Тени. Разум

      — Я хочу еще раз поднять бокал за нашего именинника, прекрасного и чуткого Николая Тимофеевича! — завуч подняла пластиковый стаканчик и обвела коллег полным пьяного умиления взглядом. — Наш Николай один из тех редких людей, кого по праву можно назвать учителем с большой буквы...       Катя смотрела на раскрасневшееся лицо завуча и поражалась перемене ее настроения. Еще недавно она и физрук с трудом уживались, но сейчас пары алкоголя произвели магический эффект, раскрыв в обоих небывалое человеколюбие и внезапное уважение друг к другу.       — И, разумеется, особый талант находить подход к детям, — продолжала завуч. — С юбилеем, дорогой Коля! Счастья тебе и здоровья!       — Вот последнее — это в самую точку! — сказала Ольга, закусив шампанское бутербродом с пересоленным лососем. — Вы заметили, как Ивановская изменилась? Николай Тимофеевич, как ты это сделал? В чем секрет?       — Я ничего особенного и не делал, — пожал плечами вконец засмущавшийся Тимофеевич. — Я подумал, что ее агрессии нужен выход, а мой старый друг, с которым я еще в молодости на сборы ездил, как раз набирал ребят в секцию... Он вообще парней искал, все же бокс — своеобразный спорт, и сначала ни в какую не желал брать девочку, но я его убедил...       — Вот о чем я и говорю! — перебила завуч. — Это особый талант — видеть в ребенке потенциал.       Катя задумалась, действительно ли эти события связаны? Тимофеевич устроил Юлю на секцию в конце декабря. Ну, сколько занятий уже было с учетом всех праздников? Разве этого бы хватило для изменений? А изменилась Юля сильно. Сильно и резко. В один момент, и Катя догадывалась в какой.       В самом конце осени Юля сама не своя пришла в столовую и стала есть отвратные трехдневные пирожки. Один за другим. Катя как раз зашла позавтракать и оказалась свидетелем этой сцены. Это было очень странно. В углу даже столпилась небольшая толпа зевак, которые пялились на происходящее, но Юлю ничего не смущало. Когда та расстегнула вдавившиеся в живот джинсы, Катя решила звонить в скорую. Она уже набрала номер Алены, но тут Юля остановилась. Пару секунд она смотрела куда-то вглубь себя, потом выплюнула недожеванный пирожок обратно в тарелку, встала и ушла. Так же внезапно, как и пришла. Юля снова появилась в школе на следующий день и на все вопросы отвечала, что произошедшее никого не касается.       Юля состригла пережженые волосы и снова начала красиво одеваться, записалась на секцию бокса, стала нормально общаться и улыбаться. И все же в покладистого ангелочка она не превратилась. Юля по-прежнему была напористой и ядовитой, такой, какой была, когда только перевелась. Она могла развести спор на целый урок или сцепиться с одноклассниками, но флюиды истерики и какой-то непонятной предсмертной агонии пропали.       Совсем как было, не стало. Статус главной школьной стервы-красавицы она утратила навсегда. Все помнили, как ей рвало крышу. Кто-то тактично делал вид, что ничего не заметил, кто-то лез с расспросами и устраивал расследования, а некоторые ребята пытались травить ее так же, как она когда-то травила их. Пару дней назад она надела мусорное ведро на голову однокласснику за то, что он поставил ей на парту поднос с десятком пирожков. И, тем не менее, все стало спокойнее. Спираль развития сделала очередной виток. Сначала Юля была злой бешеной псиной, потом умирающей бешеной псиной, а теперь стала просто злой псиной.       Судя по рассказам учителей, на других уроках она вела себя хорошо и примерно училась, но литературу Юля опять начала регулярно срывать, и Катя даже скучала по тем временам, когда она тихо сидела в углу и ковыряла болячки на коже головы.        «Может, она ревнует? — задумалась Катя. — Я сплю... спала с ее братом. Может, она сама хочет с ним спать?»       Катя замотала головой, пытаясь отбросить мысль об инцесте, но образ их первой с Женей встречи упорно стоял перед глазами. Юля, обнимающая брата за талию, ее улыбка говорит: «Ты ничего не получишь». И обманчиво расслабленный Женя, крепко держащий сестру за плечо. В легком полупьяном прищуре глаз сквозит: «В моей жизни уже есть главная женщина. Ты мне нужна, только чтобы хорошо провести вечер».       Катя начала злиться. На лицемерного завуча, на валенка Тимофеевича, на грубую Ольгу, на язву Юлю и, главное, на Женю. Женю, ради которого она наплевала на все свои правила. Женю, который не выходил у нее из головы. Женю, который исчез и не реагирует на звонки. Женю, которому она не нужна.       Катя прикусила губу и зажмурилась, почувствовав подступившие слезы.       Тем временем беседа за столом продолжалась, и уровень алкогольной доброты уже превысил все допустимые значения.       — Анна Вадимовна, у вас новая прическа? Такая необычная, где вы ее сделали? — Ольга, которая всегда смеялась над несуразным и устаревшим стилем завуча, теперь нахваливала ее стрижку.       Стрижка, по мнению Кати, была максимально неумелой, и хвалить там было нечего. Кто-то очень криворукий попытался повторить сложную работу продвинутого мастера.       — О! Это Оксаночка. Очень хороший парикмахер. Она раньше держала свой салон красоты, но потом заболела и перестала работать. А теперь пошла на поправку и сразу вернулась к работе. Пока она принимает на дому и только постоянных клиентов, но по моей рекомендации может и тебя подстричь.       — Я не стригу волосы, — Ольга задумалась, — хотя иногда есть желание. А то волосы длинные, но показывать их некогда. Может, и вправду стоит срезать половину...       — Надо. Мы женщины, нам нужно периодически радовать себя переменами. А у тебя волосы такие красивые, густые, да еще и рыжие! Их надо показывать.       Катя поняла, что не может больше терпеть это взаимное лобызание. Тем более в конце стола обэжешник уже наклюкался и начал ныть о политике. Вежливо попрощавшись, она пошла собираться.       На улице уже стемнело. В свете фонарей кружились мелкие снежинки. Из-за ранней февральской оттепели все растаяло, а днем опять замерзло, отчего асфальт стал опасно неровным и скользким. В такие моменты она жалела, что у нее нет парня, который мог бы забрать ее на роскошной машине.        «Сама виновата, связалась с пацаном на пять лет младше, — Катя легко представила Женю за рулем лексуса, в дорогих ботинках, с билетами на Бали, торчащими из кармана дорогого костюма, и... лет на пятнадцать старше. — Вот только сейчас это малолетка. К тому же он пропал с радаров. Ждать, когда Женя повзрослеет или хотя бы объявится? Пф-ф-ф... Ну уж нет».       Катя надела капюшон шубки и, семеня по льду на высоких каблуках, поспешила к остановке. Привычный двор, по которому она ходила каждый будний день, в темноте показался неожиданно хищным. Катя заметила, что рядом нет ни одного случайного прохожего, и поежилась — ни с того ни с сего ей стало страшно. Из припаркованной в тени машины вышел мужчина и пошел прямо к ней. Катя испугалась и уже хотела бежать, как ее окликнули по имени.       — Екатерина Олеговна! — Мужчина вышел под свет фонаря, и Катя увидела не просто симпатичное, а красивое лицо, которое показалось ей смутно знакомым. — Простите, не хотел вас пугать.       Он был старше лет на десять или больше, но в нем не было ни намека на увядание. Он выглядел, как ее любимые голливудские актеры, которые с возрастом становятся только интереснее. Катя посмотрела на ботинки — очень дорогая, явно дизайнерская вариация берцев — посмотрела на красную ауди, из которой он вышел, и подумала, что хочет, чтобы именно такой мужчина забирал ее с работы.       — Да? — Катя улыбнулась, стараясь проявить максимум обаяния.       — Меня зовут Роман. Я отец Юли и Жени Ивановских.       От удивления Катя открыла рот: ну конечно! Вот почему он показался ей знакомым! Дети были его копией.       — Простите за бестактность, — продолжал Роман. — Вы случайно не знаете, где Женя?       — Почему вы решили, что я могу знать? — выпалила Катя. От неожиданности она забыла, что Женя не ее ученик, а взрослый парень, и почувствовала себя пойманной за руку преступницей.       — Простите, если ошибся. Это Юля предположила, она довольно наблюдательна и хорошо знает брата. — Роман поджал губы. — Я не хотел так бестактно лезть в личную жизнь, но Женя пропал и я не знаю, где еще его можно искать.       Тревожная мысль медленно и плавно просочилась в разум: Женя не просто исчез с ее радаров, он вообще исчез. Катя вспомнила, каким странным он был во время их последней встречи. Как потухший фонарь, забытый в лесу.       — Нет... — Катя растерянно замотала головой. — Я видела его давно, все было... нормально, но потом он перестал отвечать на звонки. Мы не общались уже недели две.       — Ладно... — Роман понимающе кивнул и протянул визитку. — Если он появится или даст о себе знать, то позвоните мне. ***       Жанна была мертва. Ведьма была мертва.       «И что теперь?»       Тишина давила на перепонки.       «И что теперь?»       «Теперь все? Заклятие уже спало? — Женя суетливо похлопал по карманам и достал телефон, но палец застыл над именем сестры. — Или должно пройти какое-то время? Ведьма подпитывает проклятье, но если в костер не подбрасывать дрова, то он все равно будет какое-то время гореть...»       «Если Жанна была ведьмой, и ты не убил невиновного».       По спине побежали мурашки. Женя посмотрел на труп женщины, на перевернутый стол с ингредиентами для удобрений — ничто не свидетельствовало о колдовстве. Даже больше — все выглядело болезненно буднично.       Женя попытался посмотреть в тени, но не получилось. Совсем.       Перед глазами заплясали черные точки, но Женя просто терял сознание от скачка давления. Он упал на землю и лежал несколько минут, пока не пришел в норму.        «Ведьма или нет, но ты же не хочешь сесть за убийство?»       — Блять, надо прекращать вести эти внутренние диалоги, — сказал Женя вслух и соскреб себя с земли.       Он зарыл тело под трухлявым пнем, чтобы живущие там насекомые быстрее съели плоть и усложнили экспертизу. Женя не мог исключать, что Жанну рано или поздно найдут. Была идея расчленить ее, но он решил, что с такой процедурой легко наследить и будет больше вреда, чем пользы.       Он ожидал, что его начнет тошнить и лихорадить, что руки опять будут трястись, или случится паническая атака, или он войдет в ступор, но нет. Рассудок стал непривычно ясным, движения четкими и слаженными, а тот участок сознания, где бушевали эмоции, будто вовсе отсутствовал.       Лопату он нашел в бытовке, которая теперь казалась совершенно обыденной. Туда же он отнес стол и те вещи, которые нельзя было сжечь. Камни кострища, залитые кровью и мозгами, Женя выбросил в залив. Книгу он оставил, хотя понимал — это плохая идея. В детективах именно такие детали выводили в итоге на преступника, но в тенях она была иной, и хотя теперь Женя тени не видел, он не мог уничтожить возможный ключ к ответам.       