Шесть дней со дня смерти Туза.
Высокий темный потолок. Таинственные стены. Тюрьма. Животрепещущий мрак душной комнаты околдовывал изгибы напряженных плеч. Сведенные вместе лопатки дрожали от предвкушения. Было что-то привлекательное в подвешенном к потолку парне. Может быть, его болезненное дыхание или влажные приоткрытые губы. Спина, истерзанная плетью до крови. Выступающие ребра и изогнутый дугой позвоночник. Стоун медленными размеренными шагами обошел жертву и остановился напротив. Он коснулся покрасневшей щеки, поддел каплю слезы и растер её в пальцах. Микки почти не дышал, ощущая присутствие хозяина гораздо ближе, чем когда-либо. Он жил предвкушением мучительной боли. Стоун усмехнулся и провёл белоснежным пером от его солнечного сплетения до пупка. Микки прерывисто выдохнул и задержал дыхание. Прикусил губу, словно сдержал громкий крик. Выгнулся, насколько позволяло положение. Его кожа покрылась мурашками, а светлый пушок на теле встал дыбом. Он блестел под тающим лучом старой лампы. Напряжение волнами пробирало натянутые мышцы живота. Беззащитность одного из самых загадочных преступников щекотала нервы. Удовольствие было отменным. Стоун облизнулся. Сглотнул. Провел тыльной стороной ладони по изгибу талии Микки, повторив контур тела. Отступил назад, сжав в руке нож с украшенной янтарем рукояткой. Нож, когда-то принадлежавший человеку, превратился в его игрушку. — Роберт, — прошептал Микки и помотал головой из стороны в сторону. Повязка из плотной ткани сидела туго, погружая его в бесконечную темноту. — Роберт, не надо. Стоун не откликнулся. Иногда, очень редко, ему нравилось просто смотреть. Смотреть, как по коже Микки томно переливались тени, как искусанные покрасневшие губы глотали воздух, как тяжело вздымалась грудь при каждом вдохе. Всё это принадлежало ему. Он вытащил из-за уха подаренную сигарету, но передумал курить. Дым мог сбить аромат царившей беспомощности. Стоун снова подошел ближе, ощупал гладкие следы заживших ожогов на груди. Микки подарил ему дрожь, полную страха и неведения. Стоун схватил его за шею, прижал лезвие к его горлу и несильно надавил. Микки в одно мгновение перестал дышать, но все еще пытался достать носочками до пола. Нож лениво сполз ниже, ударив холодом по выступающим ключицам. — Роберт, — с восхитительной покорностью прошептал Микки. — Больно. — Тебе нравится боль, — уверил Стоун. — Я не чувствую запястий, — Микки попытался пошевелить пальцами онемевших рук. Он глубоко вдохнул, и его пронзила новая дрожь. В комнате стало откровенно жарко. Микки прикусил губу и снова выгнулся, когда сползающие капли пота коснулись свежих ран на спине. — Больно. — Замолчи, — Стоун едва сдержался, чтобы не сделать шаг назад. Кто-то чиркнул спичкой и поджег его самообладание. Оно сгорало вместе с несвойственной тюрьме нежностью. — Да ты понятия не имеешь, что такое настоящая боль, — Стоун схватил Микки за волосы и подтянул к себе, отчего ржавые цепи заскрежетали. — Роберт, — губы Микки скривились в болезненном выдохе. — Тебе этого мало! — Стоун обрушил на него внушительного размера раздражение. — Признайся. — Мне всегда будет мало тебя, — покорно прошептал Микки и снова вздрогнул. Его шепот казался молитвой. Безуспешной и лживой. Стоун только хмыкнул в ответ и стащил посеревшую майку через голову. Она промокла насквозь. Он потянул мышцы шеи, повел плечами и размял руки, уничтожив скопившийся дискомфорт. Ночь только начиналась, и Стоун открыл защелку, крепившую веревки к железному крюку в потолке. Микки рухнул на пол, не удержав вес тела в коленях. Он с преданным страхом запрокинул голову вверх в ожидании неминуемого продолжения. Прокатившаяся по спинке носа капля пота. Мерцающая влагой шея. Подергивающиеся плечи. Ямочка солнечного сплетения. Немного выпуклый живот. Тонкая линия спины и прогнувшейся поясницы. Он был прекрасен чуткой убогостью. — На колени, — с неожиданным холодом приказал Стоун, прервав затянувшуюся паузу. — Я сказал тебе встать! Микки вытянулся в струнку, вдавив иссушенную кожу коленей в бетон. Покачнулся, едва не повалившись на бок. Уперся кулаком в пол и снова подтянулся. Стоун остался стоять у него за спиной, и теперь ему было удобно перебирать светлые волосы, пропитанные запахом сырости и терпкого возбуждения. Ему удалось приручить дикое животное. Никто никогда в это не верил. В ночь становления новой власти Совет Примаверы вынес решение убить Микки. Но Туз не позволил, доверив дрессировку неконтролируемого таланта ему. Только ему. Внутри росло торжество. Стоун неспешно развязал повязку на глазах и уверенным движением заставил Микки запрокинуть голову. Потрясение. Раболепная покорность. Страдание в одурманенном взгляде. Стоун обошел Микки и снова замер напротив его лица. Пальцами раскрыл губы, едва не поцарапав ногтем нежную, налившуюся кровью кожу. Монстр, спрятанный под кукольным взглядом, он не нуждался в церемониях. Стоун отпустил его подбородок, позволив сглотнуть. Стянул резинку трико и ногой оттолкнул снятые резиновые шлепанцы. Ничто не могло помешать наступлению темноты внутри него. Голые ступни свело легкой судорогой. Холод заставлял трепетать. Наверное, Микки ощущал его глубже, укрывая телом бетонный пол. Стоун коснулся членом смазанных слюной губ и растер влагу. Рот послушно открылся. Язык несмело коснулся уздечки. Во взгляде прочитался вопрос. Стоун кивнул. Светлые ресницы сомкнулись, но сильная пощечина заставила Микки открыть глаза. Удивленный взгляд исподлобья. Стоун с притворным безразличием потрепал Микки за щеку и снова одобрительно кивнул. На лице остался четкий след удара. Наверное, он сильно горел. Член погрузился в теплоту рта, проскользнув по языку к горлу. Холодные пальцы обхватили его у основания и сжали. В Микки жила страсть. Глубокие красивые глаза выражали одно желание – быть использованным. Острый кончик языка больно впивался в уретру и тут же соскальзывал, обрамляя напористой лаской головку члена. — Назови себя, гаденыш, — со злостью процедил Стоун, потянув Микки за волосы вверх. — Кто ты? — Твоя женщина, — несмело пролепетал Микки, а после плотнее сжал губы вокруг члена. Он словно пытался высосать из него все соки. Горло судорожно сглатывало подступающую слюну. Микки продолжал массировать член у самого корня, стимулируя больший приток