Пятьдесят дней после смерти Туза.
Безделье угнетало. Восемь дней тихой жизни изрядно озадачили Стоуна. Чем мог заняться мир, если бы у него отняли единственное развлечение — войну? Стоун выскользнул из гаража и перешел дорогу, когда Химера и Онора отъехали на пикапе. Химера обучал больную человеческую самку, и это вряд ли было связано с альтруистическими наклонностями. Просто таких наклонностей таланты не имели. Паразит что-то задумал. Стоун поискал глазами доктора Бейкера, но не нашел его и поднялся на второй этаж. Слежка давалась все труднее. О выживании Эвелин они не говорили, но это преступление совершил доктор Бейкер. Это определенно сделал доктор Бейкер, у которого была регенерация. Люди не знали, что делать с одной жизнью, а эта кровь дарила им вторую. Доктор Бейкер в спешке паковал вещи. — Собираетесь в путешествие? — нахмурился Стоун, захлопнув крышку чемодана. Это было больше похоже на бегство, но не стоило накалять и без того неуютную обстановку. Стоун не торопился с обвинениями, выполняя единственный приказ. Он должен был остановить время до возвращения Найса. — Знаете, я никогда не понимал его мыслей. Всю жизнь вы плевали в него, а он всегда считал вас семьей. Раз в жизни ответьте ему тем же, — настойчиво попросил он. — Если я не уеду сейчас, Химера отнимет у меня дочь, — в недовольном голосе доктора Бейкера слышались отголоски скорби. Может быть, он даже жалел о спасении преступника и поэтому не поднимал голову. Может быть, он просто лгал, и поспешил уточнить эту ложь: — Роберт, Химера будет мстить мне через Онору. Ты не хуже меня знаешь это. Доктор Бейкер упрямо открыл чемодан. — Я предупреждал, что его не стоило оживлять, а вы не слушали. Вы украли его кровь, теперь он крадет вашу, — честно подметил Стоун и мысленно похвалил самого себя за такую фигуристую речь. Но мир не понимал красоты. Мир говорил языком войны. Этот человек не мог сбежать, захватив с собой все секреты мироздания. А знал Бейкер гораздо больше, чем показывал. — Но вы бежите не от Химеры, а от Найса, верно? Он пугает вас. В каком бы состоянии ни был его рассудок, в мальчике море неподъемных амбиций. Стоун попытался усмехнуться, но на этот раз его губы не смогли скривиться даже в оскале. Бейкер лишь прикидывался жертвой войны. — Сначала я действительно поверил, что вы отошли от дел. Вы избегали Найса, вы боялись даже оставаться с ним наедине, и ваше удивление его рассудку было действительно скромным. Вы вместе с Эвелин следили за Найсом. Вы знали все о Тузе, о пытках инквизиторов, об империи внутри Примаверы. Вы играли мной, чтобы я подтвердил существование Тотал Ликвидэйшен. Картер скрыл от вас правду, чтобы уберечь Эвелин, — подытожил Стоун, открыв все свои подозрения. У него не получилось сдержаться, потому что все жившие на воле мрази ради собственной выгоды пользовались добродушием Найса. Стоун стоял на проходе комнаты и говорил все это в спину замершего доктора Бейкера. — Но потом вы посмотрели Найсу в глаза, и вдруг поняли, что он вырос действительно страшным человеком. Найс мог бы пытать вас одной пластиковой вилкой, задать кучу деликатных вопросов, но он ушел. Он сделал вам дружеское предложение и дал время на размышление. Когда он вернется – вы будете держать ответ. Я вам гарантирую. — Ты не так умен, как думаешь, Роберт. Я до сих пор уверен, что именно ты поможешь мне донести чемоданы до машины и сбежать, — пробормотал доктор Бейкер и встал с кровати, стараясь не смотреть Стоуну в глаза. Он по очереди выдвигал ящики шкафов, проверяя их содержимое. У последнего он замер и вздохнул. Он вытащил две кипы документов, часть из которых была совсем свежая и лоснилась белизной, а часть имела растрепанные края и желтый оттенок. Одну за другой он положил стопки на кровать и вдруг покачал головой. Даже вздохнул как-то особенно трагично, так могли вздыхать только обреченные люди. Доктор Бейкер все-таки поднял уставший взгляд на Стоуна. — Я могу сказать лишь то, что спасение Эвелин было ошибкой. Но я любил эту девочку. С момента её воскрешения я больше не занимался исследованиями и вернул Химере украденную кровь. Теперь я хочу просто жить и видеть свою дочь счастливой. — После знакомства с Химерой еще никто не становился счастливым, — посетовал Стоун, но тут же осекся. Прежняя цепкая рассудительность к нему вернулась. И эта рассудительность снова толкала его на преступление против приказа Найса. — Если вы бежите не от Найса и не от Химеры, то от чего? — Мир напичкан ложью, и скоро эта ложь разорвет его, словно тысячи осколков одного взрыва. Леди Элеонор не уничтожала труды миротворцев, она разделила информацию и сохранила её. Она словно предчувствовала свою смерть, и главный лист её тайны хранился у меня, — резко процедил доктор Бейкер. Он выпотрошил чемодан и сложил в него все документы. — Все труды леди Элеонор в большинстве своем касались регенерации Химеры. Но в этих бумагах можно так же прочитать подлинную историю и узнать имена всех, кто когда-либо был замешан в войне, или хранит какие-то секреты. В нужных руках документы принесут миру расцветание, но за каждое слово, написанное рукой леди Элеонор, люди и таланты захотят убивать. — Или Вы боитесь, что Найс доберется до бумаг? Вы следили за ним, чтобы понять, насколько он готов узнать правду о мире? — напрягся Стоун, когда почувствовал присутствие Найса недалеко от дома. Это было очень некстати: взрослые еще не договорили. Стоун выглянул через небольшое мансардное окошко наружу и заметил светлую макушку возле гаража через дорогу. Время ускользало. Стоун отошел, чтобы не быть замеченным раньше нужного. — Найс больше других имеет право на эту войну. — Ты меня убедить пытаешься или себя? Если ты сомневаешься сам, как заставишь поверить других? — доктор Бейкер с присущей жертвам кротостью сел на кровать возле папок. Погладил их рукой. — Война окончена, Роберт. Вирус начал мутацию. Регенерация Химеры, воскрешение Эвелин — это первый шаг эволюции талантов. Вы становитесь неуязвимыми, и для людей оно не закончится ничем хорошим. Сама жизнь против мирного сосуществования sapiens и ingenium. — Просто эта ваша жизнь еще не имела дела с Найсом, — с готовностью усмехнулся Стоун. — Впервые мы встретились с Химерой, когда ему едва исполнилось семь лет. В то время мы с Элеонор работали в медицинском корпусе, где обслуживали проект элитных юнитов, — доктор Бейкер не переставал водить пальцами по мутным строчкам документов. Стоун ничего не ответил на это, позволив доктору Бейкеру заполнить возникшую паузу. Этому человеку было что рассказать. — Химеру к людям привел Старик. Я должен был оказать ему медицинскую помощь, но благодаря регенерации мальчик в ней не нуждался. Его двойной талант мы посчитали уникальной ошибкой природы и по просьбе Старика скрыли ото всех способность исцеления. К сожалению, никто ни разу не поинтересовался прошлым того, кого мы сейчас называем Химерой. — Химера тот еще паразит, но вы как-то слишком драматизируете, — прищурился Стоун. Где-то под толстыми слоями ненависти и обиды на весь мир оскалившееся чудовище хранило свой болевой центр. И нужно было его отыскать, чтобы держать в узде. — Химера — не мутант. Его двойной талант объяснил наш лаборант в Примавере: Химера похитил регенерацию у настоящего носителя. — Когда год назад я спас Эвелин, я все-таки задумался о происхождении великолепной крови. Старик позаботился о том, чтобы настоящее имя Химеры никогда нигде не всплывало в истории. Я смог выяснить название поселения, где мальчик родился. Окольными путями я добрался до информации, которую все скрывали, — для убедительности доктор Бейкер добавил в голос щепотку злости. Убедительней от этого он не стал. Он захлопнул чемодан и установил кодовый замок. — До семи лет Химера носил фамилию Эбель. Он родился первым ребенком в семье военного учителя, и родился он с серьезными проблемами со здоровьем, в отличие от своего младшего брата. Второго мальчика звали Хоуп Эбель, которого местные окрестили будущим всех талантов. И отличало этого ребенка как раз то, что мальчик обладал двумя талантами с самого рождения, — договорил доктор Бейкер и сделал долгую паузу, позволив переосмыслить сложный уклад всех законов природы. — Вирус мутирует. Регенерация – не особая сила, это броня, способная сосуществовать с любыми другими способностями. Вирус собирается выиграть войну. — Один талант родился с двумя способностями, а вы уже похоронили будущее всего мира, — немедленно проговорил Стоун. Было странно слышать доказательство того, что даже чудовище однажды кем-то дорожило. Что у чудовища было свое чудовищное прошлое. Первой жертвой легендарного убийцы был маленький ребенок, едва вставший на ноги. Стоун закончил свою мысль сквозь зубы: — Один талант ничего не значит. Химера однажды