Невесть-надцатая весна

      Купить коллекционный Гибсон* или синтезатор? Гибсоны в антикварных магазинах не залеживаются, а синтезатор хочется до зуда в одном месте. Такой, чтобы звучал как рояль в Ковент-Гардене, минимум настроек - максимум звука. Чтобы не записывать по отдельности музыку и свой голос для MySpace и Smule**, а просто поставить микрофон, спеть - и все будет прекрасно слышно. К тому же, синтезатор нужен для работы - те, которые в студии, хороши, но работать дома за своим гудящим компом, в своем расшатанном кресле на колесиках как-то удобнее. Ну и к тому же, Гибсонов у него три - подарок любовницы, подарок любовника, подарок самому себе на тридцатилетие. Плюс одна Такаминэ* плюс две Yamaha - итого шесть прекрасных гитар, и больше ему не надо. Он же музыкант, а не коллекционер, он и так не успевает поиграть на каждой, чтобы ни одна не чувствовала себя одинокой - потому что это отражается на звучании. Нет, Гибсон подождет, а синтезатор ему действительно нужен.       Кусакабэ написал на ярко-желтом стикере "Синтезатор" и клеит его к компьютеру.       - Хикару-сан! Хикару-сан, одобрили! В Токио запись одобрили! - в кабинет вбежала девочка из отдела продаж, которая за два года успела раскрутить их студию если не до самых небес, то до высокопоставленных представителей шоу-бизнеса точно - слухи о маленькой конторке Harukaze, "Весеннем ветре" дошли невероятно быстро. Сначала Madhouse*** заказали у них саундтрек для аниме, которое, в общем-то, не обещало быть популярным, но Sony за него хорошо платили, Madhouse взялись за работу, Harukaze отправили им четырнадцать треков, и аниме вышло. Вышло и пробило все потолки, оказалось в топе десяти чартов на несколько дней. All-kill, как говорится. Кусакабэ это аниме смотрел, ничего особенного не увидел еще когда работал над музыкой к нему, и вообще он тогда не особенно старался. Он даже думал, когда он не старается и пускает все на самотек, музыка выходит как будто лучше. Как бы то ни было, из-за этого аниме он стал широко известен в узких кругах, заказы посыпались, и Кусакабэ серьезно взялся за дело. И вот теперь молодая, но перспективная и богатая студия в Токио предложила им неслыханные деньги за саундтреки для своей полнометражки. Кусакабэ бился над ними несколько месяцев, раз за разом пропускал дэдлайны, но отправляя запись в самый последний момент, он нимало не сомневался - примут.       И вот девочка из продаж приносит ожидаемую добрую новость. Радость - спокойно, как к себе домой, входит в сердце. Конечно, они одобрили, потому что музыка была очень хороша. Кусакабэ не тщеславен, а честен сам с собой. Получилось, потому что он работал, потому что вдохновение приходит во время работы, а не падает с небес. Как и гонорары, на которые он купит новый синтезатор, сходит в хороший бар и познакомится с кем-нибудь - с ровесником или помладше (но не намного), с веселыми пьяными глазами, угостит его дорогой выпивкой, привезет к себе домой, займется с ним любовью, закажет пиццу или что-нибудь посущественней, а утром дождется, пока этот кто-нибудь встанет, накормит его завтраком и попрощается, не попросив номера. И никаких ночных мотыльков, потому что проституция - это оплаченное изнасилование. Другое дело, когда два взрослых человека не против поразвлечься вместе одну ночь, когда два взрослых человека дают друг другу понять - о да, я хочу сегодня переспать с тобой. Когда два взрослых человека умеют задать в постели или в шаге от постели простой вопрос: "Можно?"       