Цикл «Азиатский клан Черного Ордена»

— Springen. — Springt, sprang, gesprungen. — Laufen. — Läuft, life, gelaufen. — Fliegen. — Fliegt, flog, geflogen, — Линали отложила исписанный мелким-мелким, бисерным почерком лист в сторонку и улыбнулась, устало подперев подбородок кулаком. — А почему все глаголы одной и той же тематики? Так же проще отвечать. — Прости, — смутилась Миранда и потупилась. — У меня нет никаких заготовок с собой, все примеры из головы, вот я и беру варианты из того, что… просто… ну… Линали перехватила короткий взгляд на свои скрещенные лодыжки и прикусила губу, чтобы не рассмеяться: да уж, ассоциации напрашивались. — Не за что извиняться, что ты, — Линали нахмурилась и покусала кончик стального пера. Сейчас заканчивать или на завтра оставить? — Какая разница, какие глаголы повторять. Мне их все учить. Кстати, сколько ошибок за сегодня? Все-таки лучше не откладывать. Линали решительно окунула перо в чернильницу и призадумалась над первой вводной фразой: проверять за братом и следить, чтобы цифры в отчете и в ведомостях сходились, у нее получалось отчего-то гораздо лучше, чем живописать собственные «приключения». — С произношением есть некоторые проблемы, но в запоминании и спряжениях — ни одной, — Миранда покачала головой. — Потрясающе. Как ты умудряешься писать и отвечать одновременно? Да еще и на двух языках. — Оттачивать умение надо до автоматизма, чтобы навыком можно было воспользоваться в самый неожиданный момент. На английском со мной просто разговаривать начали, без обучения, пришлось схватывать, — почесала Линали подбородок о плечо и нахмурилась: с диспозицией разобралась, маршрут описала. Акума лучше в штуках указывать или как-то иначе помечать? — Ну и для меня это совсем несложно. Способности к языкам — это у нас семейное, — наклонила она голову набок. — Господин Комуи тоже учил немецкий? — Нет, — Линали поморщилась: почерк с годами становился совсем нехорош, да и был больше похож на мужской. — Братец знает четыре языка, но среди них нет немецкого. — Четыре?! — ахнула Миранда. — Технически — шесть, — постучала себя Линали по губе острием пера. — Вэньянь, байхуа и хубэйский диалект — совсем разные языки, но это сложно объяснить, проще сказать «китайский». Английский, русский и французский он учил в молодости. — Какой необычный набор! — восхитилась Миранда. — Английский и французский понятны, но русский… — Это из-за его старой работы, — улыбнулась Линали, слепо глядя мимо отчета: молодой сосредоточенный Комуи с циркулем над огромным листом чертежной бумаги возникал в памяти сам собой. — Приходилось иметь много дел с инженерами по всей стране, в Маньчжурии в том числе. И брат говорит на всех этих языках в совершенстве: у него феноменальная память. Там, где мне нужно просидеть полчаса, ему достаточно одного взгляда. На его фоне я выгляжу блекло. «Занятно слышать это от экзорциста», — поковыряла Миранда ткань своей юбки ногтем, но вслух отчего-то не высказалась. Точка легла на отчет решительной кляксой, заставив потянуться за промокашкой: не переписывать же из-за одного жирного пятнышка? Весь запал Линали ушел на документы братца, да и… — Ты закончила, Линали? — осторожно спросила Миранда через десять минут сосредоточенной тишины, прерываемой поскребыванием пера о бумагу. — Да, подожди еще немного, — девушка виновато стрельнула взглядом в сторону успевшей за три долгих часа снять туфли. — Я не думала, что так затянется. — Может, не стоило сегодня? В любой другой день… — Две недели уже откладываем, — подула Линали на лист и потрепала его легонько в воздухе. И решительно отодвинула кресло — с протяжным отразившимся от книжных полок низким скрипом. — Еще чуть-чуть, и обещание так зачерствеет, что им можно будет гвозди заколачивать. Кресло в кабинете Комуи Линали не нравилось решительно: она в него проваливалась так, что коленки выше головы оказывались. Сидеть с прямой спиной и скрещенными лодыжками приходилось порой не по одному часу — на самом краешке, обложившись бумагами. Насколько братец был гениален во всем, что касалось механизмов и препаратов, настолько же разгильдяйски он относился к отчетности: оставленных впопыхах или приступах лени «дыр» было так много, что