***
Гарри не мог заставить себя вернуться домой. Было уже около одиннадцати вечера, когда он бродил по улицам Лондона, впрочем, без всякой цели. Ему нужна была разрядка, хоть какая-то, но он не мог ее получить. Гермиона уже прислала пару патронусов, обеспокоенных его местонахождением, но Гарри успешно проигнорировал их, как проигнорировал бы еще и сотню таких. Ему просто неожиданно стало плевать на всю эту историю в целом. В голове осталась лишь одна мысль: если Гермиона так настойчиво скрывает от него что-то важное, то, скорее всего, их многолетняя дружба ничего для нее не значила. Потому что если нет доверия, то что же тогда есть? Снег тем временем начал идти с новой силой, но Гарри не чувствовал холода. За это, скорее всего, стоило благодарить пару стаканчиков огневиски, которые он выпил в "Дырявом котле". Гарри так же вспомнил о том, как трансгрессировал в Мунго в свой обеденный перерыв, чтобы навестить Джинни и узнать, нет ли новостей насчет Рона. Джинни чувствовала себя уже намного лучше и даже снова начала заводить разговоры о квиддиче. Гарри считал это не самым лучшим решением после всего, что произошло, и догадывался, что Джинни хочет поскорее вернуться к тренировкам не ради самого спорта, а ради какого-то парня из ее команды, который, он знал это, приходил ее навещать. Что касается Рона, то он уже пришел в себя, однако был еще слишком слаб, чтобы принимать посетителей. Гарри вернулся домой совсем поздно, надеясь на то, что Гермиона пошла спать, ну или, на крайний случай, уснула помимо воли. Но, вопреки его ожиданиям, она сидела на кухне и, услышав хлопок трансгрессии, сразу же дернулась и вскочила. Гарри уже готов был к нотациям и лекциям перед тем, как усталость возьмет свое и он просто вырубится, но Гермиона не стала этого делать, а просто подбежала и быстро обняла. Гарри даже почувствовал растерянность в первую минуту. - Я не знала, что думать, - запинаясь, проговорила она, отпуская его. Гарри ничего не ответил и, пребывая в крайне смешанных чувствах, направился к дивану. Гермиона устроилась рядом - очень зря, между прочим, потому что ему теперь ничто не мешало безнаказано пялиться на ее красивые ноги в коротких пижамных шортах. Из-за выпитого алкоголя у него уже не осталось никаких мыслей - чувства же, наоборот, обострились. И сейчас он хотел Гермиону так, как никогда еще и никого до этого не хотел. А ведь она так близко, что протяни руку, и можно коснуться. Но нельзя, потому что Гермиона, судя по всему, любит Рона. И даже если они переспят, у нее не останется ни единого воспоминания. - Иди спать, Гермиона, - бесцветно пробормотал Гарри, но она не сдвинулась с места. Подождав еще немного, он поднялся первым. - Тогда я пойду. Гарри направился в свою спальню, чувствуя, что Гермиона тоже поднялась с места. И когда до его комнаты осталась уже пара шагов, она быстро догнала его. - Гарри, подожди. Ее рука коснулась его руки и заставила развернуться. А уже через секунду Гермиона приблизилась к нему так быстро, что Гарри даже не успел удивиться. И опомнился только тогда, когда понял, что она его целует. Что это происходит на самом деле, и ему не кажется. Гарри хотел сначала остановить ее, понимая, что так было бы правильнее, но не мог. Ее поцелуи, ее руки, скользившие по его скуле и подбородку, привлекающие к себе за шею, делали Гарри таким слабым. Он знал, что потом это выйдет ему боком, скорее всего, что наутро он будет чувствовать себя просто отвратительно, но сейчас ему было слишком, просто слишком хорошо. Поцелуй не прекращался, и Гарри провел рукой по ее спине, опускаясь ниже и поднимаясь снова. Он немного подался вперед, заставив Гермиону отступить на несколько шагов, и прижал ее к стене. Она не сопротивлялась. Гарри