***
Вернуть невозможно назад то, что было, Как вычеркнуть память нельзя, Судьба всё за нас, несомненно, решила, Но с нею хочу спорить я./i>
***
Дым. В воздухе ввитают тошнотворный запах крови, гари и паленого мяса. Отовсюду слышны крики ужаса и боли. «Убей меня, прошу!», «Помогите!», горожане бьются в смертельных конвульсиях, протягивают свои обгорелые конечности. У одних вытекли глаза от такого пекла, у других отсутствует пара конечностей, а те, кто более ли менее цел, бегут за пределы города, но дома, как будто ожидавшие этого, рушились, хороня под своими обломками тела невинных детей и взрослых. Даже мне, огненному дракон, тяжело дышать. Я спасу их! Но сначала <i>она! Изо всех сил я бегу к дворцу, забывая, что могу лететь, рассталкивая всех на своём пути к ней. Под моими ногами валяются обгорелые трупы и полу живые люди, которым, к сожалению, я не смогу помочь. Этот едкий дым обжигает мои лёгкие, голова кружится, а в глазах менькают чёрные пятна, из-за которых я совершенно не вижу дороги. Видимо, поэтому я споткнулся и упал, разодрав все колени и локти в кровь. Нужно бежать, но при попытке встать, в глазах потемнело. Я не могу умереть так, это смешно! Чтобы огненный дракон умер от дыма — смех. Не могу умереть, не увидев её! Но что… Сознание покидает меня. Тяжело дышать… Боль. Смех. Крик. Стон… Боль. Всё смешалось! И тут я понял, что вгрызаюсь в свою руку, разрывая её выступившими клыками. Инстинкт. «Прошу, спасите мою дочь! Прошу!» — выла, словно раненный зверь, женщина, держа в руках годовалого ребёнка. Видимо я споткнулся из-за неё. Выдох. Встав с обгорнвшей земли, я окинул её взглядом. Несчастная женщина, её ноги придавило обломками от здания, в её рассплывшихся глазах читала мольба. Как она посмела встать на моем пути?! Как посмела просить меня о помощи?! Меня переполняла ярость, я впервые возненавидел, впервые захотел убить. Я хищно улыбнулся, кладя свою, уже трансформированную руку, ей на голову. Видимо она воспринила это как одобрение. Наивная дура… — Не смей мешать мне, — и просто сдавил ей голову с такой силой, что её череп, подобно скорлупе яйца, развалился, её мозг и глаза вывалились наружу, обливая меня и землю кровью. А это маленькое создание начало тошно пищать! Это режет мне уши. Но не буду тратить на неё свое время — он все равно умрёт как не от огня, так от едкого дыма. И пусть! я должен спасти Люси! — Убийца! — отовсюду послышался шёпот и этот омерзительный смех. Эти голоса, шёпот, визг, крик! Не могу это слышать, замолчите! «Убийца» Рука недавно убитой, мёртвой хваткой вцепилась в мою штанину, постепенно поднимая и обезглавленное туловище. Визг ребёнка. Кровь, дым, шум и боль… «Ты мог бы спасти всех их! Но что же теперь, Нацу? А теперь это город потерянных душ. Они любили тебя, они верели тебе, но ты!..» Я пытаюсь стряхнуть мёртвую руку, но силы покинули меня и крикнул куда-то в пустоту: «Я не просил их верить мне!». На мгновение все стихло, но только на мгновение. Знакомый, любимый голос прошептал эти ужасные слова: «Монстр!» Монстр…».Этот шёпот, эти крики! Они режут уши! Помогите…***
Я проснулся в холодном поту. Мне понадобилось пару минут, чтобы понять, что это не сон. И приложив ладонь ко лбу, чтобы вытереть накатившийся пот, я помасировал переносицу. Этот сон снится уже около ста лет. Всё звуки, лица, краски и даже запах того чертового дыма — все было настолько реалистичным, ужасным и болезненно правдивым. Один раз я даже трансформировался и поджёг кровать. Видимо поэтому я так ненавижу ночь***
