уха. Меж тем Альфред не прекращал усиленно тереться, снова крепко охватывая спину руками, и особо сильным толчком бедер выбил протяжный стон, заслужив этим жадный и мокрый поцелуй, долгий и глубокий, после которого дышать стало ещё тяжелее.       Альфреда повело от прикосновений, он выгибался, постанывая и поскуливая, чувствуя, что внутри уже все горит. Это не пугало, как обычно, а лишь распаляло. Разум поддался желанию и больше не вставлял палки в колеса, так что Ал скользнул руками под бельё Брагинского, но тут же невольно отдернул руку. Ваня тоже тек от возбуждения. Не сильно, конечно, не как при течке, но все-таки. Почему-то осознание этого, пошлость и неправильность происходящего заводили еще сильнее, лишали рассудка. — Ты тоже мокрый, — шепчет Ал, развратно ухмыляясь, притягивая Ивана для очередного смазанного, горячего поцелуя. Пальцами Ал вновь скользит меж ягодиц, оглаживая влажное колечко, чуть-чуть надавливая. — Ох, — сдавленно выдохнул Иван. От слов и прикосновений истинная природа заявляла свои права, заставляя мучительно краснеть и слабеть. Память инстинктивной агонией жгли воспоминания и стыд, но возбуждение всеядно. Ему всё равно, что кидать в печь, стало только жарче. Ал тоже жаден, его руки как будто повсюду и именно там, где наслаждение острее всего. Иван вырывается из тумана на время, без лишних церемоний срывает с распластавшегося под ним подтянутого тела одежду. Футболку и джинсы Ивана совместными усилиями тоже сбрасывают на пол, и довольные омеги снова сливаются в поцелуе, переплетая тела.       Когда обнаженная раскаленная кожа соприкасается с другой, Альфред не выдерживает. Он опрокидывает Ивана на спину, оказываясь сверху, усаживаясь на бедра. Смазка, скользкая и холодная, капает Брагинскому на ноги, и, видимо, это создает приятный контраст, раз мужчина вскидывает бедра, призывно постанывая.       Альфред довольно урчит, покрывая поцелуями сильное тело, прикусывая возбужденные горошинки сосков, зарываясь носом в дорожку курчавых светлых волос, вдыхая мускусный запах вперемешку с пряными нотками. Терпеть уже нет сил, поэтому Ал приподнимается, опираясь ладонями на торс Вани, подносит его возбужденный горячий член к жадно сжимающемуся отверстию и насаживается с протяжным стоном облегчения.       Всё плавится и превращается в одно размытое пятно. Ал сразу берёт быстрый темп, Иван стискивает его бёдра и ловит ритм, взрыкивая от переизбытка чувств. Меж тем Альфред чувствовал себя настоящим хозяином положения и с упоением терзал шею, покрывая её ощутимыми от толчков укусами и влажными поцелуями. Ваня всхлипывает, и это подстёгивает ещё больше. Ал припадает на грудь, глубоко целуя, усиленно насаживаясь. Иван не выдерживает, опрокидывает его на спину, закидывая его ноги на плечи, и срывается, бешено вбиваясь в растраханное жаркое нутро.       Сжалившись, Брагинский кладет руку Альфреду на член, надрачивая в такт, и Ал воет и мечется на простынях, потому что ему слишком хорошо и слишком много. Он сжимается вокруг врывающейся в него плоти, тянется к Ивану, складываясь почти вдвое, только чтобы вновь поцеловать, вкладывая в этот поцелуй все желание и всю благодарность за эти умопомрачительные мгновения.       Оргазм настигает быстро, Ал откидывается на простыни, и дрожь волнами проходит по телу, заставляя омегу биться в судорогах и скулить, кончая долго, мучительно много.       Иван догоняет спустя пару толчков и изливается на втянутый живот, смешивая с бесплодным семенем свое. Падает без сил рядом, затаскивая себе на грудь парня, и, как только возвращается способность мыслить, выдыхает: — Ты…ты… ты нечто.       Ничего лучше, да даже похожего, у Ивана никогда не было. Течка и секс стойко ассоциировалась с побоями, на которые не скупились старшие беспризорные товарищи, насилием и яростным сопротивлением, до рваных укусов, царапин и синяков у обидчиков и у самого Брагинского. Это ни в какое сравнение не шло со счастьем, заполнявшим каждую клеточку тела, приятным жаром тела рядом и ленивой негой. — Я бы тебе тоже свои «критические дни» доверил.       Лениво урчащего до этого Альфреда будто водой окатили. Он вскочил, усаживаясь на Ивана и удивленно глядя тому в глаза. Несколько секунд билась мысль, что это неправильно, а потом Ал подумал: а почему бы и нет? Ведь тогда это будет как… обоюдная помощь, пока они не найдут себе альф. И чувство вины его мучить не будет. И секс с Иваном действительно «нечто», несмотря на отсутствие вязки. Много плюсов, но лишь один, пусть и весомый, минус. Но есть ли смысл говорить об этом теперь, когда ты перепачкан омежьей спермой? — Ну, я не против, — улыбнулся Альфред, вновь укладываясь на мужчину. — Хорошая взаимная выгода из нашей дружбы. — Пф, ха-ха! — облегчённо откидывается на подушки. — Вот и договорились.       Волнения, терроризирующие ещё час назад, уменьшились до ничтожных размеров. Иван потеребил парня за плечо: — Слушай, а тебе не будет слишком лень сходить со мной в душ? — Покатай меня, большая черепаха, — пропел Альфред, обвил шею Вани руками и чмокнул в щеку. Вряд ли его ноги сейчас в состоянии куда-то дойти — повезет, если стоять сможет. Однако в душ все-таки хотелось. Иван усмехнулся, подхватил парня под бедра и послушно понес в ванную.       С грехом и смехом пополам нашли между кипятком и ледяной водой тёплую струю и, плескаясь в тесной ванной, даже умудрились не затопить соседей. Следы «грехопадения» благополучно утекли в слив вместе с пеной. Только полотенца забыли. Пришлось Ивану идти за ними, пока Джонс, прислонившись к стенке, старался не сползти куда-то в сторону на подкашивающихся ногах. Брагинскому еще и бельё понадобилось, так что Ал отрыл для него в шкафу что-то подходящее, убеждая, что ничего страшного в этом нет. В конце концов, не после того, что у них уже было. Бедные скомканные грязные простыни отправились наконец в стирку. Парни обессиленно упали на диван. У Брагинского еще было целых пять часов до занятий.