крови. — Маленькая тварь, старайся лучше для своего мужчины, — угрожающим тоном прошипел Стоун, слегка оттолкнув голову Микки. Краешки зубов неприятно мазнули по натянутой коже. В глазах парня разразилась целая буря, и он едва не взвизгнул, когда Стоун пальцами надавил на его щеки, шире раскрыв рот. — Порадуй меня. Из глаз Микки потекли пленительные слезы. Стоун почувствовал знакомую дрожь в груди. Напряжение, сковавшее его тело, сосредоточилось в одной точке. Он надавил на затылок Микки, протиснувшись глубже, преодолевая ущербное сопротивление. Горло ответило спазмом и сдавленным кашлем. Отстраниться было некуда. Стоун отступил сам. Позволив лишь несколько секунд передышки, он снова качнул тазом. Резко. Все это время он не позволял Микки сжать челюсть, но этого не требовалось. Микки бы не допустил повторной оплошности. Из уголка рта просочилась слюна. Стоун чувствовал их общее возбуждение. Оно слиплось. Срослось. Смешалось. Он надавил ступней на пах сидящего на полу Микки. Тот вздрогнул. Его тело пронзил вихрь блаженства. Тот, что был на грани с криком и мольбой. Стоун снова смял в ладони по-настоящему шелковистые волосы и довольно ухмыльнулся. Микки не мог пошевелиться. Не мог сопротивляться. Не имел права оттолкнуть своего хозяина руками. Он просто терпел, плотнее сжимая губы. — Прижмись задницей к бетону, — властно приказал Стоун и отобрал покрытый густой слюной член у старательных губ. Дождавшись, когда Микки шире раздвинет колени и полностью опустится на пол, он с удовольствием провел ладонью по его щеке. По напряженному телу пробежала волна мурашек. Стоун неожиданно для себя усмехнулся и пальцами ног вдавил яички парня в бетон. — Разве моя женщина может выглядеть так пошло? Микки покачал головой. Он сиял вымученной сексуальностью. Интимная усталость была ему к лицу. Язык лениво облизывал раскрасневшиеся набухшие губы. След пощечины наливался бордовой краской. Покрытые испариной скулы оттенялись дребезжащим светом. Рассеченные ореолы сосков манили застывшими капельками крови. Истерзанные, чувствительные после пальцев и ногтей, они набухли и вульгарно торчали. Микки ответил на изучающий взгляд безмятежной улыбкой. — Раздвинь бедра шире и ласкай себя, — заговорщиским тоном прохрипел Стоун, не теряя своего легендарного контроля. На полу валялась широкая тонкая рейка из упругой древесины. Она сладострастными шлепками подразнила подтянувшиеся яички. Микки заскулил так протяжно и беспомощно, что это могло разбудить желание даже в мертвеце. Парень не посмел свести колени ни на миллиметр. Он так и остался сидеть промежностью на холодном бетоне, широко раздвинув ноги. Стоун смял ладонью мягкие бедра. Хотелось бы видеть эти изгибы более томными, аппетитными, чувственными. Стоун распалялся, сжимая нежное податливое тело. — Разве женщины так ласкают себя? — он ударил по руке Микки, нарочно попав ладонью по головке члена. Микки протяжно завыл, облизывая пальцы. Он потянулся к колечку отверстия и погрузился на одну фалангу. Это было ничто для такой похотливой твари, как он. Микки тяжело дышал. Ночь затянулась. Стоун встал и толкнул его ногой в грудь. Парень распластался на полу и едва не закричал, когда выпоротая спина прижалась к шершавому холоду. Это была другая боль. Отрезвляющая. Та, что показывала направление к жизни. Её стоило немедленно придушить в самом зарождении, поэтому Стоун наклонился, сильно сжал нежные яички Микки в кулаке и потянул их в сторону. Словно хотел скрутить. Ранить. Парень послушно перевернулся на живот и медленно встал на четвереньки. Стоун пошлепал его рейкой по открывшейся промежности, с силой утягивая яички к полу. Ноги раздвинулись еще шире. Спина прогнулась в пояснице. Голова опустилась. Преданность и полное доверие питали эту ночь неутихающим желанием. Стоун навис над парнем, перестав терзать нежную кожу, и прижался членом к пульсирующему колечку мышц. Он погладил его подушечкой пальца, ощутив мелкие складочки кожи. Они могли утолить любую жажду мужчины, натянувшись до предела, обхватив вошедший ствол члена, сдавив его нежеланием принимать. Это было неизбежно. Стоун дотянулся до стеклянного флакончика с растительным маслом и растер блестящие жирные капли по члену. Это было в новинку. Это были запасы Туза. Запасы, которые никогда бы не пригодились мертвецу. Стоун немного смазал мышцы, грубо раздвинув их двумя пальцами. Микки не дернулся, поддавшись решимости того, кто был для него джокером. Хозяином, от которого зависела каждая секунда его жизни. Добровольно распятый парень задрожал, непроизвольно сжался в попытке вытолкнуть член, но блестящее масло сделало свое дело. Стоун вошел одним толчком и тут же замер, услышав сдавленный стон. Микки вытянул шею и подался вперед. Его рука вытянулась назад и царапнула бедро Стоуна, но было уже поздно. Его скрюченное тельце словно пробил электрический разряд. Во рту пересохло. Стоун едва не застонал от ощущения горячей пульсации. Покрасневшая натянутая кожа ануса, контрастировавшая с молочно-белыми бедрами, она желала быть надорванной. Хотела кровоточить и чувствовать режущую боль. Стоун задумчиво провел рукой по выгнувшемуся позвоночнику, повторил ласку уже двумя руками, замедлившись на уровне талии. Упругие бока приятно сминались пальцами, на коже на несколько мгновений появлялись следы, затем бесследно исчезали. Стоун опустился ниже, придвинул Микки за ягодицы, зафиксировав его положение, удержав будущее сопротивление. Он резко вышел и так же быстро пронзил напряженное тело. Микки снова дернулся, но не смог преодолеть силу хватки жилистых рук. Впрочем, вряд ли он действительно хотел отстраниться. Их бедра соприкоснулись. Холодные и мягкие — жилистые и разгоряченные. Стоун потянул Микки за волосы, заставив снова подняться на колени, и прижал его истерзанную спину к своей груди. По маленькому телу Микки пробегала рябь дрожи. Едва ощутимая. Зябкая. Воздушная. Такие ночи становились их общей паранойей. Страхом потеряться во тьме.Семь дней со дня смерти Туза.