из Подразделения можно было бы всю мебель вытащить — Комуи и не заметил бы, если бы несли не из его лаборатории. Приходилось справляться за двоих — Линали порой казалось, что растрату она может учуять лучше любого бульдога. — У тебя тяжелая работа, — Миранда пахла приятно: лимоном и вербеной, еще тягучим приторным ладаном, но совсем немного. И ладонь у нее были прохладной, неожиданно тяжело легшей на щеку. — Ты совсем не высыпаешься из-за нее. Нельзя же так наплевательски относиться к себе, — с укоризной произнесла она, щупая чуть горячую щеку. — Это не тяжело, просто муторно, — «И не высыпаюсь я по другой причине». — Лучше покажи, — нетерпеливо заерзала девушка на месте. Еще за отчетами Линали бросала на деревянный ларчик по-настоящему голодные взгляды — лаково поблескивающий, на уголках слегка ободранный, с потертой медной ручкой и крохотным замочком, он выглядел как настоящая шкатулка с сокровищами. И из-за разыгравшегося воображения, живописавшего все эти сокровища, сосредоточиться на закупках мяса было сложно. Ларчик скрипнул, как полагается любой шкатулке с драгоценностями: тихонько, как-то пыльно, и очень загадочно. С полминуты колеблющаяся Миранда держала крышку так, что сгорающей от нетерпения Линали было видно только медную ручку. А потом Лотто решилась и запустила в ларчик обе руки. От работы с пером и шершавой бумаги пальцы Линали были теплыми — она не сразу поняла, что поднесла их к губам: дышать в сторону отчего-то грустно улыбающейся Лотто было страшно. — Какая прелесть, — выговорила Ли восхищенным шепотом. — Неужели можно самой такое сделать? — Полгода ушло, — улыбка Миранды была не горделивой, а какой-то смущенной. — Если бы не постоянная смена работы, получилось бы гораздо быстрее. И шерсть на середине закончилась, а купить точно такую же не получалось. Потрогай ее, не бойся. Ты аккуратная, не порвешь. Шаль была тоньше паутины — сложно было поверить, что она была связана руками человека, так невесомо она легла на растопыренные пальцы Линали. Светло-голубая, почти прозрачная, невероятно нежная на ощупь и широкая — легко можно было закутаться по пояс. И через кольцо, Линали была уверена, она прошла бы, задев только один его край. — Миранда, ты волшебница, — Линали рискнула дотронуться до шали щекой. — Неужели простая шерсть? — Да, самая обычная — на необычную денег не нашлось бы, разве что цвет у нее такой... У меня еще… вот, — развернула она неловким, стесняющимся жестом кружева. — Это воротничок под платье. Сейчас носить не с чем, а выкинуть рука не поднимается. — Мне Ривер на день рождения подарил венецианские кружева, — обескураженно произнесла Линали, осторожно сложив шаль на коленях и проведя пальцами по белым нитям: воротник выглядел как самая настоящая снежинка. — Твои ничем не хуже. Миранда, тебя ангел в лоб при рождении поцеловал! В каждый палец! — Что ты, я этим от нечего делать занималась, — поколебавшись, разжала Лотт ладонь. — Это из богемского бисера. Мне подарили немножко, вот я и… — Я не понимаю, — расцветший на руке Линали оттенками рыжего и красного цветок был немногим хуже настоящего. — С такими руками — как ты могла оставаться все время без работы? Ты же могла бы все это продавать и жить безбедно! Начавшая оживленно перебирать содержимое шкатулки, Миранда что-то с громким стуком уронила (и это что-то, судя по звуку, умудрилось разбиться). — Флакончик под нюхательную соль, — ойкая, выгребла она кусочки мелкого стекла, оплетенного ниточками и бисера. — Сущая безделица, но… продавать? — почти пугливо переспросила Миранда. — На нас работает целый взвод белошвеек, — кивнула Линали на кренящуюся под своим весом стопку бумаг, — ты не представляешь даже, сколько мы им платим! И это только за приведение обычной одежды в порядок! Твои вещи стоят намного дороже! — Мне бы это в голову не пришло даже, — озадаченно взвесила Лотто на цепочке подвеску из прозрачных бисерин. — Продавать что-то… да со мной никто и не связался бы, еще приплачивать пришлось бы, чтобы кто-то взял из моих рук какую-нибудь вещь. — Не стоит так себя принижать, — пожурила Линали мгновенно зардевшуюся Миранду. — Любой труд стоит денег, а такой — немалых! — Я никудышный счетовод, — перебрала