***
Ливень ручьями стекал по окнам, и Ичиго невидящим взором смотрел на раскрывшийся перед ним знакомый пейзаж. Руки его беспокойно теребили шнуры для занавесок, а глаза неотрывно следили за происходящим по ту сторону стекла. Серые тучи низко нависли над городом, буквально над самым окном, прохожие толпами сновали под проливным дождем, шлепая по лужам и от силы через пару кварталов растворяясь в дымке. Ичиго хотелось продолжить общение с Орихиме Иноуэ. Однако Сора был абсолютно прав: он не желал вступать в серьезные отношения. Орихиме ему нравилась, даже очень. Но он был недостаточно хорош для нее. Его не прельщала идея просто взять и остановиться на этом, эгоистично признавал Ичиго. Наоборот, он бы предпочел и дальше видеться с ней. И все же слова Соры эхом отдавались в голове: «Она так беспомощна. Такая маленькая рыбка. Бросьте ее назад в воду». Ей будет лишь лучше, если он уйдет, аккуратно оборвет все концы. Пока она продолжает верить в то, что успешно играет роль видавшей виды роковой женщины. Так будет спокойнее. Безо всяких сцен. Он вздохнул. Несмотря на репутацию плейбоя, Ичиго искренне старался никого не ранить. Преимущественно он держался подальше от ищущих большего дам, поскольку понимал, что разобьет им сердце. В его планы не входило лишать кого-либо невинности. Иногда его одолевали сомнения: роскошная и беззаботная жизнь, с одной вечеринки на другую… стоит ли оно того? Отец и сестры, Ичиго знал, вовсе не поддерживали такое поведение. Но порой он просто-напросто ничего не мог с собой поделать. Когда эта его половина всплывала наружу — внутренняя половина, без намека на совесть и со зверским аппетитом, — он вынужден был время от времени ей потакать, иначе рисковал начисто потерять голову. Это сделка, которую он заключил давным-давно, сделка с самим собой. Со зверем внутри себя, вечно голодным и ожесточенным. Условия просты: покуда зверь сыт и доволен, Ичиго держит себя под контролем, живет своей жизнью. По большей части. Оказалось же, что сдерживать себя с каждым разом становится все невыносимее и удовлетворить зверя уже не так-то просто. Беспокойные руки замерли. Никогда еще на своем пути он не встречал женщину, которая пришлась бы по вкусу обеим его сторонам. Неугомонному безумцу с тягой к красивым, соблазнительным дамам и тихоне, почти всегда пребывающему в спячке, что стремился к более спокойному образу жизни, искал блаженства в истинной душевной связи… Той самой связи, которой он не испытывал с тех самых пор, как его горячо любимая мама умерла. Она трагически погибла, когда Ичиго был еще подростком, и тогда он пустился в бегство. Зарыл глубоко в душе свою кроткую половину — ту самую, что знала и любила маму. Стал броским, шумным, чтобы тем самым заглушить внутренние рыдания. Окунулся сначала в гулянки, а затем и в отцовский бизнес, достигнув небывалых успехов в предельно короткие сроки. «Сэр, с радостью сообщаю, что ваш сын поставил на ноги отделение Банкая. По всем прогнозам, требовалось не менее десяти лет, чтобы предприятие начало приносить прибыль. Ваш же сын достиг успеха всего за три дня». Ичиго верил, что в его жизни есть смысл, поскольку он добился финансового достатка. Полагал, что ничего больше значения не имеет, ведь у него были все выигрышные комбинации в бизнесе и… как ему казалось, в романтических отношениях. Сейчас же стало очевидно, что о романтике ему не известно ровным счетом ничего. Злясь на самого себя, он отошел от окна. Орихиме была чиста, а следовательно — чересчур хороша для него. Ни за что на свете он не обидит невинную душу. В тот же миг, как эта мысль пересекла его сознание, Ичиго понял, что им движет не одно лишь нежелание причинить кому-либо боль, а нечто более глубокое. Он понял, что любит ее. Горячо любит, со всей страстью. Ничего ему так не хотелось, как обнять ладонями ее милое личико, ощутить вкус нежных губ, прижать податливое тело как можно ближе к себе, сделать ее только своей… и не после полудня, а навеки. Ичиго ударил кулаком в спинку дивана. Сколько пройдет времени, прежде чем он заинтересуется другой женщиной и ранит ту, что останется позади? Прежде чем ранит ее? Он не доверял себе. Лучше положить конец сейчас, пока она не увязла по самые уши. Если он правда любит