Когда я проснулась этим утром, за окном шел снег. Он ослепительно блестел на солнце и заставлял щуриться, чтобы хоть что-то разглядеть в этих горах серебра. В доме, как всегда, было холодно — ветер свободно гулял по коридорам, так что все ходили в теплой одежде.
Прошла целая неделя с моего возвращения домой. За это время попаданцы начали немного успокаиваться, приходить в себя после… понятно, чего. Теперь иногда на лицах стали появляться улыбки, но все же все помнили, как много их было бы, если бы не Судная Ночь — так именовалась теперь та ужасная битва.
Полукровки тоже потихоньку обосновывались среди попаданцев, их было около ста пятидесяти — довольно большое число. Так что пришлось поселить их в соседнем доме, где Дымок (Мышеус познакомил меня со своим отцом) руководил группой бездомных.
С пропитанием особых проблем не возникло. Большинство магазинов и складов разрушены, так что еду брать было бы негде. Но благодаря тому, что население города сократилось почти на десять тысяч людей, оставшиеся припасы распределяли между горожанами абсолютно бесплатно, лишь на период восстановления основной части города. В оплату принималась физическая помощь мирных жителей в восстановлении, помощь в проведении похорон и прочее. Так же некоторые города объявили о сборе благотворительности на восстановление города, так что ежедневно к нам приходили вещи и еда из разных уголков страны.
Я, Полуночная, Воробей, Люси и Гэндальф (Огнехвост мертв) присоединились к врачам, оказывая помощь раненым и больным. У Люси почти кончился сок огнецвета, и она решила оставить лишь немного на черный день. По ночам я слышала, как она плакала в подушку, с трудом сдерживая всхлипы, и просила Аслана о помощи.
Остальные попаданцы помогали разгребать развалины города. И все, все кашляли — от туч пыли и пепла, что витали в воздухе. Мельком я видела своих родителей, но мы почти не разговаривали. Лишь один раз пересеклись взглядами, но у мамы хватило ума понять, что я не желаю разговаривать.
Сегодняшний день я всегда считала самым счастливым дней в году, но за последний месяц все дни стали для меня сплошной серой чередой времени, а последняя неделя и так проходила в таком режиме: «Сон — еда — работа — перерыв — работа — еда — сон».
Сегодня тридцать первое декабря. Первый Новый Год, который я отпраздную не дома в кругу семьи, а в разваленном доме в кругу друзей.
Я встала и поплелась в ванную. К счастью, хотя бы водопровод был исправен и вода была, как и электричество. Плеснув себе в лицо холодной водой, я вздохнула и пошла в общую комнату — так мы называли место на третьем этаже, где несколько стен обрушились и вся трехкомнатная квартира превратилась в одну огромную комнату.
Все сидели сейчас именно там и завтракали, кто молча, а кто тихо переговариваясь. Все знали о празднике, но празднование получится не самым лучшим. Возможно, из имеющихся продуктов наскребем ингредиенты для оливье, приготовим еще несколько блюд. Это обсудили еще вчера.
Я села на пол с тарелкой доширака. Скромный завтрак, но все же еда. Я, как и остальные, с отсутствующим взглядом опустошала тарелку, заполняя желудок.
К девяти часам утра большинство уже разошлось. Все отправились работать в город, а те немногие, кто остался — человек десять-двадцать — остались убирать дом и пытаться создать что-то отдаленно похожее на уют, а заодно стали готовиться к празднику. Я тоже осталась. Пустые оконные рамы мы закрывали кусками брезента, занавесками и досками, чтобы сохранить хоть капельку тепла в доме.
Я взялась за приготовление еды. Продуктов у нас было вполне достаточно для несложных блюд, а плита работала.
Параллельно уча Вишневую, я готовила картошку по-французски. Та внимательно следила за моими действиями и старалась повторять все движения, хотя получалось не очень — когда мы отправили противень в духовку, все ее пальцы были в ранках и царапинах.
— И как у тебя получается все так быстро резать? — спросила она, пока я смешивала консервированные ананасы, майонез, сыр и чеснок. Я не шучу, из этого всего получается чудесный салат.