умрет, и об этой мутации никто не вспомнит. — Ты знал, что единственным твоим недостатком леди Элеонор считала неумение слушать? — вдруг нахмурился доктор Бейкер. Очевидно, он считал, что недостатков было гораздо больше, но не стал пускаться в новые оскорбления. — Регенерацию не нужно наследовать, вирус нашел новый, более совершенный путь размножения, он просто делится и заражает, — запротестовал доктор Бейкер, стараясь акцентировать внимание хотя бы на элементарных вещах. — Тысячи неуязвимых Химер пойдут против горстки человекоподобных юнитов Старика. Эвелин собирается защитить мир от этой беды. — Защитить мир? Почему это прозвучало так, словно спасение мира заключается в уничтожении всех талантов? — Стоун подскочил, как ошпаренный. Он сглотнул обжигающий воздух, остановив дыхание доктора Бейкера. Кислорода не хватало. В мире стало тесно для них двоих. Не было сил, чтобы остановиться. Бесполезный человек должен был умереть за свои слова, такова была сущность талантов. Стоун ударил по спинке кровати кулаком, заставив доктора Бейкера подпрыгнуть от испуга. — Я до безумия люблю людей, но ваш вид — ничто рядом с талантами. Мы сильнее. Мы выносливее. Мы независимы друг от друга. Мы обладаем фантастическими силами вместо зыбкого оружия. Мы экологически выгодные создания, мы можем построить величайшую империю, не уничтожив и травинки. Чем бы вирус ни был, он сделал нас лучше. Мы не новый вид, мы новый уровень жизни. Доктор Бейкер глубоко вдохнул, восполнив кислородную паузу. — Если вирус победит людей, он уничтожит и сознание талантов. Стоун лишь цокнул языком. Он и сам понимал это. Понимал, но не мог принять. Он тяжело задышал, выплеснув накипевшую на людей злобу. Он вдруг почувствовал острое чувство вины перед доктором Бейкером. Взрослый мужчина с немыслимым опытом борьбы за перемирие повалился на бок и жалобно всхлипнул, испуганный атакой таланта. Стоун вытер мокрые от пота ладони об трико и сполз на пол. Уставший человек и влюбленный в жизнь талант. Они не могли собраться вместе ради одной цели. Таким был весь мир: пронизанным недоверием и эгоистичными мотивами. Может быть, кто-то действительно должен был победить в войне. Может быть, даже люди. Тогда две сотни лет войны не имели значения. Стоун решил поговорить с Найсом, но доктор Бейкер еще раз всхлипнул и остановил его: — Картер завещал украденные бумаги Эвелин. Но сама леди Элеонор обещала все эти документы своему единственному сыну, поэтому девочке достались лишь копии. Ты испоганил Эйсину жизнь, и теперь только ты знаешь, как не сделать хуже. Как не сделать хуже всему миру. Дай мне уйти. — Если мир обречен, один ребенок не причинит много вреда, — c дрожащей от страха уверенностью кивнул Стоун. Больше всего на свете он боялся принимать решения. Может быть, некоторые действительно рождались рабами. Стоун немного поумерил свой пыл и потер глаза, дав себе несколько секунд для размышления. Он должен был выглядеть спокойным. Никто не должен был заражаться его бесконечными сомнениями. — Когда мир содрогался от катастроф, таланты протянули людям руку. Что вы предложили взамен? Истребление. Разрушение. Тюрьмы. Лаборатории. Это люди вынудили вирус защищаться и мутировать, это человеческая вина. Так вот, доктор Бейкер, если миру придется выбирать между двумя детьми, пусть выживут таланты, — Стоун никогда в жизни не позволил бы себе этой честности, если бы сейчас его слышал Найс. Тот, кто в одиночку искал хоть какое-нибудь решение, которое бы устроило каждого. Стоун предпринял последнюю попытку. — Доктор Бейкер, вы нужны не ему, а мне. Помогите защитить единственного ребенка, ради которого я все еще борюсь за людей. Только Найс может остановить это безумие. Дайте перемирию еще один шанс. — Это больше не моя война, — голос доктора Бейкера дрожал. Парадная дверь хлопнула. Найс вошел в дом. Время, способное что-то исправить, истекло. Стоун кивнул. Кивнул с уважением, потому что только что на его глазах великий миротворец отказался от мира. Он сгорбился и вышел из комнаты, закрыв дверь снаружи, спустился по лестнице и остановился в недоумении перед Найсом на последней ступени. Мальчик сиял. Он что-то тихо мурлыкал себе под нос и двигался так, словно собирался вальсировать, гремя инструментами в ярко-красном пластиковом контейнере. Его уши наверняка были заткнуты горошинами наушников, но за небрежно опавшими волосами их не было видно. Он выглядел так, словно демоны в его голове наконец пришли к единству. Он выглядел подозрительно уравновешенным. Найс положил контейнер на свободную кушетку, с коварной полуулыбкой открыл защелки и вытащил какую-то оформленную посылку. Приплясывая, он отнес её на подоконник и оставил так, чтобы край коробки выглядывал из-за занавесок. Найс не замечал ничего вокруг себя. Упоенный собой, он просто выполнял работу, которую никто бы не сделал лучше него. С завидным весельем он разложил по кушетке темные предметы с горящими красными точками. Это была взрывчатка. Найс по-детски радовался взрывчатке. Он по-детски с ней играл. Он перенял пагубный урок у Тотал Ликвидэйшен, но пошел дальше угроз. Он всегда заходил дальше других, и сейчас он собирался взорвать этот дом. Найс нагнулся, закрепил одну массивную часть под подоконником и щелкнул тугой защелкой, сморщившись от боли в пальцах. И только потом он наткнулся деловито-мечтательным взглядом с обеспокоенными глазами Стоуна. Счастливым Найс больше не выглядел. Он собрал несколько пластин в обе ладони и направился на кухню. — Рад видеть тебя живым, — хмуро отозвался Стоун, когда Найс вытащил один наушник и здоровой рукой отвинтил крышку нагревшегося на солнце апельсинового сока. — Как прошла встреча с друзьями? Ты раньше, чем мы тебя ждали. — Приятно, что меня ждали, — вполне себе приветливо ответил Найс, и мрачная морщинка весьма неохотно рассекла его лоб пополам. Он попытался подавить свое раздражение, но все-таки бросил коробку в дверь и под журчание вытекающего сока уперся обеими руками в стол. В комнате повис кислый запах плесени. Этому соку было едва ли больше десяти дней, а он уже испортился под теплом зимнего солнца. Он не просто испортился сам, он испортил настроение мальчику. Найс поморщился, с брезгливостью повел губами в разные стороны, от чего его ноздри пришли в движение. — Я раскопал могилу Эвелин. Мне снова пришлось это сделать. Стоун почувствовал, как погасло тепло его солнца, но романтик из него был нереально паршивым. — Пришлось сделать что? — натянуто отозвался Стоун и даже развернулся немного боком, чтобы лучше слышать. Он попытался быть деликатным, насколько позволяла ситуация: — Похороненное тело гнило больше года. Чем тебя снова живые перестали устраивать? — Что ты несешь? — с непониманием прищурился Найс. — Могила Эвелин была пуста. Повисла неловкая пауза. Стоун так и остался стоять с широко открытыми глазами в надежде на то, что внимание Найса не зацепится за его явные обвинения. Но Найс быстро сообразил, в чем его только что заподозрили. Сначала его брови с удивлением поползли вверх, разгладив поперечную морщинку, затем он покачал головой и коротко хмыкнул. С некоторым сожалением. Репутация впитывала в себя грязь и не отстирывалась даже в глазах самых близких людей. Найс уверенно выставил ладонь вперед, прервав оправдательную речь Стоуна в самом зарождении, потому что на все оправдания ему было плевать. Они оба остались молчать. Обоим было, что рассказать, но все это как-то меркло на фоне кислого запаха испортившегося сока. Наверху что-то упало, и Найс поднял насторожившийся взгляд на потолок. — Глазастый в доме? — Найс закатал рукав пуловера на здоровой руке. — Хочу его. Пусть придет. — Его здесь нет, — ответил Стоун с весомой осторожностью. — Найс, ты больше не его джокер. — Тогда приведи мне девчонку, — Найс не подумал ни секунды. — Онора уехала вместе с ним, — проговорил Стоун, вдруг почувствовав нестерпимую досаду. Он не должен был защищать постель этого мальчика, но именно в нее Найс тащил всю падаль. Стоун долго смотрел в удивленные серые глаза, и невольно залюбовался умилительным замешательством самодовольного человека. Но это не могло продолжаться долго, и он зачем-то добавил: — Они сблизились. Химера похоронил тебя и живет дальше. Найс не расстроился, лишь укоризненно зацокал языком. Погладил ключицы, расстегнув еще одну пуговицу под воротником пуловера, и обошел Стоуна вокруг. Он сделал это так, будто был очень доволен собой и крайне разочарован остальными. Нотка презрения во взгляде была характерной его чертой, и до этого момента Найс хоть как-то пытался скрывать её. Он чувствовал свое превосходство, потому что с превосходством чувствовал весь мир. Какая-то хладнокровная часть Стоуна позволила ему выдержать почерневший надменный взгляд мальчика. Глаза одержимого