Миранда сложенные стопочкой вышивки. — Совсем не представляю… Я по мелочи штопала иногда простыни, но мне редко их носили. И совершенно зря! — неожиданно вскинулась она. — Я очень быстро шью, вяжу и штопаю. Это все равно что думать руками — очень увлекательно. Вот, например. — А на это сколько времени ушло? — расстелила Линали вышивку на своих коленях. — Это выкройка под рубашку, ее только по фигуре подогнать. Кажется, всего неделя. Миранда неожиданно огляделась по сторонам — как будто кто-то мог их подслушать или ненароком заглянуть в ее ларчик. И решительно подсела к Линали поближе. — Я еще когда жила в Тюрингии, думала о том, что ты сказала, — произнесла она застенчивым шепотом. — А? — невнимательно откликнулась жадно вытянувшая шею Линали. — О том, что ты предложила, — скороговоркой пояснила Лотто. — Уехать куда-нибудь далеко-далеко, где никто не будет меня знать. Но не могла себе представить, чем заниматься — я ведь уже не так молода, ну кому я со всем своим невезением буду нужна? — Не говори ерунды, — сердито произнесла Линали. — Что это значит — «кому нужна»? Мне нужна, Аллену, братцу — всему Ордену! — Да, но… — Миранда опустила голову и прикусила губу: пальцы ее побелели от той силы, с которой она намотала на них шнурок подвески. — Я рада всему произошедшему со мной. Без тебя и Аллена у меня не было бы никакого будущего — так и бегала бы неприкаянной. Твой любезный брат назначил мне тренировку с одним из генералов. У меня скоро первое задание — господин Комуи сказал, что не очень сложное. Впервые в жизни у меня столько планов и дел дальше собственной кухни, — снова запахло лимоном и вербеной — щемяще близко. Миранда крепко взяла Линали за ладонь и с усилием ее пожала. — Я так восхищаюсь вами: тобой, господином Комуи, господином Кандой, книжниками, каждым искателем — всеми вами. Здесь все пропитано надеждой и духом борьбы! Видит Господь, я хочу верить, что эта война закончится и моими усилиями тоже! Я думала раньше, что смогу вернуться на родину и попробовать как-то устроиться. Может быть, завести семью. А теперь… — до того говорившая страстно, Миранда перешла на совсем опасливый шепот. — А вдруг после войны у меня получится… — Открыть свое дело? — подсказала Линали Миранде слова, которые та словно боялась произносить — потому только и смогла, что живо закивать в ответ. — Ну разумеется! — И на родине тоже? — Где угодно, — заверила Линали. — Талантливому человеку везде найдется место! — Ты вправду так считаешь? — Миранда разложила расшитый платочек у себя на коленях. — Честно говоря, это было бы гораздо лучше, чем снова на кого-нибудь работать. Я бы снимала лавочку — совсем небольшую… — Со временем можно и большую, — подсказала Линали. — И взять кого-нибудь в обучение обязательно! Нельзя же чахнуть над такими знаниями! Маленькие девочки быстро учатся. И за уроки тоже можно брать деньги. — Можно и большую лавку, — позволила себе размечтаться Миранда. — Не обязательно в самом центре, можно чуть в стороне от него. И вывеску! Непременно вывеску! — Я думаю, тебя бы и без вывески находили, — хихикнула Линали. — Если мы говорим про «после войны», то тебя и так все будут знать — героиней ведь станешь, — пояснила она. — И не просто знать — в очередь выстраиваться! Спорим, Ее Величество не отказалась бы от шали, которую ты связала бы своими руками? — Может, ты и права. И герру фон Каприви тоже можно было бы… да хотя бы кисет подарить, — воодушевилась Миранда. — Под табак! — и тут же спохватилась. — Но я же совсем… — Дело поправимое, — засмеялась Линали. — Если ты плохо считаешь деньги, то вполне сможешь нанять кого-нибудь, кто умеет это делать. А в начале и я вполне могла бы помочь — не так уж сложно вести дела, это только так со стороны кажется. Миранда удивленно вскинула на Линали глаза. — То есть, — недоверчиво начала она, — ты специально учишь немецкий, чтобы переехать жить в Империю и помогать мне? — выплеснулась невероятная догадка румянцем на ее щеки. — Нет, конечно, — мысль была невероятной настолько, что Линали выронила из рук вышивку с рассветом над какой-то рекой. — Это мне для личных целей, я никуда не собираюсь переезжать еще очень долго. — Я думала, вы с братом собираетесь