Тени. Разум

      — Ну? Что скажешь? — спросила Катя, только успев закрыть дверь.       Алена аж поперхнулась, таким нездоровым любопытством горели ее глаза.       — Что скажу? Ну… Кофе вкусный, там в кофеварке еще осталось на кружку, — Алена попыталась ускользнуть от неизбежного допроса, но Катя не позволила слиться.       — Что по поводу Жени?       — Кого? — Алена старательно изобразила непонимание. С одной стороны, у нее были чертовски тяжелые сутки, и беззаботная трепня о мужиках Кати помогла бы абстрагироваться от всего навалившегося говна. С другой, этот эгоцентризм подбешивал: Катя бесконечно говорила о своих любовниках, своих чувствах и своих проблемах, а Алене хотелось, чтобы хотя бы раз Катя спросила, как дела у нее.       — Парня моего, ну… он как бы мне не парень… Как он тебе? Что думаешь?       — Ничо такой, симпатичный. Глазастенький, — Алена вспомнила, как приводила Женю в чувство и как он бегал туда-сюда на перекрестке, и злорадно подумала, что такая пара как раз Кате по заслугам.       — Ну, Алена! Хватит прикидываться валенком. Что ты думаешь о нем как психиатр? — Катя смотрела умоляющим взглядом.       — Я еще не психиатр…       — Да без разницы. Что ты думаешь? Он нормальный, или у него есть какие-то м… девиации или нарушения?       Алена тяжело вздохнула, открыла кухонный шкафчик и, сощурившись, стала перебирать банки. Катя нетерпеливо теребила в пальцах пояс от халатика, чем отчаянно напоминала кошку, ждущую от хозяина вкусность.       — Так… — Алена задумчиво пробарабанила пальцами по дверце, — у меня тут стоял хрустальный шар… Наверное, я отдала его попользоваться другому психиатру.       — Ну… Алена!       — А что ты хочешь? Чтобы я поставила диагноз, посмотрев на человека три секунды?       — Ну да… Вот только не надо притворяться, что тебе нечего сказать. Про этого… как его… — Катя пощелкала пальцами и показала наверх, где жил сосед, имя которого она забыла, — ты мне лекции читала, а ты его вообще не видела, но громкого топанья оказалось достаточно.       — Ох… Ну такой знатный топот — довольно любопытная деталь, — Алена вздохнула и достала с полки, где раньше держала хрустальный шар, бутылку.       — Ты и сейчас заметила какие-то любопытные детали. Я тебя знаю!       — Ладно, — Алена расселась в кресле и налила коньяк в кофе. — Знаешь, что бросается в глаза? Ты последние полтора года таскала к себе в постель исключительно каких-то мутных гоблинов, один другого краше, и тут появляется мальчик, который настоящее воплощение твоей подборки няшек на Тамблере… Надо полагать, твое растерзанное сердце зажило и готово разбиться по новой?       — Я не о себе просила рассказать, — мрачно перебила Катя.       — Хочешь знать, есть ли у твоего нового мальчика проблемы с головой? Определенно да. Что их выдает? Абсолютно ничего. Кроме того, что ты в него влюбилась. Потому что ты, как муха, способна учуять сорт любимого говна за километр. Из всех красивых молодых мальчиков тебе приглянется самый наглухо повернутый.       — Ясно. Ты сегодня злая, — фыркнула Катя и удалилась в свою комнату.       Алена открыла ежедневник, через четыре часа начинался семинар, а она еще не спала, не говоря о том, чтобы подготовиться.       — Соберись! Ты в Питер не ныть приехала! Подними зад и начни работать, — сказала она себе и заснула прямо в кресле.

***

      Женя застыл на месте. Время ушло вперед: за домом взревел мотор машины, зашуршали по асфальту опавшие листья, гонимые резким порывом ветра, мимо пробежали мальчишки с жизнерадостным псом на поводке, но Женя ничего из этого не заметил, он по-прежнему находился в моменте, где Юля вытаскивала волосатый ужас из горла. Даже если бы его кто-нибудь похлопал по плечу, Женя бы не почувствовал — он словно с головой ушел под темную воду, блокирующую и свет, и звуки.       Реальность включилась резко, шум улицы больно ударил по перепонкам, и Женя пулей кинулся к стоку.       Он с разбегу приземлился на колени и заглянул за решетку. Достал телефон. Тусклый экран сообщил о почти полностью севшей батарее.       — Ну, ну, ну! — взвыл Женя, с трудом попадая дрожащими пальцами по кнопкам.       Фонарик все же включился. Женя направил луч света во тьму, но понять, что там, было сложно. Сердце бешено колотилось, собственное дыхание казалось слишком громким. Женя зажмурился, собрал все внимание в кучу и еще раз пригляделся: по дну дренажа текла вода, лениво преодолевая плотины из мелкого мусора и листьев. Женя нахмурился и, не вставая, на корточках, переполз немного в сторону. Так было можно рассмотреть место, которое находилось не прямо под решеткой, а чуть дальше по течению. Если повезло, то, что он ищет, застряло в пределах видимости. От напряжения он чуть ли не до крови закусил губу.       Там и вправду что-то было. Вода то открывала, то закрывала волосатый комок, колышущийся под ее слабым напором.       