жестокостью безумца. Таким он и был нужен миру, но Найс вдруг расплылся в самой ласковой улыбке. — Ты размозжишь девчонке голову, — он с большим удовольствием рассматривал Стоуна. Стоун почувствовал, что стал бледнеть, но с готовностью кивнул и подавил в себе желание немедленно оспорить этот приказ. Он не собирался давать повода забавлявшемуся ребенку для чудовищных расправ. Каждое вздрагивание губ, каждое неведомое движение, каждый удар ресниц могли вывести Найса из себя. Найс прекрасно осознавал себя вне стен Примаверы, и прекрасно понимал, что сможет вынудить весь мир подчиниться его приказам. Стоун закрыл окно, из-за которого в комнате бил сквозняк. Ледяная ручка обожгла ладонь холодом. Стоун замер, сжав её крепче. — Ты договорился с нашими запасными друзьями? — Стоун решил сменить тему. — Ага, — коротко пожал плечами Найс. По его мнению, это был исчерпывающий ответ, не претендующий на обсуждение. Он присвистнул, открыв холодильник. Сложно было сказать, остался он довольным или нет, но он ничего не взял из еды. Он просто захлопнул тяжелую намагниченную дверь и снова замурлыкал что-то себе под нос, размещая взрывчатку по шкафчикам. — Так нас поддержат на войне или нет? — Стоун прижался бедрами к выступу подоконника и сложил руки под грудью. В его мыслях царила тишина. Слова его подводили. Только мелодичные напевы Найса сейчас имели какой-то смысл. Может быть, даже они были бесполезны, потому что непостоянство личности Найса раз за разом ставило будущее под угрозу. Стоун поднял чувство достоинства с пола, отряхнул его и заново повторил вопрос: — Твои друзья поддержат нас или нет? — Меня, — многозначительным тоном поправил его Найс. — Они поддержат меня. — Это хорошие новости, — сдержанно ответил Стоун, но снова заподозрил что-то неладное. Тончайшие прикосновения реальности не на шутку встревожили его. Война затягивала узлы все крепче и крепче, выбраться из её широких сетей можно было именно сейчас. Доктор Бейкер был прав: они ничего не знали о настоящей войне, и опыт с двумя сотнями преступников Примаверы вряд ли мог им чем-то помочь. Найс все еще считал происходящее его личной игрой. Стоун не высказал бы этих мыслей даже под страхом смерти, зато смог снова задать нужный вопрос. Ведь его учили вести переговоры даже с самыми трудными людьми. — Твои друзья — это хорошие новости или нет? — Это трущобы, — нехотя пояснил Найс. — В трущобах не бывает хороших новостей. Стоун с разочарованием кивнул: развалины старых городов, в которых пачками резали чужаков. Выброшенные жизнью таланты. Те, кто несколько поколений назад отстояли клочки территории людей и варились в собственном котле забвения. Они не подпускали к себе чужеземцев даже своего вида, предпочитая деградировать в гордом одиночестве. Они никогда не вмешивались в войну, и лишь за жалкие купюры продавали детей и взрослых внешнему миру. Черный рынок по продаже органов. Чудовищные лаборатории криминального мира. Это были рассвирепевшие отбросы современного мира. Эти таланты не имели прошлого и настоящего, и вряд ли их вообще интересовало будущее. — Трущобы никогда не станут тебе друзьями. Они даже слова этого не знают, — Стоуну пришлось озвучить неоспоримые факты. Он старался сохранить спокойный вдумчивый вид, однако напряженность голоса выдавала, что безмятежность эта показная. Он до отказа надавил на педаль своего упорства. — Найс, у тебя все под контролем? Ты немного рассеян. — Продолжай трепать языком и не обращай на меня внимания. Я всего лишь пытаюсь работать, — хмыкнул Найс. Его влекло какое-то маниакальное сладострастие, когда он щелкал чем-то на маленьких черных коробочках. Его горящий металлический взгляд распалялся ради какой-то невозможной идеи. На его лице застыла безбожная улыбка, предвкушающая оргию одержимости бесконечной болью и невменяемой любви к истошным человеческим воплям. Найс снова улыбнулся, упоенный безмятежной тишиной оцепленного квартала. — Роберт, успокойся. За трущобами будущее. За трущобами — я. Он никогда не боялся громких слов. Он никогда не боялся громких дел. — Ты возглавил Примаверу при железной поддержке Монаха. Ты сломал вековые традиции тюрем и играл существующими порядками, потому что за твой спиной был Совет Примаверы, — напомнил Стоун, взяв на себя роль вытрезвителя ума. — Трущобы — это горстка плодящихся дикарей. Сегодня ты купил их за кусок хлеба, завтра они продадут тебя за стакан воды. Найс ничего не ответил на это. Он на секунду исчез из виду, затем вернулся с еще одним крупным свертком, который он прикрепил под стол. Он делал все с таким видом, будто много лет готовился к этому моменту. Удивительно странное чувство посетило Стоуна. Это была жадная радость, которой ни с кем не хотелось делиться. Стоун хотел заставить себя встать под холодный душ, чтобы прояснить голову, потому что прямо сейчас он снова с отчаянием восторгался исключительной самонадеянностью мальчика. Стоун ненавидел это обволакивающее чувство. Стоун пьянел, когда видел металлический отблеск в лукавом взгляде Найса. Этот взгляд лениво скользил по окружающим, принижая ценность их существования. Раз за разом Стоун забывал об авторитетности слова Найса. Раз за разом это выходило боком им обоим. — Значит, ты съездил в Викторию? — Стоун попытался скрыть свое очарование и отвел глаза. — Я не покидал Сан-Антонио, — Найс коротко мотнул головой, занятый своими делами. — Не слишком ли нагло базироваться под носом Старика? — всерьез задумался Стоун. — И ты не знаешь Сан-Антонио так же хорошо, как Викторию. Найс на секунду замер, небрежно мазнул по Стоуну уничижительным взглядом и с чувством выполненного долга вернулся в гостиную к чемодану инструментов. Он никогда не скрывал своего высокомерия, но иногда оно становилось отъявленным оружием в его руках. Напущенное спокойствие Стоуна отколупывалось, как дешевая краска со стен. Сначала оно лопнуло на самом видном месте, позволив ему взволнованно нахмурить брови, потом пошла трещинами по всему остальному. Стоун встал в коридоре и задергал ногой, отбивая какой-то сбивчивый ритм. Наверное, это была одна из песен, когда-то напетых Найсом. Это было нервное, потому что в данную секунду мальчик увлеченно раскладывал по кушетке инструменты. Так поступал инквизитор перед пытками. — Я не пытаюсь спорить с тобой. Я просто пытаюсь обеспечить твою безопасность, — Стоун решил согласиться и не стал доказывать свою бесполезную правоту, решив в ближайшее время не привлекать сардоническую усмешку на лице Найса. Ему и самому надоела собственная глупость. Ему надоело постоянно быть позади и бояться. — На обучение дикарей уйдут годы. Это наше время. — Спасение загнивающих — задача другого Бога. Трущобы — средство, способное вернуть мне имя Бубнового Туза в подпольных кругах за считанные дни, — Найс случайным образом заметил газету с громким заголовком. Химера вернулся в город, и ему эта новость совсем не понравилась. Он коротко пробежался по содержанию статьи, и чем дальше он углублялся, тем недовольней становилась его саркастическая улыбка. — Май нарочно пытается взбесить отца? Иногда мне кажется, что он не умеет пользоваться головой. Разговор о деле снова сорвался в безмерную глубину раненых чувств. — Как видишь, Май глубоко скорбит о тебе, — зачем-то съязвил Стоун. — А ты чему обрадовался? — резко одернул его Найс и снова прищурился. Конечно, ему не могла понравиться насмешка со стороны раба. Стоило ему ослабить вожжи на секунду, как приходилось снова указывать людям на их место. Он вдруг успокоился и кивнул, разрулив конфликт в собственной голове каким-то непонятным торжеством. — Я не шутил насчет девчонки. Как только она появится — ты убьешь её. — А Май просто будет стоять в стороне. Ты так себе это представляешь? Или мне сначала убить его? — Стоун попытался привести эту чушь к конструктивному обсуждению. Конструктивное решение превратилось в поток бесхребетных нападок, и Стоун резко замолчал, одернув себя. Он смотрел в пол, не способный поднять пристыженный взгляд. В какие-то дни ему казалось, что он мог стать равным, но Найс раз за разом срезал с него нарастающее самолюбие. Стоун вздохнул, посчитав, что доли минуты должно было хватить, чтобы Найс остыл и забыл очередное оскорбление. — У тебя есть причина убить Онору? — Жалость — тоже причина, — с открытой неприязнью Найс. Очевидно, он не отошел от обрушенных на него упреков, но не стал заострять на них цепкое внимание. Он просто достал тонкий сверток полиэтилена и демонстративно растянул по полу. Он действительно к чему-то готовился. И вряд ли это было что-то хорошее. Найс посмотрел сначала на Стоуна, потом на расстеленный полиэтилен, потом снова на Стоуна и задал всего один вопрос, давший ответы на возникшее в комнате недоумение. — Дядя не хочет спуститься? Хочу наверстать