— Училась, — пожала плечами я. — Каждый раз, когда мне было плохо, у меня было плохое настроение или я с кем-то ссорилась, я закрывалась на кухне и готовила.
— Значит, тебе часто было плохо?
— Нет. Просто готовка отвлекает от проблем. — я положила ее руку на рукоять ножа и осторожно направила к вареной моркови, которую нужно было порезать. Надавила. — Чувствуешь? Выкинь из головы все плохие мысли. Пусть они уйдут, а ты сосредоточься лишь на деле.
Подруга глубоко вдохнула и начала нарезать морковь на мелкие кубики. Я улыбнулась и вернулась к картошке, которую резала я.
— Это действительно очень полезное умение — забывать о себе. Особенно сейчас, — сказала Вишневая, смотря на меня грустными янтарными глазами.
Я вздохнула.
— Оно не просто полезное, оно жизненно необходимое. Не смотря на то, что случилось, не смотря на горе, мы должны выплывать из этого моря слез и тоски, пока она не превратилась в ярость и не отравила наши сердца. Мы не сможем отомстить Звездоцапу, если будем и дальше сидеть и плакать в подушки. В этом и заключается его сила — он не знает, что такое жалость. И для того, чтобы противостоять ему, нам нужно то же качество.
К вечеру все начали возвращаться домой, усталые от работы и голодные. Тут-то их и встретили зажженные свечи, наряженная елка и стол с едой.
Мы скромно улыбались, глядя на круглые глаза друзей. Не смотря на выбитые окна, закрытые кусками ткани, осыпавшуюся штукатурку и неровные проломы в стенах, об которые можно споткнуться, обстановка была вполне уютной. Горели обычные свечи, так как лампочки перегорели. Они были везде — на подоконниках, на столе, на тумбах и так далее. Ярко мерцали огоньки гирлянды на елке, украшенной новогодними игрушками.
Рядом с елкой стояли несколько столов, соединенных в ряд, чтобы могла поместиться хоть часть попаданцев. На них стояли тарелки и миски с разными блюдами, стаканы и бутылки с разным питьем.
У стены расположился телевизор, а вокруг него наложили подушек и постелили пледы.
— С Новым Годом! — хором сказали девушки (основную часть оставшихся дома составляли именно они).
— Вы все это за день сделали? — удивился Эдмунд.
— Ты недооцениваешь женскую силу, — ответила ему старшая сестра.
На часах было 23:30. Все начали рассаживаться, кто на застеленном коврами полу, а кто за столом. Было довольно тесно, и это еще без полукровок. Эти американцы отпраздновали Рождество и сейчас играли себе в карты в соседнем доме.
Я заметила, что остальные попаданцы, жившие раньше в Америке и Англии, отказались праздновать Рождество двадцать пятого декабря. Это наверняка был для них тяжелый шаг, раз они решили отказаться от своих традиций и соответствовать этой стране. Так что Дин, Сэм, Кастиил, Шерлок с Джоном, супергерои и прочие сейчас сидели вместе с нами и пели «В лесу родилась елочка». Очень странно детская песня звучит в исполнении толпы взрослых мужиков и женщин. Я даже записала это на диктофон, чтобы сохранить на будущее… если доживу до этого будущего.
Наконец все затихли, и сотня глаз устремилась к телевизору, где началось обращение президента. Все слушали его в молчании, а когда зазвучали первые звуки гимна России, я, Маша, Алекс, Ира, Катерина, Никита и Алиса встали и тихо запели вместе с хором.
Часы начали бить двенадцать. Все застыли в молчании, лишь переглядываясь. Про себя я загадала желание: не допустить повторения того, что было неделю назад. Не позволить друзьям вновь умирать.
Наконец часы отбили двенадцать, и все подняли стаканы с лимонадом, весело поздравляя друг друга и чокаясь.
Я с умилением смотрела на друзей. Эта дружественная атмосфера, эти улыбки и веселые подбадривания, когда Дракс соревновался с Гимли в армрестлинге — думаю, ради этого стоило пережить все беды. Мои друзья стали мне настоящей семьей за такой короткий срок, когда родные не желали понять меня.
