Тени. Разум

      — Нужно иметь какой-то особый дар быть долбоебом, чтобы налажать в таком простом задании! — ругаясь, Лера ходила взад-вперед мимо полуоткрытой двери Жениной комнаты. Старый советский телефон она держала в руках, и провод с громким шуршанием волочился следом. Застрявший в грубой подошве ботинка камень при каждом шаге глухо стучал по старому дощатому полу. Женя поймал себя на том, что отбивает карандашом ломаный ритм, пытаясь попасть в такт. Он не особо вслушивался, но понял, что дело идет к увольнению очередного несчастного.       Лера часто увольняла сотрудников. Как правило, за дело, но были и спорные случаи. Совсем недавно она выгнала отличного мастера, когда узнала, что та за глаза высмеивает ее стиль одежды. Лера была женщиной красивой, с отличной фигурой, светлыми, немного вьющимися волосами, при этом, вопреки статусу хозяйки салона красоты и внешним данным как у Барби, в ее образе отсутствовала характерная манерность и лоск. Она одевалась как мальчик-подросток: почти всегда в джинсах, фланелевых рубашках. Да и по жизни Лера была человеком чуть грубоватым, без лишнего пафоса. Она казалась прекрасной лесной нимфой, получившей второй разряд по газосварке. Такой образ Леру устраивал, и она не желала терпеть ехидные комментарии за спиной, поэтому прекрасный мастер пошла искать другое место работы, а Лера две недели терзала домочадцев рассказами о том, как правильно осветлять волосы и как сложно найти того, кто это умеет. К моменту, когда Лера все же нашла замену, даже мышонок Петя знал про проценты оксида.       Лера положила или, скорее, бросила телефон на тумбу и, едва не споткнувшись о размотанный провод, зашла к Жене. Она явно нуждалась в ком-то, кто согласится, что она права во всем, а кругом все негодяи, которые ничего не умеют.       — Знаешь, какая главная проблема при работе с кадрами в сфере красоты? — спросила она и, подвинув уже засохшую тряпку, прислонилась к подоконнику.       — М? Много неграмотных специалистов? — предположил Женя, не отвлекаясь от монитора, где появился результат теста.       — И это тоже. А еще?       — Теряюсь в догадках, — равнодушно пожал плечами Женя. Он уже третий раз пытался прочитать абзац, но из-за Леры сбивался.       — Идиоты! — Лера театрально подняла руки к небу. — Просто сферические кретины в вакууме! Я молчу про дур, которые не осилили программу средней школы и читают по слогам... Помимо них есть еще образованные дебилы, неспособные думать самостоятельно! Не скажешь подтереть жопу, так и будут в говне ходить.       Женя отвлекся от экрана и с любопытством посмотрел на мать — давно ее так не бомбило.       — Вот как ты считаешь, работа админа сложная? — спросила Лера, будто бы вариантов ответа было больше одного.       — Чего там сложного? — фыркнул Женя. — Записывать клиентов, следить, чтобы у шампуней не закончился срок годности. Не кардиохирургия, прямо скажем.       Лера задумчиво посмотрела на сына и пробарабанила пальцами по подоконнику.       — Поработаешь недельку администратором?       — Нет, — Женя даже не задумался. — Работать на маму — это унизительно. Это как бы говорит всем «я лузер и сам не смог найти работу».       — Да? — Лера не смогла скрыть ехидной улыбки. — А ты, значит, смог? И куда устроился?       — Пока никуда, но я вот прямо сейчас этим занимаюсь, — Женя состроил лицо «я занят, а меня отвлекают».       Лера хмыкнула, зашла ему за спину и хмыкнула еще раз.       — Ты уверен, что тестам по профориентации с Аетерны стоит доверять? — спросила она, глядя на вкладку, которую Женя не успел закрыть.       — Это я так... Между делом прошел... Вообще я вакансии смотрел... — Женя покраснел до состояния вываренной свеклы.       — Да? Дай-ка... «Гейша», — Лера многозначительно озвучила заголовок результата теста под названием «Твоя идеальная работа» и, с трудом сдерживая смех, продолжила читать с выражением: — «У тебя на удивление кривые руки, и к производственному станку тебя подпускать опасно, но ты можешь ублажить взор эстета, как никто другой умеешь производить нужное впечатление и разносторонне эрудирован. Ты легко поддерживаешь любую беседу, даже о технике безопасности при работе на станках. Идеальная для тебя работа — Гейша», — Лера с кривой усмешкой посмотрела на Женю. — Зря я на Аетерну гнала, про кривые руки прямо в яблочко.       Лера держала два салона: студию красоты с претензией на люкс «Елена», где Жене предстояло ошиваться ближайшую неделю, и эконом-парикмахерскую, едва выходящую на самоокупаемость. Лера еще мечтала открыть что-то концептуальное, творческое, в центре Петербурга, куда бы ходили знающие толк в моде хипстеры. Ей не раз предлагали перестать возиться с полудохлой лошадью, продать эконом и открыть новую студию в центре, но Лера категорически отказывалась. Она говорила, что в кризис, который, по ее мнению, вот-вот должен разразиться, начинать, по сути, новый бизнес слишком рискованно, а вот лошадь имеет шанс резко ожить.       Пока кризис не нагрянул, она развивала студию красоты в соседнем квартале. До настоящего люкса там было далеко, «Елена» представляла собой обычную мещанскую парикмахерскую с кабинетами маникюра и косметолога, которых навалом в каждом спальном районе.       Женя потоптался на крыльце, и зашел внутрь, и оглядел свое новое место работы. Лаконичный черно-белый интерьер, который придумала Лера, чтобы максимально сэкономить, сейчас считался модным минимализмом. В этом был особый талант Леры — при минимуме затраченных ресурсов получить максимальный результат. Она могла из говна и соломы построить дом и продать его как эко-коттедж.       Женя всегда помогал Лере по мелочи и знал всех сотрудников, кроме мастера маникюра, которая работала всего неделю. За пару часов, что Женя успел провести на рецепции, она раз двадцать выходила из кабинета под всевозможными предлогами и удивленно косилась. Понять ее было можно, парни-администраторы явление хоть и не самое редкое, но, тем не менее, окутанное легким недопониманием. В «Елене» одно время работал весь из себя стереотипный манерный гей, с макияжем и нарочито жеманными интонациями голоса, еще был парень попроще и побрутальнее, с бородой и незнающей границ страстью к клетчатым рубашкам, но тоже очень ухоженный. У Жени же волнистые волосы торчали в разные стороны, одежда была застиранной, местами рваной и явно не знавшей утюга — все это было сделано специально, в угоду странной, распространенной в глубоком андеграунде моде. Образ, прекрасно подходивший для тату-студии, но слишком экзотичный для обычного салона красоты.       Несмотря на тотальное несоответствие дресс-коду, работал Женя отлично. Он быстро навел порядок в каракулях предыдущего админа, обзвонил всех записанных на день, сделал уточнения в расписании и, чтобы не сидеть без дела, пошел проверять запасы краски. Лера составила целый список цветов, которые постоянно заканчиваются в самое неподходящее время. Проведя ревизию и чуть не опрокинув на себя шкаф, Женя направился обратно, думая, чем бы еще себя развлечь. Краем глаза он заметил знакомое лицо — в кресле, сжавшись как большой неуклюжий колобок, сидела та стремненькая девчушка, Настя, с которой поцапалась Юля. Она тоже заметила Женю, и притворяться незнакомцами было глупо.       — Привет! Ты прости Юльку. У нее сейчас трудный период, она на всех срывается по поводу и без, — Женя решил не ходить вокруг да около.       — Ну да, конечно, трудный период же у нее одной, — вздохнула Настя и добавила: — Не бери в голову, ты здесь ни при чем.       