Телефон пискнул и отключился.       — Да еббанарот! Сука, я ж тебя вчера заряжал! — взвыл Женя, отбросил телефон и затряс решетку, но она крепко сидела. — Блять!       — Что ты туда уронил? — раздался за спиной голос.       Женя вздрогнул и испуганно оглянулся, присутствие в этой вселенной других людей, которые могли бы быть свидетелями его криков, словно стало для него новостью.       На тротуаре стоял довольный как слон Ди и ел орешки.       — Я… — Женя выдохнул так, словно невидимка ударил его в грудь. — Тут… — он не мог подобрать слова, все они казались совершенно неподходящими. С таким же успехом можно было пытаться рассказывать про соцсети, используя словарь средневекового рыцаря. — У тебя есть телефон?       — А для чего?       — Так есть или нет?! — Женя начал злиться.       — Пф-ф-ф… Не кипятись, — спокойно фыркнул Ди и протянул фонарик. — Если тебе посветить надо, то есть варианты удобнее. Будет не так грустно, когда ты уронишь его своими трясущимися граблями…       Женя кинулся светить в дренажку. Он даже лег на асфальт, игнорируя небольшую лужу, и почти коснулся носом решетки.       Ди озадачено почесал щетинистую щеку и присел на корточки рядом.       — Ну как? Нашел?       — Возможно… — Женя вытер уже успевший испачкаться нос рукавом, чем только размазал грязь. Он переложил фонарь в другую руку и посветил на скопление мусора. — Видишь?       — Эм… А что я должен увидеть? — спросил Ди максимально деликатным тоном, как если бы разговаривал с вооруженным психом.       — Комок волос, — ответил Женя почти шепотом.       — Комок волос? — переспросил Ди, тоже шепотом.       — Да, комок волос.       — Тебя так комок волос в канализации взволновал? — Ди критически окинул Женю взглядом. — Ты как давно марафонишь?       — Я не марафоню, — отрезал Женя, по-прежнему вглядываясь в темноту.       — Да кому ты рассказываешь! — Ди хотел добавить «я-то все понимаю», но подавился словами, когда Женя обернулся на него и в его глазах блеснуло опасное безумие.       — Так видишь или нет?       Ди вздохнул, подумав, что джинсы придется опять стирать, и опустился на колени рядом. Посмотрев в темноту и проматерив про себя Женька с его нескончаемыми заебами, Ди пожал плечами:       — Ну да, есть там что-то волосатое.       В тот момент дрожащий комок пару раз дернулся и быстро уплыл из виду.       — Ты, ты видел?! Видел?! — Женя вскочил и начал носиться вокруг стока, то хватаясь за волосы, то дергая Ди за куртку, то хаотично махая руками в попытках показать пальцем на дренажку.       — Ну, унесло водой.       — Против течения?! — Женя даже подпрыгнул от эмоций.       — Может, крыса унесла, — флегматично предположил Ди, — или само убежало… Что это вообще такое?       Женя насупился. Он прекрасно понимал, как странно все прозвучит, и не хотел вообще отвечать, но отступать было поздно.       — Я не знаю. Хрень какая-то… Огромный колтун волос размером с кулак. Я видел, как Юлька блевала… и вытащила эту хрень из горла. А потом выбросила в сток… — Женя схватился за волосы и чуть не заплакал. — Я вообще не понимаю, что за хуйня происходит, у меня глюки, как в ужастиках, крышу рвет…       Расслабленная полуулыбка сползла с лица Ди.       — Так, бро, успокойся. Пошли ко мне, я сварганю чаю, ты все по порядку расскажешь, — Ди начал аккуратно подталкивать вымокшего и трясущегося Женю в сторону подъезда. — Ты не кипешуй, по пьяни всякое может привидеться…       — Это не привиделось! И я трезвый!       — Да? А что от тебя, такого трезвого, так джин-тоником несет?       — Я не пил джин-тоник.       — А что пил?       — Водку… но я потом блевал и ничего не всосалось. И кофе потом пил.       — Ну, кофе, конечно, все в корне меняет, — саркастически заметил Ди, открывая перед Женей дверь.       Через пять минут промокшая одежда была развешена по батареям, а переодетый в сухое Женя усажен в кресло с кружкой чая и тарелкой винегрета. Женя рассказал, что произошло после последней встречи с Катей. Рассказал без деталей, но история все равно получилась довольно сумбурной.       — Итак… Все ли я правильно понял?.. — Ди пробарабанил пальцами по столешнице. — Вчера вечером ты затусил с классной чикой, напился, потом еще накурился с ней неизвестно чем… Это было этим утром. Потом поспал до обеда. Проснувшись, первым делом выпил стакан водки, поблевал… и считаешь себя трезвым, адекватным, и отрицаешь возможность того, что тебе что-то могло померещиться?       — Угу, — Женя угрюмо кивнул.       Ди посмотрел на часы.       — Да уж, действительно. Почему бы тебе не быть трезвым, ведь ты уже часа три как не пьешь и часов двенадцать не употребляешь.       — Ну, я не то чтобы совсем трезвый, за руль я бы не сел, но достаточно адекватный, чтобы понимать, где реальность, где фантазия, а где какая-то непонятная херота.       — Твою мать, Женек! Ты пипец упертый! Сам подумай, все психи считают, что могут отделить реальность и фантазию, но это им кажется. Мне даже про психиатра какого-то рассказывали, который лежал в психушке и даже помогал врачам. Он прекрасно разбирал психозы других пациентов, но свои глюки глюками не считал. Типа все они психи, а вот мои черти реальные. Тут то же самое…       — Еще лучше! А если я и вправду с ума схожу? — Женя положил голову на стол.       — Брось, не гони, — Ди покачал головой. — Я бы заволновался, если б не знал тебя. Ты просто накрутил себя… отдохни.       Как бы хорошо и уютно ни было у Ди, пришло время возвращаться домой. Конечно, насильно Женю никто не тащил, но внутри свербело желание вернуться и понять, почему же его так перекрыло с утра.       Он медленно поднялся на этаж и остановился на последних ступенях, вжав пальцы в старые перила. Он уже почувствовал сгустившуюся внутри квартиры тоску. Она, будто токсичный газ, медленно расползалась по подъезду, просачиваясь через дверные щели. Женя даже почти видел, как плотный туман тонким ручейком начал стекать по лестнице вдоль стены. Женя несколько раз сильно зажмурился, и разгулявшееся воображение успокоилось, но чувство, что ему нужно нырнуть в ядовитое облако, никуда не делось.       Женя любил свой дом. Всегда. Хотя дура-психолог и заявила родителям, что он убегает из-за дискомфортной обстановки — это же во всех учебниках пишут. На самом деле дома ему было хорошо, просто манили места интереснее и он всегда знал, что вернется. Всегда.       До этого момента. Сейчас он поворачивал в замке ключи и ощущал физическую боль, словно кто-то прямо сквозь кожу засунул ему руку в горло, ухватил в основании шеи за натянутую вдоль позвоночника струну и перекрутил. Утреннее желание напиться до предобморочного состояния и упасть в пыльном углу, которое еще пять минут назад казалось совершенно непонятным и посторонним, снова дало о себе знать. На этот раз Женя был слишком опустошенным для рефлексии и уставшим для паники, поэтому он просто проигнорировал эту мысль, как назойливую муху.       — Какой сильный мальчик. Ненадолго.       Дома никого не было. По крайней мере, казалось, — квартира была такой большой и с такой запутанной перепланировкой, что понять с порога было невозможно.       — Эй… — сипло протянул Женя.       В ответ только взвыл заблудившийся сквозняк. Дополнительные стены построил еще дед, чтобы изолировать проходную комнату. Получилось странно. От входа прямо, как предполагала типовая планировка, шел короткий проход к туалету, ванне и кухне, а влево уходил коридор к комнатам. Сначала по правую руку была Юлина, затем дверной проем, за которым когда-то была большая проходная комната, а сейчас сразу за ним начинались дедушкины нововведения: узкий коридор. Справа был вход к родителям, затем поворот на девяносто градусов, тоже направо, сразу за ним, уже по левую руку, находилась комната Жени и в самом конце гостиная. В гостиной из мебели стоял только диван и сервант. Ей почти никто никогда не пользовался по назначению, зато постоянно складировали коробки с расходниками для салонов. Дедовскую переделку не критиковал только ленивый, особенно в этом усердствовала тетя Ира, но Жене все нравилось. Это было удобно, он мог заниматься у себя чем угодно и не бояться, что родители слышат каждый шорох.       Женя обожал эти лабиринты. В детстве он и Ди играли в расхитителей гробниц и охотников на привидений, воображая, что кирпичные стены — это стены пирамиды или старинного замка.       Сейчас черный провал возведенного дедом коридора казался жутким, но Женя слишком измотался, чтобы бояться. Люстры в прихожей никогда не было, болтался только плафон. Женя щелкнул переключателем, и загорелся тусклый свет — видимо, либо Юля, либо Рома не выдержали и вкрутили лампочку. Хотя надеяться, что она продержится дольше пары дней, не приходилось, она мигала и громко жужжала. Женя посмотрел на кучу сваленных ботинок. Обуви, в которой обычно ходили родители и сестра, не было, зато в углу валялась отвратительная мокрая тряпка.       «Гадость какая, что сразу не выкинуть было?» — подумал Женя и поднял ее, брезгливо ухватив двумя пальцами за край. Ей будто тысячу лет мыли сортиры, а потом оставили гнить — она уже покрылась слизью и воняла. На вытянутой руке Женя отнес ее к ведру, где уже лежали ошметки от куриной грудки, скисшая греча и фантики от шоколадок.       Зеркало в ванной было разбито. Оно треснуло паутинкой, как если бы в него ударили кулаком.       «Ладно… Допустим, мне и вправду почудилось, но с Юлькой точно что-то происходит, — думал Женя, старательно намыливая руки. Слизь от тряпки будто въелась в кожу. — Этот ее затянувшийся срыв на сладкое… выглядит, как чушка… бегать с Петровой бросила. Теперь с зеркалом дерется. Подростковые психи? Кризис переходного возраста? Хуй там плавал! Кризис переходного возраста — это разочароваться в любимой группе и порвать плакаты, закрасить маркером бывшую подружку на совместной фотографии, обидеться на весь мир и писать говностихи… Вот так, по щелчку пальцев, отказываться от всех целей и убеждений — это нифига не кризис. Это что-то серьезное. С Юлькой случилось что-то крайне плохое». Женя швырнул мыло на место, с которого оно тут же выскользнуло, но он покинул ванну прежде, чем оно упало на пол.       Он залетел в комнату, включил старый компьютер, смахнув с подоконника листы и засохшую тряпку, приоткрыл окно, чтобы хоть немного проветрить. Морозный воздух освежил голову и сдул навязчивых мух, летающих вокруг головы и требовавших как можно быстрее и сильнее напиться.       «Поедание волос», — набрал Женя в браузере.       — Трихофагия, синдром Рапунцель, — Женя проговаривал ключевые слова. — Поедание волос, в желудке образуется ком, безоар, не переваривается, тошнота, рвота… Больные не помнят о том, что ели волосы. Точная причина неизвестна… Сильный стресс, депрессия. Внутренний мир травмы: архетипические защиты личностного духа… И от чего Юлька защищается?       От сквозняка дверь медленно и со скрипом открылась. Жене стало не по себе от черноты глухого коридора. Он аккуратно выглянул, нащупал под потолком провод и включил гирлянду, которая пылилась там уже два года и время от времени заменяла нормальный светильник. Света она давала мало, к тому же один из огоньков мигал, как и лампочка в прихожей.       — Хотя бы так, — вслух сказал Женя.       Он вернулся в комнату, уселся на кресле с ногами и пробарабанил пальцами по потертому подлокотнику. Картинка сложилась на удивление ясной: то, что он увидел, не имеет никакой сверхъестественной природы и это не у него поехала крыша, а у Юли, и поедание волос — логичное продолжение всех ее странностей в поведении.       Женя лег в кресле и уставился в потолок. «Трихофагия, значит… Все так четко, ясно. Все прояснилось. Вот только… Слишком просто. И опять волосы…» Что-то очень важное, что раз за разом ускользало и пряталось в массе хаотичных невротических тревог, вертелось в голове. Женя уже поймал мысль за склизкий как минога хвост, но никак не мог ухватиться поудобнее, чтобы вытащить ее на поверхность сознания.       — Ты все понял. Больше искать нечего. Так не пора ли отпраздновать разгадку?       Из-под кровати выкатилась банка джин-тоника.       — Что за?       Женя в принципе не жаловал такого рода алкоголь, а конкретно этот даже никогда не пробовал. Вероятнее всего, кто-то из знакомых занес и ненароком зафутболил под кровать.       «Возможно, она здесь еще до армии появилась, — подумал Женя, рассматривая налипшие на банку хлопья пыли, поразительно похожие на пепел. — Может, с шашлыков осталась?»       Банка ему не понравилась, и он пошел выливать ее в раковину. Не просто выкинуть, а вылить в трубу — настолько она ему не понравилась. Навязчивое желание напиться никуда не делось, оно десятком мух роилось вокруг головы, Женя и так с трудом его игнорировал, а тут еще эта банка.       «Вот как специально».       У раковины Женя наступил на что-то мягкое и испуганно отскочил, решив, что это что-то живое. Но это была тряпка. Склизкая и отвратительная, с колтунами свалявшейся пыли, волос и песка. Та самая тряпка, которую он выкинул. Видимо, промахнулся мимо ведра и не заметил в полумраке. Женя брезгливо пододвинул ее ногой и сосредоточился на банке. Руки тряслись, а когда он вскрыл ее и по кухне распространился характерный запах дешевого ароматизатора и спирта, во рту скопилась слюна.       — Неужели выльешь?       Женя знал эти симптомы, и это не на шутку бесило.       — Может, стоит попробовать?       — Что я там, блин, должен распробовать? Букет тайных садов Флоренции? — съязвил Женя вслух и перевернул банку.       Джин-тоник полился тонкой струей, будто вселенная специально мучила его.       Дышать стало сложнее. Десяток роившихся вокруг головы мух превратился в сотню. Шею обвило щупальце. Первые секунды это было скорее ощущением, но очень быстро оно обрело плоть. Жене не казалось — что-то его душило. Он потянулся руками к горлу, пытаясь одновременно отмахнуться от лезущих в глаза мух, и провалился в пустоту.       — Ты меня слышишь? Эй! — голос Юли был далеко.       До Жени не сразу дошло, что она обращается к нему. Сестру было сложно узнать: она осветлила волосы, из темно-каштановых и блестящих они превратились в сухую бледно-желтую солому, а губы накрасила оранжево-красной помадой под цвет кофты. Она пощелкала пальцами перед лицом и нахмурилась. — Ты бензином, что ли, надышался? Ау!       — Что? — Женя усиленно заморгал. Он сидел в гостиной на полу, перед ним лежали мятые листы с непонятными каракулями и ручки, а рядом стояла банка джин-тоника. Он совсем не помнил, как тут оказался. Во рту стоял характерный привкус ароматизатора, и знакомо кружилась голова.       «Неужели я все же вылакал эту дрянь? Как так-то?» — Женя начал тереть лицо, пытаясь привести себя в чувство.       — А ты надеялся на что-то другое?       — Что ты сказала? — Женя посмотрел на Юлю.       — Я сказала, что Петя удрал, — Юля нарочито тяжело вздохнула, изо всех сил демонстрируя, как ей надоело повторять.       — Нет, после этого?       — Спросила, не надышался ли ты бензином, — Юля закатила глаза, и Женя подумал, что сестра явно переигрывает.       — Не-не… После этого? Что-то про то, что я надеялся…       — Больше я ничего не говорила, — Юля изогнула бровь. Ее мимика сочетала брезгливость и озадаченность. — Ты и вправду чем-то обдолбался. В общем, наш крыс слинял, имей в виду, не выпусти его, когда будешь уходить. Я вернусь и отловлю его.       — Ладно… — все еще не мог опомниться Женя.       Юля накинула куртку и ушла, цокая каблуками чудовищно безвкусных сапог, а Женя остался в глубоком недоумении. Сколько он тут сидит? Как вообще так вышло? Что сестра сделала с волосами?       Женя поднял банку, на вес она была заполнена трети на две, но голова кружилась, будто джин-тоник был уже далеко не первым. Он вытянул ноги и прислонился затылком к стене.       «Что за ебучая хренотень?»       — Сдался.       На вкус джин-тоник оказался приторно сладким. Сахар и ароматизатор должны были спрятать запах дешевой сивухи, но безуспешно.       «Зачем я вообще продолжаю это пить?»       Женя подскочил и направился обратно на кухню завершить начатое. Уже в проеме он краем глаза уловил движение в углу комнаты за коробками.       «Петя?» — с надеждой подумал Женя, хотя это не походило на крысу.       Женя пригляделся и опешил. Из-за мятой коробки выглядывало нечто полупрозрачное, похожее на голову огромной улитки или кузнечика. Колени задрожали. Женя потер глаза и присмотрелся внимательнее. Нечто с шорохом вытянулось, и Женя понял, что смотрит на смятую в неуклюжий кулек целлофановую обертку, которая распрямляется по самым естественным для смятого целлофана причинам.       — Женя, ты идиот! — сказал Женя сам себе, чувствуя, как сердце возвращается к нормальному ритму.       Перед раковиной он отхлебнул джин-тоника и попытался убедить себя, что совершенно не хочет пить дальше эту гадость. Это было неправдой, как бы Женя ни пытался, но он не мог отрицать такую очевидную тягу.       — Смирись уже и пей!       Женя завис. Он уже хотел вернуться в комнату, но злость на себя пересилила, и он перевернул банку.       Сразу стало понятно, что с джин-тоником что-то не так.       Он был слишком вязкий, а через пару мгновений из банки начали вываливаться небольшие сгустки похожие на комки отхарканной мокроты. Женя поставил банку и включил подсветку.       «Никаких поспешных решений и паники».       Под лампой дневного света они были темно-вишневыми и очень напоминали кровавые сгустки. Женя посомневался, но переборол отвращение и взял один из комков. Рвотный позыв с трудом удалось подавить — комок явно был не гомогенным, как в манной каше или киселе. Под слоем густой слизи чувствовался небольшой упругий шарик, который лопнул от небольшого давления. Женя поднес пальцы ближе к свету. На них осталось что-то отдаленно напоминающие требуху, которая скапливалась на фильтре посудомоечной машины.       От отвращения Женю вырвало прямо в раковину, и он с трудом успел добежать до туалета, прежде чем его вырвало еще раз.       «Пиздец, хорошо, что я это вылил…» — Женя сорвал кусок туалетной бумаги и вытер рот.       «Ага… но какую-то часть ты все же выпил, гений», — язвительно добавил внутренний голос.       От мысли, что где-то в желудке плавают склизкие комки, его вывернуло еще раз.       Рвота выглядела так, будто Женя сожрал что-то, пока оно было живым — кроваво-красное месиво. Женя помнил, что джин-тоник был красным и до этого он перекусил винегретом у Ди, так что жутковатый вид содержимого желудка его не особо впечатлил.       «Походу при производстве… Производство наверняка в грязном подвале… в чан попала какая-то крыса… Черт, я надеюсь, крыса, а не человек… ее перемололо, и ошметки так замариновались…» — рассуждал Женя, пытаясь сдержать новые позывы.       Сдержать позывы не получилось. С рвотой у Жени всегда были странные отношения — никогда не получалось блевать по желанию, даже если засунуть руку по локоть. Зато если организм сам решал от чего-то избавиться, то остановиться было невозможно. Так и сейчас, его выкручивало, пока не пошла одна желчь. Когда все наконец-то успокоилось и Женя смог отвернуться от унитаза, он понял, что отец стоит рядом.       «Браво, Женек! — ядовитый тон внутреннего голоса жег как кислота. — Одна и та же херня дважды за день».       — Тебя все еще не отпустило? — Рома протянул полотенце. Его рука была неаккуратно перемотана успевшим испачкаться бинтом. Отец явно хотел демонстративно промолчать, но не выдержал. Эта отразившаяся на мимике внутренняя борьба и неудачная попытка сохранить каменное лицо вышла комичной, отчего Женя криво улыбнулся.       — Нет… Все норм… — полотенце не отличалось свежестью, и даже на секунду почувствовался запах гнильцы, как от половой тряпки.       «Чет теперь везде эта вонь мерещится», — подумал Женя и продолжил:        — Я прогулялся, мне полегчало, все вроде даже нормально стало, пришел домой и опять чет перекрыло… И походу я выпил просроченный йогурт, — Женя деликатно изменил детали.       Он поднялся, прошел на кухню и машинально бросил полотенце в мусор. Рома последовал за ним, и Женя спиной чувствовал озадаченный взгляд отца.       Злосчастная банка валялась у раковины. Женя вылил последние капли, и они были абсолютно нормальными.       «Что за дребедень? Мне все показалось или просто вся самая жесть уже вылилась?»       — Йогурт, значит? — Рома скептично изогнул бровь и сложил руки на груди.       — Не смотри на меня так, — «Вот мне еще с тобой разборок не хватало для полного счастья!»       — Как так?       — Я не знаю… — «Умеешь же выбрать время». — Будто я вазу разбил.       — Женя! Еб твою мать! — Рома всплеснул руками. — Ты не вазу разбил, ты себе жизнь разбил! Как я должен на тебя смотреть?!       — Пф-ф-ф… — Женя закатил глаза в точности как Юля. — С чего ты взял?       — У тебя жизнь по пизде пошла! — Рома дошел до точки кипения и начал материться.       — Что значит пошла? Это мой изначальный маршрут. Почему вдруг тебя это начало волновать именно сейчас, а не вчера, неделю назад или завтра? — Женя скрестил руки на груди, чтобы не замахать ими, как отец, и не выдать кипящие эмоции. Всю жизнь родители демонстрировали радикальную либеральность, а теперь вдруг решили читать нотации.       — Всему есть предел… — Рома со вздохом начал тереть переносицу. — Я не знаю, что именно тебя доводит, но потеря контроля у тебя на лице написана… Ты утром сказал что-то про наркотики, насколько все серьезно? — Рома упер руки в бока и сосредоточенно посмотрел на Женю. Весь его вид выражал гипертрофированную готовность к конструктивному обсуждению, что выглядело довольно несуразно.       Женя усмехнулся, полез в холодильник и достал морковку.       — Задницей за дозняк пока не торгую, успокойся, — и уже серьезнее добавил: — Все нормально, правда.       — Да? Тогда что с тобой происходит?       Женю такой вопрос весьма озадачил, он даже чуть не подавился.       — А почему ты не думаешь, что у меня банальные проблемы с алкоголем?       — Ты не алкоголик, Женя, — настала очередь Ромы закатывать глаза, но он в отличие от Юли и Жени делал это не театрально. Он действительно верил, что говорит об очевидных вещах. — Я подумал об этом, но… блин… Я твой отец, и я знаю тебя. Всем этим ты пытаешься заглушить что-то другое.       — Пошла диванная психология… — Женя фыркнул, хотя слова отца его зацепили. Перспектива дойти до зависимости была крайне неприятной, и Женя всегда боялся именно такого исхода, но мысль, что все это лишь шелуха, прикрывающая монстра крупнее, пугала до дрожи в коленях. — Я со своими проблемами прекрасно справляюсь без посторонней помощи, а ты бы лучше о Юле волновался.       — А что с Юлей?       — А ты не замечаешь? Балет она бросила, следить за собой перестала, психует… — Женя хотел добавить про разбитое зеркало, но вспомнил про бинт на руке отца и осекся на полуслове.       «Значит, это не Юля психанула…»       — Юля девочка-подросток. Чему ты удивляешься?       — Я удивляюсь тому, как ты можешь этого не замечать! Вот, могу поспорить, что будешь закрывать глаза на очевидные проблемы, а потом ни с того ни с сего заявишь, что она жизнь свою разбила!       — То есть ты признаешь, что у тебя есть очевидные проблемы? — поймав Женю на слове, Рома прищурился.       — Мы не обо мне сейчас говорим!       — Нет! Как раз о тебе! Но ты переводишь внимание со своих реальных проблем на воображаемые проблемы сестры.       — Воображаемые! Ты что не заметил, как она стала питаться?       — Ах вот все к чему идет? А тебя это почему так волнует?       — Почему? Она так диабет заработает… и станет жирной… — Женя понял, к чему все сведет отец, но его уже было не остановить. — А для нее важно быть худой!       — Нет, — отрезал Рома. — Это важно для тебя. Может, я и диванный психолог, но очевидный перенос узнаю.       — Какой еще перенос?       — Юля стала питаться как любая нормальная девочка ее возраста, она просто перестала изнурять себя диетами и тренироваться по шесть часов в день, а ты сразу накрутил диабет и лишний вес. Хотя, надо полагать, тебя волнует только последнее, а диабет ты для вида добавил. Но все это твои заморочки, не Юлины. Знаешь… — Рома чуть замялся, словно думал, говорить или нет, — я начинаю думать, что ее одержимость балетом и самодисциплиной — это то, что ты ей в голову вложил, потому что сам так держать себя в руках не в состоянии.       — Ого! — Женя замер, переваривая размах озвученной идеи. — Неплохая теория, но ты б определился, с чем у меня проблемы — с алкоголем, наркотиками или лишним весом.       — Не с лишним весом, наоборот, — Рома обхватил тощее запястье Жени. — Думаешь, я не вижу, что ты перестал есть. Опять.       — Я ем, — буркнул Женя. Он вывернул руку из захвата и поспешил уйти из кухни, напоследок бросив: — Морковь, между прочим, свежий и полезный овощ!       От разговора с отцом голова вспухла. Но был и положительный момент: навязчивых мух, что настырно визуализировались помимо Жениной воли, как ветром сдуло. Видимо, даже они не выдержали отцовского занудства.       Женя сбросил с кровати хлам, замотался сразу во все одеяла и лег. Хотелось спать, но сон не шел. Рома пару раз стучался и предлагал поговорить, но Женя не открыл. Он сердился на отца, к тому же он справедливо полагал, что разговор с Ромой только сильнее все запутает.       — Ничего не ем… пф-ф-ф… — пробурчал Женя и перевернулся на живот. — Вечно ты так, Рома. Реальных проблем не замечаешь, даже если они у тебя под носом, а вот какую-нибудь страшилку из телевизора притягиваешь за уши при любом удобном случае.       Женя уловил гнилостный запах. Вонять было нечему, разве что-то тухло под кроватью. Поежившись, Женя аккуратно свесился вниз и отогнул край простыни. Свернутые в трубу карты, старый рюкзак, зарядник, носок, бита и старая тряпка, которая кисла тут еще с сентября, когда он в порыве энтузиазма пытался навести порядок. Вот и источник вони. Отшвырнув ее подальше, Женя снова лег и задремал, но какофония мыслей не дала полноценно поспать. Он точно помнил, что заметил что-то очень важное, прежде чем его отвлекли. Вот только что, он не помнил.       «Трихофагия… Волосы… крысы… тряпки везде валяются… Волосы, крысы…»       Женя сел и потер переносицу, голова начинала болеть.       «Так, ладно. Начнем с начала. Происходит какая-то херота. — Головная боль росла с каждой секундой. — Это либо со мной что-то не так и мне все чудится, либо херота и вправду имеет место быть».       — Выпей, полегчает.       Женя дернул плечом и продолжил рассуждать:       «А что со мной может быть не так? Алкогольный делирий? Это же как ломка. Алкахи в крови становится меньше и начинает крышу рвать, стоит выпить и все в норму приходит… подобие нормы. Тогда действительно стоит ехать в больницу. Полежу пару недель под капельницей… А если Рома с его безумными теориями прав, и это я пытаюсь заглушить что-то более неприятное? Может, это дебют шизофрении? Или я просто сжег мозг солями?»       В ушах начало гудеть.       «Чет пипец мне херово. Видимо, все же первое… Как же это уныло. — Женя закрыл лицо ладонями. — Так, а если это все же не во мне проблема… Тогда в чем?»       — Выпей!       Голова, казалось, готова была разорваться от любого резкого движения.       — Выпей! «Я весь джин-тоник вылил… нечего больше бухать. Отстань… Если я прав и проблемы у Юли?»       — В буфете стоит водка.       В коридоре продолжала гореть гирлянда, но из-за черных точек, мельтешащих перед глазами и сужающих поле зрения, было совсем ничего не разглядеть. К тому же несколько лампочек мигали.       «Видимо, сегодня-завтра совсем перегорят».       Стараясь не особо громыхать, Женя прошел на кухню. Часы показывали час ночи, хотя он был уверен, что еще не самый поздний вечер.       На месте водки не оказалось, Женя проверил еще соседний шкафчик, но было ясно, что здесь ему ловить нечего.       — Отлично, Женек, родители стали прятать от тебя алкоголь, — Женя грустно засмеялся и приложился лбом к дверце шкафчика. — Почему из всех зависимостей надо было обзавестись максимально уебской.       В ушах гудело так, будто он часа три стоял на концерте прямо под колонкой.       — Тебе нужно выпить.       — Да, надо сходить в магазин.       — Нет. Не выходи из дома. Поищи в квартире.       Женя зашел в гостиную. От боли хотелось упасть и начать биться лбом о пол. В серванте как по заказу стояла бутылка портвейна, судя по пыли, стояла она там давно, хотя раньше он ее никогда не замечал. На полу были разбросаны бумаги. Женя не помнил, что на них рисовал, но почерк был явно его. Когда Юля нашла его здесь, он что-то чертил. Надо было во всем разобраться, но сначала избавиться от боли.       Он собрал бумажки, взял бутылку и пошел к себе в комнату.       — Выпей!       Женя отставил портвейн на подоконник и начал рассматривать листы. Гул нарастал, за переносицей словно пульсировал раскаленный шар, и плавил мозг, и выдавливал через нос.       — Выпей сейчас же!       — Тебе же так больно! Выпей!       Загогулины и линии на листах явно были продолжением друг друга. Женя с интересом разложил их перед собой и быстро соединил пазл. От страха вместо привычного ругательства из горла вырвался скрип.       