Жизнь в Примавере пахла разложением. Туз просто не имел права умирать, но с чужим мнением он не посчитался. Великую смерть единственного достойного человека пришлось утаить, ведь тюрьма и без того переживала бурю. Люди погрузили её в режим повышенной строгости. Двое заключенных не совершили побег. Прогулочным шагом они вышли из Примаверы через главные ворота. Мимо сканеров. Мимо охраны. Они смотрели людям в глаза, когда перешагнули порог самой охраняемой тюрьмы мира. Неслыханная дерзость. Никто не знал, как стоило на нее реагировать. Тотал Ликвидэйшен взломали систему безопасности. Они вышли из тени, когда их сеть опутала весь мир, клещами залезла под его кожу, разрослась раковой опухолью. Конец света начал обратный отсчет, провозгласив о себе. Стоун не знал, существовала ли в мире сила, способная их остановить. Время медленно уничтожало само себя, когда конец дня подступал варварскими набегами. Стоун посмотрел на часы. Каждый раз, когда он хотел поставить на проблемах жирный крест, случались новые непредвиденные обстоятельства. Сегодняшний вечер оказался тихим, но уснуть так и не удалось. Под утро Стоун выполз из комнаты, навалившись плечом на тяжелую бронированную дверь, и только потом краем глаза взглянул на безмятежное лицо Микки. Какими бы монстрами ни были заключенные, жесткая рука Туза вбила в глубины их подлых сознаний подобие принципов. Проблемой остались только те, кто получал истинное удовольствие от мучительных убийств. Микки был в их числе. Иногда Стоун сомневался, что кто-то мог сдержать бушующий в нем хаос. Микки был истинным талантом. Микки ненавидел людей. Он грезил о новом мире для талантов. Стоун снова посмотрел на часы и прошел по коридорам, прислушиваясь к наполнившей их пустоте. Он подошел к главной двери, отделявшей территорию преступников от комнаты управления, приложил руку к сенсору и замер перед панелью. Автоматический механизм его пропустил. Стоун вошел в каморку и сел в потертое кресло. На экранах рябили помехи, потому что Туз демонтировал все камеры внутри тюрьмы. Они противоречили принципам его справедливости. В конце концов люди подарили тузам полную власть над тюрьмой. Условие было всего одно: забитые до отказа труповозки. Гуманность человечества впечатляла масштабами. Стоун задумчиво стряхнул паутину с одного экрана. Ради будущего мира всегда кем-то приходилось жертвовать. И каждая жертва занозой всаживалась в сердце. Стоун отключил сигнализацию на дверях камер и объявил по громкоговорителю завтрак. Новые полномочия могли ему польстить, но вместо этого они разворовывали его рассудок по кусочкам. Ти-Эль существует уже десять лет, вы — едва год. Будьте готовы, Ти-Эль сотрут вас в порошок. Эта война разрешения не спросит. Май был прав. После смерти Туза конец света постучался в двери Примаверы. Тотал Ликвидейшен шли, чтобы сплясать на его костях. Стоун снова перешагнул через порог на территорию Примаверы и остановился, глядя на то, как по коридору потянулись утомленные бездельем заключенные. Они еще не знали, что Туз погиб. Это выводило из себя и восхищало безупречностью работы Химеры. Заметив в толпе Амбала, Стоун прибавил шаг. Эта проблема требовала его срочного вмешательства. — Не околачивайся возле меня, — Амбал взял курс левее и метнулся к стене. Огромный рыжий парень стыдился страха. Наверное, последние шесть дней он постоянно просыпался по ночам, а по углам ему мерещились палачи. — Отвали уже, валет. — Остынь, сегодня Туз не будет ужинать тобой, — Стоун попытался пошутить и успокоить друга, почувствовав его агрессивную панику. — Ты должен прекратить рассказывать всем небылицы о каких-то там лабораториях. Май обманул тебя. Я не знаю, чего он пытался добиться, манипулируя моим другом. Прекратишь волновать тюрьму — я улажу все твои проблемы с Тузом. Последнее время ложь стала даваться легко. — Все еще держишь меня за идиота, валет? — грозно прошипел Амбал и метнулся к столу раздач, расталкивая перед собой других заключенных. Казалось бы, разговор был окончен, но Стоун упрямо пошел следом, так что Амбалу пришлось остановиться и прошептать следующие слова максимально тихо: — Ханни тоже знал о лабораториях. Вы решили пустить моего братишку на мясо задолго до его предательства. Вы обманываете всех. Мысль была сносная. Похоже, горе наращивало идиотам способность думать и сопоставлять факты. Наверное, это был грандиозный медицинский прорыв в изучении сознания талантов, но мерзкая шутка застряла в голове Стоуна. С чувством юмора он был явно не в ладах. Наверное, заразился от Химеры бестактностью мышления и омерзительным высокомерием, так что пришлось взять в руки не только обязанности Туза, но и самого себя. Больше всего на свете Стоун не хотел никому навредить. Не хотел кем-то жертвовать. Особенно другом. — Понятия не имею, в чем ты нас обвиняешь, Амбал. Твой Ханни едва не рассекретил имя Туза, а был он твоей дамой. Рано или поздно за его поступки спросят с тебя, — Стоун поймал Амбала за руку и попытался оттащить в сторону от оголодавших заключенных, но тот словно врос в пол. Разговор не клеился. На них стали оборачиваться. Стоун покачал головой и прошептал ему на ухо слова непозволительной роскоши: — Я не позволю Тузу тронуть тебя даже пальцем. Просто прекрати подрывать его авторитет. Не нарывайся, друг. — Теперь ты угрожаешь? — с несвойственным ему ехидством Амбал пожал плечами. Он не просто ушел в сторону, он оттащил Стоуна за колонну, выглянул, убедившись, что за ними не следят, и сжал его плечи сверхсильными руками, едва не раскрошив кости. — Оставь меня и всех заключенных в покое. Мы больше не на одной стороне, друг. — Тебе промыли мозги! Не было никакой лаборатории и не могло быть! — Стоун почувствовал, как под его давлением цепкие ладони Амбала оторвались от плеч. Стоун сделал шаг вперед, упершись грудью в массивное тело Амбала, и снова подвинулся к его уху. Талант управления воздухом делал его практически неуязвимым. — В Примавере есть только одна сторона, и она принадлежит Тузу. Пока что это только предупреждение. Постарайся его понять. Амбал покачал головой и попятился назад к столику раздачи еды. Запугивание не работало, словно за спиной туповатого Амбала стоял кто-то могущественный. Но этого просто не могло быть. Всех предателей они уже уничтожили. Стоун просто с усталостью вздохнул и нащупал взглядом Микки. Тихий, робкий, бесконечно хаотичный и недальновидный. Он прятал кусочки еды в платок, чтобы покормить несчастного Наби, лежащего в бреду с отрезанным языком. Микки суетливо убрал растрепанные волосы за уши, с умилительным усердием завязал узелок и припрятал заначку. Вдруг занятная мысль прострелила голову Стоуна и едва не вышибла ему мозги. Ликование разыгралось на его лице. Он мог воспользоваться бесполезными молитвами и проповедями, чтобы повлиять на настроения тюрьмы. Вере в Бога не составило бы труда опровергнуть сплетни о лаборатории и прорывах в науке. Но пугливый Микки, заметив на себе кровожадный взгляд Стоуна, с непониманием округлил глаза и поспешил вывалить собранную еду обратно в тарелку. Стоун усмехнулся своему ручному монстру и покачал головой. Раз Туз узаконил Бога в стенах Примаверы, стоило им воспользоваться во благо.Девять дней со дня смерти Туза.