вернуться в Китай, — покачала головой Миранда. — Мне кажется, ты будешь завидной невестой у себя на родине. Вышивка выпала из рук Линали во второй раз. — Ну, в общем-то… — замямлила она. У Миранды так горели глаза, что Ли вовсе не хотелось объяснять каноны восточной красоты — по ним не в меру высокая и грудастая Линали с огромными ступнями и слишком круглыми глазами была той еще «красоткой». — О! Прости, как я сразу не поняла, — сложила Миранда ладони в молитвенном жесте. — Разумеется, ты останешься с братом в Англии, а в Тюрингию просто будешь заезжать, верно? Господин Комуи — гениальный ученый, я уверена, что ему здесь все дороги открыты! А твои таланты! Ты ведь еще помнишь китайский? — Байхуа, — машинально поправила Линали. — Разговорный — помню. — Еще и английский с немецким, — восхитилась Миранда. — И ты разбираешься в цифрах! Любому джентльмену будет приятно заполучить такую жену! — Я вообще-то не собиралась ни за какого джентльмена, — совсем уж беспомощно начала Линали. — О! Так ты собираешься жить сама? Это же так сложно, особенно в наше время! Могут принять за одну из этих отважных девушек, что коротко стригут свои волосы и приковывают себя к решеткам в парках… — За суфражистку? — Да-да, именно. Но зачем тебе это? Разве ты никогда не хотела завести семью, детей… я уверена, что у тебя будут очень красивые детки! — руки Линали дернулись так сильно, что едва не порвали шаль. — А ты вместо этого… — Да не собираюсь я становиться суфражисткой! И насчет родины… мы с Комуи стараемся не заговаривать на этот счет, вот и… время сейчас такое — мне кажется, рановато задумываться о чем-то до того, как мы… мне не приходило в голову. Под разочарованным взглядом Миранды Линали как-то сникла. Даже голову в плечи вжала. — Линали, неужели ты совсем, ни капельки не задумывалась о будущем? — пораженно покачала она головой. — Ох, прости, я, наверное… — не получив ответа, Миранда спохватилась. — Все в порядке. У тебя еще что-нибудь есть? — решительно перевела Линали тему в другое русло. — Да. Да, конечно, — с преувеличенным старанием зарылась Миранда в ларчик. — Что бы еще такого… да хотя бы вот это. — Ох! — Это крестиком. — Поверить не могу. А это гладью? — Да, за полдня набросала, здесь нет ничего сложного… *** Бытовало мнение, что Канда Юу замечает что-либо дальше своего носа исключительно в том случае, если это «что-то» относится непосредственно к его персоне и содержит оскорбления. На восхищение, неодобрение, влюбленность и ненависть он благосклонно не обращал внимания. Однако кому как не Линали Ли было знать, насколько проницательным и подмечавшим абсолютно все мелочи он был на самом деле — вот высказываться о наблюдениях считал необязательным, разве что на карандашик ставил каждого «криво подумавшего». — Ну и? — спросил он, педантично выгребая крохотные перчики из собы на край тарелки: их он съедал «на десерт» после основного блюда, а у Линали жечь язык начинало от одного взгляда на то, с каким аппетитом он их жевал. Линали нехотя подняла взгляд от блюдца, по которому не первую минуту гоняла консервированную вишенку. Вечер за накрепко запертыми ставнями был из тех, которые загоняют под крышу даже самых гулящих кошек: дождливый, темный и скользкий, как раскисший мох на северной стене башни Ордена. Проснувшийся в такую погоду аппетит Канды не был чем-то необычным: монотонный дождь действовал ему на нервы. — Ты о чем? — а раз злится, то нужно закармливать. — Я терпеливый, но не настолько, — подцепил он палочками первую порцию собы. — Если ты третий день сама не своя, но не признаешься, в чем дело, то причина серьезная. Фу и? — промычал он в макаронину. Вроде бы и собу она сварила поострее, и порция в два раза больше обычного — ну и чего ему в тарелку не смотрится? Или плохая погода способствует повышению склочности. — Это тебе не понравится, — попыталась сопротивляться Линали. — М-м-м, — Канда не удержался и раскусил один перчик, сосредоточенно пожевал — покачал головой. — Я сам решу, что мне нравится, а что нет. Говори уже, пока я тебя не заставил. Слушал Канда не то чтобы очень хорошо… рассказывать ему что угодно — все равно что выговариваться стене, отдача у нее примерно такая же, но этой дурацкой