О доме, сыне и дереве

Майрэ, наследнице чародейской ричменской крови, не привыкать к пророческим снам. Однако “видеть” и “правильно истолковывать” – это совсем не одно и то же… равно как “видеть” и “знать, что предпринять”. Тень стального орла, распростёртая над Пределом, угрожает погибелью и ричменам, и нордам, но Майрэ неведомо, как скоро им ждать атаки… Два года? Две тысячи лет? Но жизнь в страхе перед тенями – это и не жизнь вовсе, а безобразное существование. “И если от всей души веришь, что красота спасёт мир, – наставляет Майрэ своего сына, – то помни: нет на свете зрелища прекраснее, чем острый кинжал в сердце твоего врага”.

***

Какие бы тёплые чувства ни связывали их с Сигмундом, а жить с мужем-нордом Майрэ было порой непросто: он, конечно, старался понять и полюбить новый свой дом, но многое — например, тяга к отвратительно пахнущей сырокопчёной рыбе — оставалось неискоренимым. Впрочем, в некоторых вопросах супруги были на удивление солидарны: в том, например, как стоит воспитывать детей. “Мы не должны разжигать войну в пору мира, – наставлял Сигмунд сына. – Нет доблести или чести в бессмысленном кровопролитии. Но это не значит, что мы должны спускать оскорбления. Знай, мальчик мой: тот, кто придёт в наши земли с мечом, покинет их только вперёд ногами”.

***

Человеческая память до безобразия коротка, человеческий голос – слаб: время струится, как горная речка, и часто уносит правду вниз по течению. Пройдут года, и никто не вспомнит песен, что пели во тьме веков проигравшие мертвецы: лишь песни живых будут звенеть в горном воздухе — песни, славящие их героев. Майрэ знает, что историю пишут победители, и она не намерена позволить своему народу проиграть — даже если ради того, чтобы восторжествовать над врагами, их ворожеям придётся вспомнить тёмные, полузапретные ритуалы даэдра и всё своё естество вывернуть наизнанку. Через своих детей Майрэ пронесёт это тайное знание сквозь века — иное было бы малодушием.