вообще уже утратил всякий контроль, продолжая терзать ее губы, продолжая покусывать, оттягивать ее нижнюю губу, продолжая трогать Гермиону везде. Было чувство, как будто бы ему внезапно капитально снесло крышу, и он уже просто не может остановиться. Гермиона дышала очень сбивчиво и неровно, одной рукой она вцепилась в его плечо, а другой крепче прижала к себе за шею. Потом опустила руки на его торс, и вдруг резким движением порвала рубашку. У Гарри тут же пронеслось перед глазами, как утром она будет возвращать пуговицы на место при помощи заклинания. Гермиона тем временем погладила руками его торс, и от этого движения Гарри затрясло только больше. Он снова поцеловал ее, одновременно с этим опустив руку на ее бедро, и приподнял его, с силой прижимая к себе. Гермиона закрыла глаза и подалась вперед, чувствуя, в свою очередь, его возбуждение. Гарри плохо помнил, как именно они все-таки оказались в его спальне. Гермиона что-то стонала, когда он подтолкнул ее к кровати и, упав на нее, сразу же выгнулась. Гарри навис сверху, снова настойчиво целуя, и потом опускаясь вниз, целуя шею, подбородок, чувствуя, как она сама подставляется под его язык. Гермиона чуть приподнялась и нетерпеливо стянула с себя майку, обнажая грудь. И застонала, снова выгибаясь, когда почувствовала прикосновение его языка к одной из них. Через секунду Грейнджер приподнялась и взяла с тумбочки палочку, срывающимся голосом пробормотав какое-то заклинание - какое именно, Гарри не расслышал, но оно мгновенно избавило их от оставшейся одежды. Гермиона потянулась к нему, перевернула на спину и осторожно опустилась сверху, с шипением втягивая в себя воздух, когда его член вошел в нее до конца. Она начала медленно двигаться и, спустя пару толчков, Гарри, не выдержав, быстро опрокинул ее на спину. Он двигался в среднем темпе, и с каждым его движениям Гермиона чувствовала себя все лучше. Она сбивчиво дышала, иногда срываясь на стоны, и двигалась бедрами в его направлении. Она почувствовала, в свою очередь, как под спиной постепенно стало мокро. Еще спустя пару толчков, перед глазами потемнело, а ее тело содрогнулось под волной мощного удовольствия. Гермиона выгнулась и запрокинула голову, сжимая мышцами его член, ощущая, как Гарри кончил тоже. Спустя пару секунд он опустился рядом. А Гермиону впервые за последнее время посетила мысль, что она делает что-то, что на самом деле правильно.***
Гарри проснулся утром на следующий день и, не открывая глаз, попробовал нащупать рукой очки на тумбочке. Он прекрасно помнил события вчерашнего дня и сейчас больше всего боялся не обнаружить Гермиону рядом. Но напрасно, потому что она была здесь. Сидела спиной к нему, слегка согнувшись, и обернулась только тогда, когда он легко коснулся рукой ее плеча. - Доброе утро, Гарри, - сказала она с легкой улыбкой. Судя по ее убитой интонации, утро все же таковым не являлось. - Доброе, - ответил Поттер без особого энтузиазма. И помедлил слегка, прежде чем спросить: - Так значит ты помнишь? Гермиона кивнула. - Нам надо поговорить. Я, к тому же, должна рассказать тебе кое-что. Гарри почувствовал себя заинтригованным ровно настолько же, насколько обеспокоенным. И волна захлестнувшего его минуту назад облегчения при упоминании о том, что она помнит, начала понемногу спадать. Он молча наблюдал за тем, как Гермиона, поправив волосы, встала с постели и отправилась на кухню, попросив его не задерживаться. Но Гарри, наоборот, медлил, как мог - все эти серьезные разговоры почти никогда не заканчивались хорошо. Через некоторое время он все же нашел в себе силы отправится следом за Гермионой. Она терпеливо его ждала, сидя за столом и закинув одну ногу на другую. Перед ней стояла чашка с чаем, который она бессмысленно