Тени. Разум

      Ночью температура упала, и Женя бы получил серьезное переохлаждение, если бы не скорая помощь, по случайности проезжающая мимо. Подойдя ближе, санитар с тревогой оглянулся на врача — Женя был совсем бледным, а волосы вмерзли в лужу — казалось, он уже мертв, но оперативная девушка-фельдшер неожиданно быстро привела его в сознание, просто похлопав по щекам.       Врач хотел было предложить пройти в машину для осмотра и, в случае чего, поехать в больницу, но Женя суетливо замотал головой, буркнул пару раз сдавленное спасибо и убежал, как будто бы врачи его догнать хотели.       — Мда… Явно наш клиент, — хмыкнула фельдшер, глядя как вдалеке у перекрестка Женя бегает туда-сюда, пытаясь определиться с направлением.       — Ну… Как говорил мой мудрый учитель, — пожал плечами врач. Женя все же выбрал направление и теперь стремительно удалялся, — нет пациента — нет проблем. Поехали на базу.       — Степашка, не тормози! — крикнула фельдшер, забираясь в машину.       Утром началась головная боль. Женя предпочел бы еще поспать, но чувство, будто невидимый кулак сжимает ему нервы за переносицей, не позволило. Морщась при каждом шаге, Женя направился в душ. Содержимое черепной коробки ощущалось подтухшим студнем, готовым вытечь через нос от резкого движения. Если бы события ночи вышибло из памяти, то Женя бы точно решил, что его мучает небывалой силы похмелье, потому что именно так все и ощущалось, но Женя все помнил.       Помнил и никак не мог дать объяснения. Он стоял под душем и смотрел в никуда словно зомби. Неспешными, чисто машинальными движениями Женя тер губкой плечо, совершенно не замечая, что оно уже совсем красное.       Ладно, не было никаких сомнений, что он надышался ядовитыми парами до глюков, но как объяснить все остальное? Вывод напрашивался сам собой: надо вернуться туда, где он чуть не подох от отравления токсичными газами, и чуть не подохнуть еще раз, но уже при свете дня.       Решено. Женя вылез из ванны, оделся и пошел на кухню. Там уже сидел отец и наворачивал яичницу без желтков.       — Ты сел на сушку? — спросил Женя, хотя все и так было очевидно — на столе возвышалась башня из шести прозрачных ланч-боксов, забитых гречкой с курицей.       — Ага. Хочу пузо согнать.       Рома определенно погорячился, определив свой вполне нормальный живот как пузо. Кубики пресса не виднелись, и талия не была такой же осиной, как в двадцать, но ничего не выпирало над ремнем, и даже привередливый Женя считал, что отец в неплохой форме для сорока лет. Рома всегда тяготел к здоровому образу жизни, следил за здоровьем, занимался спортом, даже к зубному регулярно ходил, но имел привычку временами увлекаться и перегибать палку. И происходило это всегда внезапно и резко. Приготовить на ужин свинину в карамели, а утром объявить семье, что они все теперь ближайший месяц веганят, дабы снизить холестерин, было вполне в его духе. Женя до сих пор с содроганием вспоминал то время, когда отец проникся соком из ростков пшеницы. К счастью, он никогда никого насильно не заставлял питаться так, как хочет он, но это было неминуемо: в семье готовил только Рома, поэтому Женя и Лера либо соглашались с очередными причудами, либо ходили голодными, потому что дисциплины готовить себе самостоятельно хватало только у Юли.       — Ну, давай, мистер Олимпия, душой и мыслью я с тобой.       Женя открыл дверцу холодильника, взял кефир, закрыл дверцу холодильника и, пытаясь провернуть тугую крышечку бутылки, удивленно застыл. Он снова распахнул холодильник — так и есть, ему не показалось. Сдвинув к дальней стенке сельдерей, придавив помидор и нагло вжав в угол кусок сырой куриной грудки, на полке стоял огромный торт с кремом.       — Эм… пап… — Женя прикрыл дверцу и пробарабанил по ней пальцами. — Ты в курсе, что… там…       — Гигантский торт? — меланхолично закончил за Женю отец и отхлебнул ромашкового чаю. — Это Юля притащила.       — Серьезно? — Женя опять открыл холодильник и критически посмотрел на кондитерского монстра. Он впечатлял размером и небывалой аляпистостью. Два яруса бисквита, плотно залитые знатно помятыми цветами из крема. Он был частично разрезан, один кусок уже отсутствовал, все словно кричало: «Съешь меня». Женя вспомнил, что последний раз ел что-то действительно сильно сладкое в тот месяц, когда пришел из армии, тогда тоже покупали торт, но делали на заказ, этот-то явно из ближайшего супермаркета. — А… Пф… Зачем он ей?       — Это она мне так мстит, не удивляйся. Я не пустил ее вчера на какую-то вечеринку, она разозлилась и притащила сегодня это.       Женя завис над тортом. С одной стороны хотелось съесть кусочек, но его терзали сомнения.       «Сладкое — это же как наркотик. Вот я несколько месяцев живу без тортов и норм, а если сейчас съем, меня переклинит и я не смогу остановиться, буду каждый день хотеть есть торты? Убью поджелудочную, потом вся эндокринка полетит, стану как то жирное чмо из Блейда… — Женю аж передернуло от представившейся картины. — Нет, это бред. Не могу же я всю жизнь бояться тортов? Если я совсем запрещу себе сладкое, то оно превратится в навязчивую идею… И тогда я буду жить без сладкого долго-долго, но потом в самый неожиданный момент сорвусь на пироженое и не смогу остановиться, буду каждый день хотеть есть торты. Убью поджелудочную, потом вся эндокринка полетит, стану как-то жирное чмо из Блейда… Так, спокойно… Надо развивать здоровое отношение к еде. Без фанатизма».       С этой мыслью Женя положил себе самый маленький кусочек. Когда он повернулся, выражение лица отца приобрело максимально красноречивое выражение «И ты, Брут».       Женя съел кусок, потом даже взял второй, но не доел. Вопреки собственным страхам, он не двинулся рассудком, наоборот, выходил из-за стола с мыслью, что на сладкое в ближайшее время он смотреть не сможет.       Отец пару раз проехался по его помятому виду, решив, что Женя с перепоя, но Женя ничего не стал объяснять. Он знал, стоит начать отвечать или оправдываться и отца будет не остановить — нравоучения польются из него, как пена из бутылки шампанского в руках гонщика.       Женя выскочил из подъезда, и злой ветер швырнул ему в лицо песок и сухие листья. Осень словно дала пощечину за плохое поведение на вчерашнем свидании. Вмерзнув волосами в лужу, он словно задрал ей юбку и пожамкал булочки, но уязвив ее гордость, шустро учесал в тепло, не оставив ни одной отмороженной фаланги. Поматросил и бросил — морозоустойчивый говнюк.       Времени было навалом, админил он два через два, бегать вместо Юли с Петровой предстояло только завтра, а больше он ничем занят не был. Вконтактик разрывался от приглашений потусить, но Женя горел одной лишь Криворучкой.       По небу в тревожной близости двигались темные тучи и низко летали чайки. Несмотря на собирающийся дождь, Женя не спешил и наворачивал круги по району — ему нужно было подумать. Что-то со всей этой историей было не то, Женя буквально физически ощущал на затылке тень от чего-то очень серьезного и непривычного, что зависло прямо над головой. И главный вопрос был в том, действительно ли он наткнулся на нечто значительное и интуиция предупреждает его, или он так изнывает от обыденности, что сам себе придумывает приключения. Может, он просто очередной Дон Кихот, от алкоголя и наркотиков слетевший с катушек раньше времени?       Хотя, вообще, он не был самым ярым джанком на районе.       «Не так уж много я бухал и упарывался, чтобы двинуться рассудком», — Женя стал задумчиво загибать пальцы, пытаясь вспомнить все те случаи, когда брал лишнего за то время, как вернулся с армии, но быстро сбился.       «Некоторые каждый день гасятся и норм…» — утешил он себя, но внутренний голос не помедлил возразить:       «А ты только трижды в неделю, молодец, образец воздержания и умеренности! К тому же ты не забывай, если некий Вася ставится в яйца уже десять лет и норм, то это не значит, что ты не отправишься в психушку или морг с первого раза. У всех организм разный и психика тоже… Что ты там пытаешься вякнуть? А, ну да, конечно, ты в яйца не ставишься, ты предпочитаешь по-декадентски занюхать пару колпаков неизвестно чего… Это в корне меняет дело! — градус сарказма внутреннего монолога приближался к терминальному. — Ира не просто так вспоминала семейный анамнез, алкоголики в роду — уже повод быть осторожнее. И, в конце концов, сколько людей сходят с ума просто на ровном месте, где гарантии, что ты не из их числа? Вот, посмотри, ты уже сам с собой разговариваешь».       Женя остановился. И вправду, он не произносил слова вслух, но мотал головой и морщился, выслушивая нудные нотации от самого себя. Самое время вернуться в реальность. Он успел дойти до проспекта Испытателей, пока плавал в мыслях. Женя отправился дальше, очень стараясь не погружаться в раздумья и сосредоточиться на окружающей действительности.       Осень была в самом разгаре: дождь все никак не начинался, хотя густые тучи висели совсем низко, солнце то и дело проглядывало, но лучи гасились в смоге и все вокруг приобрело особо хмурый и тревожный вид. Даже прохожие, как на подбор, походили на героев ужастиков. Вот прошел лысый чувак с такими заостренными чертами лица, что с легкостью сыграл бы без грима Носферату. Прошла женщина, на первый взгляд молодая, но лицо, которое, казалось, в любой момент может сползти подгнившими кусками, выдавало в ней человека глубоко в возрасте. Прошёл парень с диспропорционально длинными руками и ногами. «Чет парад уродов сегодня», — подумал Женя, против уродов он ничего не имел, но их концентрация на квадратный метр обескураживала.       Обычно прибранный и ухоженный проспект тонул в мусоре, будто вчера здесь было массовое гуляние, а с утра все дворники объявили забастовку. Женя посмотрел на небо, надеясь оценить, насколько сгустились или развеялись тучи, но взгляд зацепился за провода ЛЭП. На них что-то налипло. Женя обладал завидно острым зрением, но сейчас картинка замылилась и двоилась. Женя никак не мог сфокусировать взгляд. «Что за? Как гигантская сопля, может, кусок старого полиэтилена ветром занесло? Или воздушный шарик?» Женя вглядывался-вглядывался минут пять, но так ничего и не разглядел и в итоге пошел дальше. Не лезть же на опору проверять, что там такое? Хотя эта мысль промелькнула.       Вся ситуация с Криворучкой сводилась к следующему: была парикмахерская и закрылась, а парикмахеры все разом свернули свою деятельность. Вроде ничего примечательного. Да, помещение выглядит так, будто из него быстро бежали в срочном порядке, но наверняка есть объяснение. «Хозяйка салона, походу, заболела чем-то серьезным, — Женя вспомнил ее недавние фотографии. — Но остальные-то что?» В памяти возникли дохлые крысы, вываливающиеся из трубы вентиляции — это и вправду было или ему привиделось?       Было еще что-то важное, что он забыл учесть, но, как ни старался, Женя никак не мог вспомнить, что именно. Он задумчиво уставился на горизонт и обратил внимание, что небо абсолютно чистое, только пара маленьких пушистых облачков неспешно плавала по направлению к востоку. Женя огляделся, темных туч уже нигде не было, светило радостное теплое солнце. Бабье лето. «Когда все успело рассосаться?» Женя еще раз напомнил себе, что надо меньше блуждать в собственных мыслях, ничего и никого не замечая, и пошел дальше, старательно фокусируясь на окружающем пейзаже, но уже через пару минут опять мысленно перенесся в Криворучку.       «Было же что-то… Прямо под самым носом. Что? Что я забыл?» — думал Женя, подходя к парикмахерской.       Распахнутая дверь слабо скрипела на ветру. Внутри все выглядело значительно менее зловещим, чем казалось ночью. Сквозняк занес в помещение сухих листьев и почти полностью уничтожил запах ацетона.       — Ты что хотел? — грубо спросил огромный мужик, появившийся из второй комнаты. Он был не то чтобы совсем жирным, сколько просто толстым и высоким. Кожаная куртка не из дешевых, короткая стрижка, скрывающая небольшую лысину, строгий взгляд, скорее испытывающий, чем агрессивный — типичный владелец среднего бизнеса, явно здесь по делу.       — Я это… — Женя замахал руками, пытаясь объяснить, что вошел через открытую дверь, а не проник через окно, но показал во все стороны, кроме нужной. Мужик проигнорировал эти конвульсии и продолжил ждать вменяемого ответа. — Подстричься пришел.       — Парикмахерская закрыта, — хмуро буркнул мужик.       — Да, вижу. А почему?       Мужик чуть поднял брови, словно удивился, что Женя сразу не развернулся и не ушел.       — Не знаю, передо мной не отчитались.       — А вы кто?       — Я владелец помещения, — мужик исчез во второй комнате и тут же появился с коробкой в руках, которую поставил к двери, где уже были четыре таких же. — Оксана не стала продлевать аренду, почему — спроси у нее. Может, невыгодно стало…       Мужик явно что-то умалчивал, и Женя надавил:       — То есть это никак не связано с крысиным нашествием, — Женя указал пальцем на тушку, болтающуюся под потолком, а затем на другую на полу.       — Ох… Блять… — мужик замучено вздохнул. — Я сдал хорошее помещение, никаких крыс здесь никогда не было, и жители дома никогда не жаловались. Не знаю, откуда они понабежали. Я был здесь еще в июле, и никаких жалоб не было. Соседи сказали, что в августе парикмахерскую по нескольку дней не открывали. Я думаю, девчонки обленились без контроля Оксаны, пропускали работу и оставляли продукты, вот зверье и набежало.       — А почему Оксана перестала их контролировать? — не унимался Женя.       — А я почем знаю… — мужик попытался отмахнуться, но под суровым взглядом Жени сдался. — Мы с ней не особо общались. У нас были сугубо деловые отношения, но я так понимаю, у нее что-то со здоровьем серьезное случилось и ей стало не до работы.       В этот момент, что-то визгливо заскрипело, и за спиной мужика обрушилась труба вентиляции. Из места разрыва наполовину вывалился клубок подсохших крыс.       — Вот же жопа… — заметил Женя.       Мужик вздохнул и подкурил сигарету.       — Поможешь убрать?       — Угу.       Женя помог совершенно безвозмездно, но мужик все равно всучил ему тысячу. Хозяин помещения закрыл бывшую Криворучку и уехал, а Женя сидел на бетонной стене, ограждающей помойку, и, глядя на мертвых крыс в груде бытовых отходов, пытался связать воедино все, что узнал.       Выходит, что главная заболела, девчонки без надзора руководителя все засрали, набежали крысы, натаскали волос в трубу вентиляции, где сделали логово, вентиляция забилась и перестала нормально работать, девчонки не стали возиться и свинтили, а крысы подохли от токсичных испарений.       Все складывалось в на удивление логичную картину, но Женя чувствовал, что упустил что-то очень и очень важное, что-то, что все меняет.       Что-то, что у него под самым носом. ***       — Хорошее настроение? — ухмыльнулась Ольга, глядя, как Катя собирает вещи и чуть пританцовывает, напевая под нос Under pressure.       — Да, вполне. — Впереди выходные, дома ждала посылка из Англии, и оставалось только найти партнера, чтобы эту посылку опробовать — никаких причин для грусти.       — Как мой класс? Хорошо себя вел? — Ольга явно к чему-то подводила.       — Да… замечательно. — Пятый и шестой урок она как раз проводила у десятого «А», и занятия прошли как никогда легко. Последние несколько дней она брала за свой счет и даже успела забыть, как обычно тяжело с этим классом. Весь месяц Ивановская регулярно срывала занятия. Она начинала конфликт с одноклассниками на ровном месте — выбирала жертву и не без успеха натравливала на нее одноклассников. Даже пару раз пыталась наехать и на Катю с предъявами «Почему мы изучаем это, а не то, и зачем нам это надо», отчего все обсуждение уходило в совершенно другую сторону. Сегодня же Юля была совсем незаметной и тихо сидела в углу. Катя о ней даже не вспомнила.       «Странно как-то, что тут произошло, пока меня не было?» — подумала Катя.       Ольга будто прочитала ее мысли:       — Как тебе Ивановская? Тише воды, ниже травы, да?       — А что произошло? Ее родители угомонили наконец-то?       — Нет, не родители! — Ольга просияла. — Остальные ребята!       Катя удивленно подняла брови — она была убеждена, что Юля упорно пробивается в лидеры.       — Это было при мне, — продолжила Ольга с таким триумфом, словно лично она одолела и не просто школьницу, а кого-то вроде Мориарти. — Она начала снова скандалить с кем-то посреди занятия… с Настей, вроде. Орала-орала, а Сашка Петров не выдержал и рявкнул. Сказал, что она… Как же прозвучало? — то ли задумалась Ольга, то ли сделала паузу ради драматизма. — А! Сказал, что она стремная прыщавая истеричка, пусть идет самоутверждаться на базар и не мешает остальным учиться… А остальные поддержали его, видно, конкретно Юля всех достала.       Ольга победоносно развела руками, а Катя застыла, пытаясь все это представить.       — Прыщавая? — как она помнила, Юля обладала завидно хорошей кожей и очень этим гордилась.       — Да. Ее недурно так обсыпало пару дней назад. Какая ирония, она же была настоящей королевой красоты, а о тех, кто попроще, ноги вытирала, — в голосе Ольги звучало плохо скрытое злорадство.       — Прямо карма, — как бы Катя ни старалась абстрагироваться, она сама ощущала своеобразное садистское удовольствие от того, что Юля получила по заслугам.       Выходя из школы, Катя заглянула в соседний двор, который облюбовали старшеклассники. Интуиция ее не подвела, Юля была там — сидела на крыльце подвала, качала ногой, попинывая и без того пыльный рюкзак, пила колу и курила. Ее и правда знатно обсыпало, Катя даже удивилась, что не заметила этого на уроке, а еще Юля в целом выглядела паршиво: сальные волосы, отвратный свитер в катышках, и вообще, походила на побитую собаку.       Катя хотела подойти и спросить, все ли в порядке, но Юля резко затушила сигарету о собственную руку, встала и поспешно ушла, немного дергая плечом, как при нервном тике.       — Ну, охуеть. Приехали, — прошептала удивлённая Катя.       Следовало бы поговорить с родителями Юли и надавать по ушам за невнимательность. Это, конечно, была работа Ольги, но Катя расплылась в хитрой улыбке, подумав о возможной встрече с симпатичным Юлиным братом.       «А что… Благовидный предлог для встречи. Как бы только ненавязчиво выцепить именно Женю, а не их родителей?»       Выбросив все альтруистические мысли об неоплачиваемых сверхурочных ради помощи вредному подростку, Катя поспешила в парикмахерскую. Посылка из Англии требовала идеальной стрижки. Каково же было ее удивление, когда в лице администратора салона она увидела Женю.