Имя Химеры так и не появилось на передовицах. Стоун сжал в руках последний номер газеты, попавший в Примаверу. Он выдохнул и почувствовал резкую боль выше поясницы. Почки снова стреляли. Перенапряжение. После тяжелого дня всегда подступало гложущее раскаяние: он не смог защитить Туза. Раскаленная жажда мести плескалась в его ненависти. Если Химера выжил, то ему сильно не повезло. Стоун еще раз выдохнул злость. Сейчас тюрьма нуждалась в его непоколебимом контроле. Терпение. Необходимое терпение расходовалось по секундам. Стоун повалился на кровать. Он хотел закурить, чтобы расслабить нервы, но передумал. Никто не имел права на спокойствие. Не сейчас. Проклятая слабость ударила в голову и отозвалась мигренью. Гордость трещала по швам: к двадцати шести годам он состарился до неузнаваемости, потому что стал рабом для человека. Рабом для неблагодарного человека. Рабом для мертвого человека. Это было проклятьем для таланта, верившего в людей так же сильно, как и в свой вид. Грязь. Сырость. Духота. Стоун повел бровями, расправив собравшийся хмурыми складочками лоб, и случайно поймал на себе внимательный изучающий взгляд. Взгляд пугливых глаз. Микки чувствовал его слабость. Микки пытался её разгадать. Потому что в этих стенах собрались убийцы, и они непременно осуждали любое замешательство. Стоун кивнул, разрешив Микки говорить. — Роберт, почему все говорят, что Туз ставил на заключенных опыты, а Май и Ханни пытались его остановить? — Микки немного смутился ответного внимания. Говорил он так, словно боялся своих же слов. Наверняка их стоило бояться. — Я могу поискать виновника этих сплетен, если ты позволишь. А потом срежем с него пропитанную грехами кожу, испишем молитвами и сожжем. Бог велит предателям страдать. Разве не так? Стоун вздрогнул. Иногда рядом с Микки жизнь превращалась в бредовый триллер. — Никто ни с кого не будет срезать кожу без приказа Туза, так что не лезь не в свое дело, — Стоун напрягся, когда неожиданная кровожадная идея показалась ему занятной. — Не было никаких лабораторий. Твоя единственная задача — успокаивать заключенных. Вот и занимайся этим. — Прости меня, пожалуйста, я не хотел тебя расстраивать, — шепотом проговорил Микки. Даже черт бы не разобрал, что за безобразие творилось у него в голове. Микки вдруг встрепенулся и улыбнулся, его глаза заблестели от бредового удовольствия. — Роберт, Туз уже решил, когда убьет Найса за побег Мая? Когда этот человечишка умрет? Я приготовил для него прощальные стихи. Стоун вздрогнул, услышав брезгливые нотки в голосе Микки. Никто не знал правды. Никто не имел права её знать, пока стены тюрьмы трещали под натиском врагов. Туз был подло отравлен и убит. Найс и был этим Тузом. Примавера осталась беззащитной. — Не лезь не в свое дело, — еще раз одернул его Стоун, собравшись с силами. Он должен был контролировать эмоции, чтобы не выдать несусветную ложь, которую больше недели впаривал заключенным. Стоун привстал на локтях и смерил Микки гневным взглядом. Он постарался, чтобы маска выглядела устрашающей, а голос звучал вкрадчиво и сердито: — Найса определили в карцер. Никто его не казнит. С каких пор ты сомневаешься в решениях Туза, паразит? — С тех пор, как стали сомневаться другие, — с наивной честностью прошептал Микки. Он почти не моргал, когда провел пальцами по раскрытой ладони Стоуна. Словно собирался сказать что-то опасное. Словно заранее просил прощения. — Туза считают предателем нашего вида. Все мечтают присоединиться к Военному лагерю талантов и победить людей в войне. А лидером они видят именно тебя. Они хотят, чтобы ты убил человечишку. Они вынудят тебя сделать это. Стоун ударил его по щеке. Не сдержался. Микки прижал ладонь к щеке и зажмурился. Его глаза покраснели и распухли в один миг. Стоун вздохнул и опустился головой на подушку, набитую проволокой разной упругости. Исповеди были тайным оружием. Микки знал заключенных лучше, чем они сами знали себя. Он выведывал каждое желание и страх. Каждое слово, произнесенное в Примавере. Каждый шепот. Он был слишком проницательным, как и подобало тому, кто имел немыслимый опыт копания в чужих мозгах. Может быть, именно этот опыт день за днем сводил с ума его совесть. Микки был тем, кто говорил голосом всей Примаверы. — Все тюрьмы хранят нейтралитет, и мы не будем исключением, — Стоун немного смягчился. — Война невозможна для нас. Убеди в этом всех заключенных, или я займусь ими лично. — Роберт, разве таланты — наши враги? Они — настоящая семья, — прошептал Микки, словно его выдуманный божок, помимо вечных страданий, подарил ему еще одну жизнь. Он позволял себе больше, чем заслуживал. Найс всегда симпатизировал сумасшедшим, но у этого щенка в остро заточенных зубах плескался змеиный яд. — Роберт, ты же видишь, заключенные не позволят Тузу занимать трон. Они не будут верны тому, в чьей верности сами сомневаются. Стоун просто закатил глаза. Стоило ударить еще разок по симпатичной мордашке Микки, чтобы спустить пар. Подорванный слухами о лабораториях авторитет Туза распалял неповиновения. Все выходило из-под контроля. Таланты мечтали о новом мире для себя. Мире, в котором для людей не нашлось бы места. Выбор между двумя разумными видами казался адом. И в этот ад Стоуна привели две ступени: верность человечеству и любовь к талантам. Одному дьяволу было известно, какой огонь сжигал его изнутри. — Ты был бы отличным Тузом, — мечтательно улыбнулся Микки. — Самым лучшим. Самым великим талантом. Впрочем, его мнения на этот счет никто не спрашивал. Вряд ли кого-то оно вообще интересовало. Но Стоун все-таки пожалел, что не выкурил сигарету. Микки с полным доверием положил голову на кровать. Он никогда ничего не