Женя хотел ответить, но подошла Олеся, парикмахер, и бодро спросила:       — Ну, что будем делать? Ух ты! Какой шикарный цвет! Жень, ты только посмотри! И качество волос какое прекрасное!       Волосы действительно были шикарные, Женя запустил в них руку и потрогал кончики. Догадка родилась сама собой.       — Ты недавно подстриглась?       — Да, они до поясницы были, — не без гордости ответила Настя, — летом отрезала, а теперь жалею.       — А зачем отрезала? — удивилась Олеся.       — Не знаю... В парикмахерской убедили, сказали, что каре очень модное и идеально подойдет моему лицу...       Олеся и Женя переглянулись, одновременно догадавшись, что произошло.       — А срезанные волосы ты куда дела? — осторожно спросила Олеся.       — Там оставила, — пожала плечами Настя, явно не понимая, что могла их продать. — А зачем они мне, обратно же не пришить? А в парикмахерской сказали, что им, может, пригодятся, а мне десять процентов скидки за них сделали.       Олеся прикусила язык.       — Это что же за парикмахерская такая? — максимально спокойно спросил Женя, хотя внутри закипел, как забытое на плите молоко.       — У школы, в соседнем доме, где «Пятерочка». Мама потом ходила с ними ругалась...       Олеся сделала, по мнению Жени, очень крутую стрижку, в красавицу от этого Настя не превратилась, но стало намного лучше. По крайней мере, девушка теперь не выглядела как тетка.       Как только за Настей закрылась дверь, Олесю прорвало:       — Вот же мудаки! Руки им поотрывать надо! Уроды! Так поступить с ребенком!       — А что случилось? — из кабинета показалась мастер маникюра.       — Девушку обманом уговорили срезать шикарные длинные волосы, волосы оставили себе, разумеется, — мрачно ответил Женя.       — Афигеть... Это чтобы волосы продать?       — Ага, — кивнула Олеся, — такие волосы тысяч сорок стоят.       — Это в какой парикмахерской было?       — Да в этой «Криворучке» у «Пятерочки», к нам уже не первый раз приходят перестригаться от них, — скривилась Олеся.       — А... Знаю. Меня туда работать звали. Хорошо, что не пошла, хотя они все равно закрылись.       — А что случилось? — нахмурился Женя. По спине пробежал холодок.       — Фиг знает, — пожала плечами мастер маникюра. — Прогорели, наверно.       — Да неужели, — фыркнула Олеся, — Я думала, такое гуано никогда не потонет...       Весь день выдался на удивление неспокойным. После Насти в парикмахерскую повалил народ, и все, как назло, без предварительной записи и с причудами: женщина с тремя тонкими волосинами на голове, которая хотела локоны, как у юной Шакиры, дедок, возмутившийся ценнику, череда черноволосых девиц, желающих получить пепельный блонд. Женя проявил чудеса коммуникабельности, спокойно и на пальцах объясняя, почему невозможно перекраситься в белый за раз и остаться с волосами. В какой-то момент Жене показалось, что он уже не просто жестикулирует, а пытается показывать кукольный театр, где его правая рука играет подвергающийся эпическим испытаниям волосяной фолликул.       Домой Женя вернулся усталым, но крайне довольным собой. Несмотря на поздний час, Юли не было, судя по жуткому, отдаленно похожему на «Луч солнца золотого», вою из ванной, отец принимал душ. Мама прибиралась на кухне.       — Лер... Мам, а Юля еще не пришла? — озадаченно спросил Женя.       — Нет, — буркнула Лера и махнула рукой в сторону холодильника, где на дверце висела угрюмая записка «Буду в 1:20».       Женя несколько секунд завороженно глядел на злые буквы, написанные так, словно Юля хотела порвать бумагу, изо всех сил нажимая на ручку.       «Черт, теперь ясно, куда делась ненависть из хардкора», — Женя озадаченно почесал подбородок.       — Тебе не кажется, что Юля в последнее время изменилась... — Женя понял, что «изменилась» не совсем нужное слово, и поспешил объяснить: — В смысле, она стала совсем невыносимой.       