помешивала. Гарри сел на стул напротив и выжидающе посмотрел на нее. Гермиона сжала губы и все так же продолжила помешивать чай, пока наконец не отложила ложку, и, как будто бы что-то для себя решив, посмотрела на Гарри. - Это я виновата, - выдала она без всяких предварительных разговоров. Несмотря на чудовищные усилия, ее голос дрожал. - Рон и Джинни пострадали из-за меня. Гарри замер на секунду и до боли сцепил под столом руки. Она не должна видеть, как ему неприятно слышать то, что он готов был бы отрицать до последнего. Гарри чувствовал, что у него сдавило горло, и тем не менее заставил себя спросить: - Зачем ты это сделала? - Все дело в моем отчете, - быстро заговорила Гермиона, как будто бы желая оправдаться как можно скорее. - Ты же знаешь, что я занимаюсь исследованиями старинных магических артефактов. - Она набрала в грудь побольше воздуха и обхватила руками чашку. - Последний артефакт, который я исследовала - серебряное ожерелье, довольно старинное. Его магические свойства уникальны. Во всяком случае, я была поражена. Гарри заметил, как у нее загорелись глаза при упоминании об этом, но взгляд быстро потух. Он исподлобья посмотрел на нее. - В нем наверняка заключена какая-то черная магия, так? В этом все дело? - Да, но я хочу объяснить, в чем заключается суть. Ожерелье оказывает определенное влияние на волшебника, с которым взаимодействует. Его энергия проникает в подсознание и находит там самые скрытые, самые сокровенные желания. То, чего человек действительно хочет, но подавляет в себе из-за общепринятых приличий и норм, из-за того, что хочет казаться лучше, чем есть на самом деле. Главная цель артефакта - заставить волшебника жить чувствами, а не разумом. Когда человек делает что-то под наплывом эмоций, но неправильное по его мнению, эти воспоминания стираются. Процесс воздействия артефакта сопровождается бессонницей, которая мучила меня все это время, провалами в памяти, о которых я и не подозревала. И освободиться от контроля можно только тогда, когда человек дает волю чувствам. Когда перестает терзаться и жалеть. Когда признает себя таким, какой есть. Тогда воспоминания возвращаются. - Значит, ты все вспомнила? И про меня, и про Рона, и про Джинни? - Да. - Гермиона пожала плечами. - Я вспомнила абсолютно все. И то, что касается Рона, в особенности. Может я когда-то и любила его, но тебя ведь я всегда любила больше. Помнишь, профессор Трилони как-то сказала, что моя душа суха, как страницы учебников, к которым я привязана навсегда? Я жутко разозлилась тогда, ведь всегда неприятно, когда о твоих недостатках сообщают вот так вот, без всякого такта. Но в глубине души я знала, что она права, потому что всегда тщательно взвешивала каждый свой шаг и не давала возможности чувствам взять верх над здравым смыслом. И когда ко мне поступил этот артефакт, я приняла еще одно решение. Я решила не соблюдать осторожность и испытать на себе его действие. Я приблизительно знала о всех его свойствах, но этого было недостаточно, чтобы изучить их до конца. Гарри приподнял брови и покачал головой, мысленно уговаривая себя не говорить Гермионе, что он думает об этой ее жертве во имя науки. Он знал, что ее страсть в постижении чего-то неизведанного и готовность на любые методы ради этого, когда-нибудь плохо закончится для всех. Гермиона тем временем снова заговорила: - Я приняла такое решение еще и потому, что знала: я точно не причиню никому зла, и в моих сокровенных желаниях наверняка что-то безобидное, - она усмехнулась. - Я себя недооценила. Тогда я не могла даже предположить, что способна на нечто подобное. - Это напоминает что-то вроде раздвоения личности, - протянул Гарри. - Одна из этих личностей - правильная и рассудительная Гермиона, которая