просил для себя. Никогда не перечил. В этой покорности таилась непредсказуемость: ведь в мире не существовало таланта, ненавидящего человечество с такой же искренностью. Микки убивал людей и разделывал их, словно свиней. Он любил писать молитвы о талантах на человеческой коже. Это была жертва Богу страданий. Богу, который покровительствовал настоящей силе. Новой ступени эволюции. Микки был настоящим чудовищем, и никто не знал точно, сколько жертв было на его счету. Пять мертвых девушек лишь послужили его пропуском в одну из самых закрытых тюрем последних столетий. С тех пор он был счастлив страдать в стенах Примаверы. — Роберт, ты разрешишь нам собраться и помолиться за убитых товарищей? — вдруг попросил Микки. — Например, во время завтрака. Туз позволил странному Богу поселиться в Примавере. При первой же возможности этот Бог избавился от Туза. Никчемную веру хотелось пресечь на корню, но сейчас только она сдерживала заключенных от открытого бунта против существующей власти. Без Найса мир терял всякий смысл существования. Мир терял все и не понимал этого. — К черту. Молитвы еще никого воскрешали, — с раздражением процедил Стоун и демонстративно перевернулся на другой бок. Он хотел закончить этот разговор, но не закончил, потому что взгляд упал на циферблат наручных механических часов. Никоим образом он не смел подрывать столь необходимую веру. Снова взял себя в руки. — Молитвы пока отложим. Сначала я должен пережить проверку. И она скоро начнется. — Значит, Примавере придется погрузиться в сон? — со вздохом сожаления прошептал Микки. Он проворно прополз под кроватью и замер возле отсека с медикаментами, уставившись в одну точку. Вздрогнул. Несмело улыбнулся. Страхи Микки рвались наружу. Страхи всей тюрьмы. — Люди перебьют нас одного за другим, пока мы спим. Туз уже долгое время молчит. Вдруг он просто не захочет нас защитить? — Туз временно занимается другими делами, он не будет участвовать в проверке, — Стоун мотнул головой и медленно поднялся. У него закончились силы постоянно врать. Одна ложь порождала сотни заковыристых вопросов. Стоун принял сидячее положение. Спустил ноги с кровати. Пальцами нащупал твердые пятки ботинок. — Безопасность талантов — моя задача. С моим мнением людям придется считаться, хотят они того или нет. Только Туз мог контактировать с внешним миром. Стоун пошел на открытое нарушение закона. Микки округлил глаза, но поспешно кивнул. Примавера кишила убийцами, и они чуяли запах пролившейся крови. Микки вытащил из картонной коробки два последних браслета, повязал один из них вокруг запястья и протянул руку вперед. Стоун нахмурился. Он был обязан усыпить каждого. Он плотно затянул ремень на руке Микки, отчего короткие иглы с обратной стороны впились в кожу. Зрачки парня сузились в одно мгновение, короткий болезненный импульс ударил по телу, и обмякший Микки рухнул на пол. Практически бесшумно. Стоун вздохнул и сунул второй браслет в карман. Он должен был проверить остальные камеры. Он вышел из комнаты, выдавив тяжелую дверь из проема, и снова набрал в легкие сырого воздуха. Примавера никогда не казалась ему такой мертвой, как сейчас. Тишина поглощала любые звуки. Стоун чувствовал запах страха. Своего страха. Тотал Ликвидэйшен добрались до Примаверы под маской проверки. И, в отличие от заключенных, они точно знали, что в Примавере пролилась кровь Туза. Химера был их наемником. Стоун прошел по коридору и заглянул в каждую камеру, где спали таланты. Табло у входа в тюремную зону показало, что трое еще не подключились к системе контроля, а их камеры были отключены от сигнализации. Стоун вздохнул, почувствовав новую проблему, и вернулся к коридорным развилкам. Дверь в нужную комнату была открыта и предусмотрительно заложена табуреткой. Комната Найса. Сюда мало кто входил по своей воле, мало кто выходил из нее невредимым. Капкан заядлого охотника. Победа. Инквизиторы. Суд черного и белого пера. Всё это осталось похороненным в прошлом. Тайная администрация, входившая в Совет Примаверы, собрала саму себя. Последние из личной свиты Туза ожидали его. Их осталось двое: они всегда пребывали в тени толпы. Неприметные. Практически безликие. Стоун перешагнул порог и встретился взглядом с Сильвером и Толкером. Оба наслаждались полумраком комнаты. Оба встали и протянули руки. Оба едва сдерживали себя, чтобы не выплеснуть на подавленного Стоуна ряд неудобных вопросов. — Какого дьявола вы двое творите? У нас режим повышенной строгости, а не время парных прогулок, — с недовольством отчеканил Стоун, ответив деловым рукопожатием. Он старался выглядеть спокойным и непоколебимым. Может быть, немного властным. В конце концов, власть была ему к лицу. Ведь так считали остальные заключенные. — Кто остался с Найсом? — А с каких это пор нашему мертвецу нужна задушевная компания? — Сильвер запрыгнул на стол Найса и закинул ногу на ногу. Он был невзрачным коротышкой с проросшим сквозь него нарциссизмом. Он всегда выглядел взъерошенным и неаккуратным. Бледным. Его темные редкие волосы одинокими сосульками свисали на лоб. Его застиранная одежда всегда была чем-то заляпана. Вот только, в отличие от внешнего вида, в голове Сильвера всегда сиял истинный порядок. Он не был гением или одаренным. Он был обычным невзрачным талантом, желавшим перевернуть мир лишь по личной прихоти. — Кстати, мы в сиделки не нанимались. Это тебе Найс доверил свою безопасность. Вот сам и меняй нашей деточке пеленки. Стоун ничего не ответил, хотя слов у него на языке вертелось много. Сильвер был незаменимым элементом в империи Туза, и только по этой причине он еще не лишился головы за нервозную прямоту. Сильвер возглавлял лабораторию и руководил исследованиями. Именно ему удалось повторить опыт убитых в прошлом миротворцев и заново открыть секрет происхождения талантов. В узком кругу он знал себе цену и ощущал безнаказанность. Поэтому, вместо того чтобы выбить ему зубы, Стоун просто нахмурил брови. — Эй, не смотри на меня так, будто это я позволил врагу угробить нашего Туза и дело всей его жизни, — Сильвер произнес ничем не прикрытое обвинение, глядя Стоуну в глаза. Но этого было мало. Ему всегда было мало невыносимости своего характера. — Кстати, до нас дошли слухи, что Туз — предатель. Кто-то разболтал заключенным о лабораториях. Как ты собираешься