На листах было написано крупными неаккуратными буквами: «Ты в комнате не один».       В горле пересохло, голова закружилась, и Женя начал проваливаться в панику. Все это время с ним кто-то говорил. И это был точно не внутренний голос. Это было не внутри головы. Он слышал, но не отдавал себе отчет.       «Да, голоса могут мерещиться, — Женя посмотрел на портвейн, — но бутылки из ничего они материализовать не могут».       Гул в ушах исчез, головная боль и мельтешение черных точек тоже. В шее чувствовался нарочито ровный и сильный пульс, будто сердце само постаралось взять себя в руки, но это спокойствие было ложным. Женя стоял на пороге паники. Он обвел глазами комнату. Стены от пола до потолка занимали шкафы, уже как месяц или даже больше они стояли почти пустыми с открытыми дверцами, а их содержимое валялось на полу. Письменный стол был отодвинут от окна на добрый метр. Старый подоконник рассохся и давно требовал замены. На нем стоял портвейн, и с бутылкой было что-то не то. Женя подошел ближе. Она вся была в густой слизи с комками. Трогать это руками Женя не решился, поэтому взял со стола карандаш и потыкал им. Подцепив комок побольше, Женя посмотрел его на свет, в нем застряли длинные темные волосы. Женя ткнул карандашом в бутылку и к его удивлению, карандаш вошел в нее как в масло. Бутылка была мягкой, словно нагретый пластилин, и плавилась прямо на глазах.       — Что за черт! — Женя отшатнулся, запнулся о натянутые от стола провода и рухнул на пол вместе с монитором.       Он чудом не задел головой тумбочку. Не успел Женя порадоваться везенью, как увидел какое-то движение под столом. Женя присмотрелся и начал яростно щипать себя за руку — там сидело маленькое антропоморфное существо размером с кошку. По всему телу у него росли длинные, кудрявые, но очень, очень редкие волосы. Оно вырывало их, крутило в руках и неразборчиво бубнило. Именно этот голос Женя слышал весь день.       «Эта дрянь все это время была рядом… и когда я спал?» — оцепенение прошло, и Женя запустил руку под кровать.       Существо обернулось на Женю, и он увидел гадкую остроносую морду, которою только условно можно было назвать лицом. Оно ухмыльнулось, но самодовольная гримаса сползла, как только оно поняло, что Женя его видит.       Испуг твари, отразившийся в его округлившихся уродливых глазах, словно сорвал предохранители, сдерживающие внутренние силы. Женя ухватился за рукоятку биты и с размаху впечатал в голову существа. Удар оказался фатальным. Женя стряхнул налипшую требуху и с ужасом подумал, что сдуру уничтожил единственную возможность получить ответы. Оставшаяся целой задняя часть тела подергивалась в посмертных конвульсиях, и реанимировать было уже нечего.       В стороне что-то зашуршало. Женя развернулся и увидел еще одного почти такого же, на лбу у него торчали маленькие рожки.       — Тебе это не поможет, — голос твари шипел от ненависти, но Женя видел, что она его боится. — Даже если ты убьешь нас всех, она пришлет новых. Ты сломаешься и будешь травить себя до потери разума! Ты сгниешь! И ничем не поможешь сестре!       Догадка блеснула в голове как молния: что бы тут ни происходило, кем бы эти твари ни были и что бы ни пытались с ним сделать, это все для того, чтобы он не помешал им сделать что-то с Юлей. Женя удобнее ухватил биту. Тварь нужно было поймать. Поймать, но не убить. Поймать и пытать. Пытать, пока все не расскажет.       Видимо, существо поняло, что Женя замыслил недоброе, его глаза забегали в поисках возможного выхода. Оно еще раз боязливо оскалилось и рвануло в коридор, проявив сверхъестественную гибкость и легко проскользнув в щель под дверью. Женя метнулся следом. Тварь двигалась быстро, но суетливо, и натыкалась на стены, поэтому Женя почти догнал ее у входной двери. Он споткнулся о вечно болтающийся провод, свернул телефон, уронил тумбу и замешкался. Тварь повернула на кухню, где была открыта форточка.       «Не дать уйти, ни в коем случае не дать уйти!»       Женя кинул кроссовком, когда существо попыталось запрыгнуть на подоконник, и сбил его прямо в воздухе. Оно шмякнулось на пол. Женя подскочил, схватил за тощую шею и впечатал в стену.       — Что вы сделали с Юлей?!       Маленькие страшные глазки блестели в полумраке кухни. Было очевидно, что существу страшно, но оно молчало.       — Лучше отвечай, сука! Будет больно!       Женя сжал шею сильнее, изо рта твари потекла кровь, полупрозрачная и вонючая, Женя отвернулся, чтобы не вдыхать этот отвратительный, гнилостный запах.       Свет зажегся внезапно. Женя заморгал и попытался свободной рукой прикрыть привыкшие к темноте глаза. У выключателя стояли встревоженные и заспанные родители.       — Женя? Что происходит? — спросила Лера и озадачено оглядела кухню. — Кому будет больно?       Женя повернулся к пойманной твари, но в руке он с силой сжимал замызганную и вонючую тряпку.