все свое свободное время посвящает работе и безгранично любит Рона. А другая - категоричная и жесткая, способная заставить Рона дорого заплатить за измену, ненавидящая Джинни за ее корысть и лицемерие. И которая, похоже, все-таки любит меня. - Я держала бы себя в руках, если бы не ожерелье, ты же знаешь. Но я не делала ничего, чего бы не хотела. Все, что я делала, я хотела сделать, пусть и едва осознанно. - Гермиона судорожно перевела дыхание, прежде чем продолжить: - Помнишь, когда мы переспали первый раз? С одной стороны, я этого хотела, но с другой, жутко жалела, что изменила Рону. Ведь это так неправильно, и нарушит устоявшийся порядок жизни, а я перестану быть идеальной и правильной. Я не желала с этим мириться, сопротивлялась, и воспоминания исчезло из памяти. Я постоянно повторяла себе, что люблю только Рона и в какой-то момент искренне в это поверила. Не желая прислушиваться к своим чувствам, я всегда включала голову. То же самое случилось и во второй раз, когда Джинни уехала на игры. - С Роном, я полагаю, было так же. - Да. - Гермиона грустно улыбнулась. - Ты же помнишь, как он издевался надо мной. Я приказывала себе сохранять спокойствие, я хотела бы быть великодушной, но на самом деле чувствовала лишь невероятную злость. - Значит, ты хотела как-то наказать его, но не решалась. И поэтому ожерелье взяло над тобой верх, заставив отравить печенье, - предположил Гарри. - Но почему, в таком случае, ты не потрудилась избавиться от улик? - На это, видимо, действие артефакта уже не распространяется. Ну а насчет Джинни... я ревновала тебя к ней, Гарри, хоть и не хотела себе в этом признаваться. Она никогда не понимала тебя до конца, не знала, какой ты на самом деле. Видела лишь то, что лежало на самой поверхности, а ведь этого... так мало. Мне больно было смотреть, как Джинни бессовестно тебя использует. Я была так зла, что ожерелье снова стало полностью меня контролировать. Гарри подался вперед и обхватил руками ее холодную руку. - Как ты все вспомнила? - глухо спросил он. - Благодаря тебе. Когда ты показал мне воспоминания, я долго не могла в это поверить, но знала, что существует, скорее всего, только одна причина. А потом, когда ты показал мне отчет из лаборатории и сообщил о заговоре метлы Джинни, я убедилась в своих подозрениях. Я поняла, что мой эксперимент, кажется, окончен, и совсем не так, как я ожидала. И тогда я сделала единственное, что можно было сделать: я признала, что, видимо, не такая уж хорошая. Я смирилась с тем, что способна на ревность, месть и ненависть. Я дала волю чувствам и позволила себе тебя любить. А наутро... все вспомнила. Гарри почувствовал, как внутри него что-то сжалось от этих слов. То ли это было облегчение, то ли что-то еще. Он сильнее сжал руку Гермионы в своих руках и, поднеся к губам, быстро поцеловал, закрыв глаза. Он подумал о том, что после всего, что произошло из-за эксперимента Гермионы, здравый смысл не так уж и плох. На то он и здравый смысл, чтобы удерживать человека от импульсивных поступков, вроде пожеланий смерти другому, пусть он и сто раз это заслужил. Все действительно нужно контролировать и взвешивать. Но это не значит, что нужно жить только разумом, полностью игнорируя чувства. В конце концов, если бы не они, Гермиона не сидела бы сейчас здесь, а его губы не касались бы ее все время холодных рук.***