упущенное семейное счастье. Сплотившись, Найс и Туз стали представлять собой чрезмерный хаос. Этот хаос пришел пытать свою семью. — Доктор Бейкер в своей комнате, — медленно проговорил Стоун и громко сглотнул. — С ним может получиться конструктивный диалог. Многие годы он был у руля миротворцев, твоя мама оставила его в живых неспроста. В его руках ответы на нужные вопросы касательно мира. — Я хочу остановить войну, меня не интересует история, — неожиданно серьезно ответил Найс, и в его словах был какой-то странный смысл. Все эти кровопролитные разборки затянулись и заставили мир расколоться на целые эпохи. Люди воевали технологиями будущего, а жили на склеенных соплями вековых разработках. Таланты грозились великой силой, а жили едва ли не в земляных окопах и норах. Недовольство существующим порядком искрами злости блеснуло в серых глазах Найса, но тут же погасло. Он снова завозился с расстановкой взрывчатки, в которой, скорее всего, ничего не смыслил. Но кто-то должен был предпринять хоть какие-то шаги. Найс поправил поехавший воротник пуловера и щелкнул маленьким рычажком последний раз. — Я уничтожу миротворцев. Я уничтожу всех предателей. Это был плохой план. Стоун оставил эту мудрую мысль при себе. Найс пробежался кончиком пальца по названиям сложенных в стопочку книг и остановился на чем-то знакомом. Возможно, эта была одна из книг, прочитанных им в детстве, потому что выражение его лица неожиданно потеплело. Даже у этого человека были невинные воспоминания. Найс положил книгу на кушетку и открыл на оглавлении. В комнате снова повисла невозмутимая тишина. Найс с воодушевлением то ли что-то искал, то ли освежал в памяти некоторую информацию. Его глаза быстро бегали по строчкам, почти не вчитываясь в текст. Стоун подошел ближе, приподнял обложку и с удивлением прочитал название: Анатомия человека для школьников. Вряд ли с этой книгой могло быть связано что-то хорошее. Он захлопнул её, и оставшиеся на страницах пальцы Найса оказались в ловушке. Найс сначала смотрел в одну точку перед собой, дав Стоуну время одуматься и исправить эту ошибку, затем поднял пытливый взгляд на его лицо. — Пожалуйста, просто поговори с доктором Бейкером, — тут же попросил Стоун, переключив раздраженное внимание Найса на грядущие проблемы. — Эвелин хочет уничтожить талантов с помощью миротворцев. У тебя нет права даже на малейшую ошибку. — Эвелин хочет? Если бы война спрашивала, чего мы хотим, я бы сейчас трахал глазастого, а не слушал твое блеяние, — с этими словами Найс вытащил из книги здоровую руку, свалил все инструменты в пластиковый чемоданчик и перевернул его набок. Железки в нем весело и задорно забренчали, и этот звук откликнулся в груди знакомым холодком. Вся Примавера замирала, когда этот звон эхом разносился по коридорам. Найс снова нарочно дернул рукой, от чего инструменты снова подпрыгнули, ударяясь друг от друга. — Пошел вон с дороги. — Поговори с доктором Бейкером, — Стоун не сдвинулся с места. — Что такого веселого люди видят в разговорах? — Найс просто обошел стол с другой стороны. — После твоих пыток он уже никогда не встанет на твою сторону, — вдогонку бросил Стоун. — После моих пыток он не встанет ни на чью сторону, — Найс поднялся по лестнице. Он ушел утешать уязвленный эгоизм. Он собирался наказать человека, который хоть каким-то исковерканным образом мог считаться его немногочисленной родней. Черным пером Туз дарил легкую смерть, белым пером и мучениями Найс отмывал чужую совесть. Но никогда прежде не он срывался до того, чтобы убивать и пытать одновременно. Стоун сел на диван и вздрогнул, услышав звуки борьбы на верхнем этаже. Наверное, случилось неминуемое. Попытка отговорить Найса заранее была провальной, и с какой-то черствой меланхолией Стоун заметил, что аккуратист Найс забыл расстеленную клеенку. Наверное, позднее он бы не на шутку расстроился, испачкав комнату. Первый крик пронзил всю улицу. Стоун почти усмехнулся, когда хлопнуло открытое прежде окно. Каким бы сумасшедшим не было настроение Найса, он осознавал себя и свои поступки. Стоун подошел к подоконнику и поднял тяжелую вазу из ударопрочного стекла. Этим вполне можно было проломить Оноре голову, и с этими странными мыслями не пришло ожидаемое сочувствие. Он был способен выполнить этот приказ без грамма сожаления, вот только он не понимал подлинной необходимости убить девушку. Она была лишь пешкой. Зачем такому человеку, как Найс, убивать никчемную овцу? Неужели Найс был готов уничтожить жизнь ради одной только своей прихоти? Стоун попытался отследить присутствие Химеры в ближайших окрестностях, но все было чисто. Даже ненормальный Май не стал бы злоупотреблять способностями после долгого лечения. Стоун снова вздрогнул, когда очередной вопль едва не пронзил его в районе солнечного сплетения. Мышцы сводило от каждого сдавленного крика доктора Бейкера. Стоун вдруг снова почувствовал какое-то отчуждение. Он не выпускал вазу из рук. Он сидел и четко представлял каждое движение Найса. Эти бесконечные жертвы, платившие кровью за свои проступки, даже мычали с одинаковой интонацией. Кожа охотно рвалась под короткими ударами ножа. Найс бил строго перпендикулярно, стараясь не надрезать, а проколоть мясистые бедра. Он любил слышать треск. Словно кто-то ломал тонкие рыбьи кости, раз за разом стирая их в порошок. Иногда, когда у мальчика не было настроения, он делал это отвертками или затупленными ножницами. Наверняка сейчас в нем разливалась эйфория, и он макал пальцы в нанесенные раны, чтобы попробовать немного крови. Его соленый пот капал на свежие разрезы. Испарина покрывала его шею, закрытую выглаженным воротником пуловера. Найс никогда не изменял себе. Резкий крик сквозь кляп заставил Стоуна снова вздрогнуть. Он прикрыл глаза и поклялся, что ощущал сырые сквозняки Примаверы. Наверное, это называлось ностальгией по утерянному времени. Может быть, Найс уже попытался перерезать бедренную артерию. Он любил забавляться нешуточными вещами и играть в скорую помощь. Вот только его помощь была слишком неточной, хоть он и действительно старался. Старался, потому что боялся потерять жертву раньше времени. Это были бесконечные круги ада для страдающих, молящихся, чтобы жестокий Бог прекратил спасать их жизни. Стоун поднялся, вытащил из-под раковины тряпку, упал на колени и попытался вытереть разлитый по кухне сок. Ладони тут же намокли. Наверное, сейчас с пальцев Найса капала липкая кровь, и он тряс запястьем, чтобы скорее от нее избавиться. Может быть, он облизывал забившиеся трещинки на подушечках. Стоун не выдержал неуемных фантазий и просто поднялся наверх. Бейкер не мог умереть, оставив мир в неведении очередных тайн. Без нужной информации Найс мог проиграть войну. Во рту доктора была перетянута сложенная простыня. Её было так много, что она могла доставать до гланд и раз за разом вызывать рвотные позывы и сухость во рту. Найс был в маске и брызгал на нож из флакончика терпкого одеколона. Растворяющаяся в спирту кровь стекала с ножа неравномерными разводами. На обеих ногах связанного мужчины были наложены неумелые жгуты, и это давало доктору Бейкеру устрашение, что умрет он еще очень нескоро. Стоун осмотрел плоды садистского творчества Найса и остался в некотором недоумении. Найс слишком растягивал удовольствия, не причинив мужчине стоящего вреда. — Живого человека резать легче, чем мертвого, — вдруг хмыкнул Найс и расстегнул рубашку доктора Бейкера ниже груди. Он провел кончиком ножа от пупка до пряжки ремня, оставив влажный след шириной с ладонь. Затем он дотронулся до дрожащей кожи пальцами. Наверное, он чувствовал пульсацию страха внутри взрослого мужчины, и это потрясало его тонкую натуру. Наверняка это будоражило самые тайные фантазии Найса, потому что он действительно обожал причинять боль. Стоун мягко поймал Найса под локоть и отвел в сторону. Найс не сопротивлялся. Он вообще никогда не выносил конфликты на обозрение другим. — Обратного пути не будет, — еще раз напомнил Стоун. — Конечно, не будет. Он едва не превратил мою жизнь в ад, — с холодным пониманием отозвался Найс, привыкший разжевывать свои мысли по кусочкам. Он снял измазанную брызгами крови маску и бросил её на пол. Стоун механически опустил глаза и едва нашел в себе силы, чтобы не отпрянуть. На пальцах ног доктора Бейкера не было ногтей, и они сочились алой слизью. Клеенка действительно могла пригодиться. Найс заметил пораженный взгляд, задумчиво наклонил голову набок, вернулся к пленнику и наступил резиновой подошвой кроссовка на ногу доктора Бейкера. Протяжный стон сорвался откуда-то из охрипших легких мужчины. — Роберт, уйди. Твое мокрощельство начинает задевать. — Он твоя семья, — снова нахмурился Стоун, уже не обратив внимания на присутствие пленника. — Ты моя семья, — прелестная