привычки — брать на карандашик — нет. На самые глупые и бесполезные (с его точки зрения) душевные терзания Канда реагировал каменной физиономией и только безэмоцинально переспрашивал: «Это все?» — но Линали готова была поклясться, что буквально видит этот его невидимый карандашик, которым Канда жирно-жирно выводит напротив какой-нибудь истории: «Идиотизм». Идиоткой Линали себя чувствовать не любила — переживания, какими бы они ни были, такого клейма не заслуживают! — Ладно, не хочешь говорить — буду угадывать, мы это проходили уже, — покладисто согласился он, цепляя кусочек имбиря палочками. — У твоего полоумного братца опять переутомление? В медпункт загремел? С другой стороны, если у Линали приключалась беда серьезная (по его, Канды, меркам), то реагировал он незамедлительно. Например, утирал ей нос краем своей водолазки и шел ломать нос тому, кто был в беде виноват — чтобы остановить его в такие минуты, мало было только повиснуть всем весом на плечах. — Или тебя опять какой-нибудь урод зажал в уголке, а ты не дала ему с ноги по яйцам, потому что он… «Черт с ним», — лучше уж рассказать. Канда может напридумывать себе ужасов и сам, а аукнется — всему Ордену оптом. — Я разговаривала с Мирандой, — вставила она поспешно, поставив тарелку с десертом на столик. — Согласен, это повод опечалиться… — Канда! — …но не настолько же. Что она тебе наговорила? В плошке он рылся бесстрастно, так внимательно, как будто минимум Грааль планировал на дне миски разрыть, но снующий карандашик, набрасывающий силуэт виселицы напротив имени «Миранда Лотто» представился Линали очень уж живо. — Ничего. Она мне ничего не наговорила. Просто… — О котятах брякнула? — Нет, — покачала Линали головой. — О будущем. Канда замер, Линали подобрала колени к груди и обняла их покрепче. Миранда — добрейшей души человек, скорее всего и не знакомый с понятием «злой умысел». Но, сама того не зная, она задела рану очень старую, ноющую, не раз потревоженную и вновь растравленную — три года назад один удивительно проницательный для своего возраста мальчишка щедро сыпанул в нее соли, от души, не жалея, так что ее до сих пор жгло. И пусть Линали знала, что за тот разговор Канда мысленно сам себя истыкал тем самым карандашиком, легче от правды, которую он ей наговорил, не становилось. У нее и брата в Ордене — своя статья. Они пришли в него не по своей воле в отличие от всех остальных. И слишком многое оставили за чертой — изредка Линали на грани яви и сна мерещилось тепло морщинистых старых рук, создавших не один мост движениями карандаша и линейки. И как бы Линали ни выспрашивала, Комуи ничего не отвечает о дедушке Тьене, а она и так помнила о нем всего ничего — имя и эти самые теплые ладони. — Насколько отдаленное будущее? — вопросительно вскинул Канда голову. — Задание или?.. — Или. — Поясни, — и вернулся к поеданию лапши «И влезает ведь», — невольно Линали призадумалась о том, что Канда ведь сам готовить собу не умеет — ну кто бы его на кухню пускал? Она бы ему даже лапшу варить не доверила — он один раз ее... сварил. Субстанция получилась настолько мерзкая, что Комуи забрал себе, возвестив, что это потрясающий клейстер, который ему где-то там обязательно пригодится. Канда был очень зол, а собу с тех пор варила только Линали. — Миранда спрашивала, чем я планирую заниматься… кхм, в отдаленной перспективе, — произносить при том самом мальчишке-с-солью «после войны» было несколько чревато. — Спрашивала про Китай и про… — нет, про детей лучше не заикаться — иначе Канда и впрямь решит нанести Миранде визит и вежливо ее обо что-нибудь приложит лбом. — …про немецкий. — Ты его все еще учишь? — Да, — кивнула Линали. — Она думает, что это мне для путешествий, а мне духу не хватило сказать, что это только чтобы Гёте читать в оригинале. — Я тебе говорил, что ты с жиру бесишься. Не смотри на меня так, дальше, — нетерпеливо взмахнул Канда рукой и подцепил еще лапши. — А что дальше? — вздохнула Линали. — Дальше я не смогла ответить ни на один ее вопрос. Я столько путешествовала, где только по делам Ордена ни побывала, но до сих пор не знаю, чего я хочу от будущего: где остановиться, чем заниматься… в отдаленной перспективе, — Линали тихо улыбнулась