Перелом

      Альфреду вообще-то не нравилась перспектива трахать течного омегу (ну, конечно, отдавать — не получать), но он уже пообещал, а поэтому надо было свыкнуться с этой мыслью и выполнить свою часть уговора. В конце концов, это было справедливо — так он не останется в долгу. По крайней мере, так рассуждал Ал, пока не увидел Ивана у себя в дверях. Тот выглядел по-омежьи трогательно: раскрасневшийся, смущенно прячущий взгляд, что Алу захотелось его куда-нибудь спрятать, скрыть от всего мира. Чертовски милый и невинный вид! Ну как можно при Ване раздражаться? — Привет, — улыбнулся Альфред, взял парня за руку и затянул в квартиру, закрыв за ним дверь. Запах был очень сильным. Удивительно, что Брагинский дошел без происшествий, хотя, кто знает. Может, он просто отбился. В любом случае, дразнить соседей этим потрясающим ароматом не стоило.       Альфред подождал, когда Брагинский скинет обувь, и они оба направились в спальню без лишних комментариев — Ивану явно не до этого. Джонс усадил омегу на кровать, присаживаясь рядом, немного медля. Брагинкий робко уставился в пол, и Ал испугался, что спешит, или Иван его стесняется. Джонс убрал с лица Вани пепельные пряди и притянул для поцелуя, мягко касаясь губ своими. — Все в порядке? — улыбнулся Альфред, укладывая омегу на кровать, когда тот немного расслабился. — Непривычно просто, — выдохнул Иван, но сбивчивое дыхание выдало его волнение. Для него отдаваться кому-то всегда означало боль и унижение, пусть за долгие годы эту правду покрыл налёт времени. С Алом, конечно, всё должно было быть совсем по-другому, и от осознания всё естество охватывала отчаянная слабость. И от этого чувства беспомощности бросало в редкую дрожь. — Все хорошо, Вань, — тихо, бархатно успокаивает Альфред, нависая и оглаживая овал лица горячей ладонью, заставляя омегу трепетать. Жар в животе и усиливающийся запах Ала, который уже тоже хотел большего, замедляли мысли. Иван потянулся за новым поцелуем, прижимая к себе любовника и с нарастающим чувством жгучего стыда раздвигая ноги. — Возьми меня, — кривятся в неровной улыбке приоткрытые губы, а в глазах горит смесь страха и желания.       Альфред пошловато улыбается, кивает и стаскивает с себя одежду, затем помогая расправиться с ней и Ивану. Ал чувствовал, как тот вздрагивает при прикосновениях, и явно не только от возбуждения. Брагинский, этот здоровый парень, способный побить каждого, боялся. Джонс понятия не имел почему. Ну, то есть, все омеги чувствуют себя уязвимыми в течку, но все же ужас не пропитывает все, вплоть до их запаха. Здесь было что-то другое, быть может причина крылась в детстве, но Альфред старался об этом не думать и не давать думать Ване. Он просто навис над ним всем телом, целуя открывшуюся ему шею, мягко прикусывая кожу, руками оглаживая торс, щекоча прикосновениями тазовые косточки и бедра. Ивану нравилось — это видно, — но слишком уж тот был напряжен, особенно, когда руки поползли ниже. — Маленький, что такое? — выдохнул Ал, поднося пальцы к истекающему колечку мышц. То так заманчиво пульсировало, что Джонс ощутил себя альфой, настолько возбуждение ударило в голову. И все же, в отличие от альфы, он мог сдерживаться, мог быть нежным. — Я тебя не обижу, — целует в щеку. — Я сделаю тебе очень приятно, — проталкивает два пальца в тугой горячий проход, растягивая наспех, чтобы Ваня быстрее получил желаемое, но аккуратно, чтобы парень ему доверился. — Всё… нормально, — закусывает омега губу, стараясь раскрыться как можно сильнее.       Альфред держал своё слово безупречно. Брагинскому не хотелось его подвести, надо было расслабиться. Пара глубоких вдохов, и Иван уже готов принять всё, что Ал ему даст.       Альфред, заметив, что Ваня немного пришел в себя, убрал пальцы, подставляя сочащуюся головку. Ему уже тоже было сложно сдерживаться, но убедиться, что Брагинский в порядке — важнее. — Я вхожу, — наконец опаляет Альфред шёпотом чужое ушко, а через миг Иван выгибается и стискивает зубы, сжимая плечи любовника в ладонях. Ал скользит легко, горячо, набирает темп постепенно и вдруг задевает то самое место. Ваня замирает, задыхается в немом крике.       Ал тут же попадает в то место ещё и ещё, целует открытую грудь и шею, подхватывает губами выступившие в уголках глаз слёзы. Все нежно, аккуратно, чтобы Ване нравилось.       