улыбка снова засияла на лице Найса, и он поспешил скрыть её под светло-зеленой тряпичной маской. Он занес нож на уровень подбородка доктора Бейкера и одним безжалостным ударом неглубоко вонзил лезвие. Нож был заточен до чудовищного состояния. Найс готовился к этому моменту десять чертовых дней. Его рука замерла, оставив нож болтаться в мышцах живота. Найс вдруг повернул голову на Стоуна. — Я забыл свою книгу. Он все еще собирался разделать дядю, как свинью. Казалось, он действительно оставил часть необходимой души где-то в аду. На столе лежали шприцы. Найс не позволял своим хилым жертвам терять сознание и уходить в небытие. Найс ненавидел быть одиноким. Особенно во время забавлявших его пыток. — Мертвым он не будет тебе полезен, — еще раз напомнил Стоун, хотя это не входило в его обязанности. — Мертвым он будет радовать меня, — прошелестел мягкий голос Найса, но было сложно угадать его настроение, спрятанное за маской. А жестокие глаза мальчика не выдавали ни единой скорбной мысли. — Книгу. Быстро. Стоун кивнул и спустился в гостиную. В тот момент, когда останавливалось чье-то дыхание, только Найс в полной мере понимал, что вместе с человеком умирал маленький мир. Заканчивалась целая эпоха одной разумной жизни. Его стремительные переживания. Его необузданные стремления. Его неиссякаемые возможности. Все это исчезало и больше никогда не возрождалось. Немыслимые потери, о которых не задумывались ни люди, ни таланты. Немыслимые потери, на которые Найс был вынужден идти, чтобы сохранить хоть что-то от этого мира. Когда Стоун вернулся и протянул книгу, Найс нежно раскрывал лоснящуюся от пота кожу живота пленника, пока тот был скован мучительной судорогой. Закончив, он просунул руку внутрь человека и в этот момент разрезанные мышцы живота омерзительно чавкнули, проглотив взрывчатку. Найс в полном молчании померил пульс человека, подсчитывая удары сердца, и на этом его забота, к сожалению, не закончилась. Он снова раскрыл чемодан, откинул внутреннюю обивку и продемонстрировал еще несколько наполненных странными веществами шприцов. Сделав два укола, он взял со стола иголку и сделал первый стежок. Доктор Бейкер смотрел на все это ошалевшими, но вполне трезвыми глазами. Может быть, теперь он даже не чувствовал наползающей на плечи боли. И это было очень-очень странно. Найс пожертвовал наслаждением чужими криками ради чего-то другого. — Задавай вопросы, — вдруг кивнул Найс. — Допрашивай. Ошарашенный Стоун уставился на мальчика изумленным взглядом, но Найс ничего ответил. Он не собирался комментировать одно из самых взвешенных своих решений. Он запрыгнул в кроссовках на огромную кровать, развалился на двух подушках и вальяжно закурил. На этот раз Найс выглядел разочарованным собой, и от его взгляда щемило сердце. Его тонкие губы со жгучей уверенностью обхватывали тонкий цилиндр сигарет, размягчая бумагу. Найс снова действовал против собственных желаний ради существования какого-то призрачного мира. В его сосредоточенных глазах сгорали безнадежные судьбы людей. Одна за другой жизнь гасла, не выдержав шквалистого ветра войны. Может быть, все эти люди и таланты не были достойны даже одной улыбки Найса, но он ради них прервал свою справедливость. Прервал наказание за изуродованное детство. Отозвал ноющую гордость. Доктор Бейкер был тем, кто посоветовал Старику спрятать ребенка в клинике для сошедших с ума талантов. Доктор Бейкер был тем, кто увидел в Примавере лучшее решение для отчаявшегося подростка. И сейчас Найс смотрел на него так, словно дарил невозможное прощение. Потому что там, за незримой линией фронта, ни за что гибли люди. — Как миротворцы хотят уничтожить талантов? — равнодушно проговорил Стоун, заглянув в распахнутые от ужаса глаза мужчины. В этот момент он захотел даже выдавить их, но зрительный контакт был нужен. Паразит должен был видеть, что на место уважительного тона и адекватных вопросов мог вернуться сияющий в крови Найс. Стоун развязал толстый узел на затылке доктора Бейкера и осторожно вытащил толстый моток простыни изо рта мужчины. В его челюсти даже что-то щелкнуло, когда он сомкнул зубы. Стоун одобрительно кивнул, молчаливо повторив вопрос. — Выживут только люди, — вдруг прошипел доктор Бейкер. — И Эйсин будет в их числе, когда оружие миротворцев обрушится на землю, — закончил обезумивший от боли мужчина. — Никто не остановит миротворцев. Никто не остановит Эвелин. Стоун с непониманием обернулся на Найса, но тот лишь усмехнулся уголком губ. Он был чертовым гением. В одном его незначительном оскале отразилась грандиозная предусмотрительность и очередная победа. Найс экспортировал разработки лабораторий Примаверы на подпольный рынок по высокой цене. Теперь многие образцы были для них в открытом доступе. Он оплатил побег из Примаверы средствами Сильвера, а на свои сбережения он скупил часть вакцин назад. Стоун сдержанно кивнул, хотя в этот момент был готов броситься вперед и расцеловать ноги мальчика. В венах доктора Бейкера разливалась сыворотка правды из крови Ханни и безвредное обезболивающее из крови убитого Химерой Монаха. Найс махнул рукой, велев продолжить допрос. Одна его сигарета уже почти дотлела, и он без всякой спешки снова достал начатую пачку. Его каштановые волосы с россыпью выбеленных прядей вились, пушились и опадали по вискам. Он выглядел похудевшим. Может быть, потому что сменил широкие штанины на темные классические джинсы, практически обтянувшие ноги. Может быть, потому что снова забывал о еде, будучи поглощенным бесконечными идеями о новом мире. Что бы ни происходило с этим мальчиком, оно ему шло. Мир складывался в нарисованную Найсом картину. — Как миротворцы хотят уничтожить талантов? — Стоун снова задал интересующий его вопрос, но уже с большим рвением. — Они откроют правду о вирусе и объявят территорию талантов не вражеской, а карантинной, — мгновенно произнес Доктор Бейкер. — Заручившись поддержкой людей и нейтральных земель, они закончат биологическое оружие против талантов. Вы подтвердили существование Тотал Ликвидэйшен, и я передал эту информацию Эвелин. Теперь она будет готова к любым проблемам. — Речь идет об истреблении миллиарда жизней, а сумасшедшим они назвали меня, — вдруг рассмеялся Найс, словно услышанные новости никак не обеспокоили его. При упоминании имени сестры болезненно дрогнули лишь его тонкие ресницы. Это было нелепо. Родная сестра предала память о матери и променяла проект идеально сбалансированной империи на старый мир, где таланты никогда не существовали. Но Найс действительно меньше всего на свете понимал сути допросов и переговоров. Что-то в его взгляде переключилось, когда он прищурился и погладил пальцами гладкую кожу подбородка. — Эвелин несказанно повезло. Когда я пришел за ней, ей хватило ума хорошо спрятаться. У меня нет времени на эту интересную игру. Где она? — Я не знаю, — тут же прошептал доктор Бейкер. Найс с разочарованием запрокинул голову назад, открыв линию шеи. Стоун протаранил его укоризненным взглядом. Найс нарушил протокол безопасности, в одиночку отправившись на поиски миротворцев. — Когда миротворцы нанесут удар? — Стоун продолжил допрос. — Биологическое оружие было разработано на основе крови Химеры, — прошептал доктор Бейкер. — Это антирегенерация. Когда миротворцы доделают установку, они поймают Химеру и заразят веществом весь мир. — Да что в нем такого особенного, что линии войны раз за разом сходятся на нем? — проговорил Стоун и принял протянутую Найсом сигарету. Мальчик снова улыбался. Весь мир по-своему нуждался в Химере, и это его забавляло. Потому что Найс хотел видеть незримую величайшую легенду только в своей постели. Стоун вдруг нахмурился, вспомнив того, кто должен был знать о надвигающейся катастрофе. Микки. Фанатик, готовый вести честный бой. Талантам не позволяли ни выиграть, ни проиграть с достоинством. Их собирались вырезать, как зараженную падаль. Стоун вздохнул, не в силах даже немного осознать тяжесть этой ситуации. — Вы же были уважаемым миротворцем, доктор Бейкер. Как вы могли отдать кровь Химеры ради такой цели? — Я бы никогда не стал участвовать в геноциде. Антирегенерацию открыла леди Элеонор пятнадцать лет назад в медицинском корпусе элитных юнитов, — таинственно прошептал доктор Бейкер, затем энергично задвигал рукой, в попытке развязаться и заткнуть болтливый рот. — Старик закрыл этот эксперимент и растил Химеру с единственной мыслью: регенерация — самое страшное оружие этого мира, её нужно было ото всех скрывать. Все, кто знал о втором таланте мальчика, поклялись хранить тайну. — Мне надоело, — неожиданно произнес Найс и бросил нож под ноги пленника. Стон с непониманием кивнул, поднял лезвие и прижал его к горлу доктора Бейкера. — Стой, — тут же скомандовал Найс и замолчал, переваривая в себе