Лера перестала оттирать стол и посмотрела на сына.       — Не кажется, это так и есть.       — Не думаешь, что надо вмешаться... Психолога пригласить.       — Серьезно? — Лера зло засмеялась, и в этом смехе Женя уловил нездоровые истеричные нотки. — Ты после психолога исчез из дома на неделю. Я даже помню точную формулировку в твоем письме: «не желаю давать ковыряться у меня в душе грязными руками»... Всего пять лет прошло, а теперь ты сам про психолога втираешь... Какая ирония.       — Ладно-ладно! Я просто предложил, — Женя поднял руки и изобразил, что сдается. — Я просто волнуюсь. Юля совсем странная стала, может, у нее проблемы...       — Юля — подросток, — Лера включила воду в раковине, чтобы сполоснуть кружку, и дисгармоничный вой в ванне сменился визгом, но Лера и ухом не повела. — Если ты думаешь, что Юля странная, то вспомни себя. У меня было то же самое... ну, может, на пару лет раньше... В шестнадцать я уже тебя родила... Даже не знаю, считать это кульминацией возрастного кризиса или первым шагом к взрослой жизни... — Лера задумчиво повертела тряпкой и продолжила, никак не пояснив возможно обидное для Жени откровение: — Это гены, против них не попрешь. Все в нашей семье не подарок, а в подростковом возрасте мы вообще становимся чудовищами, пьющими кровь из взрослых, которые желают нам добра. С этим ничего не сделать, можно только переждать. К тому же Юля даже сейчас более ответственная, чем ты или я, может, она и ведет себя как сучка, но учится и даже шабашит себе на косметику.       Именно о шабашке Женя и собирался поговорить с Юлей. Он уже один раз прикрыл ее вредный зад и побегал с Петровой, чье имя умудрился не спросить. Женя хотел определиться: бегать и дальше или прямо сказать, что Юля больше не станет с ней заниматься. Девчонка, кстати, оказалась не такой пиздой, как говорила Юля. Наоборот, она была очень милой и веселой, пыталась немного филонить, но совсем не ныла. Женя прекрасно провел время и, в принципе, был готов продолжать дальше.       Не став учить мать воспитанию, Женя удалился к себе в комнату. С утра он бегал, весь день носился как электровеник и безумно устал, но сон не шел. Его мучило невнятное беспокойство и ощущение, что он что-то забыл. Провоевав полночи с одеялом, заснул он только под утро.       Что именно его мучило, Женя понял только утром по дороге в «Елену». Он не стал продолжать работать, как лучший админ на свете, а залез в угол за кассой и погрузился в интернет, отвлекаясь лишь на то, чтобы рассчитать клиента или односложно ответить на вопрос.       Женя изучал страницы мастеров «Криворучки», название было совершенно другое, но листая инстаграм, Женя раз за разом убеждался, что «Криворучка» подошла бы больше. В целом ничего особенного, просто мастера со средней подготовкой за копейки и на дешевых материалах пытались повторить то, что делали звезды индустрии. Вот и выходили кривые рыжие омбре и блонд с зеленцой, в общем, все то, чего старались избегать в «Елене».       Всего в «Криворучке» работало три мастера-парикмахера, включая владелицу. Начиная с августа, у каждой из них посты с фотографиями работ выходили все реже, а последняя датировалась сентябрем. Особенно смущало, что девушки перестали выкладывать не только фото работ, но и публиковать что-либо вообще. Последняя новость была от мастера-парикмахера — судя по предыдущим публикациям, давней подруги владелицы — и эта новость заставила Женю поежиться — в ней она благодарила всех неравнодушных за помощь и обещала держаться. К посту была добавлена фотография. На ней пыталась улыбаться некогда розовощекая, а сейчас болезненно похудевшая молодая женщина с косынкой вместо густых, крашеных в рыжий волос.       День тянулся медленно, а Жене не давала покоя идея наведаться в «Криворучку», от которой за километр разило странностями.       «Ну не вламываться же в закрытый салон».       Еще в обед он уверенно выбросил из головы идею посмотреть на закрытую парикмахерскую. Ближе к вечеру Женя смирился с мыслью, что ничего из головы выбросить не получилось и ближайшие дни он будет думать только о загадочной «Криворучке». Перед закрытием стало ясно как божий день — если он ничего не сделает, навязчивая мысль сведет его с ума. Домой он возвращался уже бегом, не в силах стоять на месте ни секунды. В предвкушении приключения сердце усиленно билось, а руки тряслись от нервного напряжения.       Дома он постарался собраться с мыслями и успокоиться. Намерения были самые невинные: просто пошататься вокруг парикмахерской, почитать объявления на столбах рядом, убедиться, что нет ничего необычного, и уйти. Ничего не взламывать.       «Утолю любопытство и спокойно удалюсь обратно в свою скучную жизнь», — подумал Женя и достал болторез.       Ночью температура упала. Женя как мог закутался в старую куртку, которая когда-то давно была на вооружении французской армии, после чего лет двадцать лежала в холодных и влажных складах, пока Женя не купил ее на Уделке*. Он почти никогда не покупал одежду в секондах, сколько бы раз друзья ни брали его с собой поискать крутое шмотье за копейки. Как-то он наткнулся на целую кучу отличных клетчатых рубашек, но не взял ни одной — стоило прикоснуться к вещи, как пальцы словно тонули в липкой слизи, оставшейся от чужой растраченной жизни. Даже сейчас от воспоминаний об этом моменте пальцы ломило, а сердце стягивала тугая тоска по чужим надеждам. Женя не знал наверняка, но мог поспорить, что вещи в той стопке принадлежали человеку, который умер очень разочарованным. А вот куртка таких ощущений не вызывала, наоборот, она с самого начала его радовала, поэтому он носил ее даже тогда, когда стоило бы уже одеться потеплее.       Распугав своим решительным видом всех встретившихся на пути гопников и одиноких собачников, Женя минут за двадцать дошел до «Криворучки». Парикмахерская, как обычно в спальных районах, находилась на первом этаже многоэтажки. Вход был с улицы, но особой оживленностью она не отличалась, и, словно насмехаясь над изначальным планом, ближайший фонарь не горел.       Грубую железную дверь «Криворучки» запирал навесной замок. Небольшой и аккуратный, на контрасте он казался декоративным. И все же Женя провозился с отмычками добрых двадцать минут и не смог его открыть. Тихо пробубнив под нос несколько отборных матов из семейной коллекции, Женя бросил попытки быть элегантным и перерезал металлическую дугу болторезом.       Вторая дверь — стеклянная, с написанными на ней часами работы — оказалась незаперта, видно, тот, кто уходил последним, не закрыл ее до конца, и автоматический замок не сработал. Женя инстинктивно натянул на ладонь рукав толстовки, чтобы не касаться ничего пальцами, и аккуратно толкнул ее. Старые петли скрипнули, и Жене в затылок подул ветерок — темное помещение словно глубоко вздохнуло.       Внутри стоял едкий запах аммиачного красителя.       «Наверное, где-то пролили краску и не убрали, — подумал Женя и натянул на нос шарф. — Все окна закрыты, вот ничего и не выветрилось... Либо кто-то сюда заходил недавно».       Женя испытывал ни с чем не сравнимый драйв. И хотя в «Криворучке» было жутковато, восторг пьянил его. Женя представил, как через окно забираются бомжи и под покровом ночи начинают мешать краски для пепельного блонда. Фантазия была готова продолжать бежать и бежать, но Женя потряс головой, будто в уши попала вода, и выкинул навязчивые образы.       «Я подумаю об этом завтра».       Сердце колотилось от предвкушения чего-то интересного, уходить в мир воображения не было никакого желания, все, что хотелось — это быть здесь и сейчас.       