— Мисс Вейл, как вы объясните то, что… — начала было девушка. — Нет, нет и нет, — я отрицательно помотала головой. — Никакой мисс Вейл, а то наш разговор будет окончен. — У чокнутых свои причуды, не так ли? — подставив указательный палец к виску, спросила я. — Простите, Венди, — неуверенно ответила девушка. — Как Вы объясните то, что Ваша лучшая подруга отправила Вас за решетку? И как Вы оказались в психиатрическом отделении колонии? — девушка постучала карандашом по блокноту, оставив точки под крючком вопросительного знака. Я уставилась в её блокнот, где были следы от карандаша в виде косых букв и стрелок. — Я не знаю, — сухо и тихо отвечаю. — Я не знаю… — ещё тише промолвила я. Мои губы беззвучно шевелятся, проговаривая только эту фразу. — Венди, Венди, Вам плохо? — обеспокоенно спрашивала девушка. Она подскочила к двери в поисках тревожной кнопки. — Стой, — крикнула ей я. — Я отвечу на второй твой вопрос. На первый я не знаю ответа, и это не имеет смысла. Нахожусь в люксовой клетке благодаря своему мужу, — отводя взгляд, тихо сказала я. — Простите, Вы сейчас о мистере Новаке? — ещё не отойдя от прилива адреналина в крови, спросила девушка. — Нет, нет, мистер Новак давно мертв. Я говорю о Маттани, Антеро Маттани. — Вы говорите о члене парламента, не так ли? — журналистка снова переключилась на блокнот и добавила ещё стрелок к жирно выведенному имени Венди. — Сейчас он член парламента, а тогда глава Лиексы. Собеседница оторвала взгляд от карандаша и с недоумением посмотрела на меня, посылая импульсы о помощи с географией. — Боже мой, дорогая, Лиекса — это город на востоке Финляндии. — Я шведка, — недовольно фыркнула девушка. — Сколько вы живёте в Хельсинках? Год? Два? Вы — журналист, и должны быть образованнее, чем наркоша напротив вас, — с недовольством в голосе произнесла я. — Мы с Антеро решили что нужно инсценировать неудачное самоубийство. С кровью. Ванной. Венами. Меня положили в дурку отдельно от всех, покололи успокоительных и сейчас держат под наблюдением, — рассказывала я. — А за то, что я наркотиками баловалась — наказали. — Но как член парламента, который должен быть с безупречной репутацией, мог позволить себе… — начала Кэролайн. — Жену-наркоманку, да ещё и известнее него? Ну, репутация — это дело поправимое, — подмигнула я ей.
***
Я поднимаюсь по скрипучей лестнице старого и давно потрёпанного барака. Его окна были заколочены досками. Наверное, чтобы не видеть прекрасных закатов над надгробьями давно умерших людей. Брёвна дома измученно стонали от такой судьбы, ведь они видели смерть и боль как снаружи, так и внутри. Когда я открыла дверь, тишину пронзил вопль старых болтов.— Я тоже не хочу, — тихо произнесла я.
В коридоре стояла калошница с различной мужской обувью, парочка грязных ковриков валялась у порога. Мне 21, а значит я уже могу быть наркокуратором.— Какой ужас… — сказала я и шумно выдохнула.
Я знала этот барак и его обитателей. Мне было жаль этих девушек, которые купились на лёгкие деньги. Мне жаль надзорщиков, которых заставляли смотреть на страдания девушек и вести их в ложе к жирным старым уродам. Мне было жаль себя, но быстрые деньги на молли я бы нигде не нашла. Я прохожу дальше по коридору вдоль деревянных дверей. Из некоторых комнат слышны всхлипы. «Они не могут убежать» — пронеслось у меня в голове. На обратной стороне двери стоит чугунка, а окна заколочены. У меня наворачиваются слезы. Дойдя до единственной железной двери с табличкой «Служебное помещение», я открыла сумку в поисках аккуратно сложенных и подписанных баночек. В этот момент открылась дверь и низкий хриплый голос произнес: «О, Вен, входи…» За старым, жирным и пыльным столом сидела Мамочка. Никто не знает её имени, все зовут её просто Мамочка. Она приносит девушкам бельё, косметику, презервативы, пилюли и наркотики, чтоб не засыпали под клиентом. Мамочка бережно отсчитывала деньги и перематывала их алой атласной лентой. Женщина подняла на меня глаза и безмолвно протянула руку, пошевелив пальцами. Я вложила в её массивную мясистую руку 7 маленьких пузырёчков с таблетками и порошками. На каждом было написано имя девушки.— У вас пополнение? — спросила я. — Да, совсем юная, — произнёс громила Эд. В углу сидел худощавый парень и в полном отрешении от реальности просто мотал головой — Харви, перестань, — рявкнула Мамочка. — Но ей всего 14, как ты не понимаешь? — с надрывом крикнул Харви. — Она — ребенок, а как же её родители? А братья, сёстры? Боже мой, да ты сама попала сюда ребенком, как ты так можешь-то? — Теперь мы её братья и сёстры, — Мамаша встала со стула и невозмутимо отдала мне пачку денег. — Там все, как и должно быть, — произнесла она. — И ещё у одной из наших случился приступ, больше не присылайте нам таких сильных таблеток, договорились? — Да, — взволновано ответила я. У меня пересохло в горле, а в мыслях крутилась только одна мысль: в борделе девочка, и ей нет 16.
Из коридора послышался детский крик.— Отпусти! Нет, я не хочу…
Я осторожно выглянула. Эд тащил новенькую светловолосую девчушку. Её наготу прикрывал изумрудный пеньюар. Она пыталась уцепиться руками за всё, что было. Дверные косяки, руки громилы Эда, чугунную решетку, ящики комода, но все её попытки были тщетны — мужчина был явно сильнее неё. В дверях её ждал мужчина лет тридцати, в дорогом роскошном костюме, но весь его вид портила проплешина, которая сулила в дальнейшем перерасти в лысину.— Иди ко мне, моя маленькая. Ну, что же ты? Всё будет хорошо.
Девушка вопила, что есть силы. Сердце внутри сжалось, по коже пробивались мурашки от страха и обиды. Я прочувствовала все эмоции, переполнявшие девочку.