какой-то наболевший вопрос. Стоун с готовностью отступил назад, убивать связанного человека он не хотел. — Моя мама любила талантов, — с плохо скрываемым непониманием напомнил мальчик. Он даже как-то немного сжался, словно в комнате резко снизили температуру. Он ненавидел оголять душу, но в этой комнате его слышал лишь его раб и будущий мертвец. Найс хотел сказать что-то еще, но передумал и снова расслабился, сделав глубокую затяжку. Наверное, он снова мыслил гораздо шире, чем кто-либо мог себе представить. То, что он проговорил дальше, расставило в голове Стоуна многие приоритеты старых миротворцев. — Раз моя мама любила талантов, почему она не уничтожила рецепт биологического оружия? — Твоя мама боялась талантов. Какой был толк от любви, если она боялась, Эйсин. Из-за этого страха она создала для тебя преданного пса в лице Роберта Стоуна. Чтобы существовал кто-то способный противостоять аномальным силам, — доктор Бейкер закашлялся. Вены на его руках стали набухать. Скорее всего, это был или побочный эффект непроверенной на людях сыворотки, или передозировка отравляющими веществами. Вирус в крови талантов был всегда готов убить человека. Доктор Бейкер отдышался и уронил голову на грудь. Он таял на глазах, но сыворотка не позволяла ему замолчать. — Когда Старик привел в наш медкорпус маленького мальчика с регенерацией, мы надеялись получить лекарство, подавляющее талант. Но это лекарство не подавляло, а уничтожало. Старик не позволил ставить дальнейшие опыты и издеваться над живым ребенком, забрав от нас Химеру. Старик выслал твою маму, Эвелин и тебя в город Виктория не ради вашей безопасности, а ради безопасности Химеры. Чтобы никто ему больше не навредил. — Не слушай его, — мрачно пробасил Стоун и снова поднес нож к горлу пленника. Потому что доктор Бейкер озвучивал страшную правду. Леди Элеонор скрывала семейную драму. — Я любил твою маму. Любил, когда мы вместе учились. Любил её, когда она работала в прифронтовом госпитале. Я любил её, когда мы перешли в медицинский корпус элитных юнитов. Я любил её, даже когда она вышла замуж за твоего отца. Любил её, когда родилась Эвелин. Любил тебя, Эйсин. Я любил все её достижения и ошибки, — доктор Бейкер медленно поднял голову, и в его помутневших глазах прочиталась боль прошлого. Война сначала отбирала души, а потом только хоронила тела. Доктор Бейкер смотрел вперед, словно видел перед собой не Найса, а позабытую временем женщину. Мать и сын были так похожи друг на друга. — Я любил твою маму, когда твой отец развелся с ней. Любил её под знаменем миротворцев. Любил в лабораториях. Любил всегда и везде. — Прекратите, — приказал Стоун, стараясь прервать эмоциональную речь. — Стой, — остановил его Найс и с непониманием уставился на Стоуна. — Ты знал, что мои родители были в разводе? Стоун нехотя кивнул, но за этим согласием не последовало ни бури, ни раската грома. Найс просто о чем-то снова задумался. — Я был другом твоей мамы, иногда я был к ней ближе, чем стоило, — вдруг признался доктор Бейкер, и теперь уже не было понятно, говорила это сыворотка правды, или измученная за долгие годы одиночества совесть. — Мы искали причину происхождения талантов. Пока твой отец размазывал войну, как бабы размазывают сопли по подушке, мы работали над спасением мира. Я был нужен живым, чтобы хранить секрет биологического оружия на случай, если люди начнут проигрывать. В этом и было спасение мира. — Это низость, — с презрением ответил Стоун. — Люди называют это дальновидностью, — мягко поправил его Найс и его голос даже не дрогнул. Словно он понимал поступок мамы. Словно геноцид стал вдруг приемлемым решением для сохранения на Земле разумной жизни. Найс медленно и задумчиво облизал губы. Он не собирался объяснять свои слова, они были предельно ясны. Ясны и в то же время непостижимы. — Расскажи мне о Химере. — Я не чувствую ног, — доктор Бейкер едва слышно усмехнулся. —Я не просил тебя танцевать, — едко ответил Найс. — Исповедуйся, дядя. Может быть, я отпущу тебе грехи. — Маленький Эйсин, придумавший себе Найса, чтобы без стыда смотреть людям в лицо, — прошипел доктор Бейкер, закачав головой. Очевидно, сыворотка исчерпала себя. Человеческое тело победило нестабильный вирус, и в мужчине заговорило не то презрение, не то сочувствие. — Созданный тобой Туз — лишь попытка искупить вину. Вся эта идея нового мира — плод больного воображения, а Стоун потакает тебе, потому что леди Элеонор приказала ему. Маленький Эйсин, придумавший себе комфортную жизнь. Вернись в клинику, врачи тебе помогут. — Это не самая восхитительная чушь в моей жизни, — с удовольствием промурлыкал Найс, и его настроение поднялось за считанные секунды. В серых глазах с торжеством загорелось едва не исчезнувшее самодовольство. Найс сложил ладони так, чтобы кончики пальцев соприкасались друг с другом, и зацокал языком. Казалось, он вдруг вспомнил что-то далекое, что-то почти приятное, что-то, от чего Найс едва не растаял в восторге. — Спасибо за все, дядя. У меня с тринадцати лет непробиваемый иммунитет к промыванию мозгов. — Химера — величайшая тайна этого мира, тебе ничего не нужно о нем знать, — едва разборчиво проговорил доктор Бейкер, предприняв новую попытку обозначить триумф в ситуации. — Маленькому Эйсину придется снова меня пытать, чтобы показать, каким бесстрашным он вырос. Сыворотка больше не действует, — доктор Бейкер скривился, протаранив мальчика неожиданным сочувствием. Можно было бы подумать, что он действительно жалел Найса. Хоть сыворотка и перестала действовать, причиненный ею ущерб тянул человеческий организм в могилу. — И почему мне все время достается роль злодея? — с нескрываемой радостью возмутился Найс. Он обожал, когда его величию сопротивлялись. Он обожал доказывать свой фурор. Если бы ему не пришлось скрываться, он день за днем мог бы проводить парады в честь собственного великолепия. Но он терпеливо выжидал. Он с трепетом охранял торжество своего будущего. — Маленькому Эйсину не нужно тебя пытать. Маленький Эйсин умеет создавать драмы мертвым девочкам. — Ты угрожаешь мне Онорой? — доктор Бейкер с разочарованием покачал головой. — Эйсин, ты сильно болен, так нельзя, — с усталой медлительностью прошептал доктор Бейкер. — Мне кажется, что можно, — надменным тоном ответил Найс. — Я вернул тебе семью, — посетовал доктор Бейкер. — Что-то я упустил этот момент, — ничто в голосе Найса не дрогнуло. — Не трогай мою дочь, — еще раз попросил доктор Бейкер и без сил уронил голову вперед. Стоун мотнул головой в сторону двери, и к его удивлению Найс подошел к нему. — С каких пор ты опустился до бесполезной жестокости? — с беспокойством прошептал Стоун. — С тех пор, как жестокость перестала быть бесполезной, — было видно, что Найс тоже не был доволен собой, но он не мог остановиться. Он прекрасно понимал, что вместе с Бейкером могли погибнуть все тайны Химеры. И он не мог этого допустить. Он был готов пожертвовать собственными принципами ради юношеских чувств. Здравомыслящий Туз в голове мальчика отчего-то позволил Найсу такую оплошность. Найс вдруг перестал хмуриться. — Все под контролем, успокойся. — Ты угрожал человеку расправой над его ребенком, — успокоиться Стоун не мог. Были рамки, которые не стоило переступать. — Я не трону Онору, если расскажете о Химере, — Найс повысил громкость голоса, многозначительно посмотрел на Стоуна и вернулся вглубь комнаты. — Чем больше вы успеете рассказать, тем меньше я буду общаться с вашей дочуркой. Меня её компания мало прельщает. Доктор Бейкер с некоторой обреченностью закивал, но ничего не произнес. Казалось, он сделал выбор в пользу тайны Химеры. Он сделал очевидную глупость, понадеявшись на отравленную человечность Найса. Может быть, это была не глупость, а нелегальная вера в разворованную доброту мальчика. Но Найс действительно не собирался пытать Онору. Просто боль умирающей пигалицы могла бы доставить ему хоть какое-то удовольствие. Устав от ожидания, нетерпеливый Найс просто сделал новый укол и чувством выполненного долга снова запрыгнул на кровать. Доктор Бейкер забился в новых судорогах. Очевидно, Сильвер где-то налажал с созданием пассивной сыворотки, пригодной для человека. Но в каком-то смысле она работала, и только это интересовало разгоревшегося любопытством Найса. — Химера, — с улыбкой напомнил Найс и развел руками, словно завершил выступление целого оркестра. — В последние секунды своей жизни ты будешь радовать меня, дядя. Прими это. Дикция доктора Бейкера становилась все менее разборчивой, но он заговорил: — В молодости Старик вел секретную миссию по освобождению оккупированной талантами земли. Его отряд наткнулся на хорошо укрепленное военное поселение у самой границы. В нем жили лишь мирные таланты: дети до тринадцати лет, их матери и несколько