Орихиме, то должен отпустить — пока еще не слишком поздно, пока горечь расставания жалит не так сильно… Для нее. Он сжал кулаки. В дверь постучали. Сердце бешено забилось в груди, стоило Ичиго увидеть ее — ласковая, счастливая улыбка, глаза светятся. Признак настоящей любви, и он только что это осознал. Сердце кольнуло, но Ичиго взял себя в руки. — О, здравствуй, — выдавил он, насилу заставляя себя звучать легко и непринужденно. — У меня не так много времени, скоро мой поезд в Канны, — Ичиго намеренно отвел взгляд, заметив, как она поникла. — Я глядел в окно, на дождь, и тут вдруг меня осенило, — щелкнул он пальцами. — Пора отправляться на Ривьеру. Орихиме смотрела на него, на лице ее отображалась целая гамма эмоций. Он вновь отвернулся. — После Ривьеры думаю поехать в Афины. У этих гречанок самая белая кожа на свете. — Ох… — только и произнесла она, и сердце у Ичиго опять сжалось. — Я был уверен, что вы поймете, — безжалостно продолжал он. — У вас, французских девушек, мысли вертятся в верном направлении. Люби и уходи. Никаких сцен, истерик, размазанной косметики. Я знал, что вы не будете плакать. Ее глаза заблестели. — Да, я никогда не плачу, — согласилась Орихиме. Потом смело продолжила свой спектакль: — Только один раз. Когда меня бросил номер четырнадцатый. Он захлопнул дверцу машины и прищемил мне палец. Было очень больно. Ичиго кивнул и, переместившись в спальню, принялся один за другим доставать чемоданы. Она не отставала от него, наблюдая, как он складывает одежду. — Я всегда помогала матадору собирать вещи, — с излишне веселой улыбкой заявила Орихиме. — Знаете, эти красные накидки нужно упаковать так, чтобы они потом еще должным образом развевались на арене, — она замолчала, продолжая следить за его движениями. Ичиго защелкнул чемодан и достал следующий. Он старательно избегал ее взгляда, но все равно боковым зрением отмечал ее деланное спокойствие. Когда с багажом было покончено, Орихиме нарушила молчание: — Могу я проводить вас до вокзала? Он повернулся. Глаза ее блестели, но выражение лица оставалось бесстрастным. — В такой ливень? — в недоумении переспросил Ичиго. Она сглотнула, после чего вздернула подбородок. — Если я вернусь слишком рано, человек, с которым я живу, может что-то заподозрить. Ичиго нерешительно уставился на нее. Хуже не будет, если он проведет с ней лишний час. — Хорошо.***
Они прокладывали себе путь вдоль платформы на Лионском вокзале. Дождь лил как из ведра, промокшие и недовольные прохожие суетились, толкались и кричали. Ичиго шел быстрым шагом, а Орихиме брела чуть позади него, непринужденно щебеча изредка срывающимся голоском. — Со мной все будет в порядке… хотя и будет немного странно и одиноко без вас. По крайней мере, первые несколько дней. — Вы не пропадете, — бесцеремонно заявил Ичиго. — Вы приедете в Париж в следующем году? Это далось ему с трудом, но он безразлично пожал плечами. — Наверное, если окажусь поблизости. — Тогда я буду время от времени справляться о вас в «Рице», — кивнула она и, опомнившись, добавила: — Если окажусь поблизости. Ичиго перевел на нее взгляд и тотчас пожалел об этом. На щеках ее блестели дорожки от слез. — Что случилось? — спросил он, ненавидя себя за такой безучастный тон. Орихиме моргнула и вытерла глаза. — Ничего, всего лишь дождь. Он капает на лицо. Она замолчала и посмотрела на него. Они как раз подошли к нужному вагону, поезд в любую минуту готов был тронуться с места. Проводник зазывал последних пассажиров, его голос эхом разносился по всему вокзалу. Люди вокруг прощались и забирались в купе, махая из окон. Ичиго велел носильщику занести чемоданы в вагон, радуясь возможности отвести взгляд от Орихиме под предлогом дать молодому человеку на чай. Он вскочил на две металлические ступеньки и замер. Необходимость обернуться, последний раз взглянуть на нее казалась подобной пытке. Орихиме была красива, даже невзирая на полные слез глаза, что почти умоляюще смотрели на него, гладкая кожа под россыпью темно-рыжих волос поблескивала от дождя. Он сделал глубокий вдох и впился в нее взглядом. Ему хотелось навеки запечатлеть в памяти ее образ. — Прощай… — проговорил Ичиго, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. Его мучило неприятное ощущение, будто