Закончил он уже в сумерках. Поднявшись на холм и обернувшись на уходящую в темноту стройплощадку, Женя отчетливо понял: спокойствие и собранность с ним очень не надолго. Ему нужно быстрее увидеть Юлю. Встреча с сестрой покажет, насколько правильным было решение убить Жанну.       Доехал Женя быстро. Он легко следил за освещенной фонарями дорогой и маневрировал в плотном вечернем потоке, но стоило поставить машину на ручник и взглянуть на родной дом, как ресурс закончился. Руки затряслись, пальцы перестали слушаться, чувство равновесия дало сбой. Женя шел к подъезду, стараясь не завалиться в кусты от головокружения.       С другой стороны дома шла Юля, судя по кроссовкам, она возвращалась с пробежки.       — Привет. Ты в курсе, что отец с ума сходит, пытаясь тебя найти? — ее щеки горели после тренировки, а на веках оставались следы от плохо смытой косметики.       — Снова бегаешь? — Женя отчаянно сканировал сестру взглядом. — Ты как? Норм?       — Да, — Юля пожала плечами. — Вроде давно не бегала и должна была подрастерять форму, но, как ни странно, получилось даже лучше, чем раньше. Видимо, длительная перетренированность меня тормозила, а сейчас я отдохнула, набралась сил...       — Я имею в виду, как ты вообще. Хорошо себя чувствуешь?       — Ты имеешь в виду, хочу ли я выпить чистящее средство? — Юля укусила губу. — Я не знаю, что на меня нашло ночью... Я думаю, у меня был нервный срыв.       — Нервный срыв? А сегодня как? — Женя был уверен, что встреча с Юлей все прояснит, но яснее ни черта в этом мире не становилось.       — Нормально, в общем-то. Ну, если не учитывать тот факт, что после той наркоты, что ты мне дал, кукуха утром чуть не уехала.       Юля поджала губы и посмотрела с укором. Женя догадался: она не понимает, что была одержима.        «Если она и вправду была одержима».       — Ты уверена, что это был нервный срыв? — голос дрогнул. — Тебе не кажется, что события последних недель были слишком странными?       — Да, Ева! — Юля злобно закатила глаза. — Нервный срыв так и проявляется. Люди психуют, вредят себе и близким, могут налысо обриться, как Бритни, нанести себе увечье.       — Ты не хочешь ничего мне сказать? — Женя всматривался в лицо сестры. Она и вправду ничего не осознает или, так же, как и он, не может поверить своим же чувствам и боится, что ее сочтут умалишенной?       — Нет, — отрезала Юля и нырнула в подъезд.       Женя прислонился лбом к холодной стене. Всю дорогу от залива до дома он дышал надеждой, что Юля расскажет, как была одержима, как страдала от приказов растущего демона. Тогда он бы знал, что не один, что все это ему не показалось.       В нем как паразит росло чувство, что он совершил роковую ошибку. Женя посмотрел на мерцающий фонарь над дверью подъезда и попытался нырнуть в тени. Ничего опять не вышло, и грудь разорвало от всепоглощающего чувства потери. Сожаление, потеря и неопределенность завернулись в тугой узел и сдавили легкие.        «Я во всем разберусь. Я обязательно во всем разберусь».       Дома везде были открыты окна, отчего стало холодно и свежо.       — Что? — пожала плечами Юля на удивленный взгляд брата. — Давно надо было как следует проветрить. Тем более отец опять курит, и все к херам провоняло.       На столе действительно стояла банка из-под энергетика, забитая окурками. Рядом был стакан с недопитым виски. Женя просмотрел остатки на свет — никаких комков или слизи. На запах и вкус это тоже оказалось обычным, вполне годным виски. Ничего подозрительного.       Юля пошла в душ, а Женя поспешил обыскать ее комнату на предмет улик. Хоть каких-то доказательств. Хоть чего-нибудь. Женя остро нуждался в подсказке. Но ничего не нашел. Заглянуть в тени он по-прежнему не мог. Когда вода в ванной перестала шуметь, Женя ни с чем покинул комнату сестры и пошел к себе.       На столе лежали листы, где он вывел «Ты в комнате не один».       «Вот только это ни черта не доказывает, — возразил он сам себе. — Кроме того, что с ума ты сходишь уже не первый день».       Женя перерыл все вверх дном. В шкафу он нашел старую тряпку, и сначала его сердце радостно забилось, но тряпка оказалась просто тряпкой. Он сам оторвал кусок от старой наволочки, чтобы протереть пыль. Это было до того, как он и Юля первый раз встретили Жанну. Он попытался поджечь края в надежде, что тряпка превратится в демона, но та лишь развонялась.        «Безнадежно».       На всякий случай он запихнул ее в коробку из-под обуви и придавил книгами.        «Логично, — сыронизировал внутренний голос. — Если это и вправду демон, то картон, без сомнения, его удержит».        «Нет, — возразил Женя. — Но если коробку распидорасит, то станет ясно, что это была не тряпка».       Минут пятнадцать он сидел и смотрел на коробку, с которой ничего не происходило, поняв, что это бесполезно, Женя пошел на кухню. Там тоже ничего подозрительного не обнаружил. Он не видел смысла обыскивать комнату родителей, но для проформы заглянул и туда, раз их все равно не было дома.        «Тупик, куда ни сунься».       Женя потащился в гостиную, где с удивлением обнаружил пьяного Рому, спящего на полу. Судя по разбросанным вокруг бумажкам, банкам энергетика и недопитой бутылке «Джека», тот искал Леру и Женю, а потом вырубился.       