с этим бороться? Влияние Микки? Он подстилка, а не решение глобальных проблем. Не впутывай в дело лишних психов. Конечно, от Совета Примаверы не могло ускользнуть вмешательство веры в настроение тюрьмы. Но вмешательство было положительным. — Почему не пришел Брэин? — Стоун произнес лишь эту часть мыслей и с деланным спокойствием прошел в глубину комнаты. — Приглядывайте за ним, я ему не доверяю. — Он не пришел только потому, что пока не входит в Совет Примаверы. Ему верил Найс, и нам этого достаточно, — Сильвер не сдержал очередной нападки. Он словно ждал любого слова, чтобы перевернуть его смысл с ног на голову. Он нервно поелозил губами. — Кстати, мы же доверяем тебе, а ходят слухи, что именно тебя все хотят видеть во главе Примаверы. Грозный Стоун поведет нас на войну. Стоун вздохнул и остановился напротив окна в нерешительности. К сожалению, ему нечем было возразить. Слухи существовали. Толкер не торопился вмешиваться, а поторопиться стоило. Он вообще не вступал словесную полемику без прямого приказа, хотя именно ему доверили заниматься переговорами и упрочнением внешних связей. Толкер сидел и загибал по одному пальцу. Потом разгибал. И снова загибал. Ушедший глубоко в себя, сорокалетний мужчина пытался там не потеряться. Молчаливый Толкер, взъерошенный Сильвер и задернутые синие занавески на окне нагоняли приступ непобедимого уныния. Стоун вздохнул и потряс разбухшую от сырости раму. Почувствовав напряжение за спиной, с непониманием обернулся. В глазах Толкера появилось слабое сочувствие, но он снова не произнес ни слова. Может быть, он не захотел утешить общее горе. Может быть, таланты просто не знали о существовании нужных слов. — Что еще не так? — в этот раз Стоун решил выслушать мнение Толкера. Перед человеческой проверкой он хотел заручиться хотя бы его поддержкой. — Я тебя внимательно слушаю, говори. Толкер резко мотнул головой. Стоун зажал язык зубами и строго кивнул. Разговор был окончен. — Здесь что, только у меня яйца есть? Валет, Найс умер, этого не исправить ни мне, ни кому-то еще, — Сильвер бестактно подметил очевидное. Он даже не пошевелился, чтобы помочь снять оконную раму со стены. Словно он прикипел величественной задницей к столу. Словно он осуждал вандализм, происходящий в комнате еще действующего Туза. Сильвер не сводил со Стоуна обвиняющего взгляда. — Валет, если ты хочешь взять Примаверу в свои руки, действуй официально, а не за нашими спинами. Мы имеем право знать правду. Мы имеем право тебе помочь. — Я никому не позволю занять место Найса, — Стоун пропустил его злость мимо ушей и с усталостью потер глаза. Напряжение сказывалось на зрении. Смутная тяжесть окутывала веки с каждым ударом ресниц. Между прочим, он скорее смутился, чем рассердился в ответ. — Толкер, я хочу знать твое мнение. Если хочешь, можешь считать это приказом валета девятке. — Слушай, если был хоть какой-то шанс вытащить Найса с того света, я бы сделал это, но шанса нет, — Сильвер снова перетянул внимание на себя, выцедив неосторожные слова. — Нужно выслать остатки оборудования из тюрьмы. Найс не выкарабкается. Мы должны отключить его от аппарата и отослать тело назад, в психушку или к отцу. Пусть его похоронят. Он заслужил наше уважение. Стоун с неконтролируемым рычанием скинул всё с края стола. Бутылка выдохшегося вина выплеснулась на пол, промочив белоснежные салфетки красной краской. Сильвер тут же спрыгнул и облизал её горлышко. Толкер снова промолчал. Взглянув на отъявленных мерзавцев, Стоун понял, что сомневался во многом, кроме одной простой истины. Туз дышал не для того, чтобы окончательно умереть из-за общих сомнений. Стоун содрал со стены распечатанную икону, скомкал её в кулаке и бросил на пол. Найс доверил этим святым свою жизнь. В отличие от них, Стоун не мог его подвести. — Я не собираюсь становиться официальным Тузом, — он был непоколебим в своем решении. — Мы найдем решение и спасем Найса. А пока будем сдерживать Примаверу любыми способами. На данный момент нам хватает влияния Микки. Толкер посмотрел на него с удивлением и неодобрением, но снова промолчал. — Может, сопливая физиономия Брэина так надоест Найсу, что он просто восстанет из мертвых? — почти деликатно прошипел Сильвер, затем вскипел и ударил ладонью по столу. — Как ты собираешься спасать Найса, если мы уничтожили лабораторию со всеми исследованиями?! — Согласно протоколу безопасности, в случае обнаружения врагом лаборатория подлежала уничтожению, — спокойно напомнил Стоун, в одиночку продумывая план действий. Тут он вспомнил, чем можно было заткнуть рот болтливому Сильверу. Самая замечательная фраза. Безотказная. — Это был приказ Туза. Он хотел уничтожить лабораторию, чем бы оно ни обернулось для него. — Однажды его приказы закончатся, и тебе придется придумывать свои, — тут же парировал Сильвер, не отводя упрямого взгляда. Его деликатность давала систематические сбои. Впрочем, она почти всегда хромала на обе ноги. — Стоун, пока тебе не отдавили яйца, подними их с пола. Нам нужна хорошая стратегия. Я не собираюсь просто торчать в Примавере и ждать, пока люди узнают правду и назначат нового Туза, а меня вывезут в труповозке. А мы идем именно к этому. Кто-то должен занять трон. — Мы что-нибудь придумаем и спасем Найса! — уверенно выцедил Стоун и ударил кулаком по столу. Он выдохнул. Расправил плечи и встряхнул трещавшую по швам гордость. — Пока Микки успокаивает заключенных, мы должны защитить тюрьму от Тотал Ликвидэйшен. У кого-нибудь есть идеи? Толкер, я приказываю тебе говорить. Демократия не идет Примавере. Толкер лениво поднял взгляд и вздохнул. Отвечать он не собирался. — Давай не будем показывать пальцем на того, по чьей вине Тотал Ликвидэйшен вообще вышли на нас?! — Сильвер возмущенно всплеснул руками и схватился за бок, потому что Толкер пихнул его локтем. Между ними могла бы завязаться потасовка, но они хорошо ладили. Если так вообще можно было выразиться. По крайней мере, убить друг друга они пытались крайне редко. — Ты абсолютно прав, Найс намеренно спровоцировал Тотал Ликвидэйшен, — честно ответил Стоун, хотя это признание могло внести явный диссонанс в настроения Примаверы. Он успел получить прощение Туза. Они встретились в коридоре прямо перед его подлым убийством. И среди короткого рассказа, пропитанного крупицами доверия