Всей толпой мы вывалили на улицу, смотря на красивый праздничный салют. Не смотря на ситуацию, жители города нашли где-то фейерверки и запускали их по вечной традиции.
А когда салют закончился, все разбежались по своим комнатам. Я тоже помчалась к себе и вытащила из-под кровати довольно большой чемодан.
Все собрались опять в общей комнате. Каждый держал в руках по одной, а то и две или три коробки. У кого-то были простые коробки из-под обуви, а кто-то раздобыл специальную бумагу. Самые оригинальные просто обернули коробки в фольгу.
Тут же началась ходьба. Попаданцы подходили друг к другу и вручали подарки. Кто-то откладывал их на потом, а кто-то открывал прямо на месте и бежал обниматься.
Ко мне подошел Мышеус. Он улыбнулся мне и протянул картонную коробку из-под обуви, раскрашенную красками. Я улыбнулась в ответ и открыла…
Стенки там была глиняная площадка, выкрашенная в зеленый цвет, на которой стояли глиняные и раскрашенные фигурки размером не больше мезинца. Это были коты — все наше Грозовое племя: вот Воробей, перебирающий травы, вон Огнезвезд, задумчиво устремляющий взгляд в никуда. Это была копия нашего лагеря: расположение палаток, переплетение ежевичной стены лагеря — все было точно таким же, как я себе помнила.
А в центре поляны стоим мы с Мышеусом в наших кошачьих обличиях, переплетя хвосты. И все детали так хорошо проработаны, так искусно выдавлены из куска холодной глины, что я могла разглядеть даже выражение своей морды. На ней было счастье.
На глаза невольно навернулись слезы. Он сделал все это для меня, восстановив в памяти те сладкие воспоминания о прежней жизни.
На лице Мышеуса была светлая печаль. Я еще раз осознала, как он скучает по охоте, по вкусу свежеубитой добычи и по традициям котов-воителей. Всего этого он лишился по своей воле, ради меня. И оттого мне было стыдно.
Я улыбнулась ему в ответ, не зная, как выразить эмоции. Но кажется, он понял все по моим слезам. Я отвела его в сторону, вытащив в коридор, подальше от шума, и протянула ему маленькую коробочку, украшенную лентами и цветами в зеленых тонах — как выяснилось, любимый цвет Мышеуса именно зеленый. Он открыл ее, и замер. Оттуда полилась тихая, едва слышимая музыка. Точнее, это трудно назвать музыкой — скорее, смесь множества звуков.
Это были звуки ночного леса: шорох листвы старых дубов, плеск волн в озере, ударяющихся о берег, стрекот насекомых и шуршание бегающей в траве мыши. Все это слилось в единую мелодию, медленную, романтичную и спокойную.
Это была та мелодия, которую пел лес в ночь нашего первого свидания.
Он посмотрел на меня и наклонился ко мне. Я не отрывала взгляда от его зеленых больших глаз. И так неожиданно наши губы соединились в поцелуе. Только сейчас я осознала, что последние две недели мы ни разу не оставались наедине. Это нужно исправить.
— ЭЙ, голубки! — заорал через дверь Ракета, явно успевший напиться покрепче остальных. Кто-то утром пойдет на романтическое свидание с туалетом.
Мы оторвались друг от друга и смущенно расцепили руки. Я поставила наши подарки на тумбочку, запомнив для себя потом забрать их.
Мы вернулись в комнату, где все тусовались по полной и продолжали обмениваться подарками. Некоторые подарки были безобидными — украшения и прочие безделушки. Но некоторые решили стать оригинальнее и дарили: оружие, ракеты (Ракете подарили штук пять), еду (Алекс счастливый ходил с целым пакетом хот-догов и пирожков)…
Кто-то включил музыку, и начался просто настоящий трэш. Все танцевали, кто парами, кто по одному. Веселились и играли все и везде.
Я подошла к окну. Одинокий фонарь освещал дорогу от дома к кладбищу. Я видела длинную тень, движущуюся туда. И узнала в силуэте Алису. Девушка прошла через калитку и встала на колени перед одной из могил. Ломать голову над тем, чья она, не пришлось. Я увидела, как сестра склонила голову и положила на промерзшую землю маленький сверток.