На клочках бумаги были написаны имена, телефоны, адреса, непонятные, похожие на шифр примечания вроде «Продажа фикусов 97». На большом развороте Женя нашел карту собственных контактов с кучей разнокалиберных стрелочек и любопытных примечаний. Женя аж присвистнул. Отец определенно скрывал в себе талант сыщика. Там был обведенный жирным и окруженный вопросами Ди с красноречивой пометкой «дилер», Витек и Костян, его бывшая девушка, пара знакомых с армии и еще люди, о которых, как Женя думал, отец не знает. Отец вписал даже какую-то Серафиму. Женя пару минут ломал голову и ковырялся в собственных сообщениях во вконтакте, пока не понял, что это та девушка с черными линзами, с которой он флиртовал вечность назад. Еще там были адреса и часы работы клубов, даты концертов, на которые он когда-то и вправду собирался пойти. Если бы Женя свалил гулять и бездельничать, то отец без сомнения бы его отыскал.       Рядом Женя нашел такую же схему на Леру, только в четыре раза больше, склеенную из нескольких листов, плотно исписанную разными чернилами и потрепанную похлеще карты Мародеров.       Женя посмотрел на отца.        «Может, стоило все ему рассказать? Он бы помог разобраться, собрать доказательства. Тогда бы я действовал наверняка...»        «Пф-ф-ф! Да конечно, так бы он и поверил!»       — Ладно, инспектор, пора в кроватку, — Женя затащил отца на диван и укрыл пледом. Тот пробубнил что-то нечленораздельное, но не проснулся.       Женя вернулся в комнату, тряпка была на месте. Вся чертовщина исчезла, как по щелчку пальцев, и не осталось ни одного, даже самого хилого подтверждения, что все это происходило. Тот факт, что Юля перестала атаковать холодильник, вернулась к пробежкам и вообще чувствует себя лучше, внушал надежду, но не более.       Женя залез в кровать, замотался в одеяло и моментально вырубился.       Он провалился в благостное небытие, где никогда не существовало Жанны и он никому не проломил голову. Когда Женя проснулся, ему было хорошо, но стоило вспомнить, кто он и где, как на грудь навалился валун: он увидел скрытый мир, прикоснулся к чему-то очень важному, нашел то, что всегда искал, и теперь все это развеялось как мираж, оставив только тело, гниющее в лесу.       — Должно же быть хоть что-то! — Женя сел и сердито посмотрел на рюкзак, где лежала «Органическая химия». Он полистал страницы — книга как книга, старая, с зеленой выцветшей обложкой, с кучей непонятных слов и пометок на полях.       Убедившись, что тряпка в коробке осталась тряпкой, он поплелся заваривать кофе.       На кухне сидел взъерошенный и похмельный Рома. Его лицо удивленно вытянулось, когда зашел Женя и сказал дежурное «доброе утро».       — Ты давно дома?!       — Вчера вечером пришел, — Женя налил кофе и сел за стол напротив, Рома внимательно изучал его взглядом.       Отец прицельно заглянул в зрачки и скользнул взглядом вдоль вен по рукам до кончиков пальцев, с которых пропал тремор.       — Я... Видел схемы. Классные. Откуда ты все это узнал?       — Это несложно, — Рома был явно доволен инспекцией внешнего вида Жени и сиял, как отполированный чайник. — Надо собрать всю информацию о человеке в одном месте, чтобы она была перед глазами, и тогда все начнет само складываться в общую картину.       — Я даже не знал, что ты столько знаешь... — Женя решил, что этот трюк стоит взять на вооружение и составить нечто подобное, но не на конкретного человека, а на всю заваруху с Жанной.       — Я понял, что почти ничего о тебе не знаю, — вздохнул Рома.       — Мне двадцать, — усмехнулся Женя. — Я сам о себе ничего не знаю.       — Уже нет.       Женя нахмурился, Рома кивнул в сторону календаря: вчера, когда он совершил свое первое убийство, ему исполнился двадцать один год.        «Заебись отметил».       Отец достал с холодильника пластиковую карту и вручил Жене. Это был подарочный сертификат автосервиса.       — Не думаю, что сейчас это актуально, но ты сможешь обменять или...       — Да не продал я свое ведро, — закатил глаза Женя. — Вон, стоит у подъезда.       — Да? — удивленно просиял Рома и выглянул в окно. — Я.... ну... решил....       — Потом оправдаешься за то, что так херово обо мне думал. Спасибо, — Женя помахал карточкой и, ухватив кружку, пошел в комнату. — Мне как раз пригодится.       Женя вернулся в комнату, поставил кружку на полку, сгреб все лишнее со стола, достал листы, ручки, стер пыль с монитора и сел выписывать все, что знал, дабы это начало само складываться в картину.       Ближе к вечеру затекла спина, и он пошел прогуляться. Во дворе на турниках лихо подтягивалась Юля. За ней, не отводя глаз, с удивлением наблюдала дворовая компания. Костик и Витек с неподдельным восторгом, Вован со злостью, а девушка, которая не понравилась Жене еще в прошлую их встречу и чье имя он так и не помнил, с непониманием и завистью.       — Твоя сестра в бодибилдеры заделалась? — не без вызова спросила она.       — А ты сама сколько раз подтянешься? — фыркнул Женя.       — Ни одного. Мне этого не надо. Я не хочу стать качком, это неженственно.       — Да не скажи, — почти в один голос сказали Костян и Витек. Женя проследил за их взглядами, они пялились на зад его сестры. Женя не мог их осуждать, зад и вправду был что надо.       Женя подошел к Юле. Между ними все еще витала недосказанность, и он надеялся, что сегодня сестра все же раскроется.       — Давай в лесенку, — сказал Женя и повис на соседнем турнике.       — Не пойдет, я уже подтянулась пять раз. — Юля, несмотря на холод поздней осени, была в футболке.       — Ну давай кто дольше провисит?       Выиграл Женя, но победа далась нелегко — сестра оказалась на удивление достойным соперником.       — Что тебе нужно, Ева? — Юля всем своим видом показывала, что ей неинтересен этот разговор, и он просто взял измором.       — Нам надо поговорить... — начал Женя, но Юля его перебила:       — Тот раз на кухне... когда мы поцеловались... Прости. Я ничего такого не чувствовала... Просто хотела сделать тебе больно... и себе... Я даже не знаю, что именно я хотела и почему... Но... в общем... мне пришла в голову идея тебя спровоцировать и посмотреть, что будет. А ты был пьяным и ничего не соображал. Я понимаю, что ты просто не сразу понял, что целуешься со мной. В общем... я просто думала, что это будет такой жесткий прикол, что ли... Я не думала, что так выйдет.        «Да не был я пьяным!» — хотел закричать Женя, но осекся, осознав, что Юле легче думать так. Легче верить, что он с перепоя принял ее за другую телку, а ее провокация была жестом отчаянья, ведь она не помнит никакого демона, растущего из ее плеча.       Юля продолжала:       — Отец записал тебя к психиатру на следующей неделе. Ты же не собираешься идти?       — Нет, — Женя тяжело сглотнул.       — Можно я пойду вместо тебя? Это крутой спец, он и эрпэпэ занимается, но записаться к нему сложно.       — Да, конечно... иди.       Женя вернулся домой и посмотрел на исписанные листы. Как отец и говорил, все само собой сошлось в единую картину, вот только картина эта его не радовала.       Казалось бы, какие могут быть вопросы? Жанна сама почти призналась, что прокляла Юлю, и стоило ее убить, как сестра вернулась в норму. Но...       Не было ни одного подтверждения того, что все было так, как Женя помнил, и эта неопределенность убивала его.       В фильмах в такие моменты появлялся какой-нибудь тайный орден, секретная организация, шайка отщепенцев, знающая правду... хоть кто-то, кто все объяснял и открывал герою скрытый от глаз посторонних мир сверхъестественного. Но Женя по-прежнему оставался один.       И, что ужаснее всего, стоило только исключить мистическую компоненту, как история складывалась в поразительно логичную картину.       У Юли просто булимия, осложненная нервным срывом.        «Ведьма же все сама специально так подстроила, чтобы не оставить никаких следов. Она же сама об этом говорила!» — Женя хватался за соломинку.        «Твоя сестра не справилась со стрессом. Подсознательно она решила, что ей лучше быть толстой, прыщавой и некрасивой, чтобы никто ничего от нее не требовал и не давил завышенными ожиданиями», — в памяти всплыли слова Жанны.        «А этот разговор точно был? — Женя уронил голову на руки. Все события того дня таяли с каждым часом и становились все более похожими на сон. — А если это мой больной разум все придумал?»       Женя посмотрел на схему. В запутанном сплетении стрелок и примечаний бросались в глаза слова: тени, естественные тени-слизняки, невидимая ведьминская херота, демоны-тряпки, хрущевка, ловушки со щупальцами, вихри, демон на шее. Даже со знанием контекста это выглядело странно.       Женя вздохнул и достал схему, которую нарисовал отец.        «Анорексия в пятнадцать, диагноз не подтвержден (сбежал из больницы). Аутоагрессия. Бродяжничество, передалось по наследству от Леры (?) Генетическая детерминированность (?). Алкогольная зависимость. Наркотики». Рядом был зачеркнутый знак вопроса. «Запои. Видит чертей в половых тряпках. Галлюцинации, психозы». Никакого знака вопроса.       Женя откинулся на кресле и зажмурился, пытаясь не зарыдать.       — Галлюцинации, психозы, — повторил он. Все произошедшее чертовски легко укладывалось в это объяснение.        «А Жанна?»       Женя еще раз посмотрел на схему. Владелица садоводческого бизнеса, поехала тестировать какую-то химию для посадок. Она была так неприятна Жене внешне, что его больное воображение тут же приписало ей все смертные грехи.       И все же... Юле стало лучше. Совпадение?       Как ни крути, выходило два варианта. Первый — хреновый вариант: никакой магии нет и не было, а он в психозе убил невиновного человека. Второй вариант, еще более хреновый: Жанна действительно была ведьмой и прокляла Юлю, тени реально существуют и магия тоже, но это была первая и последняя его встреча с миром сверхъестественного, он выполнил свою задачу, и вселенная забрала его дар видеть тени навсегда.        «Есть еще третий вариант, — вспомнил Женя. — Магия и ведьмы существуют, но Жанна была человеком, а тени лишь галлюцинация».       — А что-нибудь еще хуевее нельзя придумать! — закричал Женя и рухнул на кровать.        «Ты будешь всю жизнь искать ответы и в старости узнаешь, что они были под самым носом!»       — Блять! — Женя закрыл лицо подушкой.        «Уснуть бы и не просыпаться».       Женя, как был в одежде и ботинках, завернулся в одеяло и уснул. Во сне все было прекрасно, он снова видел тени, он ходил по подвалу, где все стены были исписаны оккультными символами, кто-то за ним гнался и было чертовски страшно, но Женя был счастлив... Пока не проснулся. От встречи с реальностью он разбился, как дешевый пластик, застывший на морозе.       А была ли Жанна вообще? Может, даже ее не было?       Женя достал из книги по химии фотографию, где молодая Жанна улыбалась и обнимала счастливого младенца.       — Я же лишил ребенка матери.       Женя взял из коробки тряпку, высморкался в нее и пошел из дома прочь, не в силах находиться в четырех стенах.       Несколько часов болтался он по холодным улицам Петербурга, пытаясь во всем разобраться, и пришел к выводу, что единственное, что он может, это жить дальше. Возможно, вселенная сжалится над ним и подбросит еще одну дверь взамен закрывшейся.       Вот только жить дальше не получалось.       