и отчаяния, Найс отдал всего три приказа. Внести все добытые знания о крови и доказательства секрета в голову Брэина. Уничтожить лабораторию вместе со всеми вычислениями и результатами исследований. Любым способом заставить Химеру позвонить в Тотал Ликвидэйшен и привлечь их внимание. — Найс выслал им приглашение. — Ему существующих проблем не хватало? — Сильвер безжалостно прикончил минуты упоительной тишины. Толкер на секунду замер, потом просто коротко кивнул, согласившись с товарищем. — Мы едва устояли на ногах после предательства Картера. Мы искали утечку информации. О чем Найс думал? — Все оборудование, которое мы имели, поставлялось через руки Картера. Тотал Ликвидэйшен долгое время следили за ним, но мы об этом узнали слишком поздно. Они уже были в курсе о существовании лаборатории, — Стоун просто развел руками. — Вот почему они отправили именно Химеру, чтобы покончить с Картером и Тузом. Они почувствовали исходящую от нас угрозу и послали лучшего. Того, кто не допустил бы осечки. План Найса по спасению был предельно прост. Он хотел инсценировать свою смерть и снять Примаверу с радаров Тотал Ликвидэйшен. Он хотел убедить их, что мы не несли угрозу миру. — Предельно простой план стал еще проще, — Сильвер похлопал в ладоши. — Лаборатории действительно не стало, а Туз действительно умер. Стоун кивнул. Перспектива была потеряна. — Картер создал машину-убийцу и не смог её вовремя остановить. Тотал Ликвидэйшен – не кучка сумасшедших, с которыми можно воевать, — Толкер наконец подал голос, и звучал он озадаченным. — Это идеология, крепко стоящая на ногах. Враг, считающий смерть истинной победой. Найс был прав, когда сделал шаг назад. Мы не были готовы к войне. Но он не должен был скрывать все от нас. Стоун кивнул, обрадовавшись одобрению Толкера. Конечно, он утаил то, что в последние три месяца Найс сильно изменился. Что последние три месяца Найс меньше всего думал об общем деле. Смерть старшего Брэина и предательство Наби сильно ударили по его изломанной психике. Шпионаж Ханни больно ранил самолюбие. Найс держался на грани, но никто этого не замечал. Все считали его неколебимым стержнем. И должны были продолжать считать. На этом человеке строилась целая империя. — Еще одного предательства Примавера просто не выдержит. Мы должны приглядывать друг за другом, — предупредил Стоун и замер в ожидании ответа. — Я прошу вас обоих быть более осмотрительными. Сильвер и Толкер с непониманием покосились друг на друга. Впервые в жизни Сильвер решил промолчать, а Толкер подавить забушевавшие в голове мысли. Оба насторожились. Таланты. Два умных таланта впитывали страшные слова. Толкер медленно кивнул в знак согласия. Сильвер никак не отреагировал. Он был готов вспыхнуть и загореться яростью. — Сильвер, лучше выскажись сейчас, — вздохнул Стоун. — Мы не станем подозревать друг друга! Безопасность — твоя задача. — Стоун, так ты хочешь сам пойти на встречу с Тотал Ликвидэйшен? Переговоры — моя работа,— задумчиво добавил Толкер и немного прищурился. Его хриплый голос троился. Несмотря на свой неотесанный вид, несмотря на отпечаток преступлений на лице, Толкер не был мокрушником. Вор. Он потер многодневную щетину кулаком и цокнул языком. И сейчас ему не нравилось, что воровали его работу. — Я не выражаю недоверие. Нет, валет. Я просто не понимаю, кто дал тебе право единолично принимать подобные решения. Найс не назначал тебя королем. Несмотря на более высокий ранг, чем у нас, у тебя нет полномочий для приказов от имени Туза. — Вот именно! Хочешь полной власти — займи трон официально и неси ответственность за свои поступки! Не сваливай свои провалы на совесть мертвого человека! — Сильвер засунул руки в карманы и сделал несколько кругов по комнате. Коротышка все еще был в ярости. Он немного сутулился, из-за чего казался еще ниже. На вычищенных стенах появился мшистый налет. Сильвер просто ускорял рост растений. Это был самый бесполезный талант в мире. Вот только бесполезным Сильвер себя не считал. — Ты хоть понимаешь, что, если один из нас не займет трон, это сделает кто-то другой?! — Сильвер от злости раздул ноздри и запустил подобранный стакан с ядом в оконную раму. Стоун отвернулся, устав слушать бесконечные истерики. Это были правильные мысли. Трое лучших талантов пытались исправить главную ошибку Найса и не приходили к единому мнению. Найс доверял Маю больше, чем кому-либо другому. Его ребяческим играм не было оправдания. Найс бредил этими отношениями. Найс был влюблен в себя и свои развлечения. Это он проявил немыслимую халатность. Вина висела только на нем. Но Стоун не смог собственными руками похоронить авторитет мертвого Туза. — Подготовьте подробные отчеты о делах Примаверы. Сильвер, на тебе лаборатория, Толкер, определи наших друзей на свободе, — Стоун почувствовав врастающую в скелет броню. — А я займусь внутренними делами тюрьмы. Разделим сферы влияния, пока не вернулся Найс. — Пока не вернулся Найс? — в конечном итоге хмыкнул Сильвер, взяв со стола салфетку. Разверзлось молчание. Он демонстративно помахал салфеткой и сложил её пополам. Потом еще раз. Заломил концы. — Оттуда не возвращаются. — Вы оба подчинитесь моему решению! — рявкнул Стоун, едва не придушив обоих в порыве гнева. Он еще раз потер глаза и лоб, почувствовав накатывающую волнами головную боль. Сила. Он был сильнее других, поэтому остальные были обязаны принять его временным лидером. — Когда Найс очнется, он должен знать каждый наш шаг. Каждое наше сомнение! За работу, паразиты. — Роберт, — Толкер снизил голос. Он обратился по имени, словно сейчас происходило что-то сверхъестественное. Они столкнулись со Стоуном противоречивыми взглядами. Но в глазах Толкера было что-то еще. Что-то, действительно напоминавшее сочувствие. Словно он пытался озвучить что-то очень важное, что касалось Туза. — Мы все считали Найса homo ingenium. В нашей памяти он останется одним из лучших талантов. Но он всего лишь человек. У него есть душа. Отпусти её с миром. — Аллилуйя! — Сильвер театрально вскинул руки к потолку. Каждая секунда надрезала натянутые нервы по одному. Осознание стало настоящей пыткой. Они были правы, но эту правду было невозможно признать. — А кто тогда добьет Найса? Толкер? Сильвер, может, ты займешься этим? — едко подметил Стоун, послав хваленый самоконтроль