самой себе. — Миранда хочет открыть свое дело. — Дома сносить за бесценок? — прочавкал Юу. — Канда! — возмутилась Линали. — Вовсе нет! Помнишь мою новую шаль? — Синюю такую? Пушистую? — Она голубая. Это ее работа, она мне подарила! Канда ничего не ответил — только бровями дернул. Делать комплименты было не в его привычках, но Линали тихонько прыснула, представив, что мог нарисовать тот самый карандашик: например, новый пояс. Который придется хитростью выпрашивать Линали, разумеется — сам он точно не снизойдет. — Хочет шалями торговать? — Не только. Она очень много чего умеет — вязать, вышивать, из бисера плести украшения. Мы даже все придумали — как дело обустроить, где магазин открыть, — мечтательно посмотрела Линали в потолок. — Канда, — прежде, чем карандашик нарисовал напротив их разговора какой-нибудь очередной «идиотизм», следовало перевести разговор на что-нибудь, действительно Канде интересное. Например, на него самого. — А у тебя есть какие-нибудь планы на будущее? Канда отставил в сторону миску. С непроницаемым выражением лица прожевал лапшу и взялся за стакан чая. — Что, совсем никаких? — попыталась она добавить в голос расстроенных ноток: в действительности Линали по-своему было даже приятно, что не она одна такая… — Почему это? Есть, — ответил он прямо в чашку. — Да? Ах да… — спохватилась она, — про того самого… — Ты свадьбу хочешь в европейском или в китайском стиле? — громко стукнул Канда стаканом о столик. — Черный больше не заваривай, язык вяжет, — заявил он совершенно спокойно. А Линали едва не рухнула со стула, запутавшись в собственных конечностях. — С чего ты… — неуверенно начала она, схватившись за край столешницы. — В европейском лучше будет. Мне так кажется, — поболтал Канда остатками чая на дне кружки. — Фрак я еще напялю, а традиционная китайская одежда совсем нелепая. И тебе идет белый цвет. Хотя какой там белый... ну да все равно никто не знает, — пожал он плечами. — Канда, я… — Посаженным отцом, ясное дело, будет Комуи. Будет рыпаться — привяжем к скамейке в последнем ряду. А он точно будет. Шафером… — Канда почесал лоб краем стакана. — Мари не откажется, я думаю. Даже порадуется. Подружку сама себе выберешь, но раз уж она тебе шаль подарила… — М-миранда? — пролепетала Линали. — Угу, — отозвался Канда. — Человек восемьдесят гостей тебя устроит? И никаких искателей, обойдемся научной группой — и так выше крыши. Учитель ведь бучу поднимет, вот черт, — проворчал Канда, — еще и внуков требовать начнет. Ну и ладно, во время мальчишника его споить можно будет, пусть дрыхнет себе. И этих двух… Рыжего и Коротышку, — пояснил он разевающей рот Линали. — В общем, не в первый ряд. Хотя Коротышку все равно не увидим. Два торта понадобится. Один поставим, чтобы его отвлечь, а второй всем остальным. Медовый месяц накроется, конечно, но это… что? — вопросительно вскинул он бровь. — К-канда, т-ты это серьезно? — ничего более умного на ум не пришло. — Ты откуда все это… — Читал. Хорошая традиция, защищает от посягательств на личную территорию. Заодно ряды придурков в поле моего зрения поредеют, — Канда проницательно посмотрел на нее. — Н-но… — А, так ты еще не определилась? — Д-да как же… — Вечно женщины о какой-то ерунде думают вместо важных вещей, — карандашик размашисто расписался напротив их с Мирандой разговора. Но Линали даже не подозревала, что этот карандашик выписывал рядом с ней самой. — Ко мне спать не пойдем, — резюмировал Канда, садясь на ее постель. — П-по… — Лень, — со вкусом зевнул он и потянулся. А после коротко усмехнулся и похлопал рядом с собой по постели. — Иди уже сюда. Нет, лучше сюда, — подтянул он Линали к себе за бедра и усадил на колени. — Вот когда определишься — тогда и поговорим. И о Китае, и о шалях ваших, и обо всем остальном, если вообще будет, о чем разговаривать. Расслабься, — усмехнулся он, — я не тороплю. И более в тот вечер не дал сказать Линали ни слова. Более о будущем — на отдаленную и не очень перспективу — в присутствии Канды и его успевшего все и вся расписать карандашика Линали предпочитала не заговаривать, да и он сам тему поднимать не спешил. Разве что рана, растревоженная однажды одним мальчишкой, стала болеть чуточку слабее.