Кусакабэ отлично усвоил урок - всегда спрашивать разрешения. Потому что ничье сердце и ничье тело не принадлежит тебе безразмерно. Потому что в сексе не должно быть никаких "беру то, что мое" - только "мне позволили взять, и я не дурак отказываться, но если потребуют назад - верну". Но кто бы ему это объяснил двенадцать лет назад - тупому и пьяному мальчишке, который едва закончил школу, который был зол теперь же не вспомнить, из-за чего, и в которого был влюблен другой - умный и до слабости нежный мальчик, утонченный, как принцесса, и настолько же гордый. А на принцесс не набрасываются пьяные бойфренды, на них не кричат "Ну ты же меня любишь! Разденься!", их не трахают на полу, не дойдя двух шагов до спальни. После таких выкрутасов принцессы сначала испуганно шарахаются от каждого взгляда и плачут, а потом рубят головы. Его мальчик голов не рубил и слез своих не показал - просто в тот же вечер выставил его со всеми вещами за дверь. Они жили в его доме - он имел право изгнать нарушителя из королевства. До него было не дозвониться, не достучаться - королевство его мальчика было изолированно как Япония в семнадцатом веке и не желало вступать в контакт. И Кусакабэ уехал, и долго-долго корил себя за то, что в тот день набросился на своего возлюбленного, как животное, а не взял себя в руки, не подошел вплотную и после объятий и нежного поцелуя не спросил "Можно?"       А если бы он ответил "Нет, нельзя", то Кусакабэ просто поцеловал бы его еще раз и пошел спать. И все было бы в порядке, и жили бы они в Киото, занимаясь каждый своим делом, а ночи бы проводили вместе и знали бы тела друг друга так хорошо, что даже не приходилось бы спрашивать "Можно?" С другой стороны - не было бы Harukazu и любовников с Гибсонами, и поездки в Ковент-Гарден, не было бы музыки для студии в Токио и гонорара, на который в принципе, если разгуляться, можно купить и синтезатор, и четвертый Гибсон. Все это тоже очень хорошо, и Кусакабэ был благодарен за то, что есть - благодарен себе, семье и музыке. А больше всего - мальчику-принцессе, Саджо Рихито, своей первой любви, которую он потерял - но даже при этом все сложилось хорошо.       "Саджо, я знаю, я не должен был этого делать. Ты молодец, что не стал прощать меня, я бы тоже не простил. Спасибо, что заставил меня повзрослеть".       Как истинно романтическая личность, Кусакабэ фантазировал как на исходе дней он пошлет Саджо примерно такое послание, и тот улыбнется и вспомнит, как когда-то говорил "Кусакабэ, я люблю тебя". В романах старики любят вспоминать о первой любви.       - Начальник поехал сделку заключать. Если дождетесь его - сможем отпраздновать все вместе.       Гулять вместе с коллегами - это веселиться пару часов, пить сакэ, а потом плестись домой по самым пустым и тихим улицам, чтобы усмирить головную боль, которая у него всегда бывает из-за шума и толп.       Наверное, хорошо, что он не продолжил эстрадную деятельность - от полных залов у него правда очень сильно болит голова.       - Ну, не знаю, Аоки-сан, - он улыбнулся. - Я так устал сегодня. А... что там с гонорарами?       - Уже все пришло, в бухгалтерии сейчас делают переводы. Но вы все-таки сходите с нами, Хикару-сан, это же все-таки ваша музыка! Ну, хоть одну бутылочку, - она хихикнула и сделала вид, будто пьет из чашечки сакэ.       Кусакабэ вздохнул, задумался. Всего одну бутылочку - отметить успех, познакомится с новичками, а потом можно и в бар. А завтра - в магазин, за синтезатором.       - Ну, разве что одну, Аоки-сан. Ох, и доведут меня эти празднества до алкоголизма, - он рассмеялся и потянулся за сумкой. - Куда хоть пойдете? Дай мне адрес, я присоединюсь, надо просто еще домой съездить.       - Я вам напишу потом, мы сами пока не решили. Часа через два собираемся.       - Ну, значит, встретимся.       Они распрощались. На улице Кусакабэ наконец-то закурил.       На этой неделе у него гостила сестра с племянниками - сегодня он обещал малышам торт. Он долго выбирал между клубничным и персиковым, в конце концов взял шоколадный. Дома сестра готовила ужин.       - Сегодня ты рано, Бэ-ян, - она с младшим сыном на руках переворачивала рыбу на сковородке.       - Я рано, и я принес торт.       Дети бросились к столу, малыш на маминых руках заныл и тоже потянулся к большой коробке с тортом. Кусакабэ взял его на руки, поцеловал в мягкую, как зрелый персик, щечку и поставил на пол. В три пары рук дети распутывали коробку от лент.       - Совсем мне малышню избалуешь.       - Я же дядюшка-раздолбай, мне можно, - он перехватил кусочек горячего омлета, прожевал его, обжигая язык и нёбо. - Онни, я сегодня поздно приду, мы пойдем отмечать музыку.       - О, приняли, да? Поздравляю, ты молодец! Значит, ужинать не будешь?       - Буду-буду! И омлет, и рыбу, и овощи, и торт буду! Я голодный холостяк, я хочу домашней еды! Сестра засмеялась.       - Ну садись тогда за стол, я уже тут все.       Они поужинали, играясь с детьми, малыши объелись тортом и сытые свалились как игрушки на пол. Сестра пошла мыть посуду, а Кусакабэ переоделся и пошел в кафе - Аоки-сан написала адрес.       Как же он так забыл, что у него полный дом родни? Теперь уже никого и не приведешь. Сигаретный дым раздражал обожженный рот, а пить на сытый желудок не хотелось. Разве что одну бутылочку.       В кафе было много народу, а бутылочек еще больше."Что-то все планы прахом идут" - подумал он, сел на свободный стул и подозвал официанта. Официант - высокий и тонкий, в черной форме казавшийся еще выше и тоньше - вспорхнул перед ним как журавль, достал блокнот, готовый принять заказ.       - Сакэ горячее или холодное? - Холодное, пожалуйста.       Пальцы, длинные, как журавлиные перья, вцепились в блокнот. Кусакабэ проводил официанта взглядом. Чуть смуглая кожа, темные губы (и, наверное, темные соски), волосы, приподнятые гелем, ему лет двадцать пять, может, чуть меньше. Кусакабэ нашарил в рюкзаке ручку: будет уходить - оставит симпатичному официанту записку, номер телефона или что-то такое. Когда ему принесли сакэ и тарелку маленьких гёдза, ему показалось что официант задержал на нем взгляд. Кусакабэ ответил тем же, две пары глаз встретились и сказали друг другу - о да, я хочу сегодня переспать с тобой. Конечно, в шаге от постели Кусакабэ все равно спросит "Можно?" Мысли мчались со скоростью Синкансэна, и он уже представлял темные соски под своими пальцами и приоткрытые темные губы. "Номер телефона и игриво-простое "Может, встретимся как-нибудь?" - придумал Кусакабэ и сделал отметку в уме, чтобы не забыть.       Разговор за столом шел про терки между корейскими и японскими компаниями - мол, корейские айдолы заполонили японскую эстраду, J-Rock уже не конкурент для K-Pop - заявляли одни, J-Rock еще шарахнет - возражали другие. Лично Кусакабэ любил корейских айдолов и даже был на экскурсии в YG**** - настоящей фабрике артистов, но в разговор не вступал - слишком уж был увлечен мыслями об официанте. Это все недотрах, поэтому он и западает на каждого мало-мальски симпатичного парня, решил он.       Одной бутылочки показалось маловато - он заказал еще, потом еще, и его все не развозило, вообще никак, будто сок пил, а не водку. Тепло покалывало ступни - и только. Кто-то обратился с нему с разговором, он неловко и скучно отвечал, потом резко встал посреди вопроса.       - Ты куда?       - Природа зовет. Из-за закусок руки стали липкими, жирными, Кусакабэ долго намыливал их в туалете. Вода журчала, скручивалась в воронку. Кто-то в кабинке смыл за собой и тоже подошел к раковине. Боковым зрением Кусакабэ заметил кого-то молодого, изящно одетого, в очках - он стоял ровно, как аршин проглотил, аккуратно намылил руки, не брызнув ни капельки на манжеты выглядывающей из-под нежно-желтого свитера сорочки. Кусакабэ оторвал кусок бумажного полотенца, быстро промокнул им руки и почти уже вышел из туалета, как вдруг услышал за спиной:       - Привет.       Гулкая тишина в груди. Журчание воды из под крана. Знакомый голос и незнакомое "Привет" - незнакомое, неожиданное, но обращенное именно к нему.       - Не узнал? - тихий смешок. - А я сидел и думал - ты, не ты?       - Саджо?       - Ага.       Еще один тихий смешок, тонкая рука поправляет очки. Только что вымытые руки мгновенно запотевают, кровь приливает к щекам, и голове - все: радость, смущение, испуг, нежность, ностальгия. Образ юного Саджо застит глаза целую вечность, а его голос наполняет голову. - П-привет. - Давно не виделись. Как дела? - Я хорошо, мы тут с коллегами... -Отмечаете что-то? - Ага. - Я слышал, ты работаешь в Harukaze. - Да. А ты... ты где работаешь? - В Киото, в больнице. Недавно учебу закончил. - А. Надолго здесь? - До пятницы. Приехал родителей проведать. - Ясно. Саджо улыбнулся и направился к двери. - Ну, пока. Рад был тебя видеть. - И я, - сказал было Кусакабэ, но дверь закрылась, и взгляд уловил только взмах желтого рукава.       Наверное, ему это приснилось. Он же вспоминал недавно Саджо, вот ему и привиделось - да еще сакэ, он же обещал себе только одну бутылочку, а сам нализался как алкаш. Все мозги проспиртовал за один вечер, голова вспухла - и мерещится теперь всякое. Этот Саджо - глюк, очень реалистичный, не надо бежать за ним и искать по бару. Не надо, не надо - твердил себе Кусакабэ, выскочив в центр зала и бешено бегая глазами вокруг. Но Саджо нигде не было - в баре, кроме их компании, были только уставшие сарариманы***** в скучных костюмах.       - Хикару-сан, случилось что-то? - девочка из отдела продаж, на ходу вытирая губы салфеткой, подскочила и мягко, но крепко схватила за локоть. - Ищете кого-то?       - Да, да, парень, худой такой, в желтом, вышел сейчас из туалета, он...       - Я никого не видела, - она задумалась. - Может, из наших кто заметил, вы спросите. А что-то случилось? Кто он?       - Да так...       Все тело вдруг обмякло, и мозг тоже - стало как будто все равно или просто не хотелось объяснять то, что он сам не понимал.       - Ладно, ничего страшного - он махнул рукой. - Аоки-сан, ты заплати, я там на две тыщи йен где-то...       Он похлопал себя по карманам, достал мешочек-кошелек и вытащил несколько купюр.       - Вы хоть с остальными попрощайтесь.       Кусакабэ махнул коллегам рукой и вышел из бара. Вечерний воздух ударил в голову запахом свежей листвы, освежая. По темным улицам возвращались запоздавшие на вечерних курсах школьники.       "Весна пришла", - подумал Кусакабэ и закурил. - "Весна пришла - повсюду слышу я, а самому... а самому не... как же там дальше?"       Возвращаясь, он вспомнил, что не оставил красивому тонкому официанту номер телефона. * - дорогие марки музыкальных инструментов; тут - гитары этих марок ** - социальный сети для обмена музыкой и совместной записи песен с другими пользователями *** - аниме-студия **** - южнокорейская звукозаписывающая компания и агентство по поиску талантов ***** - клерки, офисные работники