Она приготовила подарок своему возлюбленному.
Я вздохнула. Мне остается лишь надеяться, что время излечит эту боль.
Повествование от лица Леголаса.
Наследдный принц Лихолесья шел по широкому коридору. Все попаданцы улеглись спать в общей комнате. Почти все спали просто без задних ног, с трудом уложив спать перебравших с алкоголем друзей. А эльфу все не спалось, и потому он просто бродил по дому. На часах было четыре часа утра.
Его размышления прервал громкий визг. Голос принадлежал Алексею, одному из рожденных в этом мире. Из соседнего коридора доносились звуки борьбы, упало что-то тяжелое.
— Отпусти меня, ***! — орал Грановский.
Шагая неслышно, Леголас подошел к повороту. В темноте его эльфийский взор различил двоих — один был Алекс, а другого юношу Леголас не знал. Они сцепились в схватке, в руках незнакомца был кинжжал, а Алекс схватил со стола подсвеечник и блокировал им удары.
Один раз противник Алекса задел его кинжалом и сильно оцарапал предплечье.
— Предатель! — прошипел сквозь стиснутые зубы Алекс, не обращая внимания на текущую по руке и пачкающую ковер кровь. Враг лишь усмехнулся и сделал еще один выпадд. Но меч не достиг цели — лезвие толкнула пролетевшая в нужный момент стрела, и вместо того, чтобы рассечь голову Алекса напополам, кинжал врезался в табуретку и застрял.
Леголас выскочил из укрытия и начал атаковать противника, демонстрируя свои навыки рукопашного боя. Алекс в это время встал, но нечаянно оперся на раненую руку и зашипел от боли.
— Предаатель… — прошипел Грановский. — Мы тебе доверяли!
Леголас на секунду отвлекся, что стало его роковой ошибкой. Враг схватил его за шиворот и без проблем (Леголас был немногим тяжелее парнишки) потащил эльфа за собой. Тот засопротивлялся, но враг заломил ему руки, так что любое лишнее движение могло послужить причиной для перелома. Однако Леголасу удалось выкрутиться и крепко ударить того в живот, но враг не растерялся и ударил Леголаса головой об стену. В глазах эльфа потемнело, он почувствовал, как течет струйка крови по его лбу. Он вот-вот потеряет сознание, но он старался держаться.
Алекс вскочил и побежал на помощь. Но незнакомец уже тащил тело оглушенного эльфа к зеркалу. Его гладь закачалась, и Леголас вместе с Созерцателем прошел сквозь зеркало.
Уже отключаясь, Леголас заметил летящийй в сторону врага кинжал и слышал полный боли вопль.
Повествование от лица Лавала
«Тогда уходи!» — крутилось в голове попаданца слова Анны Юдиной. Мелкая паскуда! Он только высказал свое недовольство, а она сразу его выгнала. И чем Лавал это заслужил? Чем заслужил то, что он теперь без своей огненной гривы и золотистой шерсти? Мощных лап, наследственной короны, трона и Клана Львов? И почему его угораздило влипнуть в этот кошмар вместе с друзьями, которые, в отличии от него, ничего плохого не сделали? Но предали…
Мысли вихрем крутились в голове бывшего льва, словно лезвие меча ранящего сердце.
В небе взрывались разноцветные салюты, разлетаясь на миллионы искр, как когда-то надежда Лавала на спасение и побег из дурдома. А дурдом этот — Санкт-Эринбург и мир людей в целом. Ему было трудно на душе оттого, что друзья предали его и погибшего при Втором Армагеддоне, или Судной Ночи, Вориза. Бедный волчара только поднял свой Клан на лапы, после страшной войны с Ледяными Охотниками, как попал вместе с другими зверями в мегаполис и погиб в страшной битве, когда попаданцы пытались разобраться к наступавшим к бункеру допенгагнгерам. Вместе с ним полегли Сорен, Перси Уизли, Наземникус Флетчер (чертов дезертир) и Василиса (да-да, Огнева).