Если не считать свежей вони, помещение выглядело давно заброшенным. И бросили его в беспорядке. Женя поводил фонариком: на стойке рецепции стояла поросшая плесенью кружка, на полу валялся мусор, волосы и тетрадные листы. Будто уже после закрытия здесь кто-то хозяйничал.       Где-то рядом забурчала труба — Женя подпрыгнул от страха и выронил фонарик.       — Черт-черт-черт! — вскрикнул он.       Поняв, что это просто кто-то смыл этажом выше, он выдохнул, хотя руки еще тряслись.       «Женек Львиное Сердце...»       Фонарик начал мигать, но после нескольких несильных ударов об коленку снова заработал нормально. Женя зацепился взглядом за грязную бумажку на полу и пригляделся — разбросанные листы были из книги отзывов и предложений.       «Кому потребовалось так ее дербанить?»       Женя зашел за стойку рецепции, где был старый письменный стол. Он покопался в ящиках в надежде отыскать остатки, но, видно, книга отзывов где-то валялась на полу или ее вообще унесли. От нечего делать Женя заглянул в журнал записи. Вели его спустя рукава и не особо берегли — страницы были в следах от кофе и жира.       «Кто-то обедал прямо на рабочем месте».       Женя рассматривал неаккуратные записи, водя вдоль строчек фонариком.       Промелькнув в нескольких сантиметрах от лица, прямо перед ним что-то шмякнулось. В панике Женя в один прыжок оказался у двери, но ощутив близость выхода, чуть успокоился. Отдышавшись, он вернулся к столу. На нем лежала огромная дохлая крыса, таких здоровых он видел только однажды в районе Сенной. Женя посветил на потолок: под ним шли трубы коммуникаций. Самая большая, труба вентиляции, имела дырку прямо над столом, и из нее торчала еще одна мертвая крыса. И, скорее всего, она была там не единственной.       Женя взял швабру и надавил на трубу. Место разрыва увеличилось и извергло еще несколько крыс. Часть из них упала, и Женя только чудом увернулся, а две остались висеть, запутавшись в комке из длинных человеческих волос.       — Ахренеть... — вырвалось у Жени.       Женя водил по потолку лучом фонарика, пытаясь сообразить, как так вышло, и застыл, изменившись в лице — вода по трубе уже не бежала, а он все еще слышал посторонний звук. Реальность колыхнулась, словно занавеска. Голова пошла кругом.       Из-под стола, где находились его ноги, доносилось слабое чавканье. Женя громко сглотнул, удобнее перехватил фонарик и медленно отошел. Осторожно, пытаясь не создавать лишних колебаний воздуха, Женя присел и посветил на источник шума. Несмотря на то, что все было в пределах пары метров, он ничего не мог разглядеть, его словно ослепили встречными фарами, и часть картинки пропадала.       Очень невовремя накатила слабость и головокружение. Женя задыхался от запаха аммиака и терял сознание. Он оперся на руку, но все же рухнул на пол. На него словно налегли тени, окутали в кокон черноты, подавив страх вместе с доступом кислорода.       Под столом сидело что-то волосатое размером с небольшую собаку и ело большую тетрадь.       «Книга отзывов и предложений...»       Женя почти отрубился, но его дернули за штанину. Сквозь окутавшие тени он разглядел у ног нечто похожее на кота с человеческим лицом. Оно хищно улыбнулось, оскалив огромные и острые зубы.       В кровь вырвался адреналин, и Женя с небывалой скоростью, отталкиваясь от пола всем телом как змея, вылетел из «Криворучки» и кубарем скатился со ступенек.       Свежий воздух обжег легкие. Женю вырвало, и рвота, казалось, имела запах ацетона. Голова кружилась, но зрение вернулось, хотя, зажмурившись, Женя еще видел яркие всполохи. Он с трудом поднялся и, пытаясь понять, что произошло, посмотрел на «Криворучку». Дверь была открыта настежь, и дверной проем утопал в черноте.       Женя прошел как сомнамбула двести метров по направлению к дому и потерял сознание.