Когда он шел по лесу к заливу, сжимая в руке топор, то полагал, что со смертью Жанны все закончится, но не думал, что закончится совсем все. Вместе с Жанной исчезли и тени, и все следы сверхъестественного мира.       Он не потерял надежду что-то раскопать. Вновь и вновь Женя изучал «Органическую химию», ломился в каждую подозрительную дверь, часами следил за странными людьми на улице, но ничего не находил.       Первое время он не решался подойти к дому Жанны, но, впав в отчаянье, все же полез к хрущевке. Стены и откос были совершенно обычными. В клумбе по-прежнему торчала гиря, но разбитое окно суетливой старушки починили. Женя заглянул внутрь квартиры и увидел, как она и какой-то дедок пьют чай.       Все, что происходило вокруг, словно издевалось над ним и наносило болезненные раны: фильмы про сверхъестественный мир, герои, открывшие в себе волшебные таланты, таинственные символы на стенах города, которые раз за разом оказывались мазней увлеченных фантазеров, тупой треп про мистику на вечеринках... особенно тупой треп на вечеринках. В одну из ночей Женя не выдержал и полез драться с каким-то левым хером, который взбесил его рассказами про тонкий мир, открывшийся ему под грибами. Женя впечатывал кулак в лицо и орал: «Завали, сука, хлебало!», хотя на самом деле хотел кричать: «Я видел настоящий тонкий мир! Настоящие Тени. Видел и упустил!», и кулак он хотел впечатывать в собственное лицо. Он чувствовал себя новорожденным зверенышем в питомнике, которому вместо реальной мамы подсунули подделку из пластика, резины и плюша.       Больнее всего ранили сны. Они были прекрасными, но каждое утро начиналось с напоминания, что дверь в другой мир закрылась. В какой-то момент это стало невыносимо, и Женя начал пить таблетки, которые с запасом взял у Ди. И без того сбитый график совсем полетел, зато сновидения исчезли. К сожалению, таблеток было очень немного. Со скандалом и чуть ли не силой Женя забрал у Ди еще, но надолго их не хватило.       — Что с тобой такое происходит? — спросила Юля, когда столкнулась с ним в полдвенадцатого ночи у ванны, она готовилась ко сну, а Женя только проснулся и был максимально подавлен.       — Ты когда-нибудь испытывала длительное время состояние глубокой и непроходящей ни на минуту тоски?       — Тоска какого рода?       — Будто тебе отрубили руки-ноги и усадили смотреть «Танцы»?       — Ох и знатно тебя фрустрирует! Попробуй найти спасение в неумеренном потреблении алкоголя.       — Это не поможет, — Женя не соврал. Он прекрасно знал, что алкоголь срывает ему предохранители и усиливает все импульсы. Он любил быть пьяным, когда хорошо и весело, тогда ему становилось очень хорошо и очень весело, но сейчас ему было плохо... просто отвратительно. Он вполне резонно опасался, что, напившись, убьет кого-нибудь. Убьет кого-нибудь опять. Или сам сиганет в Неву с моста повыше.       — Тогда возьми наркотики.       — Они закончились, — Женя имел в виду снотворное, принимать что-то другое он не собирался, его разум и без них держался на соплях.       — Купи побольше и потяжелее. Купи героина! Работает безотказно, через пару месяцев все твои нынешние проблемы исчезнут и останется только одна! Героин! — Юля нарочито наигранно просияла улыбкой профессионального продажника подержанных машин.       — Блять, Юля! — Женя закатил глаза. — Иногда даже я не отличаю твой сарказм от постиронии.       Лера вернулась после нового года, и все стало как раньше. Все, кроме Жени, ведь его внутренний мотор остановился и теперь разлагался рядом с трупом в лесу.       Иногда он убеждался, что сверхъестественный мир существует, просто он не видит его, а иногда ясно понимал, что ничего нет и он убил человека в психозе. Женя старался гнать от себя мысли о Жанне, но каждый вечер подолгу смотрел на ее фотографию.       — Как ты думаешь, сверхъестественное существует? Ведьмы, демоны, проклятья? — спросил Женя у Кати, застегивая ремень. На самом деле он пришел за советом, все же Катя была старше, опытнее и прочла больше книг, но его выебали без философской прелюдии.       — Не знаю. Бабушка говорила, что в нашем роду были ведьмы. Что бы ты сделал, если бы узнал, что я тебя приворожила? — Катя игриво ухмыльнулась и накрутила на палец локон.       — Убил бы, — хмуро усмехнулся Женя, прекрасно понимая, что она поймет это как своеобразный садистский флирт.       От беседы с Катей стало совсем тоскливо. Женя думал, что хуже быть уже не может, что хреновость ситуации достигла возможного максимума, но он ошибался.       День не задался с утра. В принципе, все дни с убийства Жанны были паршивыми, но этот бил все рекорды. Жене приснилось что-то настолько реалистичное, что проснувшись, он разрыдался как ребенок. Родители выбесили нотациями о будущем. Он ушел, хлопнув дверью так, что из рассохшегося косяка вылезли гвозди. Часов восемь подряд он, прикинувшись нищим, следил за подозрительным подвалом на Староневском. Промерз до костей. В итоге выяснилось, что следил он за обычной шлюшарней.       Так было уже полтора месяца — тупик, тупик и еще раз тупик. Он ломился в каждую дверь, но все они были закрыты.       Женя думал, настроение просто физически не может опуститься ниже. Было так тяжело, что Женя не знал, как прожить еще один день.       Хмурый как туча, он зашел домой и услышал веселые девичьи голоса. Женя заглянул на кухню и обомлел — за столом сидел человек, которого он меньше всего ожидал увидеть у себя дома. На волосах у нее была розовая краска, она ела мороженое и что-то со смехом рассказывала Юле.       — Настя? — хрипнул Женя.       Настя залилась румянцем и смущенно помахала рукой.       Юля рассказывала, что в ее классе есть девочка, чья мама пропала без вести, и теперь та вынуждена жить в социальной гостинице, но из этого рассказа Женя уловил, что тело не нашли, раз Жанну еще ищут. О том, как теперь живет Настя, Женя старался не думать. Каждый вечер, глядя на фото Жанны и Насти, он тренировался в игнорировании собственных чувств. Он долго запихивал эмоции в чулан, утрамбовывая их силой, но появление Насти сорвало замок с двери и все накопленное вывалилось разом.       — Привет! Будешь мороженое? — подскочила сияющая Юля. Женя отрицательно мотнул головой, не сводя глаз с Насти. — У нас на группе говорят, что если запрещать себе еду, то она станет идеей фикс.       — Спасибо. Я просто не хочу, — аппетит пропал давно, и ел Женя через силу, только чтобы не слечь в больницу. Сама идея наслаждаться вкусом вызывала отторжение.       — Это мой брат, — сказала Юля Насте. — Ему бы тоже психотерапевтическая группа не помешала. А... точно, вы ж знакомы...       Женя дошел до комнаты, на ходу сняв куртку, только дверь за ним закрылась, как он схватил с полки нож и, закатав рукав толстовки, разрезал кожу на предплечье. Хотя он специально не задел вены, кровь все равно пошла сильно. В комнату без стука зашла Юля, Женя молниеносно отбросил нож и натянул рукав.       — Короче. Это у Насти пропала мама, ты ее, кстати, видел... не суть... — Юля имела непривычно серьезный вид. — У нее что-то не клеится с соцгостиницей, и я пригласила переночевать у нас. Ей нужно развеяться от всей хуйни. Но добро на ночевку ей никто не давал, поэтому формально она сбежала, если будут звонить... не должны, но вдруг... Насти у нас нет.       — Ладно... не знал, что вы подружились.       — Мы раньше не дружили... Но ее мама пропала и никто не знает, что с ней. Ты же понимаешь, насколько это хреново. Я решила ее поддержать, а она оказалась, в общем-то, хорошей девчонкой... Что у тебя с рукой? — Юля бесцеремонно закатила рукав, где на темно-серой ткани расползалось багровое пятно. — Женя, что за ссыкливая хуйня? Настя почти два месяца в аду живет и пытается держаться, а у тебя что за проблема?       Не дождавшись ответа, Юля презрительно фыркнула и ушла.       А что он мог ответить? Его мир рухнул, возможно, его мира и не было никогда, но он сровнял с землей мир Насти, а вот он точно существовал. Была Жанна ведьмой или нет, но она была Настиной мамой, и теперь у нее никого нет.       Женя взял фотографию и в очередной раз вгляделся в счастливые лица на снимке. Грудь словно придавил валун. Дышать стало тяжело. Единственное, о чем он мог мечтать, чтобы это чувство прошло. Все последние недели он спасался лишь мыслью, что не может быть хреново постоянно. Сначала он надеялся, что черная полоса закончится и следы сверхъестественного мира появятся. Потом надеялся, что просто перестанет так болезненно воспринимать лишенную мистики реальность. Человек же ко всему адаптируется, рано или поздно приходит принятие любого горя. И вот когда он почувствовал, что депрессия достигла апогея и должна закончиться, кошмар его жизни вышел на новый уровень.       Ночью он потащился на кухню за водой. Не то чтобы ему была нужна вода, просто он не находил себе места, а шататься туда-сюда по комнате и медитировать на фото Жанны не было уже сил. Там он встретил Настю. Юля покрасила ей волосы в ярко-розовый.       — Хорошо получилось, красиво, — Женя налил воды и сел рядом.       — Спасибо. Мама бы не разрешила, но она не увидит, — даже в полумраке кухни было видно, как глаза Насти воспалились от слез. — Я знаю, что ее больше нет в живых.       — Почему?       — Она пропала два месяца назад. Я знаю, ваша мама пропадала и на дольше и возвращалась назад в сохранности, но моей маме это несвойственно.       На столе лежала фотография, явно с той же пленки, что и Женин вариант. Жанна и Настя так же счастливо улыбались и стояли на том же фоне, но смотрели друг на друга. Женя подумал, что надо спрятать свой снимок и книгу в тайник — если их найдут, будут вопросы.       — Знаешь, что самое поганое? — Настя впервые подняла на него глаза, и от этого взгляда Женя захотел умереть. — Я ничего не знаю наверняка. А если она жива? Если она в ловушке, ждет и надеется, что ее спасут? Если ее взял в плен какой-нибудь маньяк? Или она попала в аварию и потеряла память? А если она мертва? Я никогда больше не смогу сказать, как сильно люблю ее! Я даже... даже... — подступающие слезы не давали ей договорить, — даже ц-ц-цветы-ы н-не смогу п-положить на ее м-могилу!       Настя зарыдала и уткнулась Жене в грудь. Она тряслась как от холода, и руки у Жени затряслись тоже. Он провел по ее волосам, и от кончиков пальцев до затылка прошла волна болезненного напряжения. Он будто засунул руку в маленькое грозовое облако.       — Прости... — Настя отстранилась и хлюпнула носом. — Я не должна была грузить тебя этими проблемами. Пойду приведу себя в порядок.       Женя проводил ее взглядом.        «Такая уязвимая и такая хорошая. За что я с ней так?»       Женя попытался вздохнуть, но не смог расправить легкие в полную силу — вокруг груди словно затянулся узел. Он вскочил и понесся в комнату, схватил со стола фотографию, книгу и кинулся к тайнику, он пытался пропихнуть их между стеной и кульком Ди, но рука застыла.        «Отлично. Просто потрясающе. Проблема была же только в этом, — собственный ядовитый сарказм штопором входил в сердце. — Теперь если Настя зайдет к тебе в комнату, то не найдет улики. Ты можешь идти дальше притворяться ее другом».       