Меч и посох

      — Выходи.       Тяжелая решетка открылась с пронзительным визгом, и, вместо того, чтобы привычно заслонить дверной проем, огромная металлическая туша отошла в сторону. Андерс сощурился — даже тусклый, заляпанный маслом фонарь в руках храмовника резал привыкшие к кромешной тьме глаза. Свет упал на сырые стены тесной камеры, на разводы плесени, на сгнившую подстилку и поганое ведро в углу, совсем рядом. Глядя сквозь пальцы, Андерс попытался различить лицо тюремщика.       — Дважды повторять не буду, — нетерпеливо проворчал тот из-за двери, по лязгу можно было представить, как он переминается с ноги на ногу. — Выходи, или останешься здесь еще на год.       Угроза подействовала. С трудом, перебирая руками по скользкой от сырости стене, молодой маг кое-как поднялся на ноги. Затекшие колени дрожали и не разгибались до конца. Голова вдруг закружилась. Андерс прижался спиной к холодным камням и закрыл глаза, пытаясь глубоким дыханием привести себя в чувства, но гнилой воздух подземелья не приносил ожидаемого облегчения. Юношу замутило. «Подрастерял я форму», — горько подумал он, пытаясь справиться с тошнотой и снующими перед глазами мошками. Не удивительно, учитывая, что за последний год вся его физическая активность ограничивалась переползанием на карачках от подстилки к ведру и обратно.       Сквозь веки он увидел, что свет стал ярче, затем почувствовал, как сильная рука обхватила его поперек спины и потащила наружу, прочь из затхлой камеры. Сил сопротивляться не было, не было сил даже поднять безвольно свисшую на грудь голову. Сквозь протертую до дыр рубашку он ощутил холод металла, а в привыкший к запахам сырости и собственных нечистот нос ударил терпкий дух чужого застарелого пота. Похоже, подземелья отбивают всякий интерес к гигиене каждому, кто в них попадает, не важно, по какую сторону решетки.       Ноги ткнулись в какое-то препятствие, видимо, ступеньки. Андерс почувствовал новый прилив тошноты при мысли о самостоятельном подъеме, поэтому, недолго думая, попросту обмяк на руках подзапыхавшегося тюремщика, не забыв при этом издать протяжный мученический стон. С затаенным злорадством маг насладился негромкой руганью над ухом. Тем не менее, внезапно его ноги оторвались от земли, а в живот болезненно врезалось железное ребро храмовничьего наплечника. Не самый бережный способ транспортировки его бесчувственной туши, но, видимо, если начать капризничать, он рискует пересчитать затылком все ступеньки в башне, от самой комнаты Истязаний до только что покинутого им подземелья. Вряд ли кто-то расстроится, если очередной маг совершенно случайно свернет себе шею.       Во второй раз он очнулся уже в лазарете. В какой момент он по-настоящему потерял сознание, Андерс не помнил. Зато знакомый белесый свет, пробивающий даже плотно зажмуренные веки, мгновенно пробудил массу воспоминаний, приятных и не очень. Вторых, как водится, было больше. Юноша протестующее замычал, отчаянно цепляясь за спасительное забытье. Не разжимая век, он хотел поднести к глазам руки, чтобы защититься от вездесущего, словно взор Создателя, прожигающего до самого мозга сияния, но тут же ощутил подкатившую к горлу тошноту и обреченно затих. Состояние муторного дискомфорта вызывало навязчивое желание скукситься и расплакаться, как младенцу, для полноты образа не хватало только обмочиться в постель. Что, впрочем, в его состоянии было бы не так уж и зазорно.       Разгоряченного лица невесомо коснулось что-то прохладное. Не успел Андерс удивиться или понять, что это было, как оно исчезло. Затем, однако, послышался плеск воды, вопреки ожиданиям не вызвавший ассоциации с сырыми подземельями Башни, и поверх лба и глаз мягко опустился приятно холодящий кусок влажной материи. Это было так неожиданно и своевременно, что желание разреветься в голос стало просто непреодолимым.       — Ну что, очухался? — услышал над собой Андерс знакомый сварливый голос и еле удержался, чтобы издевательски не присвистнуть. Надо же, Главный Целитель Круга собственной персоной снизошел до бестолкового шалопая. Парень едва заметно повернул голову в сторону говорящего, храня презрительное молчание, отчасти потому, что все еще не испытывал ни малейшего желания вести разговоры с бывшим наставником, отчасти боясь с первым сказанным словом вытошнить себе на грудь собственный желудок, ввиду отсутствия в нём какого-либо содержимого. Но, как оказалось, вопрос адресовался не ему.       — В сознание вернулся, но легче ему станет нескоро, — другой голос, женский и незнакомый. Сочувствия в нем было меньше, чем в Андерсе сейчас аппетита.       Под тряпкой не было видно, как взметнулись брови юноши. Ученица? Преемница? Напарница? Андерс знал всех магов Круга со способностями к исцелению — таких было очень немного — и никто из них не впечатлил Эйнана настолько, чтобы тот, наконец, взял себе ученика. Почти никто. По крайней мере — так было год назад. Неужели за время его заключения объявился какой-то амбициозный новичок?       Двое над ним продолжали негромко переговариваться, как будто его, Андерса, здесь вообще не было. Говорил больше Эйнан — объяснял какие-то тонкости и отдавал распоряжения. Значит, все же ученица.       Неожиданно для себя молодой маг ощутил укол ревности. Да к демону их всех. Когда-нибудь он все равно сбежит отсюда, а все эти наставники с их ученицами-вертихвостками останутся гнить в своей драгоценной тюрьме, тогда и посмотрим, кто из них бесполезный и никчемный.       Андерс услышал, как Целитель, по-стариковски крякнув, уселся на жалобно скрипнувший стул подле его кровати. Загадочная ученица, похоже, удалилась, оставив их наедине. Повисло напряженное молчание. Андерс даже сквозь повязку ощущал на себе осуждающий взгляд старого эльфа. Тысяча колких, саркастичных, жалобных слов вертелось на языке молодого мага, но он упорно молчал, полагая, что на правах истощавшего узника может позволить себе некоторые капризы.       — Я рад, что ты выжил, — проговорил, наконец, старик. Как всегда сварливо, но с неожиданной заботой в голосе, словно обращаясь к непутевому блудному внуку, который украл ржавый отцовский меч и отправился в мир стяжать геройскую славу, но уже через неделю вернулся голодный и обворованный. От этой неожиданной заботы Андерсу разом захотелось забыть все свои мелочные обиды и, как в детстве, прижаться к стариковской груди, жалуясь на злых храмовников и занудных наставников. — Надеюсь, этот урок поприбавил тебе хоть немного мозгов?       — Не надейтесь, — сипло выдавил парень, едва разлепив пересохшие губы. Задница Андрасте, это его голос? Таким только последнюю волю изъявлять на смертном одре. Когда вообще в последний раз он слышал собственный голос? Кажется, когда говорил сам с собой, чтобы не свихнуться в одиночестве. Сколько месяцев назад это было?       Стул снова скрипнул. Андерс решил, что старик махнул на упертого ученичка рукой и тоже собрался уйти, но вместо этого почувствовал, как сухая рука Целителя коснулась его горла. Чуть помедлив, из-под нервных пальцев струйками расползлось исцеляющее тепло, сначала по коже, затем под нее, затекло в пересохшее горло, обволокло вышедшие из строя связки. От неожиданности Андерс закашлялся.       — Должно стать полегче. Травить свои шуточки, конечно, ты еще какое-то время не сможешь, но оно и к лучшему. Учти, Грегор с тебя теперь глаз не спустит.       