военных воспитателей. Разведка доложила, что в поселении ждали врача с нейтральной территории. Тот, кого мы зовем Химерой был серьезно болен и не шел на поправку. Старик воспользовался чужим горем, а родители Химеры были в таком отчаянии, что поверили человеку на слово. Они впустили его в свой дом, и в ту же ночь Старик убил дозорного и открыл двери поселения. Всех, кто находился внутри стен, уничтожили в течение считанных минут. Таланты даже не успевали проснуться, как им резали глотки, а Старик в это время просто ждал окончания операции. Поговаривали, он даже держал в руке бокал вина, чтобы скорее отпраздновать победу, — доктор Бейкер сдавленно рассмеялся, но тут же захрипел и снова закашлялся. Пот струился по его шее и пропитывал влагой задранную к шее одежду. — Потери отряда Старика были нулевыми при стопроцентном успехе операции, он сделал свое имя в том походе, карьера пошла в гору. Но на обратном пути Старик нашел ребенка. Один талант выжил во время резни, и Старик не смог его добить. Он не смог отдать приказ об убийстве, глядя ребенку в глаза. — Еще недавно Химера был безликой легендой, а теперь вы создаете из него историю, — с недовольством проговорил Стоун, но Найс на него шикнул, заставив прикусить язык. — Настоящая трагедия началась, когда Химере исполнилось двенадцать. Леди Элеонор добилась первого временного перемирия между людьми и талантами. Именно тогда военный лагерь талантов узнал о выжившем мальчике из поселения. Поговаривали, что это были проделки Тао Хи, он всегда пытался избавиться от подрастающего конкурента. Химера не был беженцем или добровольцем, вступившим в отряд, он не был отнятым у матери младенцем без истории рождения, он не был проданным материалом. Он был мальчиком из военного поселения с семилетним прошлым, сыном военного учителя. Лидер талантов обвинил Старика в похищении и пленении ребенка. Перемирие повисло на тонком волоске, таланты требовали вернуть Химеру назад. Для них это было дело принципа, как и для Старика, ведь Химера уже носил его имя, он был его ребенком и многообещающим юнитом. Когда таланты подарили Элеонор бриллиантовые серьги, они ждали от нее ответного подарка. Мы умоляли Старика отдать Химеру, на кону стоял весь мир. После окончания войны мальчик снова мог вернуться на территорию людей и жить с приемным отцом. Старик с трудом согласился, но в тот день леди Элеонор убили. На двери комнаты леди Элеонор остались следы удара кулаков, её убийца был талантом. О Тотал Ликвидэйшен в то время не ходили даже слухи, и Старик обвинил Военный лагерь талантов в убийстве первой леди миротворцев, матери его детей. Эйсина и Эвелин Старик доверил мне, а сам поклялся сделать все, чтобы стереть талантов с лица Земли, и с головой погрузился в войну. Химеру, конечно же, никто не вернул на родину. Перемирие было сорвано. К девятнадцати годам Химеры слава легендарного убийцы распространилась по всей стране, и таланты смогли выйти на него сами. Он был верен людям до конца, более исполнительного солдата мы не видели, но ему раскрыли правду о гибели настоящей семьи. — И что сделал отец? — Найс заполнил возникшую паузу. — Просто нанял Ноаха Шрагу? — Твой отец никогда не был убийцей, — подал голос Стоун, но вновь замолчал под суровым взглядом Найса. — Зато Химера был превосходным киллером, — произнес доктор Бейкер, едва передохнув. — Два неизученных таланта делали его практически неуязвимым. Он был обучен истории войны лучше всех, он лучше всех был для нее подготовлен, он принимал смерть и не боялся её. Его учили быть человеком, но в нем текла кровь таланта, против которой были бессильны любые слова. Мстительность. Агрессия. Заточенные на убийства инстинкты чудовища. Старик понимал, что потерял Химеру навсегда, он и сам себя простить не мог. К тому времени о существовании Эйсина мало кто помнил, под угрозой оставалась Эвелин. Старик нанял Ноаха Шрагу, надеясь, что в нужный момент он сможет устранить Химеру. Не ради убийства приемного сына, а ради жизни родной дочери. Не думаю, что это был легкий выбор. Вы не представляете, как тяжело родителю причинить вред своему ребенку. Старик никогда не нападал первым. Он до последнего надеялся, что Химера не придет в резиденцию. Но Химера пришел и напоролся на засаду. Найс промолчал в ожидании заполнения паузы. Наверное, ему было больно слышать о любви, которая по праву крови должна была принадлежать ему. — Старик объявил Химеру предателем, но больше всех защищал его от реальной охоты. — Химера проиграл Ноаху Шраге? — с любопытством спросил Найс, прервав оду отцовской преданности. Это никак не касалось дела. — Их бой был таким продолжительным, что они дошли до самой линии фронта, — кивнул Бейкер. — Ноах Шрага победил, но не убил Химеру, узнав о его регенерации. Он бросил его возле одного из ручьев за этим домом. Это было случайностью, что я нашел его прежде, чем он погиб. Я помог Химере, но воспользовался возможностью и забрал так много его крови, сколько только смог. Когда он очнулся, то сбежал и исчез на два года. Все считали, что он умер. Кто-то сказал, что Химера никогда не существовал. Но я умел отличить его почерк от других убийц, он продолжал жить и убивать, но уже не ради людей. Когда я увидел тело мертвой Эвелин, я сразу понял, чья это была работа. Химера добрался до нее. Если бы я его не спас, если бы не увлекся исследованиями крови, девочка бы выжила. Я должен был попробовать её спасти, и я сделал все ради её воскрешения. — Я почти что благодарен, — злорадно проговорил Найс. — Я не стану просить у тебя прощения, Эйсин, — в ответ произнес доктор Бейкер. — Я, Эвелин, Старик, мы лишь пытались тебе помочь. Пытались тебя защитить, спрятав подальше от войны. Позволь Эвелин закончить кровопролитие. Посмотри на мир. Люди отчаялись, человечность их изнурила. Война должна окончиться. — Война непременно закончится. Она закончится моей победой, — с воодушевлением пообещал Найс и на его лице заиграли новые тона амбиций. Они выглядели как смешанные краски королевской напыщенности, чистокровной гордыни и по-детски бесхитростной надежды. Он обошел кушетку Химеры и раздвинул темно-синие занавески. Наверное, они напоминали ему о счастливых днях в тюрьме. Вот только за этим окном находился целый мир. За этим окном можно было разглядеть небо. Но чем дольше Найс смотрел, тем больше портилось его настроение. Чем больше портилось его настроение, тем больший интерес разгорался на его лице. — До чего же прелестная наглость, — с удовольствием в голосе прошептал Найс и в его глазах снова загорелся странный азартный огонек. — Стоун, взгляни. Эта женщина была послом апокалипсиса в Примавере? — Найс даже прищурился, когда яркий солнечный луч упал на его лицо. Стоун почувствовал новый холодок в груди и даже успел произнести несколько молчаливых молитв за те два шага, что отделяли его от окна. Черный автомобиль был припаркован возле дома. Возле него с деловым видом курила женщина в годах. За тяжелыми клубами дыма её лица почти не было видно, но он непременно её узнал. Стоун сделал шаг вбок, чтобы снова исчезнуть с линии обзора. Ти-Эль были везде. Они отследили звонок в резиденцию Старика и теперь пасли своего наемника. — Какая занятная леди, — прошептал Найс и отпустил уголок занавески. — Роберт, ты испугался эту милую старушку, когда отдал мою Примаверу врагам? — У нее были координаты Примаверы и желание ее подорвать, — строгим голосом напомнил Стоун. — Координаты Примаверы у нее были по моему решению. А вот её появление здесь очень-очень любопытно, — Найс улыбнулся с восхищением. Он ненадолго задумался, а потом покачал головой, отогнав какие-то мысли. — Это просто потрясающе, верно? Апокалипсис в лице милой старушки. — Эта милая старушка — враг всего мира, — нахмурился Стоун. — Она зверь. — И этот зверь рискует собой ради личной встречи с Химерой? Что-то здесь нечисто. Здесь что-то личное, и я хочу покопаться в этой драме, — Найс продолжал с любопытством всматриваться в окно. Наверное, его человеческая натура позволяла распознать мотивы подобного риска. Он тоже был руководителем группировки. Он был создателем мощного протокола безопасности и понимал, что только крайняя ситуация могла вынудить такую скрытную женщину выйти в свет. Найс не переставал изучать её ревнивым взглядом. И Стоун понимал почему: эта милая старушка претендовала на Мая. Стоун хотел проверить пульс затихшего доктора Бейкера, в этот момент Найс стянул запятнанную рубашку через голову, накинул на плечи огромную куртку дяди и выскользнул из дома. Он выбежал по ступенькам на дорогу. Он приветственно махнул рукой женщине и подошел ближе. Стоун едва держал себя в руках, чтобы не атаковать главу Тотал Ликвидэйшен, но ничего подозрительного не происходило. Найс обворожительно улыбался и активно