Два соулмейта.

Изуку задумчиво смотрит в серое небо, уютнее кутаясь в курточку. На улице прохладно, но ноябрь вышел тёплым. Сегодня её свидание с Тодороки, и она сама выбрала кафе, договорившись встретиться возле станции метро. Мидория сжимает руки, обтянутые тёплыми чёрными перчатками и выдыхает облако пара. Не смотря на то, что ноябрь выдался тёплым, сегодня холодно... Изуку улыбается, заметив разноцветные волосы в толпе. Тодороки подходит близко, улыбаясь, и уворачивается от снежка Мидории. — Шото, шапку! — недовольно говорит девушка, стараясь строжиться ещё сильнее. — Мне не холодно, Изуку, ты должна уже была это запомнить, — улыбается Тодороки и притягивает к себе Мидорию за талию, целуя в холодную щёку. — Мне что, теперь о тебе позаботиться нельзя? — смешно морщится Изуку, с удовольствием замечая, что стало теплее. — Спасибо, так лучше. Пойдём, я голодна. Она свободно берёт его за руку и тянет за собой. Мидория больше не боится проявлять свои чувства, хотя порой бывают моменты, от которых она краснеет и впадает в ступор. Но взять первой за руку уже не так страшно. Обнять самой или поцеловать… всё это пройденный этап. — Ты можешь снять перчатки, я не дам твоим рукам замёрзнуть, — предлагает Тодороки и чувствует, как на мгновение её пальцы сжимаются. Не снимает. Зря вообще предложил… — Мне и так нормально, — она оборачивается через плечо даря мимолётную лживую улыбку. Нет, всё не так хорошо, как она хочет показать. Но, по крайней мере, реагировать Мидория стала менее болезненно. До кафе они идут под весёлую болтовню Изуку. В самом кафе уютно и тепло, они садятся за дальний столик, подальше от чужих глаз. Мидория скидывает курточку и стягивает шапку, но перчатки не решается снять. — Никто не увидит, — Шото даже не надо отрывать взгляда от меню, чтобы понять, что именно твориться в душе у его соулмейта. — Мне и так нор… — она замолкает под пристальным взглядом Тодороки и опускает голову, говоря уже тихим голосом: — Я не хочу, ты же знаешь… Шото знает. Как знает и Бакуго. Но пока ничего поделать нельзя, ей самой нужно через это пройти и самой принять себя. — Давай, — он протягивает ей свои руки, ожидая ответного жеста. Изуку мнётся пару минут, а затем доверчиво вверяет ему свои руки. — Ты самая красивая девушка на свете, — Тодороки говорит такой интонацией, что засомневаться в его словах невозможно. — Я люблю тебя и только тебя. Больше никто не сравнится с тобой. Если ты не веришь себе, то поверь хотя бы мне. Изуку дёргает, прикрывает глаза, чувствуя, как с ладоней стягивают тёплые перчатки. Она не хочет видеть... Пальцы у Шото прохладные, но мягкие, нежно оглаживают руки, самыми кончиками, почти невесомо скользят по уродливым длинным уже зажившим шрамам. — Я не перестану любить тебя, Изуку, из-за них, — говорит Тодороки, приближая правую ладонь к себе и целует, чувствуя, как Мидория вздрагивает и тянет руку, желая освободиться. Для неё это слишком. И больно, и сладко. В душе всё натягивается. — Нет, пожалуйста, — она просит неуверенно и как-то печально. — Твои руки — это твои руки, даже если ты считаешь их уродливыми. На моём лице тоже есть шрам, но ведь ты не брезгуешь к нему прикасаться. Изуку смотрит виновато в глаза. Она понимает, что он прав, но это слишком… — Будь собой, — просит Шото. Изуку улыбается робко, прячет ладони под стол, когда к ним подходит официант, и они делают заказ. Оставшееся время до заказа их разговор течёт плавно и непринуждённо. Мидория счастлива и даже рубцы на руках сейчас беспокоят её меньше всего на свете. Шото до сих пор не знал, как она их получила. Четыре недели назад и к этому был причастен Шигараки. От имени Шигараки Мидория теперь всегда вздрагивает, и на лицо её падает тень, но она ничего не рассказывает. Как и не рассказывает Всемогущий, лишь виновато отводит взгляд в сторону, говоря, что Изуку сама поделится, если захочет. Но Мидория пока не хочет и молчит. Это случилось в тот день, когда Изуку пошла с подругами по магазинам и, так уж совпало, случайно или нет — никому до сих пор неизвестно, но Шигараки подорвал в торговом центре бомбу и устроил