Иван же всхлипывает и стонет, открыто подаваясь навстречу, поощряя. Для него все слишком остро, отчётливо, как в первый раз. В каком-то смысле это действительно его первый раз.       У Джонса это тоже впервые, но быть в омеге, в течном омеге, в его жаркой, узкой, нежной дырочке — это нечто потрясающее. Все моральные устои и принципы просто вывесили белый флаг. Альфред еле сдерживал себя, прилагая все силы, чтобы не причинить Ивану боли из-за своего неукротимого желания.       Но пара капель все-таки скатились по чужим щекам, и Ал, лизнув мокрые дорожки, прижал Брагинского к себе крепче, утыкаясь губами в висок, сбавляя немного темп. Он впервые видел Ивана настолько переполненным эмоциями, настолько открытым и беззащитным. Хотелось как-то поддержать его, показать, какой тот на самом деле замечательный, и как Альфреду нравится с ним. — В тебе так хорошо, — сипло отозвался Ал. — Ты так сжимаешь меня, что я сам теку. И еще, — Альфред отстранился, постепенно наращивая темп в более быстрый и резкий, — ты такой красивый, малыш. Безумно красивый.       На этой ноте Джонс подхватил Ваню под бедра, чтобы было удобнее входить в него глубже и быстрее, наслаждаясь откровенными стонами, подтверждая свои слова. Оба были на самом краю перед неизбежной эйфорией.       Иван разомлел и сходил с ума от хриплых комплиментов и члена внутри. Альфред был великолепен. Реальность ускользала за музыкой пошлых звуков. Порывистые движения в заднице доводили до исступления, и слетали все барьеры и зажимы. Иван обвил Альфреда руками и ногами, поджимая пальцы. Волной накатывал оргазм, но волной медленной, и его подступление казалось сладкой вечностью. На самом пике Иван сжался с особой силой, вырвав сдавленный стон у Альфреда, и с судорогой излился, несколько долгих секунд заходясь в оргазме. Но на нём всё не закончилось, Ал догонял рваными, сильными толчками в обессиленное тело, и когда казалось, что больше наслаждения быть не может, оказалось — ещё как может. Излитое горячее семя в нутро — самый верх.       Альфред с неприличным хлюпаньем вышел из парня и упал рядом. Тело тонуло в приятной слабости, и дыхание не собиралось восстанавливаться. И все-таки Ал нашел в себе силы притянуть к своей груди Ивана, прижать, поглаживая по взмокшему затылку и спине. Другой рукой Джонс накрыл их одеялом. Это придавало какое-то чувство защищенности, как в детстве, когда под одеялом прячешься от монстров. Альфред прятал Ивана от прошлого. — Вань, — тихо позвал парня Джонс, пока тот был еще в сознании. — Можешь поспать. Если что-то надо будет, то скажешь, я принесу.       Ал старался быть как можно более заботливым, будто бы заглаживая тот факт, что когда-то этой заботой Ваню обделили.       Иван хотел сказать, что ничего не нужно, что Альфред дал уже всё и даже больше, чем можно было желать, но вместо этого он вложил все чувства в одно единственное слово «спасибо», оставляя россыпь поцелуев там, где придётся: на груди, на плече, ключице, подбородке, — прежде, чем силы окончательно его покинули. Почему-то именно сейчас всё стало правильным, таким, каким и должно быть.       Альфред лишь поджал губы, машинально поглаживая Ваню по голове, перебирая прядки, и все-таки тоже уснул, прижав к себе мужчину сильнее. Черт знает, что тот в свое время пережил, но Ал не хотел отпускать его от себя, чтобы тот чувствовал себя в безопасности. Ей-богу, каким бы омега ни был сильным — он омега. И он нуждается в защите, в том, чтобы его хоть кто-то прижимал к себе, охранял его сон. ***       Пробуждение далось тяжело. Гасить течку пришлось ещё два раза, и Иван ещё никогда не чувствовал себя настолько порно-звездой, как сегодня. Ал, скорее всего, тоже. Ваня искренне ему сочувствовал, потому что постоянно быть сверху для омеги требовало огромное количество сил. Кстати, ставшая очень близкой за эту ночь тушка валялась тут же, рядом, и умилительно утыкалась лицом в подушку, как обычно распластавшись на половину кровати. Ваня ласково взъерошил и без того беспорядочный шухер на светлой голове и со вселенским сожалением вспомнил, что сегодня будний день, и занятия начнутся сегодня раньше — в два часа. Тихо охая — ныла поясница, — он приподнялся, отыскивая какие-нибудь часы. На экране телефона, обнаружившемся на тумбочке, высветилось 9:21. Времени ещё много.       