Когда через неделю колдомедик, хоть и нехотя, разрешил Рону принимать посетителей, Гермиона сразу же рассказала ему все, как есть, потому что не считала, что имеет право это от него утаивать. Рон долго молчал - как видно, ему понадобилась пара лишних минут, чтобы переварить информацию. Потом он задумчиво почесал голову и наконец поднял серьезный взгляд на Гермиону. - Забавно. Я и предположить не мог, что это ты. Пока лежал здесь и ел отвратительный диетический суп каждый день, только и думал, как буду пытать непростительным того, кому я всем этим счастьем обязан. Гермиона невольно вздрогнула. - Рон, ты что, забыл, что использовать непростительное... - Да помню я! Ну а о чем еще было думать? И да, можешь не волноваться, тебе это не грозит. Гермиона опустила взгляд вниз. - Прости меня. - Наверное, мне тоже следовало бы... извиниться. И да, сейчас я злюсь, но это все равно ничего не изменит. К тому же, ты тогда была сама не своя, а я действительно вел себя не очень хорошо... мягко говоря. - Рон замолчал и взял из рук Гермионы почищенный апельсин. - Мало ли, о чем мы думаем в порыве гнева и на что способны. Я бы тоже захотел тебя убить, когда думал, что ты с Гарри, если б находился под воздействием ожерелья. Внезапно в палату вошел Поттер, который до этого разговаривал с колдомедиком, и Гермионе пришлось выйти для почти такой же беседы. Рон испытующе посмотрел на него и, не став тратить времени на приветствия, выпалил: - Так вы вместе или нет? Гарри немного растерялся от неожиданности, но все же кивнул. - Отлично. - Рон выдохнул с облегчением. - Значит, ты не против? - осторожно спросил Гарри. - Да нет же. Мне от всех этих известий не по себе. - Рон сделал неопределенный жест рукой. - Помнишь птичек на шестом курсе? Уже тогда следовало задуматься. Потому что теперь птичек ей показалось мало, и она вообще решила меня убить! - Ну не то, чтобы убить... - начал было Гарри, но осекся: - Блин, Рон, ты же сам знаешь, что виноват! - Да знаю я, - бросил Уизли. - Но все равно, знаешь ли, неприятно. - Кстати, как там твоя секретарша? - Гарри решил перевести тему. - Клоули, кажется? - О, дружище, это в прошлом. За мной тут ухаживала такая классная медсестра... - Рон мечтательно улыбнулся. - Будет заходить, жди, когда развернется, и смотри туда, где спина заканчивает свое благородное название! - Вижу, ты поправляешься, - бросил Гарри с усмешкой. Рон, судя по всему, еще долго бы веселился, но неожиданно в палату вернулся колдомедик с Гермионой. - Поскольку мистеру Уизли необходим отдых, ваше посещение закончено. Кстати, скоро вам, мистер Уизли, принесут диетический суп. Рон скривился и со стоном откинулся на подушки. Гарри и Гермиона попрощались с ним и покинули палату, не став спорить с колдомедиком. Им все равно следовало еще навестить Джинни. С Джинни, конечно же, не было так просто и легко. Она восприняла новость о скором разводе достаточно болезненно, но, узнав, что Гарри оставит ей дом, несколько успокоилась. Когда эмоции под утихли, Джинни и вовсе пришла к выходу, что ей предоставилась просто отличная возможность: и деньги останутся при себе, и Тайлер. Лучшего расклада и придумать было нельзя.***
На улице снова шел дождь, когда Гермиона и Гарри вышли на улицу после посещения больницы. Гермиона подняла взгляд к небу - низкому и серому, усеянному мелкими облаками такого же цвета. Дождь лил плотной стеной, окрашивая здания в более темный цвет и, казалось, даже не думал прекращаться. Она развернулась к Поттеру. - Давай уедем к моим родителям на какое-то время? Он пожал плечами и подошел ближе, положив руку на ее талию. - Если ты так хочешь. Гермиона снова устремила взгляд вперед и улыбнулась едва заметно. - Иногда мы и предположить не можем, чего действительно хотим. Я, оказывается, всю свою жизнь не знала. - А теперь? - глухо спросил Гарри. Она снова улыбнулась, но на этот раз в улыбке больше не было грусти. Гарри невольно поразился, увидев во взрослой женщине прежнюю Гермиону, с которой познакомился еще в школе. Она тем временем легко коснулась его руки и посмотрела прямо в глаза. - А теперь я точно знаю, чего хочу.