бойню. Было много пострадавших и даже умерших. Для Изуку это был большой удар. Столько погибших, которых она не смогла спасти… Это грызло её изнутри, Тодороки знал это, видел в глазах. То, что этому Томуре удалось уйти, нисколько не радовало Шото. Мина до сих пор находилась в коме и не приходила в себя… хотя девочки навещали её через день. Шото был уверен, что Токоями тоже навещает своего соулмейта. Хотя это подтвердить, конечно же, никто не смог. Зато они с Бакуго стали более внимательны к Мидории. Периодически они провожали её до дома, хотя Изуку и противилась такой опеке. Но оставшиеся на её руках шрамы словно тянулись до самого сердца, не отпуская её. Тодороки хотел бы, чтобы она перестала так зацикливаться на своих руках. Главное, что сейчас она здесь, с ним, живая и невредимая, улыбается светло и искренне, действительно счастливая от их свидания. — У тебя через два месяца день рождения, — неожиданно затрагивает эту тему Мидория. — Я всё думаю, что бы тебе подарить… Всё, что я не выбрала, не подходит. Может, у тебя есть какое-то пожелание? Хотя бы по цвету? Шото задумчиво рассматривает Изуку. Он уже думал об этом и не раз. О своём желании. Изуку может обидеться, но… это единственное, чего он так хотел… — Да, — он медленно облизывает губы, временно прекращая есть и сосредоточиваясь на своей девушке. — Есть кое-что, что я очень сильно хочу... — Я слушаю, — довольно улыбается Мидория, уже решив, что с подарком дело решено и отпивает большой глоток чая. — Я хочу… — на секунду он задерживает дыхание, собирая всю свою решимость воедино, — увидеть тебя голой. Изуку давится, нервно закашляв и вытаращившись на Шото. Что он хочет? Увидеть её без одежды? Это точно Тодороки? Он ведь… он просто… — Это может показаться тебе неожиданным, — не меняя интонации продолжает Тодороки. — Но я считаю несправедливым, что Бакуго видел тебя голой, в отличие от меня. Мидория тихо стонет, пряча красное лицо в ладонях. Вот ведь чёрт… значит, Шото об этом знает, а она ведь тешила надежду, что нет… Сейчас пылают даже уши… Ведь Бакуго сам ворвался в душевую, она не хотела демонстрировать ему обнажённые части своего тела. Но теперь Тодороки… это ведь она должна будет добровольно предстать перед ним без одежды. Это ведь совсем другое! Нет, как Шото мог сказать такое вообще вслух? — Я подумаю, — тихо буркает Мидория, оторвав руки от лица и начинает ковырять вилкой в тарелке. Аппетита нет совершенно. После кафе они медленно бредут в сторону метро, Тодороки окутывает их теплом, но Изуку продолжает прятать ладони в перчатках. Они словно забывают о желании Шото. Настроение у обоих поднимается. Тодороки едет вместе с ней в метро, намереваясь проводить до самого дома. Мать Изуку больше не выступала против таких провожаний, особенно после случая в торговом центре. По крайней мере, так Изуку была хоть в какой-то безопасности. Возле дома он сжимает её в объятиях, закрывая глаза и просто наслаждаясь её присутствием. — Наверное, вам надоело со мной возиться? — буркает ему куда-то в грудь Мидория. — Почему ты так решила? — Тодороки отстраняется, слегка наклоняясь. — После того, что случилось там… — Изуку отводит взгляд, Шото понимает, что она говорит о случае в торговом центре. — Вы слишком терпеливы ко мне и… И я… — Мы просто беспокоимся, — Шото осторожно сжимает её щёки в ладонях. — И решили не давить на тебя. Ты чем-то обижена? Мидория неуверенно поднимает на него глаза. — Нет, всё в порядке, — она врёт. Тодороки знает, что она врёт. Мидория не научилась этого делать, но в последнее время уж очень часто пыталась. И это ему не нравится. И это бесит Бакуго. — Я ещё не говорила с Бакуго, но на рождество и новый год мы поедем к тёте, так решила мама, — Изуку снова отводит взгляд в сторону. — Я бы хотела подарить подарок заранее. Тебе и Каччану. Тодороки кивает. Что ж, он ожидал чего-то такого от Мидории-сан. Возможно, погостив у тёти, она окончательно придёт в норму. Но у них ещё достаточно времени, чтобы попытаться вытащить Изуку из самой себя. Или хотя бы узнать, что же там случилось... Он целует её на прощание. Ей пора домой.