Потрепанный золотой меч сейчас был привязанным к спине попаданца, зато в руке, крепко сжав рукоять, он нес практически такой же формы черный. Всего таких меча было четыре в потерянной в другом мире стране бывшего льва. Но три из них были утеряны в веках, а последний достался дяде Лавала, который любезно отдал племянник оружие крепчайшего сплава. Этим лезвием он дорожил, никому не давал даже притронуться. Странно, что наследник трона Клана Львов так бережно относиться к мечу, но после Судной Ночи так и не отмыл его от алых пятен и зеленой слизи, ставшей уже неприятно пахнущей коркой. Вот такой принц по натуре. Несдержанный, остроумный и одновременно с этим тупой, как пробка, безрассудный юнец. Эрис и отец даже признавались, что им искренне жалко его, воина с огненным сердцем.
Со стороны помойки, ограждавший ржавой железной проволокой разрушенный город, донесся подозрительный звук. Лавал еще крепче сжал меч, готовый в любую секунду кинуться на возможного врага, если это не копошащаяся мышь в мусорных баках.
Еще пара секунд, и пуля чуть не влетела в спину воина, но тот вовремя отлетел к самой свалке. Нападавших было не менее двух десятков, но даже это не могло потушить пламя назревавшего азарта битвы в груди бывшего льва. И он бросился в атаку, отбивая черным мечом с голубым свечением во всю длину лезвия свинцовые пули.
Он уже пришил троих, а недавнее разочарование в попаданцах только придало ему сил и гнева в сражение. Но даже обида и приниженная самооценка льва в словах Ани, Гермионы и Эрис, не смогли помочь ему против целого отряда противников. Они лавиной набросились на воителя.
Лавал из последних сил, что еще оставались в его мышцах, пытался сопротивляться многочисленным ударам тока, кулаков, дулов пистолетов, бит и ног. И вот, бедняга рухнул с кровью изо рта на холодный снег, блестящий разноцветными звездами в свете салютов.
И тут лев узнал в подходящем к нему мужчине Звездоцапа. Того самого, о котором говорили Коты-Воители, Парящие Орлы и Аня. Тот самый, хладнокровный, жестокий и мощный воин в истории леса, запомнившийся тем, что дважды был ближе к захвату всех племен, чем кто-либо еще. Дважды! Дважды! Но также оба раза проигрывал и погибал. Но этот тиран воскрес вновь.
Янтарные глаза Звездоцапа были обращены прямо на покрытого следами побоев Лавалу. Его взор был полон жуткого спокойствия и непонятной решимости. В ладони он держал мешочек чем-то заполненный. Его губы разошлись в наводящей страх кровожадной улыбке, скаля было острые зубы, как у бледного вампира.
Лавал бросил короткий взгляд на выделяющуюся в темноте белоснежную надпись, вышитую нитками на куртке злодея. «Лбийоп». Странная надпись, наверняка просто сломалась машина на заводе. По крайней мере, Лавалу было не до этого
— Нам очень нужны такие воины, — усмехнулась женщина за его спиной. Если Лавалу не изменяла память, её зовут Кленовница. Именно она убила Артема Бирюкова, друга жителей этого жалкого мира.
— Я не оспариваю сея факта, — повернулся к ней Звездоцап, блеснув своими поистине огромными и в какой-то степени волчьими глазами. — Нам нужны сильные, догадливые и знающие свое дело рабы.
«О чем они?» — не понимал лев, все также пытаясь вырваться из крепких рук солдат. Звездоцап поднес к его лицу мешочек с блестящим порошком, насыпь его на ладонь и дунул. Вещество мгновенно проникло в организм, потекло по его венам вместе с кровью, впиталось в кожу. Что-то странное почувствовал воин, прежде чем… начать застывать, словно бетон на солнце. Он становился холодным, кожа засверкала, конечности будто окоченели на столько, что юнец не мог пошевелить и пальцем. И вот, уже все тело покрылось таинственным свечением, он не мог шевелить ничем, кроме шеи и головы.
И тут Лавал не выдержал и закричал, надрывая связки, в надежде, что ему помогут. Крик, полный ужаса и отчаяния, пронесся по всему лесу до заброшки, до мегаполиса, сверкающего тысячами новогодними огнями.
— С Новым Годом, центурион! — процедил сквозь зубы Звездоцап, с усмешкой глядя за превращением.