жестикулировал, указывая на окрестности. Они о чем-то разговаривали в течение нескольких минут, и в какой-то момент женщина почти неуловимо коснулась его кожи. Стоун нахмурился. Это была обычная проверка температуры тела, таланты были чувствительны ко всему, что было холоднее их. Найс прищурился всего на миг, но тут же продолжил милую беседу. Глава Ти-Эль хотела убедиться, что говорил с безобидным человеком. Найс определенно знал, что делал, но полное неведение сводило Стоуна с ума. Под конец разговора женщина тоже улыбнулась обаятельному человеческому ребенку, растаяв под его напором, а Найс отошел к крыльцу и с торжественным видом помахал ей рукой. Когда она села в автомобиль и отъехала в сторону выезда из города, улыбка на лице Найса стала еще шире. Когда Найс вошел в дом, доктор Бейкер повис на веревках. Его сердце остановилось. — Просто поразительная женщина, — с восторгом отозвался Найс, еще не обратив внимания на смерть дяди. — Она хотела убедиться, что Химера все еще живет в этом доме. Видимо, она отдала приказ следить за Бейкером. Они знают, что он был причастен к миротворцам. По какой-то причине Ти-Эль стали меньше доверять Химере. — И что ты ей сказал? — Стоуна тоже мало чем трогала кончина какого-то там человека. — Только то, что она хотела услышать. Я недавно переехал, и не видел в окрестностях ни одного таланта, — кивнул Найс, вдруг остановившись возле мертвого доктора Бейкера. Его взгляд немного потеплел и стал на грамм печальнее. — Май рисует мишень на своей груди, и считает это забавным. Нам не нужны его неприятности. Пока мы не выследим Эвелин, ему придется быть более осторожным. Впервые за долгое время упоминание Химеры не шло вразрез с деловой хваткой мальчика. Он отодвинул свою постель на второй план. — Хочешь с ним встретиться? Откроешь ему свое воскрешение? — напрягся Стоун, но попытался скрыть свое недоверие необъявленным решением. Найс не ответил. Наверное, он и сам еще не решил, стоило ли доверять своему убийце новую жизнь. Стоун хорошо помнил, каких трудов ему давалось бесполезное убеждение необузданного новичка. Хаос был его вторым именем, и сложнее всего было бы объяснить Химере, что его существование приближало всех талантов к смерти. — Он тебя не послушает. — Переговоры — не мой конек, — Найс пытливо посмотрел на мертвого дядю. — Но я умею быть убедительным. Май послушает меня. — В доме полно образцов регенерации, — Стоун тут же вспомнил о вшитой в человека взрывчатке. — Ты действительно хочешь все уничтожить? Эта кровь уже один раз спасла тебе жизнь. — Позвони на городской от соседей, я дождусь сигнала, — Найс не сводил пристального взгляда с застывшего тела. Он не ответил на поставленный вопрос. Он говорил только на те темы, которые были интересны ему. Оставалось лишь радоваться, что его хоть как-то интересовали проблемы военного мира. Найс вдруг раздраженно усмехнулся. — Мы сыграем в одну интересную игру. Стоун пошел к двери, но с сомнением остановился. Найс словно превратился в фарфоровую куклу с пронизывающим безжизненным взглядом. Только равномерное дыхание на его груди выдавало его причастность к жизни. Не стоило напоминать, кому он был обязан за эти минуты свободы. Тому, кому бы никогда не захотел быть должным. Единственному, кого считал равным себе. Растущая значимость Химеры не могла не уязвить погрязшего в предательствах Найса. Стоун с горечью вздохнул: раб не мог протянуть руку помощи своему юному хозяину. Поэтому он просто ушел из дома, перешел дорогу и сделал звонок. При этом он не забыл чемодан с документами. Найс поднял трубку, и с грохотом положил её возле телефона. Он ничего не сказал. Стоун тоже не стал ничего спрашивать. Он просто прошел вглубь чужой гостиной, скрипнув досками, сел на запыленный диван и уставился на осиротевший чемодан с тайнами миротворцев. Найс еще не доказал миру способность править. Найс не доказал миру возможность прекращения войны. Занятная идея пришла Стоуну в голову, и он приподнял старый истоптанный ковер. Площадь в один квадратный метр действительно была устелена короткими высохшими за лето досками. Под ними оказался глубокий лаз, и Стоун сбросил вниз табуретку. Глубина была не больше двух метров, и он рискнул спуститься. Из узкого лаза был проход, окаймленный неумелой кирпичной кладкой. Стоун нагнулся и заглянул в темный тоннель: он состоял из ступеней, ведущих вниз, к тяжелой на вид металлической двери. Защитный бункер для тех, кто мог оказаться на прифронтовой территории во время атаки талантов. Стоун положил чемодан на лестницу и толкнул вниз. Входная дверь заброшенного дома скрипнула, и он поспешил подняться к Найсу. Мальчик ничего не спросил, когда увидел своего валета, вылезающего из пола. Словно он был выше избыточной суеты и непотребной дурости. Стоун вдруг почувствовал, как волоски на его руках встали дыбом. Найс коротко кивнул, приняв сигнал. Едва выживший Химера пытался сканировать местность, и его присутствие остро отражалось на состоянии Стоуна. Словно горячие иглы впивались в его глаза. Незримая для мира легенда возвращалась в человеческий дом. Найс подошел к окну, сжимая в руке украденные из комнаты доктора Бейкера синие занавески. Такие же, как были в его тюремной камере. В них была заключена вся его искаженная жизнь. Запятнанное детство. Утраченная юность. Абстрактное настоящее и обязательное будущее. Найс уперся спиной в стену, отделявшую его от встречи с Маем. Найс не двинулся с места, до белизны в костяшках стискивая пальцы в кулак. Стоун почувствовал, как его сердце упало на пол куском несвежего мяса. — Ты же жить без него не сможешь, — прошептал Стоун, навеки похоронив свою ревность в глубине серых страдающих глаз маленького садиста. Он вдруг неожиданно испугался странного настроения Найса. — Не смей его убивать, — это была угроза. Найс лишь меланхолично улыбнулся. Ему было плевать на чужие запреты. Двигатель подъехавшего автомобиля стих. Входная дверь соседнего дома хлопнула на всю улицу. Казалось, Химера засек присутствие другого таланта поблизости, но не придал этому особого значения. — Май не причинит тебе вред, — снова заговорил Стоун. — В день твоей смерти я нашел флакон со снотворным, принадлежавший Ноаху Шраге. Химера никогда не желал твоей смерти. — Не лезь не в свою войну, валет, — холодно ответил Найс, вслушиваясь в шаги Химеры через старинный громкоговоритель. — Громкоговоритель. Быстро. — Что в посылке? — Чья-то дерьмовая шутка. Местные мальчишки снова решили посмеяться надо мной. — Где твой отец? Голос Химеры наполнил комнату воспоминаниями о Примавере. Голос Оноры возвращал все к реальности.Богослуженьем их любовь была, и боговоплощеньем это было. Над алтарём порой витала мгла, порой светило страсти восходило, И матовая мраморность царила богов в пылу, спалившем их дотла.
Стоун покачал головой, услышав пронзающие строчки. — А вот это больше похоже на местных идиотов. Туз — дерзкий бог и нежный сатана, час королей сменяется эпохой, валету предпочтительна война, десятка всем казалась милой крохой. Девятке… — Вон из дома! — Девятке доверяется казна, восьмерке курс один — не ошибиться, семерка поднимается со дна, шестерке Туз советует молиться. Брэин же старался, могла бы дочитать, — подытожил Найс и инстинктивно зажмурился. — Выживи. На Бристоль Грин раздался взрыв. Карточный домик разлетелся по швам. Огрызки панельных стен и куски мягкой кровли ударились в стены соседних домов. Стоун накрыл Найса собой, попытавшись уберечь от взрывной волны, выбившей стекла окна. Наверное, прошла целая вечность до того, как двое замерших людей смогли вдохнуть полной грудью. Оглушенный Найс медленно вышел из дома и остановился возле кованой калитки дорогого забора. Остатки разрушенного дома пылали. Никто не пытался выбраться из-под обломков. Вдалеке привиделись разноцветные маячки пожарных машин, и даже немного был слышен гул сирен. Стоун держал Найса за забинтованную руку, а мальчик с обозленным ожиданием таранил ждущим взглядом царящую разруху. В какой-то момент он вернулся в соседский дом, ладонью впился в торчащее стекло и сжал его, заставив здоровую руку кровоточить. — Он выжил, Найс, — уверил его Стоун. — Он замешкался, — Найс наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую. Он отпустил стекло и прошел вглубь комнаты, оставляя за собой след из капелек крови. Он стоял так ровно до того момента, когда пожарные не потушили дом. Он стоял на одном месте больше трех часов, проигнорировав попытки военной полиции найти живых свидетелей происшествия. Он просто стоял, пожирая глазами стену чужой незнакомой комнаты. В конечном итоге он вдруг рассмеялся, согнувшись пополам, и осел на пол. Его ладонь размазала по лицу застывающую в порезе кровь. — Он замешкался, чтобы спасти девчонку. Стоун кивнул. Игра началась.