Люси такая странная. Под её глазами видны тяжёлые мешки, плохо замазанные маслами. Видимо она не спала или не смогла уснуть. С той ночи просшла неделя, а она все так же краснеет и отводит взгляд при виде меня. Ха! Люди, какие же они наивные, странные! Особенно девушки: стоит сказать пару слащавных слов, обнять или поцеловать и все — они твои!.. Но, несмотря на это, люди интересные создания. Все же она не побоялась прийти в волшебный мир и попросить меня об услуге, а ведь знала обо мне! Что же ими движет? Любовь, преданность, благодарность или глупость? — Здрав-вствуйте, господин! — девушка скромно стояла около двери, комкая края нового платья, оно было по колено и, видимо, её смущала эта длина. На её ножках надеты новые туфельки на весьма большом каблуке (порядка 12 см). Её щеки покрылись лёгким румянцем, глаза сверкали, словно при лихорадке. Люси неуверенно сделала шаг и… упала. Видимо каблуки не для неё. Какая же она неуклюжая! Как истенный джентльмен, я помог ей встать. Она отбила колени, а из глаз вот-вот хлынут слезы. Что же. Подхватив её на руки, я понёс её к стулу и, усадив на моё место, принялся изучать рану. При моих касания она жмурилась и закусывала нижнюю губу. —Так больно? — я слегка надавил на её коленку и не без удовольствия увидел её искаженное лицо. «Угу» всхлипнула Люси. Я принялся расстирать её колени чайной ложечкой, а она все также жмурилась, краснела, отводила взгляд и сдерживала слезы. — Я не буду завтракать, что-то перехотелось, — сказала Люси вставая со стула. — Не могу отпустить вас, не составив мне компанию, — я улыбнулся своей фирменной улыбкой. Как же мне надоела собственная фальш в голосе, в движениях, в действиях! Но, судя по её смущённо у лицу и короткой улыбке, Люси не различила фальши в голосе. — Правда, простите меня, но я не голодна и я обещала помочь Лисанне в лесу, — она улыбнулась такой до боли в сердце знакомой и родной улыбкой и, прихрамывая, вышла из зала. Как же мне хочется закричать, одернуть её: « Не смей улыбаться её улыбкой! Не смей смотреть на меня её глазами, не касайся меня её руками!». В конце концов, мне просто хотелось отвернуться, лишь бы не видеть её родных глаз. Но я не могу так поступить. Просто не могу оторваться от неё. Нет, это не любовь. По крайней мере, я не могу назвать это чувство таковым, это влюблённость, но ещё не любовь. Я очень любил мою Люси, а эта Люси мне не знакома. Они очень похожи, но только внешне, а тело и душа — совсем разные понятия. Я хотел забыть, закрыть эти чувства и когда мне это почти удалось, появилась она. Люси заставила меня вспомнить о прошлом, о том времени, когда я был счастлив, точнее, мы были счастливы. Теперь мне все труднее и труднее сдерживать эту волну чувств, накопившихся за эти сто лет. Дать ли мне шанс? Ей? Или себе? — Ай! — за дверьми послышался девечий визг и тяжёлое падение. Я соскочил с места и побежал к выходу и, открыв дверь, я увидел Люси упавшую на живот и всхлипывая в пол. Неожиданно я поймал себя на мысли, что волнуюсь за неё, что вновь держу её у себя на руках, прижимая её хрупкое тело к груди. — Больно? — и зачем я спросил? И так видно, что больно, только теперь она отбила колени и локки, и лоб в придачу. — Очень, — всхлипнула на моем плече это чудо. Пол то мраморный! Я прижал её к себе, поглаживая голову и, неожиданно для себя, поцеловал её в покрасневший лобик. Она вспыхнула и подняла на меня свои блестящие, но уже от слез глаза. Она положила свою ладонь на мою щеку и погладила подбородок с лёгкой щетиной. Я улыбнулся. Она такая странная. — Знаешь, что, Люси? — я понес эту неуклюжую блондинку в её покои. — Что, господин Нацу? — Я все больше и больше убеждаюсь, что вами, людьми, движет глупость! — она посмотрела на меня с некой обидой, а я просто рассмеялся, неся её, это чудо, в комнату, где помогу ей с ушибами и выброшу эти туфли на каблуках! Не позволю, что бы она пострадала, по крайней мере, теперь я буду заботиться о моей возлюбленной!