Женя стиснул челюсти и сжал кулак, так и не вытащив его из дыры в стене. Женю будто завалило огромными валунами, и он был вынужден вечно существовать под этим грузом.        «Что делать, если ты похоронен заживо?»       Никакого ответа у Жени не было, и ни к какому решению он не пришел. Никакая мысль не обрела форму в его голове. Он просто сделал то, что сделал — забрал из тайника целлофановый кулек, накинул куртку и ушел из дома прочь.       Ближе к утру он оказался у метро «Выборгская». Было холодно и безлюдно. Женя долго искал открытую парадную. Да, это была уже та часть города, где подъезды можно было называть парадными и это не звучало издевательски. Сворачивая в запутанные дворы, он ощущал знакомый и такой желанный зов: было что-то влекущее и загадочное в этих пространствах. Еще неделю назад он бы кинулся с фонариком наперевес изучать каждый угол, но сейчас лишь презрительно усмехнулся и затушил нелепый огонек надежды.        «Сколько можно бегать за призраками?»       И действительно, сколько таких дворов он изучил за последний месяц? И что нашел? Штук пять бесполезных закладок и только?       В конце концов он отыскал незапертую дверь. Замок сломали и сломали максимально вандальным способом, разбив домофон в мясо.        «Сурово», — хмыкнул Женя, предпочитавший более деликатные решения.       Рядом стояла черная бээмвэ одной из относительно новых и дорогих моделей, ее смятый бампер наполовину отвалился. Женя посмотрел на машину, посмотрел на торчащие провода домофона и пришел к выводу, что здесь наверняка живет какой-нибудь застрявший в девяностых браток, который периодически буянит по пьяни.       В самой парадной было тепло и скучно, ничего примечательного Женя не заметил. Поднявшись на этаж повыше, он сел на подоконник и достал из кармана кулек. Внутренний голос, молчавший всю дорогу, дал о себе знать.        «Ты уверен, что это именно так делается?»        «Что ты творишь, идиот?»       — Пытаюсь жить дальше, — прошептал Женя, ковыряясь в поисках зажигалки.        «Да чет не похоже...»        «Вот ты сейчас серьезно собираешься на глаз брать?»       Женя снял куртку и закатал рукав.        «Так же можно копыта откинуть!»       В ответ Женя фыркнул и попытался углядеть вену в тусклом свете фонарей, который проникал сквозь грязное окно. Он истыкал предплечье, но не попал.       — Блять...        «Это вселенная одарила тебя, идиота, криворукостью, дабы ты себя не прикончил так нелепо».       Женя подсветил фонариком, и, хотя игла затупилась, все удалось. Женя отвел поршень чуть назад — мутный раствор стал еще мутнее от крови.        «Не делай этого».       — Нахуй все!        «Ненадолго же тебя хватило, — раздался в голове собственный разочарованный голос. — Всего два месяца, и ты позорно сдался».       Женя внезапно понял, что ошибся. Он решил встать и уйти, пойти дождаться открытия библиотеки, найти книгу про удобрения, сравнить с книгой Жанны, вдруг есть отличия, или попробовать собрать хронику странных событий последних лет, узнать от Насти биографию Жанны и сопоставить факты — было же столько вариантов, которые он еще не пробовал.       Вот только палец уже вдавил поршень до конца.       — Пиздец...       Голова закружилась, и Женю вырвало. Еще никогда он не блевал так легко. Совершенно ватной рукой Женя вытер рот и хотел соскочить с подоконника, но вместо этого просто свалился на пол как мешок.       Вся реальность уплывала и забирала с собой завалившие его камни, точнее, это он уплывал из этой реальности. Узел, сковавший грудную клетку, больше не мешал дышать. Ему вообще не хотелось дышать.        «Я тоже убегаю, когда мне плохо, — услышал Женя голос матери. — Но я всегда возвращалась».       Женя постарался вздохнуть, но забыл, как это делается. Он вспомнил анекдот про ежика, который сел на пенек и умер. Губы растянулись в странной ухмылке.        «Жаль, только я могу оценить всю иронию ситуации».       Женя хотел вернуться в действительность, даже такую поганую, без теней и с невинной кровью на руках, но застрял в непонятной пустоте, где ему было плевать на то, что он там хочет. Он почти полностью погрузился в небытие. С миром его соединял только тонкий провод, по которому пыталась выйти на связь реальность. По проводу шли предупреждения: пол холодный, из оконных щелей дует, в тесном дворе пытается развернуться машина, у подъездной двери скрипят петли, его тошнит, а лежит он на спине. Вот только на входящий вызов никто не отвечал.       Кто-то повернул его голову на бок и пальцами освободил рот от рвоты. Грудная клетка лениво пришла в движение, еле заметно и очень медленно, но воздух поступил.       В пустоте раздался звук торопливых шагов и нетерпеливого стука в дверь.       — Андрюха, открывай!       Стук стал громче.       — Открывай давай! — стук перешел в грохот от соприкосновения ботинок с деревом.       Щелчок замка.       — Толик, еб твою мать! Пять утра, что случилось?        «Сочувствую, Андрюха», — подумал Женя.       — Помоги парня спасти!        «Меня, что ли?»       — Вызывай скорую, у меня отсыпной... — голос Андрюхи казался Жене знакомым.       — Андрюха, пожалуйста. Сделай, что сможешь, парнишка совсем ребенок... Я тебя из плена вытащил, за тобой должок!       — Етить тебя за ногу, Толик! Знал бы, что ты будешь постоянно об этом напоминать, попросил бы меня тогда прикончить. Подожди, дай тапки надену.