куда подальше. — У тебя была неделя, чтобы нейтрализовать яд. У тебя были образцы тканей Фрога. Целое тело без одной лишь руки. Оснащенная лаборатория. Ты не справился. Что ты за ученый такой недоученный? — Так ты не сказал ему? — прохрипел Толкер, переведя тяжелый взгляд со Стоуна на Сильвера и обратно. — Будьте уже честны друг с другом. Стоун почувствовал неприятные мурашки на спине. Значит, тот сочувствующий взгляд что-то действительно значил. И Стоун не хотел знать подробностей. Не сейчас, когда его вера в спасение Найса висела на волоске. Не сейчас, когда жизнь мальчика, выросшего у него на руках, таяла по секундам. Не сейчас. — Стоун, я отличный ученый. Именно поэтому я уже давно нейтрализовал яд. Я вывел несуществующее лекарство за два дня, — Сильвер перестал кривляться. Было видно, что он не собирался вдаваться в подробности, если бы Толкер не подловил его на недосказанности. — Найса убивает кое-что другое. Я с самого начала говорил, что даже пассивный талант никогда не приживется в теле человека. Это невозможно. Люди и таланты несовместимы. Это против природы. Но вы настаивали на прививках. Вы заставили меня ставить опыты на Найсе. Непонимание. Вдумчивость. Осознание. — Сыворотка против ментальных вмешательств, — прошептал Стоун. Руки задрожали, перестав слушаться. Странная боль заклубилась в груди. Они потеряли Найса. — Под действием яда сыворотка вышла из-под контроля. — Она перешла в активную фазу и начала отторгать человеческую кровь. Каждая клетка таланта подчиняется лишь одному инстинкту: выживание. Сыворотка не остановится, пока не убьет Найса, — Сильвер закончил философствовать, поймав на себе сердитый взгляд, и озвучил то, что застряло на языке Стоуна. То, во что было сложно поверить. Грязную едкую правду. — Научный эксперимент по созданию сбалансированного под человека таланта официально провалился. Подопытный образец не выжил. Люди и таланты несовместимы. — Мы можем использовать регенерацию Химеры, чтобы спасти Найса? — Стоун сжал руки в замок. Бледно-желтые пальцы дрожали от бессильного гнева. — Дайте мне хоть одну причину, по которой мы еще не сделали этого. — Люди умирали в агонии, когда мы вливали в них чистую кровь талантов, — мягко напомнил Толкер, вновь подав голос. — Тогда подождем, пока шум утихнет, построим лабораторию и создадим новую сыворотку, — непреклонно произнес Стоун. — Сделаем регенерацию безопасной для Найса. Регенерация восстановит прививку против ментальности, и она перестанет атаковать Найса. Однажды Химера сделал что-то подобное для меня. — Мы можем изъять талант из крови Химеры, усыпить его инстинкт самосохранения и создать пассивную сыворотку. Но регенерация и есть инстинкт выживания в чистом виде, — вдруг несвоевременно замялся Сильвер. Он не мог озвучить следующую мысль. Если этот болтун искал подходящие слова и не находил их, дела Найса действительно катились ко дну. — В пассивной фазе регенерация превратится в бесполезный набор клеток, а в активной — сочтет Найса врагом и убьет. Нельзя использовать эту кровь для спасения человека. — Это бред. Вы бы видели лицо Химеры, когда я сказал, что создам из его крови лекарство для всего мира, — покачал головой Стоун, забыв нацепить на лицо более дружелюбную маску. Он казался чудовищем на грани срыва. — Это был страх, Сильвер. Значит, регенерация может лечить человека. Мы просто пока не поняли, как именно. — Найс ничем не болен, его не нужно лечить, Стоун. Мы ищем не лекарство, а оружие. Внутри Найса сидит враг. Пройдут годы, прежде чем мы сможем усыпить активный талант в теле человека, — тихо вздохнул Сильвер, на этот раз не выразив яростного протеста. Когда речь шла о чьей-то смерти, доктор в крови Сильвера не позволял себе лишней дерзости. — Поверь мне, когда мы разберемся, Найса уже не будет в живых. Не трать наше время, не мучай его. Возьми последние капли крови Химеры и создай лекарство для всего мира. С ним ты поставишь всех на колени и остановишь войну. Лекарство, о котором ты говоришь, обесценит жизнь. — После прохождения проверки все силы будут брошены на спасение Найса, — Стоун надавил пальцами на лоб, стараясь отыскать в мыслях возможные последствия этого решения. — Говоришь, что пройдут годы? Тогда тебе придется поторопиться. — Ты поставил жизнь одного человека против судьбы целого мира? — неожиданно спокойно переспросил Сильвер, затягивая ремешок со снотворным на руке. Это было похоже на самоуничтожение в разгар войны. — Я не стану подчиняться этому приказу. Я врач, а не убийца. Едва договорив последние слова, Сильвер уснул прямо на столе. Он действительно затянул ремень на руке, насильно отключив себя от этого разговора. Он просто ретировался. Толкер кивнул, выразив взглядом вынужденное сочувствие, и ушел в свою комнату, чтобы уснуть в удобстве. Его старым костям сон на жестком полу был не по нраву. На этой секунде в голове Стоуна действительно закончились приказы Туза. Стоун ножом сковырнул резиновый уплотнитель, прикипевший к стене от жары, и поддел пальцами оконную раму. Вытащил её из проема и медленно опустил на кровать. На покрывале целым ворохом лежали неиспользованные перья. Черные и белые. Стоун потянулся и поднял одно. Жизнь и бесконечные мучения. Найс заслуживал справедливого приговора. Стоун снова подошел к оконному проему и приложил руку к боковой стене, находившейся всегда за стеклом. Бетон был теплым, что нарушало любые естественные законы. Скрытые от посторонних глаз сенсоры загорелись голубым светом, распознав его личность. — Роберт Стоун. Ранг — валет. Опознан. Стоун вздрогнул и с облегчением выдохнул. Шестеренки зашуршали, раздвигая тяжеловесные стены. Бетон терся о бетон, вызывая привычный скрежет. За стеной комнаты было еще одно помещение. Тайная комната Туза. Его кабинет. Стоун прошел вперед и остановился перед Найсом. Приложил руку к стеклу и прикусил губу. Бледно-серое тело, погруженное в гелевую ванну, находилось в исследовательской камере. Найс был погружен в сон. Болезненный стазис, замедливший последние удары сердца. В небольшом холодильнике дымилась разгоряченная кровь Химеры. Стоун опустился на колени. Смерть голосом мерзостного Бога истерично смеялась ему в лицо. Но она рано радовалась, потому что Найс был самым живучим человеком на Земле. И Стоун собирался это всем доказать.