он упускает в жизни то единственное, что когда-либо имело смысл. Зачем он вообще все это делает? Но затем ему вспомнились слова Соры. Ей будет лишь больнее, если они пробудут вместе немного дольше. Он должен отпустить ее. Ради ее же блага. — Прощайте, — голос дрогнул, и Орихиме тряхнула головой. В тот же миг поезд пришел в движение. Не отрывая взгляда, она пошла рядом. — Не волнуйтесь за меня, мне будет не до скуки. Очередной сумасшедший год, — рот ее растянулся в усмешке, не коснувшейся глаз. — Было уже столько прощаний, и столько еще впереди. Поезд набирал темп, и Орихиме перешла на быстрый шаг, даже не думая опустить голову. Дождь тек по ее щекам, смешиваясь со слезами. Ичиго никак не мог отвернуться, глядя в ее широко распахнутые глаза. На губах у нее играла улыбка, голос был звонкий и лишь изредка срывался под гнетом подавляемых эмоций. Она была такой отважной. — Когда вы будете в Каннах, я буду в Биаррице с банкиром. Он хочет подарить мне мерседес. Синий, это мой любимый цвет, — задыхаясь, демонстративно добавила Орихиме. Поезд еще прибавил скорости, и ей приходилось бежать. — Так что видите, — не унималась она, — у меня все будет прекрасно. Все будет прекрасно! Внезапно Ичиго понял, что дольше не выдержит. Он не выдержит ни секунды вдали от нее. И его мало волновало, что так будет неправильно, что она наверняка встретит кого-нибудь получше. Что бы ни случилось, эта девушка должна быть только с ним. Он резко наклонился и, обхватив ее, поднял в воздух с такой легкостью, словно она весила не больше пушинки, затем занес к себе в купе и опустил. Орихиме удивленно взирала на него. — Мсье Куросаки, что вы делаете? — спросила она, глядя в тепло-карие глаза, что были в каких-то паре сантиметров от нее. И тогда Ичиго поцеловал ее, пробуя на вкус соленые от слез губы и клянясь самому себе, что никогда больше не позволит ей плакать. Он откажется от всего, подчинит внутреннего зверя, только чтобы она была счастлива… Он в жизни не взглянет на другую женщину, ведь, кроме Орихиме, ему никто не нужен. Как же, как же он был неправ, едва ее не отпустив. Будь его мама здесь, она бы давно уже вбила в него здравый смысл. Во что он превратил свою жизнь, желая заполнить пустоту в душе не теми людьми и не в тех местах? Сдерживающие эмоции шлюзы наконец открылись, и Ичиго прижал ее ближе к себе, признавая тот факт, который все это время упорно пытался отрицать: Орихиме — та единственная, кто может восполнить его. Лишь с ней он будет чувствовать себя одним целым. Они созданы друг для друга. Он вновь поцеловал ее, отбросив волосы у нее с лица. Слезы ручьями бежали по ее коже, а с губ сорвалось спутанное бормотание. Ичиго вдруг обнаружил, что его внутреннее «я», которому он не мог доверять и собирался подавлять, — даже эта его половина выражает, похоже, бурное согласие с тем, что ничего нет важнее того, чтобы Орихиме была с ним рядом, чтобы она всегда была счастлива — и в этой жизни, и во всех последующих. — Тш-ш, Орихиме, — проговорил Ичиго, впервые за все время вслух произнося ее имя, и большими пальцами провел по ее губам. Она издала бессвязный, полный удивления звук. — Тихо, ни о чем больше не переживай. Орихиме подняла на него взгляд, глаза были широко распахнуты и полны нежности. Ичиго взял ее лицо в ладони и опять поцеловал, сминая ее губы своими, словно находился в отчаянии и никак не мог от нее оторваться. Она была теплой, сладкой и горячо любимой на вкус. В этот самый момент Ичиго снова ощутил связь, которой из панического страха потери избегал долгие годы, и осознал, что было что-то до боли знакомое в том, как он целует Орихиме. Будто после долгого отсутствия он наконец вернулся домой. Их поцелуй не казался ему чем-то новым — наоборот, к Ичиго словно вернулось осознание того, как много Орихиме значила для него, как много значит сейчас и будет значить всегда. Он все продолжал и продолжал покрывать ее поцелуями, а когда на мгновение отстранился, то увидел забрезжившую в ее глазах надежду. — Орихиме, — произнес он, — я люблю тебя. Итоговый отчет В понедельник, 7 июля 1952 года, дело Орихиме Иноуэ и Ичиго Куросаки было рассмотрено Каннским городским судом. Ныне они женаты и отбывают пожизненный срок в Нью-Йорке.С уважением, Сора Иноуэ