Как будто бы раньше было как-то иначе… Юноша отдышался и прочистил горло. Отчаянно захотелось сказать хоть что-нибудь, просто чтобы убедиться, что голос все еще при нем, поэтому ляпнул первое, что пришло на ум.       — Не знал, что вы заинтересованы в учениках.       Эйнан вздохнул.       — Я уже не молод, Андерс. Кто-то должен будет занять мое место, и я хочу быть уверен, что его займет не абы кто.       — Должно быть, она выдающийся целитель, раз произвела на вас впечатление.       — До тебя ей далеко, тут нечего скрывать. Да и до большинства наших дарований, что уж, хотя в Круге их по-прежнему единицы. Но она хочет учиться, и в этом ее главное преимущество. Остальным же подавай приращивание конечностей мановением ока, да прямо сейчас, без книжек и часов нудных лекций… Ты хорошо знаешь, что далеко не все, кто ко мне приходят, получают исцеление магией. По большей части в ход идут травы, эликсиры, припарки. В моем деле важно понимать, как работает наше тело, как течет в нем жизненная сила, какими способами можно на нее влиять. Для этого достаточно даже посредственного таланта, но без колоссального объема знаний тут нечего делать. — Эйнан помолчал, затем горько добавил: — Это то, чего ты так и не понял, как я ни бился тебе объяснить.       — Ну да. Я же бесполезный неуч — так вы меня, кажется, назвали, когда выгнали в последний раз?       Увесистый шлепок по лбу сквозь тряпку заставил молодого мага испуганно сжаться.       — Ты еще упрекать меня будешь, поганец? Называл — и еще не так назову! С твоим талантом ты уже к тридцати годам мог бы стать старшим чародеем! На вес золота бы ценился! Обзавелся бы авторитетом и катался по стране с консультациями, у короля бы дорогим гостем был! Так нет же, надо тебе, разгильдяю, судьбу испытывать… — Мастер охнул и, судя по звуку, тяжело осел на стул. Андерс дернулся было содрать повязку, но рука Целителя упредительно коснулась его плеча. Какое-то время Эйнан молчал, выравнивая дыхание, затем заговорил уже намного спокойнее. — Время — наш злейший враг, мальчик. Послушай совет старика — не трать его попусту на вещи, которые не в силах изменить. У тебя выдающийся талант и доброе сердце. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем место в рядах усмиренных.       Оба опять замолчали — Андерс виновато, Целитель, кажется, борясь с каким-то болезненным приступом.       — Я могу что-то сделать? — наконец, выдавил юноша. Целитель ответил не сразу.       — От старости нет ни заклинания, ни лекарства, — вздохнул старик, судя по шуршанию одежды, растирая ладонью грудь.       — Тогда какой смысл в даре, если от него никакого толку?       — Глупый мальчишка, — досадливо проворчал Целитель, — тебе тоже подавай все и сразу: исцели незрячих, отрасти ноги инвалидам, верни мертвецов с того света… Магия — не панацея, а мы — не боги. Мы просто люди, которые могут чуть больше, чем остальные. И в этом смысл твоего дара — помочь тем, кто сам не справляется. Приложить все силы, сделать все возможное, а остальное предоставить на волю Создателя… или кого там еще. Когда-нибудь ты это поймешь, я надеюсь. А теперь спи, пока у меня из-за тебе еще и голова не разболелась.       Неделю спустя он сумел почти уверенно — по крайней мере, не держась за стену — обойти по кругу весь лазарет и ни разу не споткнуться. Ноги, пусть до сих пор и похожие на обтянутые кожей сучки, уже практически не дрожали, и, хотя выйти в коридор Андерс до сих пор не решался, страх потери полноценной способности ходить, наконец, отступил. Голос к нему вернулся уже на третий день, аппетит на второй, а чувство юмора и того раньше. Зеркало ему предусмотрительно не показывали, но по одинаково вытягивающимся лицам навещавших его приятелей молодой маг мог судить, что самолюбование лучше отложить на потом.       