Разбудить Альфреда, что ли? Сходить вместе в душ… Он же не проспал пары? Иван надеялся, что нет.       Пока Брагинский размышлял, Ал сам поднялся от шебуршения рядом. Брагинский как раз силился натянуть одежду, при этом не сгибаясь и стараясь удержать равновесие на, очевидно, ватных ногах. Джонс сонно причмокнул губами и приподнялся, чтобы отыскать взглядом и свои вещи. Затем натянул бельё и подошел к Ивану. — Если у тебя сегодня занятия, советую их отменить. На тебя больно смотреть.       Затем Ал проходит мимо и идет в душ. Мысли мечутся, но сходятся, скорее, на странном чувстве того, что они квиты. И Альфреда удручает это. Потому что он все ещё боится, что Иван может все не так понять… — Как-нибудь справлюсь, — усмехается и глубоко дышит, усмиряя боль. — Ты не против, если я пойду с тобой?       Альфред с недоумением оглядывается, но такое они уже проходили, поэтому он гостеприимно распахивает дверь спальни. Опыт с полотенцами не остался забыт, но на дурачества сил не хватало. Через десяток минут оба сидели свежие и благодушно молчаливые на кухне, выпивая горячий сладко-горький кофе с молоком и пряниками. — Мы теперь точно можем доверять друг другу… после такого-то, — Иван поднимает на Ала взгляд с озорством и стеснением. — Я должен тебя ещё раз поблагодарить за… такую потрясающую ночь.       Ал неуютно мнется, но выдавливает улыбку. — Да ерунда. Мы же договорились помогать друг другу, — отмахивается он.       Все-таки такая взаимопомощь и вправду выгодна им обоим. Да и не сказать, что Алу не понравилась ночь. Это был новый опыт для него. Совершенно необычный, приятный и аморальный одновременно. Но что-то его очень сильно тревожило. То, как Иван говорит с ним, то, как смотрел — нервировало. — Что-то не так? — забеспокоился Ваня. Он что-то пропустил? Где-то ошибся? Мужчина начал судорожно соображать, где мог осечься. Или у Ала проблемы? Его, очевидно, что-то тревожило, и от этого Брагинскому тоже становилось не по себе.       Альфред выругался про себя за неосторожность. Нельзя показывать своё сомнение Ивану. Нельзя нарушать их равновесие. — Все хорошо, просто немного устал, — натянуто улыбнулся Альфред, убирая за собой посуду в раковину. Потом помоет. И так слишком чисто для студенческой берлоги. — Кстати, твои сестры не против, что ты проводишь «эти дни» здесь? — Они думают, что я у тебя просто отсыпаюсь, как и дома, — поверив Альфреду, улыбается в ответ Иван. Убедить сестер, кстати говоря, удалось неожиданно легко, пусть они и не понимали, зачем нужно было уходить из дома. Чуйка подсказывала, что они скоро обо всём догадаются. Но Иван надеялся, что сможет объясниться. — Ты сегодня никуда не спешишь?       Ал пожал плечами. — Не-а. Досрочно сдал сессию в конце мая, так что я теперь могу бездумно шататься где хочу и во сколько хочу, — усмехнулся Альфред.       Деньги у него были всегда. Дядя зарабатывал прилично и отсылал племянничку столько, сколько нужно. Да и сам Ал порой наживался на халтурке. Везунчик. — Тогда я правильно понимаю, что могу остаться у тебя до полпервого?       Альфред не хотел, но и сказать «против» было бы неправильно.       Да и его диван тоже показал себя неплохим товарищем, маленьким, правда, но два здоровых увальня на нём как-то уместились и неплохо отдохнули. Прощались почти совсем восстановившимися, пусть немного изнеможенными ленью. Пообещали созвониться.       И все же, несмотря на улыбки, расставались с разными мыслями за душой. Иван думал о том, что неправильно ревновать Альфреда к будущим альфам, присваивая его себе, а потому отгонял от себя эти мысли, пытаясь сосредоточится на грядущей работе.       А Альфред, как только дверь закрылась, облегченно выдохнул. Он твердо решил, что друзья и родственники были правы — надо найти себе альфу, иначе все может плохо кончиться. Что будет, если Иван в итоге привяжется к нему в… романтическом смысле? Ал может ранить его. А он очень не хочет, ведь Брагинский такой добрый, такой хороший и интересный друг. Нельзя было его терять. Но и не честно было держать за счет чувств. Стоило все провернуть так, чтобы они остались друзьями без обязательств.       Альфред откопал номер своего старого знакомого — любителя повеселиться и, помедлив, набрал его номер. — Да, Гил, я хотел бы сходить в клуб сегодня. Ты не занят? Отлично. Подойду к одиннадцати.