К слову, за прошедшую неделю его навещали так часто и такими компаниями, что Эйнан был вынужден поставить защитный барьер на входную дверь, и снимал его, только убедившись в правдоподобности доносящихся снаружи стонов боли и страдания. Андерс вовсю потешался, глядя, как непреклонный эльф, прижавшись ухом к двери, придирчиво оценивал разноголосые вопли и стоны, словно руководитель третьесортного театра на прослушивании главной драматической роли умирающей в конце красавицы. Как ни странно, сортировал посетителей он весьма уверенно — все прошедшие проверку действительно оказались ищущими целительного прикосновения, а на каждое брошенное «Не верю!» вопли из-за двери сменялись другими, еще менее похожими на страдальческие, но куда более искренними.       — Бездельники, шалопаи, — ворчал Целитель, копаясь в своих пробирках, перебинтовывая очередного схлопотавшего на тренировках храмовника или мешая себе настойку от мигрени, — их бы энтузиазм, да в нужное русло — и никакая Церковь бы нам не посмела перечить!       — Мастер, вам успокоиться бы, чайку заварить, — от души развлекался скучающий в четырех стенах маг, — Все же свои — посидели бы в приятной компании, байки потравили, за жизнь поболтали…       — Я тебе сейчас заварю чайку, бестолочь, неделю будешь слюни в подушку пускать!       Андерс не понаслышке знал, что Целитель способен и на более изощренные методы лечения, поэтому в такие моменты обычно умолкал, посмеиваясь уже про себя и предоставляя старому эльфу возможность вволю разлиться в излюбленном брюзгливом монологе. Кроме того, молодой маг не смог бы так долго и успешно действовать на нервы и храмовникам, и старшим чародеям Круга, если б не умел точно выбирать время, когда нужно шутить, когда слезно раскаиваться, а когда заткнуться и молчать в тряпочку.       По иронии, новоиспеченная ученица тоже часто оказывалась в рядах забракованных посетителей — девушка отказывалась демонстративно стенать, а старый эльф не доверял искаженному дверью и барьером голосу. Иногда, конечно, ей все же удавалось проникнуть в лазарет, и тогда накопленное стариковское ворчание ушатом выливалось на подневольную голову. К чести ученицы, подобные обливания она выдерживала стойко — видать, уже успела постичь тонкости непростого характера Целителя. Именем девушки Андерс не интересовался из принципа, даже почти не смотрел в ее сторону, а сама ученица не отличалась болтливостью, так что вынужденным соседством оба оставались вполне довольны. Хотя по ее лицу сложно было понять, довольна ли она вообще хоть чем-нибудь. Если бы точно не знал, Андерс бы решил, что она из усмиренных, настолько бессловесной и неконфликтной была эта будущая хозяйка стерильного логова. Молодой маг даже заподозрил, что старый брюзга взял ее исключительно в качестве козы отпущения. Исключительно — потому что в его присутствии никаких целительских способностей, даже самых посредственных, ученица пока на свет не явила.       Как-то со скуки, когда девушка перестилала постели, а Целитель отлучился куда-то по делам, Андерс все же решил попробовать ее разговорить.       — Ну и как тебе твой наставник? Иногда он бывает невыносимым. Но только иногда — в остальное время его можно назвать просто мерзким старикашкой с отвратительным характером.       Будущее медицинское светило не реагировало, продолжая ворошить простыни, скидывать в кучу подушки, и демонстрируя равнодушную спину. Андерс не сдавался.       — Ты уже проходила его посвящение в ученики? — спина заинтересованно застыла, и молодой маг мгновенно ощутил знакомый прилив вдохновения. — О, Эйнан придумал особый ритуал, очень в его духе. Под покровом ночи он выводит кандидата в ученики на верхний балкон башни, заставляет полностью снять одежду и обмазаться с ног до головы специальной вонючей мазью, пока кожа не покроется ровным зеленым цветом — который, кстати, не смывается еще месяц. Затем ученик должен взять бубен и обежать башню по балкону три раза, колотя себя бубном по ягодицам и завывая на манер болотных выхухолей в брачный период. Каюсь, я сдался уже на середине второго круга — дело было зимой, и пятки успели порядочно замерзнуть. Но, говорят, кто-то добежал до конца, не иначе как посвящение проводилось в теплое время года… Но это не особо им помогло — после ритуального забега кандидат должен весь месяц, пока с кожи сходит зеленый цвет, продержаться на очищающей диете из озерного ила и капусты с огорода Кестера, не знаю даже, что хуже…       — Зачем ты мне это рассказываешь? — неожиданно перебила его ученица, развернувшись к нему всем телом и сердито уперев одну руку в бок. Впервые Андерс увидел на ее лице какой-то признак человеческих эмоций.       — Чтобы ты знала, что тебе предстоит, — невозмутимо ответил маг, чинно сложив руки поверх одеяла. — Тебе стоит меня поблагодарить — Эйнан держит свой ритуал в секрете и тем, кто его не прошел, стирает память. Мне повезло, я успел удрать. Пришлось, правда, так и бежать по башне, голышом и в зеленой мази… В ту ночь половина тех, кому не посчастливилось бодрствовать, сами мечтали стереть себе память, а другая половина зареклась пить, решив, что зеленый демон таки явился по их хмельную душу.       — Ты ведь врешь, — не то спросила, не то обличила его девчонка. Судя по ее недоверчивому лицу, она сама не поняла.       — Вру, — охотно подтвердил Андерс, не отводя глаз, — а ты так не делаешь?       — Зачем врать… о таком? Это же бессмысленно.       — Зато весело, — пожал плечами маг и поудобнее устроился на подушке. Доводить эту зануду до белого каления оказалось весьма занятным развлечением.       — Мне не весело, — окончательно разозлилась девушка, подхватывая ворох белья. — Только дети выдумывают всякую чепуху, а ты взрослый детина, лежишь тут и зубоскалишь.       — Нет, тебе так только кажется. На самом деле я маленький мальчик, на которого злой колдун наложил страшное заклинание взросления. Хочешь, докажу? Могу кашей обмазаться, могу под себя наделать, а ты, такая взрослая и серьезная, так и быть, можешь поменять мне пеленки, — окончательно развеселившись, парень капризно сжал кулаки, сморщился и, прочистив горло, фальцетом протянул вполне правдоподобное «Уа!».       Тогда он действительно подумал, что вся куча тряпья окажется на его голове, но девчонка только скомкала их и, состроив очень серьезную мину, выскочила наружу. Да, тяжелый случай… В лазарет она так больше и не вернулась, а его выздоровлением занялся непосредственно Целитель. Оно и к лучшему. Что именно девчонка ему наябедничала, старик так и не сказал, но по неодобрительным взглядам догадывался, что ничего лестного там не было. Впрочем, если бы за каждый неодобрительный взгляд за всю его жизнь ему давали по медяку, Андерс бы уже купил грифона и улетел куда-нибудь в жаркие страны, а со сдачи построил домик на берегу озера, прямо напротив Башни, просто чтобы побесить Грегора.       Был бы здесь Карл, он бы оценил шутку…       От пришедшей на ум мысли настроение резко упало. Ох, Карл. Андерс вздохнул, закрывая глаза и натягивая одеяло до подбородка. Столько лет прошло… Жив ли ты? Я и сам жив одним чудом, но ты всегда был благоразумнее меня. Ничего. Мы еще встретимся, обязательно, вот увидишь. Ты только дождись меня. Окрепну немного, встану на ноги и снова попробую. В этот раз все получится, я чувствую. Вот увидишь, друг, скоро мы встретимся. Обязательно. Вот увидишь…